Дневники Ит

Мужчина в белом халате рассеянно поправил сползающие на нос очки, но, разглядев сквозь них меня, выронил папку с бумагами и застыл в нелепой позе, отшатнувшись к стене. Я шёл по коридору и вычислял, кто из встречных сотрудников видел как меня вчера таскали на руках, кто об этом слышал в пересказе, а кто ничего не знает. Этот наверняка видел. А стоящий в холле пятого этажа крепкий охранник, смеривший меня чуть презрительным, но заинтересованным взглядом, наверное, только слышал, как и два молодых лаборанта, которые шли навстречу, но посторонились, давая дорогу, и обернулись вслед, вытягивая шеи и приблизив друг к другу головы. – Здравствуйте, господин секретарь. Я кивнул пожилому учёному, уткнувшемуся в свой блокнот, на его мимолётное приветствие. Этот не в курсе. Пока. А впрочем, собственная репутация меня сейчас не волновала, были вопросы и поважнее. Как говорили Рэм и Базиль «не думать об этом» и «заняться чем-то более насущным, чем умозрительные размышления» – сработало и на мне: после вчерашних открытий и приключений, приступ агорафобии вспоминался как что-то далёкое и не важное. И всё же, ради разумной подстраховки, путь в лаборатории я выбрал сегодня более длинный, но идущий по внутренним коридорам Комплекса, без окон. Вчерашняя история закончилась тем, что Рэм и Базиль, оставив меня в покое, сначала долго толклись в кухонном блоке, звеня посудой, хлопая кухонными дверцами, жужжа кофе-машиной и шушукаясь, а потом, заглянув по очереди в санблок, вместе ушли. Я же лежал и смотрел в потолок, едва высунув нос из-под пиджака Рэма, и всё вспоминал и рассматривал с разных сторон новые обстоятельства и новую информацию, полученную этим безумным вечером. Вернулись ребята поздно, далеко за полночь, причём, втроём. Рэмигус и один из охранников, застрявших с нами в плену стеклянных перегородок, втащили провисающего между ними Базиля и аккуратно сгрузили его тело на кровать, рядом со мной. И от Рэма, и от Базиля, шёл сильный запах употреблённого внутрь алкоголя. Я же, почему-то застыл, не двигаясь и не открывая глаз и, прибывшие приняли меня за спящего. Они распрямились и отступили к двери спальни, разглядывая дело рук своих. Я тоже смотрел на них сквозь ресницы. Рыжий коротко стриженный охранник, вытирал беретом пот со лба. – С ним точно будет всё хорошо? – спросил Рэм. – Есть у меня подозрение, что пьёт Баз первый раз в жизни… – Да что ему сделается… Ну, поболит утром голова. Никто от такой дозы не умирал. Вы же на ногах? – То я, а то он… Эээ… как тебя там? Точно всё будет хорошо? – Мартин я, Мэдисон. Сэр. Точно. Пойдёмте, сэр, вертолёт ждёт. И я хотел бы оказаться как можно дальше отсюда, когда он проснётся… Рыжий Мартин переминался, мял в руках берет и поглядывал на дверь, Рэмигус же наоборот, остановился, глядя на нас с Базилем на кровати, и только повторяющиеся вопросы и чуть растянутые гласные, говорили о том, что он пьян. – Красивый, – сказал Рэм и чуть склонил голову. – У меня на крыше сердце в пятки ушло, когда он упал… – Вам видней, господин Бартон, – тоскливо согласился Мартин и снова покосился на дверь. – Да что толку-то? Сидская это красота… Это они… меня, что ли, обсуждают?! – Что? – спросил Рэм. – Как ты сказал? – Погибельная это красота. Холодная. Лучше бы он бабой был… – Что значит… сидская? – А, это… Я ж, из британского отделения, сэр. Думал, попаду в Центральный Бункер – буду умников охранять, самого Отца, может. Как же, такая честь! Послужу на пользу человечеству, ага! А тут… Женщин нет ни одной, казарма, в полном смысле этого слова! Дурдом! Это после взрыва лаборатории их Глава такое распоряжение выдал, вроде как, бабы были в этом замешаны. Вот они и двинулись тут все мозгами, столько лет без женщин в своём соку варятся… Монастырь, блин! – Но что ты