Дневники Ит

Перед нашим жилым модулем я увидел четверых новых охранников Базиля, а также невозмутимого Али Саева и мрачно зыркающего то на меня, то на дверь модуля, рыжего Мартина, грызущего согнутый указательный палец. – Господин секретарь, шеф интересовался, ждать вас с господином Базилем или нет, – ровно сказал Али, а охрана подтянулась ближе. – Передайте господину Бартону, что ждать. Если же вдруг нет, я обязательно выйду и предупрежу вас, – мы кивнули друг другу и я, наконец, вошёл. Базиль, в той же одежде что была на нём утром, сидел на полу, прислонившись к кровати и опустив голову на охватывающие согнутые колени, руки. Я остановился рядом, но он не смотрел на меня, едва заметно покачиваясь взад-вперёд и пряча лицо. На покрывале валялись наши с ним рюкзаки, я вытащил из своего ноутбук и стоя, на весу, открыл его, включил и стал быстро печатать одной рукой. – Что, – сказал через минуту Базиль, глядя на меня сквозь упавшую на глаза чёлку, – собираешь вещи? Для переезда… к нему? Я сел рядом на пол и повернул к нему ноутбук, на котором запустил видео с моих камер наблюдения в лаборатории. Чёрно-белые фигурки пришли в движение, когда я нажал кнопку. « – Ты… Ты… отвратителен. У меня и так ничего не было в жизни кроме Ита, а ты и его отобрал… Почему… Почему тебе всегда достаётся всё, что ты только захочешь?!»… … « – Не называй меня больше «Отец»! Никогда! У меня нет ни сыновей, ни дочерей, только долг и работа, и мне так много ещё нужно сделать! – Но… – Ненавижу, когда меня так называют! Вся эта сентиментальная чушь слишком дорого мне обходится!»… Я остановил запись, а потом тихо прикрыл крышку. – Бессмертие? – пробормотал Баз. – Всё было зря? И как я должен это объяснять Рэму? Он посмотрел на меня стеклянными голубыми глазами. – Должен ли я это ему рассказывать? – его голос был совершенно потерянный. – Нужно или нет, и когда именно – это тебе решать, ты у нас – Глава фракции. А сейчас, пойдём уже, ради бога, – я подал ему руку и, придерживая на плече два рюкзака и ноутбук под мышкой, дёрнул Базиля вверх, вытащил за дверь и поволок по коридору в сторону лифтов, ведущих на крышу. *** Рэм сидел в вертолёте и когда мы появились, не стал ничего спрашивать. Все загрузились, так же как утром, только вместо свежего хрустального рассвета над Комплексом висели низкие и плотные тучи, скрывающие за своей завесой закатное солнце. Вертолёт, ревя и вибрируя, оторвался от крыши. Внутри десантного модуля пахло железом, машинным маслом и пылью, резкие перепады давления солдат и охрану не беспокоили, но я с трудом уговаривал себя, что всё нормально, это обыкновенные законы физики и тут, в конце концов, не открытый космос. Впрочем… Я отдавал себе отчёт в том, что это действие базовой программы, говорившей мне, что перепады давления могут быть признаком разгерметизации Корабля и представляют опасность для жизни экипажа. Для жизни Базиля. Я-то мог функционировать и в вакууме, при абсолютном нуле. Теоретически. Базиль был хмур и задумчив настолько, что не замечал ничего, ни болтанки воздушного судна, ни пристальных взглядов Рэма, ни переплетённых со мной пальцев своей холодной руки. Полёт, как и обещал утром Рэм, действительно занял не больше часа и всё это время Базиль невидяще смотрел в противоположную стену десантного модуля. Я не сомневался в том, что он снова и снова прокручивает в уме показанную ему запись, пытаясь сложить рассыпавшуюся картину мира. Я тоже вспоминал её, только с того момента, как нажал кнопку «стоп». Показывать ли удалённую часть записи Базилю, я ещё не решил… *** «… – Не называй меня больше «Отец»! Никогда! У меня нет ни сыновей, ни дочерей, только долг и работа, и мне так много ещё нужно сделать! – Но… – Ненавижу, когда меня так называют! Вся эта сентиментальная чушь слишком дорого мне обходится! – Но, как