Август.
Сквозь еще не развеявшуюся дымку ото сна Луи понимает, что за окном уже во всю светило солнце, начинался единственный день в неделе, который полностью свободен от учебы, или на данный момент практики, и тренировок. На улице явно только начинало светать, но на дворе уже практически конец августа, поэтому, наверное, уже было не самое раннее утро, и он искренне желает снова провалиться в царство Морфея еще хотя бы на часик, но тихий стон сбоку и рука Гарри, сжимающая его бок сильнее, чем обычно, кажется, окончательно рассеивают остатки сна Томлинсона. А дальше последовал более громкий стон, что заставил Луи даже поднять голову с подушки с самым возмущенным выражением лица. Что этот альфа, черт возьми, себе позволяет? Первым делом, он натыкается взглядом на светлую и мягкую спинку кровати, обнаруживая, что не может толком пошевелиться, потому что сам лежит на животе, а справа к нему прижимается Стайлс, одновременно обнимая, а точнее обвивая, мальчика ногой и рукой. И мужчина спит. Томмо нежно улыбается, но ему все еще неудобно, поэтому он как можно аккуратнее отцепляет от себя эту большую коалу, и Гарри под этим воздействием сам укладывается на спину, освобождая своего парня от веса своего тела, после чего последний сразу покрывается мурашками, потому что тело мужчины хорошо его согревало, и теперь он остался без окутывающего, кажется, все вокруг и убаюкивающего тепла. Луи тяжело вздыхает, убеждая себя в том, что ему нужно только тепло, потому что он всегда таким был и есть до сих пор, легко замерзающим и теплолюбивым, и, что дело не в самом Гарри, к которому он не привязался за эти пару месяцев, и совсем не жаждет постоянного тактильного контакта. Шатен хватает за уголок свое съехавшее одеяло, натягивая его до ушей, укладываясь рядом с Гарри, и прижимается к нему всем телом, устраивая голову на его груди и теперь уже обвивая его своими конечностями, как еще одна коала, только поменьше. Он немного возится, устраиваясь удобнее, в один момент проходясь по паху своего парня, отмечая его довольно сильное возбуждение, и от такого нужного трения Гарри подается бедрами вверх, рвано вдыхая, и наконец-то открывает глаза. Луи, мягко говоря, смущен, а говоря точнее, напуган, потому что до этого момента ему успешно удавалось избегать такого рода близости с Гарри. Он не то, чтобы не хотел этого, он не был готов, не был уверен. И сейчас сонный взгляд зеленых глаз, совсем не невинный, судя по расширенным зрачкам и первым искоркам осознания происходящего и растущего желания. Большие ладони довольно быстро находят свое любимое место на талии шатена, и Стайлс полностью укладывает мальчика на свое тело, так лениво, но так нежно, что, даже если бы Томлинсон и хотел в очередной раз придумать причину, чтобы все это остановить, оправдание вроде «я опаздываю на тренировку», «мы опоздаем на работу», «сейчас я немного занят», то он бы не смог, потому что сегодня абсолютно свободный день. Кажется, Гарри настроен решительно на этот раз. Мужчина расставляет колени парня по бокам от своих бедер, и поднимается, усаживая их обоих, все еще укрываясь одеялом, которое на них ранее натянул Луи, потому что так явно теплее и атмосфера кажется более интимной. Только они, скрытые от любых посторонних глаз, обнажают друг перед другом свои тела и чувства. — Хазз, я не могу, — бубнит себе под нос шатер, разрывая их с Гарри зрительный контакт. — Или не хочешь? Уже вторую или третью неделю сбегаешь от меня, стоит мне только прикоснуться к тебе. Что не так? — мальчик пытается слезть с его колен, но руки на его бедре и талии держат его довольно сильно, заставляя оставаться на месте. — Это же… даже, вроде бы, не рано. В смысле, мы