В подарок неудачнику

– Иногда мне кажется, что ты всё-таки издеваешься, – протянул Тсуна. – Много выходов, запутанные коридоры, полная конфиденциальность, обслуживающий персонал нас не увидит, зато проследит, чтобы мы ни с кем не столкнулись при входе и выходе. Идеальный вариант. Что тебя не устраивает? – Это лав-отель, – процедил Тсуна. – И там наверняка будет одна кровать. – Боишься, что не хватит места? – Знаешь, я как-то представлял, что при первом посещении такого места буду с девушкой, а не с кем-то вроде тебя. – Смешно слышать, учитывая, что на кону стоит наша безопасность. Или ты боишься, что я начну приставать? Тсунаёши смерил мужчину взглядом. Откровенно говоря, предположение выглядело весьма сомнительным, учитывая, что последние минут сорок Реборн точно передвигался на одной только гордости и Пламени Солнца. Выглядел-то он при этом не так ужасно, как можно было подумать, только вот гиперинтуицию не обманул. – Лав-отель так лав-отель, – вздохнул парень. – Но комнату выбираю я! – Мне всё равно, – отмахнулся Реборн, и это лучше любых признаний подтвердило предположения Тсуны. Чтобы этот киллер да отказался подколоть его? Немыслимо в обычном состоянии. – Знаешь, что меня удивляет даже больше, чем твоя альтернативная логика? – интересуется Савада, выбирая более или менее приличный номер, без экзотического интерьера в стиле Хеллоу Китти или пещеры Бэтмена. – То, что как бы дико не выглядела затея, она почему-то срабатывает. – Потому что это называется не альтернативной логикой, а гениальностью, – хмыкает Реборн. Тсуна кожей чувствует внимательный взгляд. – О, да, от скромности ты не умрёшь! – С моим образом жизни, – невозмутимо отзывается мужчина, – я в любой момент могу умереть от чьей-то пули, ножа или яда. Умирать от такой ерунды как скромность я отказываюсь. От этих простых слов у Тсуны выбивает дух. Слишком… слишком много для него. Слишком большой контраст между его репетитором и этим мужчиной, прямо сказавшим, что он торопится жить и получать от жизни всё. Реборн его мира был таким же и совершенно точно не стеснялся чужого мнения, развлекаясь не только за чужой счёт – он и сам не боялся показаться смешным или глупым, стоит только вспомнить те дурацкие костюмы, которые Реборн носил, когда выглядел как пятилетний ребёнок. Но вот своего ученика этому он не учил. Смешно сказать, но Тсуна, избавившись от амплуа неудачника, просто влез в новые рамки – должность будущего Дечимо ограничивала его, заставляла помнить о том, что он представляет всю Вонголу, заставляла постоянно держать лицо. Войдя в мир мафии, Тсуна понял, что больше не может носить дешёвые джинсы или убегать от собственного Хранителя Облака, например. Когда о нём узнали, когда имя Савады Тсунаёши стало ассоциироваться с титулом Десятого Вонголы, ему оставалось только надеть дорогой костюм, вести себя достойно, научиться отдавать приказы Кёе и Мукуро так, чтобы те не посмели сомневаться в необходимости их выполнения. И Реборн поощрял такое поведение. Наверное, опасался, что Тсуна может взбрыкнуть и попытаться сбежать от ответственности, поэтому постоянно напоминал, что Савада должен – должен Семье, должен Ноно, должен отцу, должен Хранителям… Возможно, лет через десять он бы всё-таки показал своему ученику, как можно отдыхать, плюя на все обязанности и чужое мнение, а может быть, Савада и сам пришёл бы к этому, устав постоянно соответствовать чьим-то ожиданиям. В этом мире, подарившем Тсуне шанс быть самим собой, несмотря на странную, опасную ситуацию, в которой он оказался, несмотря на туманное будущее, Тсунаёши чувствовал эйфорию ещё и оттого, что между ним и двойником одного из самых важных людей в его жизни не было границы. Не учитель и ученик. Здесь и сейчас они были почти равными – людьми, оказавшимися волей судьбы в одной лодке. И, несмотря на множество причин, по которым они не могли быть честны друг с другом, в их словах и поведении здесь было куда больше откровенности. – О чём задумался, Савада? – внимательно посмотрел на него Реборн. Они как раз дошли до вполне традиционно обставленного гостиничного номера, и застывший с отсутствующим взглядом парень заставил его насторожиться. – О том, что ты пропустил приём лекарств, – не задумываясь, соврал Тсуна. Мужчина фыркнул: – Ерунда. Подумать только, неужели ты так за меня переживаешь? – Ты – мой единственный шанс выбраться из проблем, в которых я оказался по твоей вине, вообще-то. Так что твоё здоровье действительно заставляет меня переживать… Что? Реборн, наклонив голову набок, пристально смотрел на Саваду. – Ничего, – тот снял, наконец, шляпу, пересадил на кровать Леона и принялся раздеваться. Стоя спиной к Тсуне он всё-таки добавил: – Любопытно. Парень закатил глаза и включил телевизор, стараясь избежать продолжения странного разговора. Правда, вышло ещё хуже: с экрана немедленно полились звуки стонов и всхлипов, и Тсунаёши зажмурился, краснея от смущения. Неловко получилось. – Если хотел посмотреть порнушку, дождался бы, пока я уйду в душ, – фыркнул повеселевший Реборн. – Я не… Кто ж знал, что здесь такое?.. – Тсуна потянулся за отброшенным от неожиданности пультом и судорожно принялся нажимать на кнопки, в надежде заставить замолчать