Луи Х/Аннунциата/Людоеды
9 июня 2018 г. в 00:14
Стремительно приближался день приезда иностранного посольства во главе с самой принцессой. Перед торжественным въездом король Луи Трезвомыслящий сидел в уборной и наводил последний марафет. Принцесса, по слухам, была прекрасна, и он не должен ударить в грязь лицом. В последнее время со стола постоянно исчезала то пудра, то белила — все то, чем в огромных количествах пользовался дорогой друг. Пристрастие к мертвенно-бледному цвету лица, вышедшему из моды почти сто лет назад, было одной из милых причуд, которые радовали монарха в Теодоре. Луи не раз замечал, что стоило ему подумать о Теодоре-Христиане, как тот оказывался рядом, словно умел читать мысли, что в свете открывшихся недавно обстоятельств не казалось чем-то невозможным. Вот и в этот раз стоило вспомнить о пудре, как дверь отворилась, пропуская вора.
— Возможно, мне всё же требуется что-то пояснить, — завел Теодор-Христиан ту же шарманку, что и несколько дней назад, когда друг детства покинул покои короля. А Луи так надеялся, что они больше не вернутся к этому щекотливому вопросу.
— От Вас ничего не требуется, — произнес он, всем своим видом давая понять, что продолжать разговор не намерен.
— Но всё же я предпочел бы объясниться.
— Не нужно, — раздраженно бросил король, отворачиваясь от зеркала и в кои-то веки являя свой раздраженный лик, который, впрочем, не производил на Теодора-Христиана никакого впечатления. — Объяснять мне всё прекрасно умеют первый министр, второй министр, министр финансов, юстиции, пропаганды и прочие. Но Вы же не такой, как они… тень.
Торжественный въезд посольства был обставлен как самый большой и пышный городской праздник. Кортеж, состоящий из лошадей и машин, чинно двигался по улицам, а толпы ликующего народа громкими криками и венками приветствовали иностранных гостей. Принцесса была очаровательна в своем белом воздушном одеянии. Ничто не указывало на горести, случившиеся в начале года. Она цвела как майская роза, как белая лилия, как… Да как только ни славили ее поэты в своих сочинениях.
Аннунциата с трудом продиралась сквозь толпу в надежде увидеть отца, и вскоре она и в самом деле заметила его. Большой, статный, лучащийся самодовольством — он ехал чуть позади принцессы и командовал охранниками, коих набралось больше десяти. Рядом с ним сидел Цезарь Борджиа, который профессиональным взглядом журналиста оглядывал толпу и что-то строчил в блокноте. Переполненная радостью встречи, Аннунциата хотела броситься к отцу, но ее не пустили. Пришлось сопровождать кортеж на главную площадь, украшенную белыми цветами, столь любимыми принцессой. Христиан-Теодор давно поджидал кортеж на площади в числе прочих зевак. Он хотел проверить, посмеет ли Тень выйти к гостям, и если посмеет, то как на него отреагирует принцесса.
И вот показались первые машины, а на балкон чинно вышел монарх и несколько придворных. По правую руку от него, как обычно, расположился Теодор-Христиан всё в тех же черных очках и черной одежде со знаками отличия. Он не просто не скрывался, он выставлял себя напоказ. Машина остановилась, принцессе помогли выйти, и она ступила на белую ковровую дорожку, которую проложили по чудному саду. Король уже шел ей навстречу, Тень не отставала от него ни на шаг, словно была тенью вовсе не Христиана-Теодора, а его величества. Ученый прижался к ограде, чтобы его не оттеснили в сторону. Принцесса и король раскланялись, Луи представил девушке своего спутника. В глазах Луизы не появилось ни тени узнавания. Она мазнула по бывшему жениху безразличным взглядом, произнесла пару вежливых фраз и утратила к нему всякий интерес, полностью сосредоточившись на короле.
— Как погода в Вашем королевстве?
— У нас всё еще очень жарко, и я опасаюсь у Вас простудиться.
Как только Христиан-Теодор услышал когда-то милый сердцу голос, былое чувство на мгновение овладело им. Он вспомнил, как любовался ее танцем на балконе, как приглашал на свидание, как доказывал, что бывает настоящая любовь и что существуют сказки со счастливым концом… а потом принцесса приговорила его к смерти без всякого сожаления, даже не разобравшись, поверив злобным наветам того, кого знала не более двадцати минут. Предательство было слишком болезненным даже сейчас, когда превратилось в воспоминание.
Христиан-Теодор столь увлекся своим старым горем, что не заметил, как переменилась в лице его собственная тень, которая всё еще реагировала на любые колебания души бывшего хозяина. Она тоже вспомнила Луизу, хотя предпочла бы не вспоминать. Больших трудов стоило Тени не выдать внезапного смятения, чужого смятения.