вместе уже два месяца, и я не думаю, что мы торопимся или что-то подобное. — Я знаю. Да, все происходит в нормальном темпе, но нам работать вместе еще неделю и твои подчиненные, что они подумают обо мне? Что я подстилка босса? Что у меня какие-то плохие намерения насчет тебя? И если мой запах изменится, то все они будут знать, что мы вместе. — Во-первых, Лу, — Стайлс гладит его скулу большим пальцем, и парень льнет к прикосновению, отбрасывая мысль о том, что он зависим куда-то подальше в свое подсознание, — твой запах уже не такой, каким он был в нашу первую встречу. Я медленно, но верно, помечаю тебя своим запахом, так что, думаю, большинство моих коллег уже все поняли. — Гарри обрушивается на шею шатена россыпью легких поцелуев, потихоньку увеличивая напор, — А во-вторых, солнце, когда это тебя волновало чужое мнение? — Луи расслабляется под руками и губами мужчины, предоставляя ему больше места для трепетных поцелуев и жадных нетерпеливых покусываний. — Ты умрешь, если подождешь еще неделю? — Томмо пытается звучать раздраженно, но получается лишь нечто похожее на детский лепет с короткими несдержанными стонами. — Да. Рядом со мной постоянно находится до смерти красивый, горячий и самый вкусно пахнущий мальчик из всех, кого я когда-либо встречал. Я уже несколько недель подряд, словно при смерти, малыш. — Гарри отрывается от шеи омеги, зарываясь носом в волосы у висков, вдыхая запах мальчика, носом прочерчивая путь от уха до места, где шея переходит в плечо, и дыхание Луи сбивается. Это сводит Стайлса с ума и заводит еще сильнее за какие-то доли секунды, но Томмо заставляет его отстраниться. — Прежде чем продолжить, мы почистим зубы, — его голос абсолютно спокойный, но щеки чуть покраснели от возбуждения и смущения, а голубые глаза светятся ярче, чем восходящее солнце. И Гарри с трудом вспоминает, как дышать. Он всегда ярче, чем само Солнце. Справившись со всеми водными процедурами немного раньше, старший подходит к своему мальчику со спины, окутывая его своим запахом и окунаясь в аромат омеги. Гарри пробирается руками под большую футболку Луи, свою футболку и, снова сжимая ладонями его талию, двигается к животу и тазовым косточкам. Даже сквозь шум текущей из-под крана воды, Стайлс может услышать, как тяжело шатену дается следующий вдох и каким рваным был последний выдох. Томлинсон наскоро брызгает на свое лицо прохладной водой, чтобы щеки перестали гореть, но это не особо помогает. — Хазз, дай мне пробраться к полотенцу, пожалуйста, — Луи прижимается всем телом к мужчине, разглядывая их отражение в зеркале. Гарри явно больше не может держать свои руки и себя в целом подальше от своего парня, не может оторвать от него свои губы и язык, нежно целуя и вылизывая все, что встречается на пути движения по телу любимого человека, — Гарри, — практически рычит на него Томлинсон, но старший, похоже, не обращает на его слова никакого внимания, поэтому Луи поворачивается в его руках, хватаясь за край его футболки, и тянет ее вверх, и Гарри очень даже за. Как только верхняя часть одежды Стайлса оказывается в руках мальчика, мужчина подается к губам Луи, но тот останавливает его со словами: «Еще всего секунду, милый», и использует футболку в качестве полотенца, до которого так и не смог добраться. — Все? Ты готов? — тихо спрашивает Стайлс. — Да, лови, — шатен ярко улыбается и, хватаясь за плечи своего парня и отталкиваясь ногами от пола, запрыгивает на него, и Гарри ловит мальчика, устраивая руки на его пятой точке. Как только их губы находят друг друга, Луи чувствует, как в груди что-то разжигается, нечто очень приятное и невероятно теплое. Он еще никогда не ощущал подобного, но со Стайлсом