Взаимная связь между светом и тьмой

      На третью ночь сон сморил и ученого, и Аннунциату: они настолько вымотались, что проспали не менее десяти часов. Следующим утром Христиан-Теодор проснулся около восьми. Аннунциата крепко спала. Ему вовсе не хотелось будить ее, но и оставаться в доме, напоминающем тюрьму, тоже было невыносимо, поэтому он решил прогуляться на рынок и купить продуктов в полупустой погреб. Хотелось погрызть чего-нибудь вкусненького и свежего, ведь осень — пора сочных экзотических фруктов.       Центральный и единственный продовольственный рынок королевства располагался в паре кварталов от дома. Погода стояла чудесная, теплая, на небе не было ни облачка, так что ученый не взял с собой ни теплого плаща, ни шляпы.       — Последние летние деньки! Надо пользоваться, — раздавалось со всех сторон. Народ радовался сентябрьскому теплу, но опасался, что сразу после него грянут настоящие трескучие морозы. Кроме погоды, местных жителей занимали урожай, дети, мелкие склоки и деньги — все то, на что Христиан-Теодор старался не обращать внимания. Он прошел овощной ряд, купил морковь со свеклой и уже собирался пройти во фруктовые ряды за яблоками, когда услышал из-за спины до дрожи знакомый голос:       — Здравствуйте.       Время на мгновение замерло. Ученый медленно повернулся, представляя себе, что неумелая копия держит у его горла нож. Это было немыслимо не только потому, что смерть хозяина тени не нужна, но и потому, что в столице царил образцовый порядок и о серьезных преступлениях давно не писали в газетах.       — Здравствуй, — сухо произнес Христиан-Теодор, таки разворачиваясь лицом к своей тени, к своему злейшему врагу. Враг выглядел почти так же, как и полгода назад: неизменно черная одежда, разве что не вычурная. Скорее походная, чем дворцовая или городская. Мимо хлебной лавки прошла пара скучающих стражников, которым давно не приходилось распутывать ничего более серьезного, чем кража пары яблок с прилавка. Христиан-Теодор хотел было позвать на помощь, но сдержался. Вряд ли стража не знает в лицо того, кто сидит по правую руку от короля.       — Прошу Вас, давайте обойдемся без стражи, — весь вид Тени выражал покорность и смирение, но ученый ничего не забыл из январских событий, пускай сейчас на дворе стоял сентябрь.       — Я не собирался звать стражу, — ответил он резко. — Стража ничего тебе не сделает, потому что ты уже обманул короля и втерся к нему в доверие. Я видел вас вместе в театре. Но помни о волшебных словах, Теодор-Христиан.       Тень ощутимо вздрогнула и потупила взор. Христаин-Теодор мог бы посчитать, что воспоминания причинили сопернику физическую боль, если бы не знал, что сама его суть есть притворство.       — Я помню о Вашем превосходстве надо мной, Христиан-Теодор, — Тень подняла голову, и такой доброжелательностью и почтительностью лучилось ее лицо, что ему так и хотелось поверить.       — Тогда заодно запомни, что я обязательно найду способ сделать тебя обратно тенью, — не менее строго продолжил ученый. Роль палача давалась ему с трудом — он не привык запугивать или угрожать. Будучи человеком мягким по характеру, он даже в детстве никого не обижал, но всё изменилось в прошлое Рождество. Теперь покорность и раскаяние, читавшиеся на лице недруга, не могли разжалобить его сердце.       — Я понимаю, что в Ваших глазах заслуживаю даже худшей кары, чем та, которую Вы придумали, — наконец подал голос Теодор-Христиан. Он говорил достаточно тихо, чтобы обыватели ничего не услышали. Но все равно отдельные слова люди перехватывали и с подозрением косились на двух мужчин, остановившихся посреди переполненной площади и ведущих какие-то странные разговоры.       — Выйдем отсюда, — предложил ученый, направившись к тихой смрадной улице. Он не сомневался, что тень следует за ним по пятам, как ей природой и положено. Двадцать шесть шагов — и вот они остались наедине.       — Так что ты говорил? — переспросил ученый, складывая руки на груди. Тень безвольно повторила его жест, а потом, одумавшись, с трудом опустила руки по швам.       — Я хотел сказать, что понимаю Вашу ко мне ненависть, — Тень всем своим видом продолжала выказывать раскаяние. — Но разве Вы, честный человек, сможете жить дальше, зная, что обрекли живое существо на роль даже не раба своего, а силуэта? Посмотрите на меня внимательно — разве же я не чувствую, как человек?       — Чтобы спасти Несказочное королевство от тебя, я пойду на сделку с совестью, — твердо заявил ученый, хотя все его естество противилось насилию.       — Разве же, убив меня, Вы не уподобитесь мне? — возразила Тень, но тут же подняла руку, не давая ответить. — Это сейчас неважно. Скажите, Христиан-Теодор, разве Ваши суждения обо мне справедливы? Разве я пытаюсь уничтожить или разорить Неволшебное Королевство?       — То, что ты не делаешь этого сейчас, вовсе не значит, что не начнешь завтра, — твердо заявил ученый, тяжело приваливаясь к стене ближайшего дома. Грозный вид давался ему с большим трудом. Тяжело спорить с противником, который практически не спорит.       — Осмелюсь заметить, что я здесь не первые дни и даже не первые месяцы. Я пользуюсь расположением короля с начала года.       — С начала года? — удивленно переспросил ученый. — Негодяй, как тебе удалось втереться в доверие к королю? Это добрейшей души человек.       — Добрейшей души человек? — Тень не менее удивленно подняла голову и посмотрела в глаза бывшему хозяину. Ученый едва не отпрянул. Глаза Тени были вовсе не человеческими. Стоило только раз посмотреть в них, чтобы увериться — перед тобой не только не человек, но даже и не живое существо. — А разве в королевстве с добрым королем может процветать работорговля? Могут сотнями кормиться нечистые на руку чиновники и министры? А если Вы склонны доверять внешней мишуре, то от того, что ножи для убийц переименовали в кухонные ножи, а яды продаются под видом лекарств, разве меняют они свое назначение?       — Нет! — ученый выставил руки вперед, словно Тень пыталась напасть на него. — Замолчи, подлец. Я не хочу слушать тебя и снова попасть в твои сети.       — Не хотите верить мне, так поверьте своим глазам, — гордо заявила Тень, давая понять, что нарочно цитирует хозяина. Она протянула руку в тонкой черной перчатке. — Окажите любезность: сходите со мной к пристани. Поверьте, я не желаю Вас утопить.       — Конечно. Сам ведь задохнешься, — ученый злобно смотрел в глаза Тени, но руку все же принял. — Я жив до сих пор лишь потому, что ты ужасно хочешь жить, а без меня не можешь.       Хриатиан-Теодор надеялся пробудить в Тени ту безумную истеричную ярость, которую видел в тронном зале. Надеялся, что Тень выдаст себя, и тогда он легко успокоит ее четырьмя заветными словами, после которых противник не сразу придет в себя. Но Тень оставалась непробиваемо покорной и вежливой.       — Вы правы, что я больше всего на свете хочу жить. Как и любое живое существо. Мне просто повезло им, наконец, стать.       Теодор-Христиан повел своего бывшего повелителя сквозь узкие грязные улочки, отвратительно воняющие рыбой и нечистотами. Христиан-Теодор даже не знал, что такие улочки существуют в маленькой ухоженной столице.       — Так зачем ты искал встречи со мной? — задал он тот вопрос, с которого стоило начать.       — Чтобы объясниться, — отозвалась Тень, не глядя на него и шагая прямо по лужам с нечистотами. — Я — публичная фигура, особа, приближенная к королю. Представьте, какой поднимется переполох, если Вы, увидев меня, используете свое заклинание? Я уже не говорю про последствия для меня, но ведь могут пострадать невинные люди. Я бы хотел попросить Вас не употреблять Вашу власть надо мной без веского повода.       — Ты еще и смеешь ставить мне условия! — всплеснул руками Христиан-Теодор. — Ты убил меня. Ты отнял у меня моих друзей, мою девушку, ты обманным путем захватил власть!       — Позвольте, хозяин, — Тень остановилась столь резко, что ученый чуть не врезался в ее спину. — Я признаю свою гнусность, но я Вас не убивал. Возможно, чересчур яркие воспоминания исказили Вашу память, но вспомните: я был в обмороке после Вашего заклинания. Министры и Ваши друзья приговорили Вас к смерти, а вовсе не я. Когда я вернулся в тронный зал, всё уже было предрешено. Ваша смерть — воля народа, ведь никто, кроме вашей нынешней супруги, не вступился за Вас.       И, не дожидаясь ответа, Тень пошла дальше, даже не пытаясь обходить лужи. Ученый не сразу нашелся, что ответить на эту неожиданную тираду.       — Это не отменяет того, что ты негодяй.       — Не отменяет, — откликнулась Тень. — Насколько Вы прекраснодушный человек, настолько я порочен. Но долой притворство. Взгляните вокруг, Христиан-Теодор, и скажите, действительно ли моя подлость большая, чем подлость тех людей, которых Вы здесь видите.       Тень сделала шаг в сторону, освобождая обзор. Христиан-Теодор поспешно заткнул нос платком — столь отвратительная вонь витала на пристани.       — Это черный рынок, — пояснила Тень, не дожидаясь вопросов. — Пойдемте спросим, что здесь можно купить сегодня. Рабов, увеселительный газ, золото, покойников, фальшивые паспорта?       Тень двинулась вперед медленными шагами, и ученый поспешил за ней, постепенно привыкая к запаху. Он и представить себе не мог, что, кроме центрального рынка, существует еще один, изнаночный, где место дородных матрон занимают не то матросы, не то грабители, облапанные грязными падшими женщинами, часть из которых кормили грудью детей. С одних кораблей, пришвартованных у пристани, раздавалась ругань, с других — крики и мольбы о помощи. Христиан-Теодор дернулся было в сторону одного из них, но был остановлен жесткой рукой своего двойника. Теодор-Христиан переменился. Черты лица стали более жесткими, еще более нечеловеческими, и только это спасало их обоих от неминуемой гибели. По крайней мере, Христиану-Теодору казалось, что приличные люди в такие места не ходят — их здесь убивают. Они с Тенью прошли только по одному торговому ряду и свернули в какую-то очередную незаметную грязную улочку, но даже этого хватило, чтобы впечатлить незадачливого ученого.       — Надо немедленно сообщить страже! — воскликнул Христиан-Теодор, как только они отошли на достаточное расстояние от страшных пристаней. — Там ведь страдают люди.       — Стража прекрасно знает о том, что здесь творится. И даже иногда устраивает облавы. По расписанию. Чтобы все могли успеть спрятать контрабандные товары и людей, — спокойно объяснила Тень. — Вы не знаете, о чем говорите, Христиан-Теодор. Но пойдемте, я покажу Вам другое место.       — Наши одежды грязны и пахнут нечистотами, мы не можем пойти ни в какое приличное место.       — Почему Вы думаете, что я поведу Вас в приличное место? — спросила Тень, резко сворачивая на большую светлую улицу, где ходили обычные горожане. Они с презрением отворачивались и незаметно затыкали носы, проходя мимо ученого и его бывшей тени.       — Нет, даже в неприличное место так идти невозможно, — запротестовал Христиан-Теодор, хотя мысленно всё еще был на пристани и рассматривал ужасы изнанки милого города.       — Однако мы уже пришли, сударь, — Тень одной рукой открыла позолоченную дверь, к которой Христиан-Теодор не решился бы прикоснуться, даже будучи в самом лучшем костюме. Они оказались в большой богато обставленной зале, переполненной людьми, ругающимися и спорящими.       — Что это за место? — спросил Христиан-Теодор, стараясь перекричать толпу и не подходить ни к кому близко, чтобы не смущать мерзким запахом.       — Это приемная одного из мелких чиновников, — пояснила Тень. — Любезнейший, — обратилась она к мужчине, устало привалившемуся к стене. — Сколько времени Вы уже здесь стоите?       — Да со вчерашнего дня, будь он неладен, — откликнулся тот и плюнул себе под ноги прямо на красный ковер. — Сплошные проволочки. Моя тяжба месяц длится, а дело пяти минут.       Тень вернулась к ученому.       — Вы слышали. Если не верите этому мужчине, то можете спросить кого угодно другого или вернуться домой и расспросить соседей. Бюрократии в Неволшебном Королевстве гораздо больше, чем в Волшебном. И это никак не связано со мной, уверяю Вас.       Ученый молча вышел на улицу.       — Всё это можно изменить. В других странах такого нет. Есть способы. Я предложу их королю. Ничего подобного больше не будет.       — Вас сотрут в порошок, если Вы вмешаетесь в давно устоявшиеся традиции, — словно малому ребенку, принялась объяснять Тень. — Даже мне, когда я завоевал принцессу, министры поставили условия, чтобы я не вносил в государственное устройство никаких перемен, и только после моего согласия меня поддержали.       — Так вот оно что, — хлопнул себя по лбу ученый. — Мелкие казнокрады возомнили себя вершителями судеб.       — Не только они, — кивнула Тень. — Начать можно с министров и закончить чиновниками на местах.       — И что ты предлагаешь? — поинтересовался ученый, направляясь к своему дому. — Закрыть на все глаза? Махнуть рукой и пожать плечами? Нет! Надо действовать решительно. В этом городе мне все рады. Мои статьи публикуют на первых полосах газет и журналов. Там я призываю людей покончить с несправедливостью, стать по-настоящему счастливыми, я показываю им, как это сделать. И людям это интересно! Иначе мои статьи не публиковались бы в тот же день, как я посылаю их в редакцию. В этом городе, в этой стране люди открыты добру и хотят быть счастливыми.       Тень в ответ кисло ухмыльнулась.       — Оглянитесь вокруг, сударь, — Теодор-Христиан припал к стене невысокого дома и сразу стал похож на тень. — Посмотрите, сколько хороших, достойных людей дожидается публикации своих статей и какие гонорары они получают. И смотрите, сколько получаете Вы. Этот город, эта страна давно прогнила, но, на Ваше счастье, я умею приспосабливаться. Это я отдал приказ, чтобы все Ваши статьи отправляли в печать, даже не рецензируя. Это я положил Вам такой оклад, какого не бывает за статьи. Но разве это сейчас важно? Вы знаете, какая напасть нас всех поджидает. К нам едет принцесса, и она не мою голову жаждет. Я знаю ее сны, я их видел. Я выше человека, потому что могу говорить со снами. Я видел ее ущемленное достоинство, подмененное потерянной любовью. Вас съедят, Христиан-Теодор. Не только она. С ней едет отец Вашей супруги, уверенный, что Вы сломали цветок любви Аннунциаты, не вступив с нею в брак. Скажете, что она — дева, но врачи подтвердят ту версию, за которую им заплатят, и назовут ее хоть падшей женщиной. А если еще и будет повод? Почему Вы уверены, что девушка, которую вы увезли, невинна? Ей не пятнадцать и не четырнадцать, а в Сказочном Королевстве распутные нравы, мне ли вам об этом…       — Тень! — воскликнул ученый, взбешенный очередными мерзостями из уст самого отвратительного из злодеев. — Знай свое…       Он не договорил. На улице вдруг стало так тихо. Почему-то не было ни одного человека, и только легкий бриз колебал белье, покачивающееся на бельевой веревке. Теодор-Христиан смотрел на него с неподдельным ужасом на лице, словно ожидая пытки или жуткой боли. Ученый не знал, что чувствует Тень во время преображения, и не видел смысла спрашивать — все равно ему выдадут очередную ложь.       — Довольно, — сказал он резко, и Тень выдохнула, словно только что отсрочили срок ее казни. Она достала карманное зеркальце и внимательно посмотрела на себя со стороны, чуть подправила белесый цвет кожи. Христиан-Теодор раньше думал, что этот цвет естественный.       — Послушай, меня очень сложно вывести из себя. Не надо пытаться.       — Прошу прощения, хозяин, — Тень распростерлась едва ли не у его ног. Ее ощутимо трясло, словно даже не до конца произнесенное заклинение имело над ней некую власть.       — Хватит, — ученый отвел взгляд, чтобы не купиться на дешевый спектакль. — Я не хозяин тебе, и ты мне не раб. Поднимись и прекрати весь этот спектакль. Оставь его для королевского двора, который так любишь. Говори со мной как все.       — Хорошо, Христиан-Теодор, — Тень поднялась и тяжело оперлась о стену дома. — И я не раб, а скорее ангел-хранитель. Пока я был связан с тобой, ты обо мне не заботился, но сейчас я забочусь о тебе.       — Ты заботишься только о себе на самом деле, — резко ответил ученый. — Ты больше не введешь меня в заблуждение. Тебе недолго осталось писать за меня статьи. Я уеду в другой город, лучший и чистый.       — Ты встретишь там то же самое, ведь природа людей неизменна. Они злы, жестоки, идут по головам.       — Я не такой, Аннунциата не такая, многие люди не такие, — стоял на своем ученый.       — Раз так, то могу я всё же просить тебя не применять свое заклинание хотя бы без предупреждения? Это. Больно. Становиться опять плоским. Словно кости дробят. А ты ведь гуманист и, наверняка, противник пыток. Пусть ты и ненавидел меня с самого начала…       — Я не ненавидел тебя. Я был рад, что ты стал человеком. Это ты стал плести интриги, а не я. Я хотел, чтобы ты стал мне другом, но ты не способен дружить, и скоро это поймет твой король, хоть тогда будет поздно.       — Хочешь, я организую тебе аудиенцию с королем? — встрепенулась Тень. — Ты ведь хотел увидеть его еще в театре.       — Хотел, — кивнул ученый. — Я хотел открыть ему глаза, но надо ли теперь это делать? Ты уже сделал свое черное дело. Я обещал, что не подойду к власть имущим, мне все эти интриги надоели.       — А что ты хочешь — народный бунт?       — Я хочу поселиться там, где смогу делать людей счастливыми, где люди открыты добру, где друзья не предают друг друга, — устало ответил ученый, останавливаясь на перекрестке. Дальше до дома надо было идти по прямой, и он предпочитал проделать сей путь без недруга.       — Так сделай! — воскликнула Тень. — Сделай счастливой хотя бы девушку, которую любишь.       — Аннунциата и так счастлива со мной, — пожал плечами Христиан-Теодор.       — Ты уверен?       — Что ты имеешь в виду? — впервые за все время разговора Тень увидела живой интерес, мелькнувший в глазах ученого. — Ты говоришь загадками.       — Хорошо, я скажу прямо. Третьего дня она писала письмо, с которого мои люди сняли копию. И не обвиняй меня в любопытстве — все письма, которые пишутся за границу, вскрываются и читаются. Это не мой указ, он подписан задолго до моего появления, — поймав удивленный взгляд ученого, в котором ясно читалось, что он думает про местную «свободу» частной переписки, Тень вынула из-за пазухи своей безразмерной одежды письмо, сложенное вчетверо. Ученый долго смотрел на почерк и в конце концов поверил, что он принадлежал Аннунциате.              «Дорогой папа!       У нас, наверное, всё хорошо, но я по тебе очень скучаю. Как жаль, что ты не можешь написать мне обратное письмо и немного повеселить меня. Я скучаю по тебе и по нашей гостинице, но у меня всё хорошо. Я научилась готовить жаркое со специями. Когда-нибудь я его тебе приготовлю. У Христиана-Теодора всё тоже хорошо, как и в прошлом письме, и в позапрошлом. Как в каждом письме.       Твоя дочь Аннунциата»              Христиан-Теодор несколько раз прочитал незамысловатое письмо, и даже бесчувственный человек понял бы, что его автор страдает от скуки и тоски, что уж говорить о том, кто безмерно любил автора.       — Я не верю, — с трудом вымолвил ученый. — Это очередная подделка. Ты заставил ее так написать. Или подделал почерк.       — Спросите у нее лично, Христиан-Теодор, — Тень с поклоном приняла письмо обратно и спрятала. — А если не желаете, то просто подумайте: Аннунциата осталась одна, без семьи, в чужом городе с человеком, которого едва знает. Не забывайте, что она родом из страны, где нет настоящей любви и где многие сказки заканчиваются печально.       — Например, наша, — тяжело откликнулся ученый, неумело переводя тему. — Я породил жуткого подлеца, который еще и не оставляет меня в покое. Я знаю, что ты приходил ко мне ночью. Зачем? Неужели, — страшная догадка поразила его. — Неужели для того, чтобы утешить Аннунциату?       — Нет, — угрюмо откликнулась Тень. — Я далек от мысли отобрать у тебя эту девушку. Я приходил не к ней, а к тебе. Мы ведь с тобой единое целое. Мне без тебя чего-то не хватает.       — То есть, даже если я прогоню тебя, ты всё равно придешь ночью?       Тень осторожно кивнула, внимательно следя за бывшим хозяином, явно опасаясь, что он вновь применит заклинание. Христиан-Теодор не понял этого взгляда, как не понимал очень многих намеков, которые Тень пыталась до него донести. Он глубоко задумался. Темнело, Аннунциата, наверняка, волновалась.       — Вот что, Теодор-Христиан, — произнес он, взвесив все за и против. — Если уж от тебя пока что не избавиться, то приходи в урочное время. Например, после обеда, когда я пишу статьи. Ты мне не помешаешь. Если тебе просто нужно мое присутствие. Не надо беспокоить нас ночью и пугать Аннунциату.       — Спасибо, великодушнейший из людей, — Тень склонилась в глубоком поклоне. — Вы не пожалеете о своем решении.       — Прекрати, — ученый нахмурился. — Не надо всех этих… поклонов и прочего. Ты свободен, я тебе не господин. Рабство — величайшая ошибка человечества. А я отпустил тебя с легким сердцем и радовался, когда впервые встретил в виде человека. Если бы я только знал, насколько печальная сказка нам обоим предназначена!