же мне вас называть? Вильям? Вижу, что нет, это слишком напоминает вам Изабель. Уилл? – Это слишком фамильярно! А впрочем… Попробуй ещё раз. – Уилл? – Хм… Ещё раз? – Уилл. Отец остановился, возвышаясь надо мной, и сжал железные пальцы, скрежетнув металлом соединений. Или это скрипнули его зубы? – Вы, кажется, сердитесь на меня, Уилл? – вообще-то, это я был зол, и мне было сложно выдавать вместо этого вежливое удивление в голосе. – Почему? – Почему… Ты!.. – он махнул рукой и отвернулся, пытаясь справиться с раздражением. – Ты – третье большое несчастье моей жизни, Итон! Когда четыре года спустя, после взрыва в Бункере, Дэнис приволок две найденные камеры с андроидами, я выбрал тебя, потому что смотреть больше не мог на этих эмоциональных тварей, называемых женщинами, ты же не вызывал ни похоти, ни соперничества. Идеальный носитель разума, думал я, никаких признаков пола! Как всё могло скатиться к тому, что сейчас есть?! – он опустил руку, тяжело дыша и буравя меня недобрым взглядом. Меня же раздирали противоположные мнения на счёт следующих действий. Если ошибиться в теме беседы, он может ничего больше не рассказать. Судя по напряжённой позе, низкому тону голоса, повышенному, даже с кардио-имплантами, сердцебиению, Отец испытывал сильный стресс и дальнейшее поведение его было непредсказуемо, вернее, зависело от того, пойму ли я то, что его волнует и правильно ли на это отреагирую. Так, информация или чувства? Чувства или информация? Психологическая программа ничего не могла мне сейчас подсказать. – Кто… Какой андроид был во второй камере? – спросил я. – Да откуда мне знать?! – с досадой отвернулся он. – Какая-то очередная баба! К тому же, жутко похожая на Изабель! – Понятно… – внешность своей предполагаемой команды андроидов я не знал – я их так и не видел! – А какой номер был на второй камере, Уилл? Он искоса глянул на меня и потёр подбородок. Кажется, ставка на «информацию» была верной, это дало ему возможность сохранить лицо. Я «не заметил» его оговорки на счёт каких-то особых чувств, которые он ко мне, якобы, испытывал. Пока – не заметил. – На твоей камере был номер «ноль-ноль», это точно, а на второй… Не помню, давно это было. Двадцать пять лет назад. Тут и то, что важно забудешь, не то, что… Хотя, были фотографии ещё не распакованных камер, твоей – точно, вернее – со снятой крышкой, но ещё до активации. Их потом Базиль утащил у меня из базы данных… Так вот, там, кажется, попадал угол второй камеры, с номером. Но, куда он их дел?.. – Понятно, – тихо сказал я. – Спасибо… Уилл. Не беспокойтесь на счёт этих фотографий. А куда господин генерал дел второго андроида? Его активировали? – Вроде бы, – протянул Отец. – Дэнис наблюдал за процессом твоей активации, мы шли на ощупь, инструкций не было, и когда всё получилось, сказал, что об остальном позаботится сам. Он помолчал, припоминая, и добавил: – Кажется, Дэнис был очень доволен моим выбором… Хотя вначале он говорил, что ему совершенно всё равно, какой из андроидов достанется ему, а какой мне. Конечно, всё равно, подумал я, зная как проводить процесс активации, он мог вернуться и без помощи Отца включить всех остальных, уже не ставя его в известность… – Да, он сам активировал эту бабу, без меня, и потом улетел с ней. Кажется, у него всё получилось. Сознательным усилием я едва заставил себя не выдавать подцепленных у людей поведенческих реакций: не скрипел зубами, не сдвигал брови, не сжимал кулаки. Что такого, если один из членов моей команды – как минимум один! – уже двадцать пять лет как активирован, а я не знаю ни где он, ни чем занимается! А может быть, они все активированы? Все десять. Что с ними, на сегодняшний день? Чему они научились? К каким выводам пришли, общаясь с людьми? Во многом это зависит от того, кого именно активировали первым, там было десять