он каждый день открывает для себя что-то новое, и это одновременно и сводит его с ума и сильно пугает. Томлинсон боится любви, всегда бежит от нее, потому что она обременяет, она обязывает и подчиняет, а ему это не нужно, он хочет быть свободным, но то, что происходит в данную минуту, Луи не пугает, потому что, кажется, до этого он и не влюблялся никогда, никогда не любил и не чувствовал такого. Теперь Гарри не его бремя, а его желание. И как только шатен понимает это, уже опускаясь вместе с парнем обратно на кровать, он может отпустить все свои страхи и сомнения по поводу своего будущего и их возможного будущего с Гарри. Теперь у него нет желания доказывать кому-то, какой он сильный и независимый, что ему не нужен никакой альфа, ведь на самом деле ему был нужен именно этот, с самыми красивыми на свете зелеными глазами и пухлыми губами, такой строгий и властный на своем рабочем месте, но уютный, мягкий и заботливый дома, с которым не нужно бороться, доказывать, что он полноценная личность, человек. Томлинсон больше не боится, что его практически запрут дома, загрузив «омежьими делами», такими как воспитание детей, хранение домашнего очага и удовлетворение желаний и запросов своего альфы, потому что его альфа уважает потребности своего мальчика и его желание быть свободным делать то, что ему действительно хочется. И если и Гарри готов в ответ отдавать Луи свое сердце и всего себя без остатка, то и Томлинсон готов рискнуть. Шатен чувствует, как с него пропадают боксеры, а затем губы и зубы Стайлса находят себе место на тазовых косточках омеги. Последний так сильно и так хорошо пахнет, что у мужчины сводит челюсть, а слюнные железы все разом начинают процессы слюноотделения. Поднимаясь засосами и языком выше, Гарри хочет снять с мальчика футболку, но его опять останавливают, и это уже начинает его злить. — Давай оставим ее? — мягкий шепот, с нотками озорства, — Хочу оставить ее надетой. Пахнет тобой и… это будет довольно горячо, — Луи закусывает нижнюю губу, сверкая глазами. И, ладно, мужчина больше не злится. Как только он представляет Томмо на своей плоти в его же футболке, полностью окутанного запахом альфы, его член дергается. — Хорошо, тогда у меня тоже есть идея, — Гарри поднимается с кровати, любуясь видом все еще помятого ото сна мальчика, уже такого открытого, без трусов, лишь в футболке своего альфы. Он снимает свои пижамные штаны, затем и боксеры, замечая положительные изменения в лице Луи, которые выдают его нужду и желание с потрохами. — Сначала я хорошо растяну тебя, а затем ты объездишь меня, чтобы в первый раз все было под твоим контролем, но я хочу слышать тебя, хорошо? Ни в коем случае не сдерживайся, детка. Хочу, чтобы ты кричал. Вместо согласия или кивка, омега резко тянет на себя мужчину, продвигающегося к нему на коленях по матрасу, и целует с бешеным напором. Он хочет его внутри себя как можно скорее. Теперь, даже больно думать о том, что он уговаривал Стайлса подождать еще неделю, потому что сам он сейчас не готов подождать и минуту.***
На этот раз Гарри просыпается первым от мелодии исходящей от разрывающегося телефона Луи. Стайлс надеется, что Томлинсон сейчас проснется и выключит уже звук телефона, потому что мужчина в считанные доли секунды становится раздраженным, когда в выходные его будит что-то постороннее. Его парень, конечно же, не в счет. Но шатен, кажется, спал достаточно крепко, чтобы игнорировать громкий сигнал телефона. И Гарри мечется между тем же раздражением и самодовольством, потому что это, ведь, он так его умотал. Мужчина тянется к тумбочке со стороны своего парня, стараясь не лечь на него сверху, потому что тому будет довольно тяжело, если не