Под гул народного ликования монаршие особы скрылись в замке. Представление закончилось, и толпа начала расходиться, обсуждая возможные политические договоры и платье принцессы. Только когда последние зеваки покинули площадь, Аннунциате удалось прорваться к отцу.
— Папочка! — бросилась она в его объятия, несмотря на странные взгляды, которыми ее награждала свита принцессы, прогуливающаяся по саду. Борджиа тут же принялся что-то строчить в блокноте с удвоенной силой.
— Аннунциата, дочка! — великан обнял ее так крепко, как только мог, и несколько раз поцеловал. — Ну вот и свиделись. Наконец-то.
— Я так рада, папа, — Аннунциата и не замечала прежде, что настолько сильно скучала по отцу. Она не видела его почти год, и все это время какие-то дела и волнения отвлекали ее от воспоминаний о доме, скрашивая тоску, зато сейчас, увидев отца в парадной форме, при пистолетах и шпаге, она поняла, как сильно ей его не хватало.
— Пойдем, папа, здесь неподалеку есть чудный трактир. Там мы сможем посидеть без лишних ушей.
— Ну, черт с тобой, пойдем, — Пьетро махнул рукой страже, чтобы та сама о себе позаботилась. Борджиа хотел было пойти с ними, но передумал. Решил, что лучше осмотрится на месте, изучит обстановку, а если Аннунциата скажет что-то полезное, Пьетро обязательно передаст. Ему еще предстояло написать скандальную статью, интересную читателям, но не подрывающую престижа ни одного государя. Возможно, подходящей фигурой станет тень ученого, которую Борджиа заметил в свите короля. Посрамленная в Сказочной стране Тень времени зря не теряла и снова вышла в люди. Жаль, что на этот раз без помощи жадных до власти людоедов.
Пьетро уплетал вторую баранью ножку, а Аннунциата едва притронулась к первой. Она рассказывала отцу обо всем на свете, обо всем том, о чем не могла поведать в письмах. Когда она садилась за письменный стол, все мысли сразу покидали ее, и она не могла выжать из себя ни единой искренней строчки, зато теперь, когда отец рядом, она говорила и говорила, рассказывала обо всем, что тревожило ее, что приносило радость и горе. Отец только хмыкал и угукал, но ей большее и не было нужно, ведь она знала, что он безмерно любит ее и желает только добра. Было бы иначе, не отпустил бы ее вместе с приезжим ученым, запер бы дома, а его бы выставил вон. Однако он поступил иначе, и она была ему за это благодарна.
— Ты еще не наигралась в этого ученого? — спросил Пьетро, когда дочь сделала перерыв в своем бурном рассказе и поднесла к губам стакан с морсом. — Может, мы его уже съедим?
Аннунциата от неожиданности аж подавилась, и трактирщику пришлось похлопать ее по спине.
— Да что ты, папа! Я не позволю! — возмутилась она. — Я собираюсь выйти за него замуж.
— А ты еще не замужем? — в свою очередь удивился Пьетро. — Как же ты живешь? Просто так?
— Он не причиняет мне никакого беспокойства, — пылко ответила Аннунциата. — Мы хотим подождать и проверить наши чувства, но я в себе уверена, папа. Я хочу быть с ним и только с ним. Даже не думай съесть его!
— Вот дура, — искренне выругался Пьетро. — Воспитывал-воспитывал, а воспитал — тьфу! Ну чего тебя с ним ждет, а? Будешь дома сидеть и ничего не делать? Нет бы стать хозяйкой гостиницы, свое дело открыть. Да я тебе свое отдам, я же не вечен.
— Папа, — вздохнула Аннунциата, — Христиан-Теодор далек от гостиниц. Он пишет статьи, он ученый. И здесь его ценят.
— То есть я всю жизнь горбатился, вертелся, как штопор, чтобы тебя прокормить и оставить тебе мою гостиницу, а тебе, значица, уже ничего и не надо? — Пьетро выхватил пистолет и чуть не выстрелил в воздух — Аннунциата едва успела перехватить его руку.
— Папа, стой, ты в другой стране, тут нельзя просто так стрелять.
— А я не просто так, а по делу! Черт побери, и пострелять нормально не дают!
— Папа, ну что поделать, если я вышла замуж за человека, которому неинтересна гостиница? Найди кого-нибудь другого. У тебя же теперь много друзей, особенно во дворце.
— Вот всегда так, — хлопнул себя по коленям Пьетро. — Растишь, заботишься, думаешь дело передать, а она выскакивает замуж за какого-то проходимца, и прощай, папа, пара писем в год — вот моя тебе благодарность. Эх, дочка-дочка!
Он с трудом встал и направился к выходу, но Аннунциата преградила ему путь, схватила за руку.
— Папа, подожди, ты все неправильно понял. Да остановись же, выслушай меня.