программ-специализаций… Ладно, мне нужны эти фотографии. Одно дело, если первым был «повар» или «психолог», и совсем другое, если это был «полицейский». Как там говорил Рэм, «проклятый, прогнивший мир»? Каждый из андроидов сделал бы об этом мире свой вывод и повлиял бы на мнение остальных. – Итон? Я поднял голову к возвышавшемуся надо мной человеку. – Есть что-то ещё, что мне надо знать об андроидах? – спросил я. Он не ответил. – Уилл? У вас ещё есть информация? Он нахмурился и отвёл взгляд, поджав губы. Похоже, теперь я свернул не туда. Теперь надо было выбрать «чувства», а не «информацию». – Уилл, почему вы сказали, что я – третья большая ошибка вашей жизни? Вы же не имели в виду, что… что… – Отец отвернул голову, болезненно скривив губы. – Вы же не хотите сказать, что… любите меня? Судя по тому, как он молчит и морщится, хочет. Не может быть. – Не может быть, – повторяю я. – Вы же сказали, что я «не вызывал ни похоти, ни соперничества»? Идеальный носитель разума, вы сказали? – Да, это так, но… Я оказался не идеальным носителем разума… – старик сдвинулся с места и скрипя сервоприводами кирбогизированной части, стал тяжело прохаживаться по пустому месту, между столами лаборатории. – Ты знаешь, каков процент предпочитаемой ориентации среди искусственно выращенных клонированных организмов? – Не припомню, чтобы перед нами стояла задача таких исследований, – пробормотал я. – Да, не стояла. Я занялся этим сам, из чистого любопытства. – И каков же процент? – спросил я, прервав его задумчивое и скрипучее хождение. – Среди клонов это примерно равные части, около двадцати пяти процентов. Те, кто предпочитают противоположный пол, те, кто предпочитают свой, бисексуалы и те, кого вопросы пола и секса вообще не интересуют, ни в каком виде. В природных, до-катастрофных людях, этот процент был иной, а у клонов – то ли гормональный сбой при выращивании, то ли ещё что… – А у модификантов, гражданского населения? – вяло поинтересовался я. – Ведь для модифицирования эмбрионов идёт сперма клонов? – Такие исследования не проводились, даже мной. – Уилл. Почему вы подняли эту тему? Что вы хотите сказать с помощью такого длинного предисловия? Что предпочитаете свой пол? – Нет. Я всегда предпочитал женщин, исключительно женщин, я же рассказывал! – Да, и на вас за это обиделась жена. А потом, помощница, – тихо пробормотал я. – Но, при чём тут тогда я? – спросил уже в полный голос. Отец остановился и потёр лоб. – Знаешь, чертовски глупо себя чувствую. Но я попробую объяснить… Он остановился возле моего стула и, протянув руку, провёл по моим волосам, пропуская пряди между морщинистыми человеческими пальцами. – Я не испытываю к тебе… похоти. Я… просто хочу, чтобы ты был рядом. Смотреть. Слушать. Общаться. Быть важным для тебя. Самым важным! Чтобы ты смотрел только на меня, слушал только меня. Мне хочется никогда и никуда тебя не отпускать. Ты – как мечта, вечно юный и не стареющий. Идеальная мечта о человеческом совершенстве. О совершенстве и о бессмертии, понимаешь? – он наклонился, вглядываясь в моё лицо. – Я почувствовал что-то такое с первого взгляда, ещё через крышку твоей капсулы, когда ты, застывший и неподвижный, как кукла, лежал в густом биогеле. Это была такая ангельская чистота, никаким женщинам не сравниться… Вот как, подумал я. Что же ты так шпыняешь Базиля, которого, видимо, это зрелище, в виде фотографий, тоже поразило настолько, что он решился взломать компьютер глубоко почитаемого Отца и забрать их? – Даже для того, чтобы коснуться твоих волос мне понадобилось двадцать пять лет и угроза того, что я могу совсем потерять тебя. А я не могу тебя потерять, Итон! Ты мой! И убью этот ходячий половой орган! Он всего-навсего моложе меня! И, как минимум, более смелый, раз не ждал так долго, подумал я. – Ты не потеряешь