больно. Глаза Гарри расширяются, когда он видит на экране «папа». Насколько неловким будет разговор, если он сейчас поднимет трубку? Выхода нет, Стайлс откашливается, чтобы не звучать таким сонным, и нажимает на зеленый круг на экране. — Алло, Марк, это Гарри, привет, — он не слышит ни одного звука, исходящего из динамика, поэтому даже отводит телефон от уха и проверяет, успел ли он ответить на звонок. — Здравствуй, Гарри, а могу я, собственно, услышать своего сына? — в голосе Томлинсона старшего слышна улыбка, поэтому Стайлс расслабляется. — Он еще спит. — Хорошо, — Марк издает понимающий смешок и продолжает, — Передай ему, что я звонил, пожалуйста. — Я передам, — двадцатисемилетний мужчина сейчас чувствовал себя маленьким мальчиком, искренне желающим получить одобрение отца своего парня, но в страхе получить отказ. — И да, я рад за вас, Стайлс. Недавно у меня состоялся подобный разговор с парнем моей дочери. Тебе тоже нужно напомнить, как сильно я люблю своих детей, и что я могу сделать с теми, кто их обидит? — Гарри все еще слышит только добрые нотки в голосе коллеги и хорошего знакомого и думает, что, скорее всего, эти угрозы лишь формальность, но и рисковать он бы тоже не стал. — Мне кажется, я уже в курсе, Марк, спасибо. И за одобрение тоже спасибо. — Ну, тогда до встречи, Гарри. — Да, пока, удачи. Гарри откладывает телефон на свою прикроватную тумбочку и снова укладывается в постель, обнимая Луи со спины. Он зарывается носом в карамельные волосы и, теряясь в этом сладковатом аромате и ощущая сердцебиение шатена под своей ладонью, погружается в легкую дрему, но ненадолго, потому что вскоре тело под ним начинает шевелиться и переворачивается в его руках, утыкаясь лицом в его голый торс. — Еще раз доброе утро, — говорит Стайлс. — Доброе, — бормочет Томлинсон и отрывается от теплой груди, чтобы заглянуть в зеленые глаза. — Чем мы сегодня займемся? — Я не знаю, — Гарри не будет отрицать, что у него есть зависимость от мягких волос Луи, если ему на это укажут, потому что это сложно — держать свои пальцы подальше. — Тебе отец звонил. — Зачем? — глаза Луи выдают его волнение, бегая по всему лицу мужчины, но последний вполне расслаблен, так что, наверное, отец либо ничего не понял, либо понял, но все в порядке. — Вот это, кстати, он и не сказал. — А что сказал? — Что рад за нас, но не обошлось без предупреждения, больше похожего на угрозу. Ничего нового, обычный родитель. — Ох, черт, — шатен отчаянно стонет и садится на кровати, собираясь встать. — Нет, вернись сюда, куда ты? — мальчика забавляет выражение лица Гарри, такое детское с этими оленьими жалобными глазами и разведенными в стороны руками в приглашающем обратно жесте. — В туалет, Хазз, — Луи встает с нагретого места, сверкая самыми интересными местами из-под приподнявшейся футболки, заставляя своего парня закусить губу и прожигать взглядом его спортивную задницу, когда он нагибается за трусами на полу. Он ощущает на себе пронзительный взгляд и, когда повернувшись к Стайлсу, ловит его с поличным, начинает смеяться, — Извращенец. — Неправда, просто ты непозволительно красив, — последнюю часть фразы Гарри приходится уже кричать, чтобы мальчик услышал его за дверью ванной комнаты. Луи слышит и, улыбаясь, думает, как он дошел до того, что ему делают комплименты, когда он стоит у унитаза с членом в руке, но все еще пребывает в состоянии, кажется, абсолютного счастья. Он возвращается в постель через полминуты. — Мы можем просто пролежать весь день вот так? — умоляет парень, удобно устроившись на теле Стайлса, как чуть раньше утром. — Нет, я хочу еще и так, — мужчина приподнимает лицо Томмо пальцем и мягко прикасается к его губам своими. — Чертов романтик, — снова смеется мальчик, получая в ответ самодовольное «Да, я такой», — Я обожаю тебя. — У вас с романтиком это взаимно, — Луи целует его, чтобы он заткнулся.***
