Последняя жизнь

Лили мечтает стать художницей. Она попадает в Хогвартс и сходит с ума от мысли, что любой её мазок может задышать здесь жизнью. Детальные портреты, неотличимые от оригинала, у Лили нет сомнений, что мастер, выполнявший их, точно передал черты лица. Ей даже страшно. Что будет, если ошибиться? Кисть, как будто продолжение её руки, когда Лили рисует портреты однокурсников. Взгляд случайно падает на книги о магических портретах, и рука сама тянется к волшебной палочке. А сработает? Или надо, чтобы человек был мёртв? Может быть, в портретах остается жить часть его души. Может быть, душа живого расщепится, если заключить её на холсте? Рыжая девочка выбирается в пустые накануне отбоя коридоры. Она слушает шепот, шелест, разговоры картин, никогда не стихающее дыхание жизни. — Вы привидения? Рыцарь со сломанным доспехом смеётся нарисованным ртом, глядя в широко распахнутые глаза ребёнка. Прерывающимся, хрипящим смехом. Он не подозревает, как трясутся коленки Гриффиндорки, с детства мало чего пугавшейся. Её сама жизнь в этом портрете пугает. Что это, что это, что это? Лили смотрит на портреты, видевшие так много, на животных, столетиями крутящихся на месте, на людей, застрявших где-то в прошлом тысячелетии. — Тысяча семьсот тридцать шестой? — благородная волшебница морщит лоб, считая года. Она давно потерялась во времени. Лили боится оживших портретов, этих отпечатков душ. Наверное, они не боялись смерти, они ушли, и только следы их жизней успели заковать в краски. Лили мечтает стать художницей. Но она больше всего боится оказаться тенью, запертым оттенком, подобием себя же самой на куске ткани в деревянном прямоугольнике.