шайтан-машину. – А ты чего ожидал от лав-отеля, Савада? – окончательно развеселился мужчина. – Что тебе покажут сводки местных новостей? – Вообще-то именно об этом я и думал, – пробормотал Тсуна и покраснел ещё сильнее, услышав: – Да ладно, можешь не оправдываться. Развлекайся. Реборн вышел, а Савада застонал от отчаяния, накрываясь подушкой: – Ну и как ему удаётся всегда всё вывернуть наизнанку, а? – Тсуна отнял подушку от лица и посмотрел на Леона в поисках сочувствия и ответа. Тот ожидаемо промолчал, только посмотрел в сторону двери, за которой исчез его хозяин и закрутил хвост спиралькой. Тсуна вздохнул. – Ладно, почему бы нам пока не проверить, как эту эпопею пережили лекарства? Хамелеон, подумав, переместился на плечо к Тсуне, чтобы лично проследить за этим процессом, пока хозяин занят. К вящему удивлению Савады, лекарства пробежку по Токио с полётами и стрельбой пережили прекрасно, как и те вещи, которые он захватил в тот же день, когда договаривался с Киёши о поддельных справках. Так что к приходу Реборна он выстроил их на маленьком столике в нужном порядке вместе с инструкцией, как и что пить, и даже успел заказать ужин в номер и немного поскучать – вопреки щедрому предложению киллера смотреть порно ему не хотелось. Так что вышедшего из душа мужчину он поприветствовал словами: – Наконец-то! Я уж начал переживать, что ты там утопишься, – быстро протараторил: – лекарства на столе, ужин скоро принесут, я пошёл! – и проскользнул мимо него, запираясь изнутри. На всякий случай. Размышляя, Тсунаёши признал, что окончательно запутался в происходящем. Кто на них напал? Почему? Загадочные враги Вонголы нашли Реборна раньше, чем он их? Кто бы это мог быть, что смело гонял их по всему Токио, не боясь привлечь внимание полиции и других кланов? Интуиция тихо намекала, что от всего этого стоит ждать крупных неприятностей, впрочем, Тсуне хватало и небольшого опыта в роли босса мафии, чтобы догадаться: человек, который сдавал людей Семьи, явно не бармен в ресторане, а скорее всего кто-то из доверенных лиц дона Вонголы в Японии. Кто-то, кто не испугался ни мести Девятого или Десятого, ни визита Вендиче – за нарушение омерты платить приходилось дорого. «Это теперь не моё дело», – напомнил себе Тсуна. – «Моё дело – выжить и остаться свободным». Но от вдалбливаемых годами привычек и чувства ответственности так просто не избавиться. «Лучший репетитор-киллер. Лучший репетитор. Ненавижу тебя за то, что ты всё-таки вылепил из меня то, что хотел увидеть. И как мне не хватает твоего совета!.. Как не забыть, что у твоего двойника нет причин ни доверять мне, ни щадить?» Тсунаёши вышел из душа, вытирая влажные волосы, привычно бесшумно передвигаясь по комнате, и замер. Реборн лежал, закрыв глаза, глубоко дыша. Судя по тому, что ампулы и флакончики на столе своё положение изменили, он всё-таки принял лекарства, хотя ужин стоял нетронутый. Тсуна подошёл ближе, задумчиво разглядывая свежую перевязку, (человек, просто человек, сильный, да, опытный, но не то полумифическое существо, дух или демон, которым Тсуне представлялся его репетитор). Бездумно протянув руку, чтобы коснуться, он вздрогнул, когда его перехватили за запястье. Чёрные глаза смотрели внимательно, настороженно. – Что ты делаешь? – Прости, – чувствуя неловкость, улыбнулся Тсуна, не пытаясь выдернуть руку, которую будто в тиски засунули. – Хотел убедиться, что всё в порядке. – Я не связан, в здравом уме. Могу и сам о себе позаботиться. Это было правдой. Больше того, это было правильно. – Конечно. Просто… – Тсуна махнул свободной рукой. – Савада, – задумчиво сказал Реборн, наконец, отпуская его, – ты дал мне совет сходить к врачу после всего этого, поэтому я тоже дам тебе совет. Если останешься в живых, сходи к психиатру, чтобы тебя избавили от этой нездоровой зависимости. Тсуне показалось, что он ослышался: – Что? – Такая привязанность к человеку, который тебя похитил, ненормальна, – любезно пояснил мужчина. Тсуна озадаченно склонил голову набок. – Ты что, считаешь, что у меня стокгольмский синдром? – А ты считаешь, что нет? Изолированность от мира на некоторое время, как минимум эмоциональная привязанность к похитителю, отказ убежать, когда появилась такая возможность, и даже подсознательное желание заботиться. Тревожные симптомы. Савада замер. Подумал. Попытался оценить, как это выглядит со стороны двойника его репетитора, раньше с ним незнакомого. Выходило, и правда, нездорово. Потом он попытался примерить теорию стокгольмского синдрома на весь период знакомства с Реборном и заржал. Интересно, а что бы сказал его репетитор на такое предположение? – Истерика? – Нет, – Тсуна покачал головой, не переставая смеяться. – Ты просто не представляешь, насколько прав и неправ одновременно! – Пояснишь? – поднял брови мужчина, выражая своё недоумение. Савада покачал головой и махнул рукой, пытаясь успокоиться: – Нет, лучше не буду. А то ты окончательно запишешь меня в психи! Расслабься, причина не в этом. Лучше давай уже поужинаем и решим, что делать со всей этой… ситуацией, в которой мы оказались. Через какое-то время Тсуна подумал, что лучше бы уж признал вслух, что Реборн прав. Потому что его подозрительные взгляды в течение ужина очень напрягали.