Утро среды, середина последней недели практики в банке, и Луи с трудом верит, что он это пережил. Скоро начнется очередной учебный год в университете, и ему кажется, что он зря потратил свои заслуженные каникулы. Однако этим летом многое поменялось, парень улыбается и поворачивает голову в сторону своего «многого», что в данный момент сосредоточен на дороге и сложном перекрестке, но все-таки кидает на омегу быстрый взгляд. — Что? — Гарри оглядывается по сторонам, следя за машинами через зеркала заднего вида. — Просто смотрю на тебя, — тихо отвечает Томлинсон, будто боится, что кто-то, кроме них, может это услышать. Стайлс мелко улыбается, стараясь бороться с широкой яркой улыбкой, и Луи до боли в теле хочет обнять его прямо сейчас. Но сделать это ему удается только тогда, когда они, припарковавшись, выходят из машины. Томлинсон дает мужчине спокойно закрыть машину, а после прижимается к нему, не давая пройти, но Гарри не перестает пытаться. Он нежно гладит лицо и волосы мальчика и притягивает его к себе для поцелуя, сразу толкаясь внутрь языком, отвлекая, и начинает вести его к дверям офисного здания. Луи отрывается и делает настолько жалобный и умоляющий взгляд, насколько может, — Мы можем уйти сегодня домой пораньше? Я соскучился. Из-за твоих дел и моих тренировок я, можно сказать, не видел тебя в последние два дня. Даже в воскресенье вечером ты уткнулся в компьютер и не обращал на меня никакого внимания. — А тебе, я смотрю, понравилось такое внимание, — мужчина хитро улыбается, притягивая шатена ближе к себе, как обычно, сжимая его талию. Одно из самых любимых мест мужчины на теле мальчика, который сейчас смущенно опустил взгляд, покрываясь румянцем. Господи, он терял так много, раз за разом убегая от однозначных прикосновений своего парня, и теперь, будто, не может насытиться им до конца. Хочется еще, еще и еще, — Я подумаю, что можно с тобой сделать, а пока идем, — Гарри разворачивает Томлинсона лицом к зданию и обнимает его за плечи, сразу же ощущая некрупную ладонь Луи прямо под пиджаком на своей пояснице, что довольно близко к поясу его брюк. Стайлс строго вздыхает. — Так удобнее держаться, — оправдывается Томмо. — Не сомневаюсь, малыш, — последний рад, что мужчина догадывается, что он задумал. Возможно, практически все сегодня было на стороне Луи, потому что лифт был пустым, и, как только двери закрываются, Томлинсон с хитрой улыбкой на лице оборачивает руки вокруг Стайлса и прижимается к его губам своими, но тот сразу разрывает поцелуй. — Лу, пожалуйста, мы должны прийти на рабочее место в подобающем виде, солнце, — Луи начинает обиженно хныкать, и Гарри крепко прижимает его к своей груди. — Что с тобой сегодня? Оу, ответ сам возникает в его голове, порождая новый вопрос. — Когда течка? — и если до последних выходных Томлинсон «оттягивал» их интимную связь со Стайлсом, то, говоря о течке, он надеялся, что как-нибудь случайно умрет до ее наступления, но, похоже, не вышло, потому что признаки ее приближения этим утром просто на лицо. Течка для Луи означает не болезненно-зудящее желание чего-то, вокруг чего можно сжать стенки своего ануса, а просто самое болезненное, что когда-либо бывало в его жизни, и он, вообще-то, спортсмен, поэтому в курсе, что такое серьезные травмы. Как только приходит время, матка шатена, как ему самому кажется, пытается изо всех сил самостоятельно отделиться от остального организма и выскользнуть вместе со смазкой. Ему бывало настолько больно, что пару раз он даже терял