имел в виду под… – А, сиды? Это из наших, английских мифов. Сиды, эльфы, фэйри. Жители-под-холмами, тоже, как в Бункере, своего рода, – Мартин нервно хихикнул, коснулся носа, уха, подбородка и дунул через левое плечо, смущённо косясь на Рэмигуса. И продолжил: – В общем, это жутко красивая, нечеловеческая хрень. Нелюди. По легендам – кто такого увидит да полюбит – считай, пропал, жизнь свою слил начисто. Потому что после сида, человека полюбить невозможно. Мартин почесал нос и замолк. – Красивые они, заразы, да не про нашу честь. Говорят, пока человек с сидом водится, тот ему помогает, волшебными дарами одаривает, мудростью, там, удачей, богатством. Но, рано или поздно, сиды всегда уходят. Скучно им с людьми, да и бессмертные, а человек потоскует-потоскует, да и в петлю. Нет, потому что, для него более ничего волшебного в жизни, чем потерянный любовник или любовница. И ничего их больше не привлекает из простых радостей, ни власть, ни деньги. И детей от этой нечисти, по легендам, почти никогда нет, а если есть, то как мулы, на втором поколении прерываются. Не наша, потому что, раса. Не человеческая. Рыжий Мартин посмотрел в сторону кровати и пожал плечами. – Это не я придумал, такие легенды ещё с до-римских времён ходят. Потому я и говорю – лучше бы этот секретарь бабой был. От их измен хоть с другой утешиться можно, или, там, дурацкое распоряжение по фракции выдать, а тут? Погибель одна… Так я господину Базилю и сказал, пока тот пить изволил, а вы по телефону звонили… Я смотрел сквозь ресницы в ошарашенное лицо Рэма и в моём мозгу мелькали удивительные варианты альтернативной истории: это не первый цикл развития человечества, всё уже было, и взлёт науки, и технологии… Неведомая катастрофа, разрушившая мир, сиды и фэйри – это андроиды, оставшиеся от прежних времён, прекрасные, мудрые, бессмертные… Делящиеся своей мудростью и благосклонностью с избранными смертными, встретившимися на их пути, но не могущие оставаться с ними вечно… – Да чтоб тебя, придурок, со сказками твоими! – звук сочной затрещины прервал мои прекрасные грёзы. – Мне аж поплохело от этих твоих сказок! Равняйсь! Смирррно! Боец… как тебя там?.. – Мартин, сэр! Мэдисон! – Да что ж ты орёш так, Мартин… Слушай команду: кру-гом! К вертолёту – шагом – марш! – Есть, сэр! Рэмигус зашипел и схватился за голову, тоже поворачиваясь к двери. – Сиды, твою мать… Это ж, какая фантазия у предков была!.. Он ушёл, а забрать свой пиджак, как намеревался, так и забыл. Или не решился ко мне приближаться? *** В лаборатории всё было по-прежнему. Я переоделся в стерильный комбинезон, накинул халат, делал рутинные, давно привычные и доведённые до автоматизма вещи и продолжал думать… Вчера, когда нежданные гости ушли, я повернулся к Базилю: несмотря на заверения рыжего Мартина, что всё в порядке, я не мог не проверить. Во-первых, мне не нравился цвет его лица, запах и ритм дыхания, во-вторых, мне не нравилось его бессознательное состояние и, в-третьих, мне вообще было странно, что человек, никогда не пивший алкоголь и не знающий своей реакции на него, вдруг начал с такой дозы. Я вытащил аптечку и замерил количество алкоголя в его крови. Следующие несколько часов я занимался промыванием желудка невменяемому Главе фракции, оттиранием его рвоты со всех поверхностей сан-узла нашего модуля, транспортировкой его безвольного тела после душа в кровать, постановки капельницы с очищающим кровь раствором и всем таким прочим. Пришлось ещё и лежать рядом, придерживая его, чтобы ворочаясь, он не выдернул иглу из вены. Здраво рассудив я решил, что справлюсь и не буду тащить База в медчасть: хватало и того цирка, что мы устроили за один вечер, начиная от объявления тревоги и группы спецназа из чужой фракции, что по словам Рэма, технически, почти переворот, до