Последняя жизнь

Регулус Блэк гордился, что стал частью круга людей, приближённых к Тёмному Лорду, так быстро. Гордился меткой, зияющей иссиня-чёрным приговором на его предплечье. Ступая под просторные своды особняка Лестрейндж, он чувствовал каждой клеточкой своего тела оказанную ему честь. И холод. Холод исходил от каменных стен, потрескивающих в попытке удержать остатки вложенной в них магии, от повисшей в воздухе торжественной тишины, предвещающей что-то глобальное, от лёгкого выражения презрения на лицах присутствующих и их аристократических манер, от фраз и взглядов. Регулус переступил порог изумрудно-чернильного зала, отражающего блики огня из камина на стеклянных стенах. Порог зала, полного людей, по которым давно уже плачет Азкабан. Здесь был Рудольфус Лестрейндж собственной персоной, с идеальным пробором и в мантии без единой складочки. Казался не глупым, а обвести вокруг пальца — легче, чем позвать Кикимера. Здесь была его жена, Беллатриса Лестрейндж, с её ослепляющей красотой и змеиным характером. Надежда Тёмного Лорда, гордость древа Блэк, власть четы Лестрейндж. Здесь был Барти Крауч с его фанатичным блеском в глазах. И рядом — Нарцисса и Люциус Малфой. Как будто выточены из мрамора, запрограммированы выполнять и говорить одно и то же. Раз за разом. Аристократы без шанса вырваться на свободу. А у края зала, как центр Вселенной — змеиные глаза на восковом лице. Тот-кого-боялись-называть. Взгляд опустился сам собой, как и десятки раз до этого. Хотелось слиться со стеной, провалиться в зеркальную поверхность, стать бликом на стекле. Стоя перед лодкой, у недвижимой глади мрачного озера-тайника Тёмного Лорда, Регулус ещё помнил ту постылую гордость стоять перед людьми, одержимыми манией чистой крови. Регулус ненавидел клеймо на предплечье, по которому тонкими струйками всё ещё сбегала кровь.