сознание, но в больнице так и не смогли понять, в чем дело. Поэтому сейчас, когда перед носом маячат несколько дней беспросветной боли вперемешку с дискомфортом. — Не можешь вспомнить? — Стайлс так и не получил ответ на свой вопрос, и подумал, что, может, парень вообще его не услышал. — Нет, прости, просто задумался. Я думаю, что довольно скоро, возможно через пару дней, но, Гарри, нам надо поговорить перед… этим всем, — шатен поднял взгляд своих обреченных голубых глаз к лицу старшего. — Хорошо, если есть что-то такое, что я еще не знаю о течках, то можешь зайти ко мне попозже и все рассказать, — теперь, когда все встало на свои места и стало понятно, что мальчик не пытается соблазнить альфу из вредности, а обыкновенно нуждается во внимании своего партнера, Гарри склоняет голову, ладонями поднимая лицо шатена, притягивая ближе, и вкладывает в поцелуй все свое искреннее желание и всю нежность, что всегда напоминает о себе теплом где-то в груди, под ребрами. — Думаю, это вполне может подождать до дома, — отрываясь, говорит Луи, желая вернуть их губы и языки к прежнему занятию, но двери лифта открываются и им приходится расцепить хватку на телах друг друга, чтобы выйти.***
В районе полудня шатен получает сообщение от Стайлса: «Кажется, в отличие от твоего разговора, я не могу подождать до дома». Он смеется, отнекиваясь на вопросы Зейна о том, что же там такое смешное, он тоже, вообще-то, хочет повеселиться. Томлинсону так же скучно, как и Малику, но теперь у него, кажется, нашелся способ развлечься, и он собирается взять от этого все, когда отвечает: «И что, по-твоему, я должен сделать?» «Помочь мне? :) Продолжим с того места, на котором остановились утром». Мальчик прячет телефон в карман и, уходя, кидает другу: «Не жди меня на обед, хорошо? Я присоединюсь где-нибудь в процессе, позже», и старается контролировать собственные ноги, чтобы не снести что-нибудь на ходу, пока добирается до Гарри на трясущихся в предвкушении лучшего из всех возможных времяпровождений на работе ногах. — Хотели меня видеть, мистер Стайлс? — шатен закрывает дверь на замок, а мужчина начинает подыгрывать. — Я хотел тебя трахнуть, — выпаливает Гарри, и, да, Луи не ожидал, что он выразится так прямо, мальчик думал, что они хоть чуть-чуть поиграют в босс-подчиненный-игру. Он намерен попытаться еще раз. — Это, безусловно, очень льстит, но не слишком ли это эгоистично с вашей стороны, отрывать меня от моих служебных обязанностей, чтобы удовлетворить свои потребности? У вас, насколько мне известно, есть две прекрасные, здоровые и сильные руки. И сейчас эти самые руки сжимали бедра Томлинсона, уже забравшегося на край стола своего парня, прямо напротив последнего, что все еще сидел в своем свободном кожаном кресле и не мог налюбоваться вот таким шатеном: дерзким и игривым, но все еще остающимся нежным омегой, чувственно отзываясь на каждое настойчивое прикосновение альфы. — А у моего мальчика — прекрасный ротик, — Стайлс поднимается с кресла, возвышаясь над Томлинсоном, — и, наверное, благодаря всего лишь парочке намеков и нескольким прикосновениям, уже влажная попка, да, детка? — Угу, — парень побежден и повержен феромонами, выпускаемыми Гарри, желающим подчинить мальчика себе. Взгляд Луи не может остановиться на чем-то одном, а сам он не может определиться, с чего начать и что делать, потому что еще никогда не был с кем-то в преддверии своей течки, не говоря уже и о ней самой. Шатен хочет просто заплакать, потому что мужчина явно и ясно пытается подчинить его себе, и Луи не понимает, что именно происходит, потому что еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Его тело предавало разум, отчаянно желая подчиниться