нашего эпического возвращения втроём – моего, на руках Базиля, и Рэмигуса, разгоняющего перед нами встречных – в наш жилой блок. Последующая их с Рэмом пьянка, ладно, но несчастный случай с отравлением – или это могли бы расценить как покушение? – были бы совсем-совсем не кстати. Ни для кого. Ночь выдалась тяжёлой. Но, в какой-то момент Базиль перестал напоминать вытащенного из чана клона, которому забыли дефибриллятором запустить сердце. Он задышал глубже, кожа порозовела, а губы перестали быть такими синими. Только напряжение так и не ушло с его лица, и мучительная складка у бровей не разгладилась. Я лежал рядом, удерживая его тело на боку, на случай, если его опять будет рвать, держал его руку с трубкой, по которой текла прозрачная жидкость от подвешенного к прикроватному светильнику пакета, и смотрел в близкое лицо. Кажется, мелкие морщинки у его губ, глаз и бровей, появившиеся сегодня, так и останутся… Ещё через какое-то время Баз снова глубоко вздохнул и вдруг, не просыпаясь, подгрёб меня ближе, прижав к себе. Рука, в которой была трубка капельницы, легла мне на затылок. Он что-то пробормотал. – Что? – попытался я выпутаться из нервных объятий и оторвать нос от его груди, куда меня вдавили. – Эй? – Не… уходи. Ит… Не…оставляй меня. Я перестал вырываться и затих, слушая его голос, то, что говорилось в бреду. А потом обнял его за талию, проверил положение иглы в вене и стал ждать утра. *** Я сел за компьютер в лаборатории и попытался припомнить, на чём вчера оставил работу. Реверс генотипа. Точно. Куда же я сохранил эту папку? «Узнаю, как только завтра доберусь до компьютера…» – некстати всплыли в памяти мои слова. Я сосредоточился. Реверс генотипа. Обратная мутация. Никаких глупостей! «Р» – коснулся я пальцем клавиши, чтобы разыскать нужную папку. «Е». «В»… *** Утром Базиль открыл глаза и долго рассматривал меня, будто не веря, что я лежу рядом. Потом перевёл взгляд на табло настенных часов. – Ит? Рабочий день уже час как начался, почему ты меня не будил? Что-то случилось? – Это ты мне скажи, – я выпутался из-под его руки, встал и потянулся к тумбочке. – Заночуй ты в другом месте – и сегодня Верные выбирали бы нового Главу. Базиль нахмурившись смотрел на цифры своих показаний на экранчике определителя количества алкоголя в крови. – И что это значит? – он приподнял брови, а потом и приоткрыл рот, когда понял, что я имел в виду. – Мало того, что ты зачем-то пил эту дрянь… Или тебе помогли? Тогда это покушение, – он поспешно замотал головой, – нет? Сам, значит… А ты знаешь, что после употребления алкоголя сутки – минимум сутки! – нельзя сдавать сперму? Ты… – Я знаю. Как бы там ни было, не отказывай мне в профессионализме. Я свой долг помню, – и Баз кивнул на стоящую на подоконнике кухонного блока маленькую криокамеру с зелёным огоньком. Я подошёл и проверил: внутри была запечатанная по всем правилам пробирка с бледно-перламутровым содержимым. Так вот что это было! Я припомнил сдержанные смешки Рэма и подтрунивание в голосе, когда он вчера говорил с кухни: «А ноутбук ты зачем в туалет потащил? У тебя там что, его фотографии? Нет, серьёзно?!». Я медленно закрыл крышку криокамеры и обернулся к Базилю. – Значит, ты вполне можешь справиться с этим и сам. То, как у База дрогнули губы и расширились в испуге зрачки, я видел, даже не подходя близко. «Не покидай меня…» – вспомнил я его бормотание. – Ит, я тебя обидел? – тихо спросил он. – Не очень помню, что было после четвёртого бокала… Я приставал к тебе? – Нет, – я помедлил с ответом, чтобы выровнять голос до нейтрально ровного и сам не понимал, что такое со мной происходит? – Ты был не в том состоянии. Я, что, на него злюсь? Переживаю о его безопасности? Раздражён нелогичным поведением? Что я вообще чувствую? Стоп. Что за