меня, Уилл. – Правда? Обещаешь? Скажи, что ты будешь со мной, пока жив! – Обещаю. Я буду с тобой. Пока ты жив. Его светлые, выцветшие до блекло-голубого, глаза, лихорадочно шарили по моему лицу, ужасно напоминая этой одержимостью своего клон-сына, а пальцы сжимали волосы на затылке, не давая мне повернуть голову. – Уилл, оставьте Базиля в покое, он полезен. Я помолчал, глядя ему прямо в глаза и продолжил, выделив интонацией более личное обращение: – Мне жаль, что ты не сказал обо всём раньше. Я не знал, правильно ли я делаю, но, в конце концов, люди это биологические системы, управляемые не только разумом, но и химией, те ми же гормонами, поэтому поднял с колен руку и, взяв двумя пальцами отворот его халата, потянул вниз. – Ты этого хочешь? – спросил я перед тем, как наши губы соприкоснулись. Рука на моём затылке застыла, шевельнулась, наматывая пряди волос на пальцы, крепко стягивая кожу, а потом на меня обрушился такой яростный поцелуй, что даже когда край металлической накладки с правой стороны его лица вспорол мне кожу над верхней губой, старик этого даже не заметил. Успокоительного, по привычке подумал я. Двойную дозу – с поправкой на метаболический имплант в печени… Отец отклонился от меня, тяжело переводя дыхание и блестя глазами. – Вот, чёрт… – пробормотал он. – Это ты и с Базилем так же целуешься? – Нет, – покачал головой я. – С ним не так. И это правда. Базиль никогда не действовал так грубо и напористо, не говоря о том, что единственный раз, когда пролилась моя кровь, это было не в результате его действий, а потому, что я сам прокусил палец. – Ну-ну, – сказал Отец. – Надеюсь на это. Он, всё ещё не отпуская зажатые в кулак своей человеческой руки, волосы, металлической кистью взял меня за подбородок и чуть повернул к свету, рассматривая глубокую царапину. – М-да, – сказал он. – Красное на белом. Это даже красиво, своего рода... Он прошаркал к дежурной аптечке и, вернувшись, протёр антисептиком и залепил мне царапину куском пластыря телесного цвета. Я коснулся заплатки, усилив приток наноботов к повреждённому месту. Через несколько часов разрыв кожи затянется – я посмотрел на подушечку среднего пальца на правой руке – хотя небольшой шрам и останется. Отец стоял рядом и, потирая подбородок, смотрел на меня, а я опять не мог спрогнозировать, что будет дальше. Интересно, ждёт ли нас ещё Рэм и чем сейчас занят Баз, думал я. Ушёл он в очень расстроенных чувствах, а если бы узнал, в результате чего у меня появилась царапина, вообще бы в истерику впал… У Отца, в этом плане, более устойчивая психика. Большую часть времени. – Итон, тебе действительно всё равно с кем заниматься сексом? – спросил, наконец он, продолжая меня рассматривать. – Нет. После отъезда клон-братьев Базиля, заниматься сбором генетического материала имеет смысл только с ним. Вы, насколько я знаю, Уилл, бесплодны, после снятия матрицы для три-дэ печати. – А как же… поцелуй? – приподнял брови он. – А что с ним? – спросил и я. – Ты… не будешь сопротивляться, если я буду тебя иногда целовать? – А вы хотите, чтобы я сопротивлялся? Тогда предупредите меня об этом заранее, Уилл. Так просчитывать человеческое поведение и желание очень сложно, это занимает много ресурсов оперативной памяти и всё равно не исключены ошибки. – Хм… Раз такое дело, – Отец вернул на место отвисшую, было, челюсть, – не поможешь ли ты мне провести один небольшой следственный эксперимент? Я почти забыл об этом случае, но когда держал твои волосы, и ещё эта царапина, – он покрутил пальцем возле своего лица и махнул в сторону моего, – в общем, я кое-что вспомнил. Один случай, который меня не то, чтобы бесит… Просто я его до сих пор не могу понять. Поможешь с анализом? – Конечно, Уилл. Всегда можете на меня рассчитывать, хоть с анализом, хоть с чем другим, в рамках разумного поведения…»