Дневники Ит

      В зал совещаний меня пропустили, предварительно обыскав. Я не противился. Сам открыл и показал маленькую переносную криокамеру размером с футляр для очков, на длинном ремешке через плечо, с единственной пустой пробиркой внутри. Ещё у меня была прозрачная пластиковая папка с несколькими листами бумаги, пустыми. Секретарь я или нет? В головах вояк «секретарь» и «бумага» – понятия неразрывно связанные, при том, что существует множество других носителей информации. В общем, меня пропустили.       Зал совещаний – прямоугольная комната пять на десять метров, с длинным столом посредине. В дальнем от двери торце стола, на месте главы фракции Верных сидит Базиль. Возле него несколько встрёпанных обеспокоенных учёных разной степени помятости. Остальные места за столом занимают сотрудники Инквизиции, в повседневной форме те, что занимались охраной Комплекса, и в камуфляже те, кто осуществлял захват власти и вломился в здание силой. Среди них я вижу главу Инквизиторов – невысокого упитанного генерала с неприятным лицом – начальника Рэма, и самого Рэма, он сидит ближе всех к двери и держится за свою руку, видимо болит не до конца заживший перелом, который потревожили при захвате.       Я останавливаюсь возле двери, достаю свои пустые листочки и принимаюсь их разглядывать, будто читаю. Через минуту-другую обо мне забывают. Кто обращает внимание на мебель, к которой вояки приравнивают секретаря?       Как я и предполагал, держит речь генерал. Он говорит, что фракция Верных упраздняется, и отныне вся полнота власти будет принадлежать военным, учёные же будут давать лишь консультации, если их попросят…       Рэм сидит ко мне спиной, он баюкает повреждённую руку и крутит под столом мобильник, не слушая своего босса. Мой телефон беззвучно вибрирует.       «Помоги! Наши болваны уже угробили половину «мяса» тем, что посадили под замок дежурных. Некому было следить за аппаратурой»       В это время генерал вещает:       – Если мы станем слишком разборчивыми, человечество просто вымрет! Эволюция благоприятствует размножению, а не счастью! Я лично отдам приказ нашим специалистам об увеличении сбора генетического материала, всякие потакания так называемой «человечности» и полумеры недопустимы! Население недовольно, что РепроЦентры снизили количество оплодотворений и мы, проявив волю и настойчивость, исправим это положение дел, в отличие от слабохарактерной позиции господина Базиля.             «Через неделю мы останемся без клонов», – комментирует эту речь Рэмигус новой эсэмэской, – «с таким-то подходом». Но это я и без него понимаю. Более того, это я понимю гораздо лучше любого в этом здании, за исключением, пожалуй, Отца. Мне ли не знать допустимую нагрузку на организмы клонов и степень износа оборудования. Стоит воякам лишь сунуться туда, куда не надо… Впрочем, они уже сунулись.       – Что же касается самого господина Базиля, то после подписания бумаг о передаче всех полномочий нашей фракции, мы решим, был ли в его саботаже по воспроизводству населения злой умысел или это было следствием его неопытности в управлении от молодого возраста. И, соответственно, стоит ли его показательно казнить или же оставить под стражей, как и остальных доноров…       Я смотрю на Базиля. Всё это время он сидит там, за дальним концом стола, неподвижно, положив руки на столешницу. Как свергнутый король, полный достоинства, только смотрит на меня, не отрываясь, будто не может насмотреться.       Я был возмущён тем, как мы, наша фракция, обращаемся с клонами? Переносил своё возмущение на Базиля? Возможно, хотел что-то изменить, наказать его за бездушность? Какая ирония!       «Как часто нам приходится жалеть       О том, чего мы сами добивались…»       Теперь его самого низведут до позиции рядового донора. Если не убьют. И все его знания, опыт, душевные качества никого не интересуют. Для новой власти они не представляют никакой ценности. А без этих знаний и опыта… Похоже, я рискую остаться единственным разумным на этой планете гораздо раньше, чем рассчитывал.       «За внешний облик внешний и почёт.       Но голос тех же судий неподкупных       Звучит иначе, если речь зайдёт       О свойствах сердца, глазу недоступных»       Я тенью скользнул за спиной генерала и краем бумаги чиркнул его по сонной артерии. Пока он булькал и хватался руками за шею, пытаясь остановить кровь, я вытащил его пистолет и перекинул Рэму. Сам же продолжал придерживать генерала за плечи, пока он не перестал хрипеть и не сполз на пол, а Рэм не стал в стороне с пистолетом в руках. Больше ни у кого из присутствующих оружия не оказалось, видимо генерал не особо доверял своим сторонникам.       – Прошу прощения, господа, – учтиво наклонил голову я, – но за всеми этими разговорами мы пропустили время следующей сдачи генетического материала, а оборудование не может простаивать.       Я подошёл к столу и, взявшись за торец, подтащил тяжёлый, четырёхметровый стол чёрного дерева на несколько шагов назад, заблокировав дверь.       – Господа, – кивнул я сидевшим рядом с Базилем учёным, внезапно оказавшимся перед пустым местом, – прошу вас немедленно отойти. Господин Рэмигус, застрелите всякого, кто окажется к нам ближе, чем на три метра.       – Так точно, Ит. С огромным удовольствием!       Учёные вскочили, опрокинув стулья и не став их поднимать. Они жались у дальней стены испуганной кучкой в белых халатах и таращились на меня. Инквизиторы продолжали сидеть за столом, под прицелом Рэма и тоже таращились. Базиль сидел на стуле, между двух окон из бронированного стекла, положив руки на колени. Волновался ли он? Возможно, но по осанке этого не было видно.       Я обошёл стол, поднял один стул и поставил на него переносную криокамеру. Двигался я преувеличенно медленно, как в театральной постановке, чтобы простыми действиями создать видимость устоявшегося ритуала. Конечно, я работал на публику. Если быть точным – на инквизиторов, наши-то знали, что никаких ритуалов при сборе спермы не существует. А впрочем, знали ли они? Одно дело рядовые доноры, а другое – Глава Фракции и его загадочный секретарь…       Я встал, заложил левую руку за спину, а правую положил на то место, где у людей находится сердце, склонил голову. В какой из постановок Шекспира я видел эту позу почтения?       – Господин Базиль? Прикажете начинать?       Глаза База были расширены, зрачок вытеснил голубую радужку, наверное, ему было страшно. Я улыбнулся и… Базиль покраснел. Но кивнул. Я опустился перед ним на одно колено и развёл его ноги, задержав ладони поверх его рук дольше необходимого, показывая, чтобы он не вмешивался. Глаза в глаза – понял? Да.       Что ж, братишка, ты хотел этого? Желания – вещь опасная, потому что могут сбываться. Я снова улыбнулся. И увидел, как вновь расширились его зрачки, и кровь прилила к лицу. Я расстегнул его брюки и убрал свою левую руку, сжатую в кулак, за спину.       Ритуальный жест. Как, интересно, мы выглядели со стороны? Король и его паж? Оба светловолосые, но Баз массивней и выше, моя спина закрывает зрителям обзор, только на самое основное, потому что и роста во мне немного, тем более, коленопреклонённом. Ещё один взгляд ему в глаза – в них восторг и искры безумия? – и я наклоняюсь…       Всё происходит быстро, очень быстро, лишь длинный сдавленный выдох шевелит мои волосы на затылке. Но я задерживаюсь в этом положении ещё на минуту, дабы не сбивать театральность. Только потом распрямляюсь, привожу одежду Базиля в порядок, чётко киваю. И только после этого поднимаюсь, ещё один поклон, и выпускаю свою добычу в пробирку, а ту – в криокамеру. Зажигается зелёный огонёк, показывая запуск заморозки материала.       Боковым зрением слежу за Базилем – он уже ровно дышит, и даже не изменился в лице. Улыбаюсь ему, пока стою спиной к остальным, он чуть поджимает губы – вижу, мол. Ладно, кажется, он это представление пережил, хотя глаза блестят, как у сумасшедшего. Хотелось бы мне знать, что чувствуют люди под влиянием гормонов? Эх, зависть… Или научное любопытство?       Я преувеличенно почтительно беру криокамеру двумя руками и двигаюсь в угол зала, где в стену вмонтирован маленький сейф для хранения напитков, которые подают главе фракции во время совещаний. Пробегаюсь пальцами по сенсорной панели, набирая двенадцатизначный код, помещаю внутрь криокамеру, а взамен достаю хрустальный фужер на тонкой ножке и бумажный пакет с соком.       Вояки таращатся на то, как я с поклоном подаю Базилю морковно-апельсиновый сок в хрустальном бокале. Наши умники шокированы меньше – привыкли к такому на совещаниях. Убедившись, что рука База не дрожит и крепко держит напиток, я поворачиваюсь к остальным. С первой частью марлезонского балета (знать бы, что это?) покончено, настало время восстановить порядок.       – Господин Маркин, – говорю я, обращаясь к одному из присутствующих учёных – вы диетолог главы фракции. Как вы могли допустить, что господин Базиль три – или четыре? – дня ничего не ел?       – Но господин Базиль закрылся! – возражает из кучки наших белохалатников Маркин. – Что мне было делать?       – Вы должны были обратиться с этой проблемой к господам инквизиторам, которые, как оказалось, отлично умеют вскрывать жилые модули!       Маркин, которого захватчики загребли на подписание отречения от власти потому, что у учёных не было выраженных знаков отличия на одежде, а диетолог был пожилой и осанистый, протестующее воздел руки.       – Молчите, господин Маркин? Здоровью главы фракции при вашем попустительстве был нанесён вред. Вы не справились и вы уволены. Господин Рэмигус, казните бывшего диетолога нашей фракции, господина Маркина.       Рэм не подвёл и красный фейерверк из мозгов диетолога украсил белую стену позади группы учёных. Они попадали на пол.       – Господин Кишимото, – обратился я к пожилому инквизитору в повседневной форме. – Как случилось, что вы, начальник охраны, допустили проникновение в Комплекс, группы вооружённых людей?       – Я не мог пойти против своей фракции! Против приказа начальника своей фракции!       – Господин Кишимото, задача Инквизиции – служить и защищать. Служить Верным и защищать Верных. А не исполнять преступные приказы начальника вашей фракции. Благодаря вашему попустительству погибли доноры спермы и подвергся опасности господин Базиль. Господин Кишимото, вы не справились и вы уволены. Господин Рэмигус…       Вояка не стал дожидаться казни и пуля Рэма настигла его в прыжке. Тело упало под стол.       – Господа инквизиторы, – сказал я, – поскольку место главы фракции Инквизии вакантно, я назначаю на него господина Рэмигуса Бартона. Возражения?       – А ты ещё кто, членосос яйцеголовый, чтоб мы тебя слушались? – стукнул по столу мускулистый тип в чёрной форме. – Чё ты лезешь в дела нашей фракции?       – Ещё возражения? – спросил я.       – У Бартона звание не подходящее, – возразил другой. – Мы все тут выше его по званию!       – И характер у него предательский, на своих руку поднял! Подстилка белохалатная…       – Свои – это те, кто работает для выживания человечества, а не для захвата власти ради власти! – вклинился Рэм. – Из-за вас, дебилов, фиг его знает сколько людей лишились возможности завести детей, потому что вы тут войнушку затеяли! И доноров погубили!       – Молчать! – рявкнул я, перекрыв гул и ругню. – Кто согласен с позицией господина Рэмигуса и за его назначение на пост главы Инквизиции? Кто против? Кто воздержался?       Примерно половина присутствующих была против.       – Господин Рэмигус, ликвидируйте несогласных.       Когда умолк грохот выстрелов, я добавил:       – С не определившимися будете разбираться уже в качестве главы. А сейчас, господа, оттащите стол и идите наводить порядок и сообщать подчинённым о новом положении дел. А когда разберётесь, навешайте господину Бартону недостающих медалек, чтобы не смущать завистников. Убирайтесь!       Оставшиеся в живых инквизиторы навалились на стол и пыхтя отодвинули его край от двери. Из коридора послышались крики и топот.       – Вы тоже, господа, – обратился я к учёным, – идите и попытайтесь спасти то, что ещё можно спасти. Особенно, доноров.       Когда они вышли, я придвинул стол обратно к двери и вернулся к Базилю. Его осанка уже не была такой идеальной, а губы дрожали.       – Как ты? – спросил я и положил руки ему на плечи.       – Столько крови… – пробормотал он и посмотрел на меня. Стоя, моё лицо было не намного выше его, сидящего. – С-спасибо. Ты вернулся…       Он вдруг качнулся и уткнулся лицом мне в грудь, обхватив руками. Я медленно положил ладони на его светлые волосы, чувствуя, как его тело бьёт крупная дрожь, а дыхание прерывается всхлипами. Переволновался ещё тогда, со мной. Потом не ел несколько дней и снова переволновался. По-хорошему, ему следовало бы поставить капельницу с питательной смесью и успокаивающим, и отправить спать, но у меня ещё был вопрос.       – Базиль, скажи мне… Помнишь, ты сходил как-то к «мальчикам»…       Он замер и даже перестал всхлипывать, а я мучительно старался подобрать слова.       – Скажи мне, почему ты потом валялся целый день? Что не так?       Баз молчал, не поднимая головы, но потом выдавил:       – Валялся, потому что болела задница. А во-вторых… То, что мы делаем с донорами – чудовищно…       Я выдохнул. Руки соскользнули с его головы на широкие плечи.       Неосуществившиеся вероятности меркли и расплывались перед мысленным взором. Своим ответом Базиль только что сформировал новую реальность и своё будущее. А я с ужасом понял, что будь его ответ другим, я бы уже свернул ему голову…