бред? Я чувствую? Этого не может быть, как бы я ни старался понять людей и быть похожим на них. Это невозможно. Базиль, между тем, опустил голову, вертя в руках коробочку тест-определителя. – Почему? – спросил я. Дурацкий вопрос. Неопределённый. Но, кажется, эта человеческая магия с пониманием неполных запросов сработала, потому что Базиль меня понял. – Рэм сказал… что тебе скучно со мной. А Мартин, что… – он поднял на меня больные голубые глаза. – Ит, тебе скучно? – Пока ты не спишь – нет, – пробормотал я. – А потом… – А ты разве не спишь? Потом? – Я… – Ит? Я промолчал. Почему-то не хотелось просвещать его о системах функционирования андроидов, то ли стеснялся, что мы так отличаемся от людей, то ли… перестал доверять и захотел придержать информацию? – Сколько ты спишь, вообще, Ит? – Меньше людей, – снова пробормотал я, радуясь неправильной постановке вопроса. Врать не хотелось. – На сколько меньше? – не унимался Базиль. – На много. Базиль нахмурился и посмотрел на свои руки, из тыльной стороны ладони одной из них торчала прозрачная трубка капельницы. – Дай мне ноутбук, – сказал он, глядя в сторону. – Я запаролю несколько файлов, остальное… Ты можешь брать его и делать что хочешь, если не спится. Прости, что не догадался раньше… *** Как только Базиль закончил с паролями и откинулся на подушку, на экране ноутбука, стоящего у него на коленях, замигал значок входящего сообщения. Баз глянул на табло часов, вздохнул и тронул сенсорную панель, открывая его. Всклокоченная седая шевелюра второго секретаря отпрянула от экрана, показывая в кадре его обеспокоенное лицо за очками. – Господин Базиль? О… Я разбудил вас? Простите. Простите, но… – Что там, господин Сигов? – Ещё раз простите, но… Глава фракции Инквизиции, господин Бартон, настаивает на видеосвязи с вами. Возможно, у него что-то срочное? – Соединяйте, – вздохнул Базиль и расправил плечи. – Ага, сей момент… – отозвался второй секретарь. Комнату вдруг заполнил рёв вертолётного двигателя, шипение помех и обрывок разговора. – …оворил же вам, что ему сделается, там вся мощь медицины! Это мы тут, над болотами… И благо, что аптечка была укомплектована! Господин Бартон, ещё энтеросгельчику хряпните, а? Вот, напасть… И водички ещё! Что ж вы, капрала-то, там бросили? Я, конечно, медтех заканчивал, но ведь не на госпитальную службу контракт подписывал! – Заткнись, Мартин! Меньше бы сказок вчера рассказывал, Шахерезада, блин, так не пришлось бы… О. Привет, Баз. Лицо Базиля откровенно просветлело, пока он это слушал. Не покушение, понял и я. – Что ты лыбишься? – Рэмигус отодвинулся от экрана и отмахнулся от протянутой ему под нос фляги. Под глазами у него были синяки и вид откровенно нездоровый. – Жив? Как это мы вчера… За его спиной подрагивала внутренность десантного вертолёта с пустыми сидениями по обе стороны прохода. Какой-то солдатик сунул Рэму под голову свёрнутый тючок цвета хаки и пристегнул самого Рэма страховочными ремнями к креслу. – Отставить, боец! – попытался рявкнуть Рэмигус, но поморщился от головной боли и рыжий Мартин помог черноволосому товарищу окончательно укрепить ремень. – Да что вы нянькаетесь со мной, как с дитём малым… Рядовой Саев, отставить, я вам говорю… Солдат убедился, что всё надёжно пристёгнуто и распрямился, уходя с обзора камеры. Я с удивлением узнал в нём того, второго охранника, с которым мы вчера застряли меж перегородок. Надо же, Рэм их, таки вывез, как и обещал, а ведь это свидетели... Хм, когда это я начал так плохо думать о людях? – Ты что-то хотел? – спросил Базиль. – Убедиться. Что ты жив, – пробормотал Рэм. – Убедился уже. Он помолчал и присмотрелся со своей стороны к экрану походного планшетника. – А ты что, не на работе ещё? Э-э-э… Не вставал ещё, что ли? Базиль хмыкнул и вместо объяснений чуть