— Да чего слушать, — Пьетро мягко, но решительно отодвинул дочь в сторону. — Ты же теперь чужая жена - да, даже и не жена. Тьфу. Расстроила ты меня.
С этими словами он ушел, а Аннунциата не посмела идти за ним. Она вернулась за стол и молча протянула трактирщику деньги. Вот и повидалась с отцом. Но что она может сделать, если Христиан-Теодор — ученый, философ, историк, ну уж никак не деловой человек, который мог бы содержать гостиницу да еще и трудиться оценщиком в городском ломбарде? В расстроенных чувствах она вернулась на площадь, но та уже опустела: только по саду разгуливали отдельные заграничные гости, но никого знакомого Аннунциата не заметила. Милая встреча с отцом, о которой она так мечтала, обернулась драмой, словно вместе с посольством прибыла в Несказочное Королевство Госпожа Сказка и увлекала жителей в свои страшные сети, обрывающие возможные счастливые концы.
Пьетро ворвался в покои Цезаря Борджиа, словно массивный ураган, затребовал лучшего вина и долго жаловался союзнику на дуру-дочь и на ученого, которого точно надо съесть, пока он не погубил и дело всей его жизни, и единственную родную кровиночку.
— Как же Вы сентиментальны, друг мой, — усмехнулся Борджиа, цедя дорогое вино. — Но Вы не волнуйтесь. И разлучим, и съедим, и вернем девчонку домой. У нас за спиной поддержка оскорбленной принцессы. Кстати, Вы видели, кто ошивается при дворе?
— Нет, я смотрел только на Аннунциату, — грубо ответил Пьетро, чью досаду не могло скрасить даже вино.
— Тогда на балу посмотрите внимательно на свиту короля, на того, кто стоит справа от него. Вы можете быть приятно удивлены. Или неприятно — это как посмотреть на ситуацию.
— Дело обещает быть серьезным, — хмыкнул Пьетро. — Надеюсь, в этот раз никакие случайности его не испортят.
— Всё может быть, — Борджиа чокнулся с другом, прежде чем отпить пузырящегося шампанского, которое пришло на смену вину. Это шампанское было жуткой гадостью, но кто же отказывается от дорогого местного угощения из королевских погребов?
Людоеды знали, что этим же вечером во дворце был объявлен бал в честь принцессы соседнего королевства и ее свиты. На него получили приглашение все знатные горожане, а, стараниями Юлии Джули, также Христиан-Теодор с Аннунциатой. Планировался бал-маскарад, поэтому плотные маски скрыли их лица от недоброжелателей и позволили незаметно пройти на праздник.
Во время бала все придворные не могли отвести взгляда от прекрасной и нежной, как лилия, южаночки, танцевавшей с королем несколько танцев подряд, вопреки всяким приличиям. Впрочем, о каких приличиях может идти речь, если две монаршие особы довольны друг другом?
И Христиан-Теодор и Теодор-Христиан наблюдали за танцующими пристальнее, чем прочие гости. И чем дольше наблюдал ученый — тем сильнее чувствовал уколы ревности и давно забытого чувства, из-за которого случилось столько несчастий. И тем сильнее тень ощущала в своем сердце щемящую тоску напополам с самыми мерзкими и темными чувствами, доступными ей для выражения любви. Невозможно передать словами, как сильно она ненавидела себя и свою неполноценность за то, что вынуждена ощущать отголоски страстей своего бывшего повелителя. Назло себе, а в первую очередь назло Христиану-Теодору, Тень осмелилась пригласить принцессу на танец. Она ответила согласием и вела себя так, словно не узнала старого знакомца, но он по глазам читал ее настоящие чувства. Она считала себя оскорбленной, хотела убить его, но одновременно с этим всё еще мечтала о том, что видела во снах. И ему ничего не стоило пробудить в ней те самые низменные страсти, но он не мог ничего позволить себе, кожей ощущая укоризненный взгляд ученого и краем глаза видя губы, беззвучно повторяющие заклинание обездвиживания. И хотя ему на днях вроде бы удалось убедить ученого не применять смирительное заклинание без веского повода и предупреждения, доверия к бывшему хозяину не было.
Если ученый не сводил глаз с принцессы, пока она кружилась в танце с королем и Тенью, то Аннунциата не сводила глаз со своего жениха, с болью в сердце понимая, что он все еще любит принцессу, несмотря на все, что между ними случилось. Она видела, как он ревнует принцессу к Тени, и сама ревновала, и ненавидела, и хотела уйти из залы, но не могла заставить себя даже пошевелиться.
А принцесса кружилась по залу и не осознавала, какую бурю эмоций вызывает сразу у трех человек, которые были ей когда-то близки, но которых она готова была повесить или обезглавить. Два бывших жениха и одна счастливая соперница — разве можно представить себе компанию более пошлую и отвратительную для гордой дочери короля?