и поддаться напору альфы, и Томмо паникует, ему страшно. — Ты в порядке? — Гарри немного отстраняется, чтобы лучше разглядеть мальчика. Тот не смотрит на него, его глаза бегают из стороны в сторону от стены к стене, и мужчине остается только зажать его лицо в своих ладонях и заставить посмотреть на себя, но это не помогает, поэтому он идет на крайние меры и использует свой альфа-голос, — Посмотри на меня. Это работает, голубые глаза теперь смотрят в его зеленые, но то, что он там видит — ужас и паника — его не восхищает. — Ты боишься? — кивок. — Чего именно? — Тебя? Я не знаю? — тихо отвечает Луи и кажется, будто, его голос дрожит, но он благодарен, когда Гарри отходит на несколько шагов назад, предоставляя ему возможность нормально вздохнуть и слезть со стола, — Я, пожалуй, догоню Зейна, — бросает Луи вслед, как можно быстрее исчезая из кабинета Стайлса. Когда Гарри, отдышавшись и приведя себя в порядок, минут через десять выходит из своего кабинета, чтобы где-нибудь взять себе кофе и еще что-нибудь съедобное, то находит своего парня сжавшимся на своем рабочем месте и отвернувшимся к панорамному окну. — Лу, поговоришь со мной? Пожалуйста, я ничего не понимаю, — в голосе альфы нет и намека на попытку заставить Томлинсона заговорить, лишь искреннее желание разобраться в сложившейся ситуации. — Я… да, прости. — Это связано с тем, о чем ты хотел поговорить дома? — когда мужчина получает кивок в ответ, он задает следующий вопрос, — Хочешь уехать домой сейчас? Или мы можем поговорить прямо здесь, расскажешь мне все, что хочешь, глядя на город за окном, будто меня тут и нет. — Я выберу второе, но останься тут, — Стайлс молча берет себе стул и усаживается на нем задом наперед, складывая руки на спинке, и продолжает молча ожидать. — Меня напугало то, как мое тело реагировало на тебя сейчас. Со мной такого не случалось, то есть, я никогда не был с кем-то перед началом или в период самой течки и просто не знал, как это бывает. Я, будто, потерял контроль над ситуацией, а мое собственное тело меня не слушалось. И, может быть, на фоне того, что меня пугает и сама приближающаяся течка, я запаниковал, когда ты начал так открыто доминировать, — Луи ни разу не посмотрел куда-то, кроме своих нервных пальцев, на которых он за эти пятнадцать минут расковырял практически все заусенцы и погрыз ногти. — Ты этого боишься, потому что никогда не проходил через нее с кем-то? — Нет. — Томмо не знает, как начать, как, в принципе, лучше сказать об этом, поэтому ему требуется пара-тройка глубоких вдохов и выдохов. А потом он объясняет своему парню, что у него не будет такой течки, которую тот может себе представить. Не будет этих нескольких дней, когда альфа полностью обладает и телом и душой омеги, потому что шатен в этот период не чувствует ничего, кроме дикой боли и желания удавиться. Гарри хмурится, а Луи разглядывает его лицо, надеясь прочитать какие-нибудь эмоции, в конце своего рассказа добавляя, что врачи так и не могут ничего с этим сделать, просто не знают, что не так. — Господи, надеюсь, что ты так переживаешь из-за того, что никто не может понять, что именно с тобой происходит, а не из-за того, как я на это отреагирую, — и Томлинсон только молча опускает взгляд обратно вниз, — О, малыш, даже не вздумай переживать об этом, слышишь, — Стайлс тянется к своему мальчику и мягко сжимает его руки, — Да, это довольно необычно, но мне нравится. Нравишься ты. Ты… ты потрясающий, знай это, Луи, — последний ярко улыбается и встает со своего места, чтобы поцеловать Гарри. И он вкладывает в этот поцелуй все, что чувствует, но пока не может сказать, потому что два месяца это, наверное, еще рано для «Я люблю тебя».