повернул ноутбук, так, что стала видна капельница в руке, разобранная кровать за его обнажённым торсом и… я, в углу комнаты, тоже в одних спортивных штанах. – Ой, – мелькнуло на экране лицо Мартина и приподнятые брови Рэма. – Чё-ерт, – прошипел Базиль и резко захлопнул крышку ноутбука. – Я не специально! *** – Н-ну, как успехи? – Отец прервал нить воспоминаний о сегодняшнем утре и наклонился из-за моей спины к экрану компьютера. – Так что там у нас с реверсом генотипа? Вчера, помнится… Тонко-тонко, на грани слышимости гудели сервоприводы на киборгизированной части его тела – у головы, шеи и одного плеча. Я обернулся, удивлённый его молчанием и увидел приподнимающуюся седую бровь. – Что… это? Я посмотрел на экран. Вместо «реверса генотипа» там был совсем другой запрос и, соответственно, другой ответ. Ответы, выраженные словами и опытом разных известных людей. «Ревность есть страх перед сравнением». «Ревность – сестра любви, подобно тому, как дьявол – брат ангелов». «Ревность – разновидность чувства собственности». «Ревность – это искусство причинять себе ещё больше зла, чем другим». – Итон? – повторил Отец. – Что это? – Простите. Я даже не знаю, как сказать… Отец взял у соседнего стола табуретку и сел напротив меня. – Базиль, – сказал он, указывая пальцем на монитор. – Что у тебя с ним? – У меня с ним… отношения? Наверное. Он так думает. Отец моргнул выцветшими голубыми глазами на застывшем лице и подождал, не добавлю ли я чего. – Бедный дурачок, – он разогнулся, чуть слышно загудев сервоприводами, и опираясь руками о колени, продолжил разглядывать меня. – Почему? – кажется, Отец впервые сказал что-то человечное о Базиле. Или это он обо мне? – Бедный? – Потому, что искусственный интеллект, то есть андроиды, слишком иначе мыслят. Я считаю ошибкой втягивать вас в эмоциональные связи. Вы химически совершенно не так устроены. У вас нет гормональной системы. И вы никогда не поймёте, что с нами творится, а без эмоций, если будете просто играть роль, эта роль, рано или поздно, сведётся до роли простой куклы, сексуальной игрушки. Отец потёр переносицу и добавил: – Не обижайся, Итон, но таковы стереотипы человеческого мышления, подкреплённые инстинктом. Запомни это. – Вы думаете, я не смогу играть роль? Даже если это для общего блага? – Нет, Итон. Актёры из андроидов никакие – вы патологически честны. А уж против человеческого подсознания… Ты прокалываешься в разговоре на каждом шагу. Поэтому я и сказал, что мне жаль База: ты причиняешь ему боль, даже не замечая этого. И лучше бы – для вас обоих! – эту вашу связь прекратить. Ты понял меня? Я медленно кивнул. – А это, – я указал на монитор с цитатами, – имеет под собой основания? – Вполне. Если дело дошло до ревности, с его стороны, как я понимаю, то дальше будет только хуже. Ещё вопросы есть? Я покачал головой. – Тогда убирай всю эту лирику и давай вернёмся к обратной мутации! – Отец тяжело встал и пошаркал прочь, поджимая губы. Вопросы у меня были, но сейчас не время было их задавать, и так Отец отвлёкся на не относящиеся к работе разговоры, соизволив побеседовать со мной о «лирике». Второй раз за двадцать четыре года, или, если считать его указание вести дневник, то третий. Но эта, последняя беседа, была намного длиннее предыдущей. Что же, я не тороплюсь. То, что Отец знает об андроидах, их образе мышления, химическом – и гормональном? – устройстве, говорит о них во множественном числе, всё это делает его стоящим источником информации, и я буду иметь это в виду и ждать подходящего времени для следующего разговора. Что же касается другого вопроса… Пожалуй, я спрошу об этом у Рэма. Тоже, когда представится случай. «Андроиды не умеют врать»? Хм, спорное утверждение. Скорее, брезгуют и не видят смысла, но, с людьми – и не хочешь, научишься…