На сколько ударов рассчитано сердце? На сколько взмахов мое крыло? Где света конец? Где начало смерти? Где тот, кто всегда побеждает зло?
Я очнулась от дикой боли в горле. Просто дичайшей. Раскрывать глаза не хотелось, веки были ужасно тяжёлыми, голова — чугунной, а голоса вокруг раздражали своей громкостью и глупостью вопросов. — Доктор, она поправится? — всхлипывал усталый женский голос. — Переломный этап болезни прошёл, сейчас девочка должна пойти на поправку… у вас очень сильная дочка, мэм. Сердце болезненно сжалось и забилось быстрее; приборы запищали, неизвестную женщину вывели из палаты, вокруг засуетились люди, а мне в вену вкололи какой-то препарат. Но я уже успокоилась, приготовившись как следует поспать. Получилось. Я снова жива.***
На поправку я шла быстро. Родителей ко мне не подпускали целые сутки, чему я была просто несказанно рада. Нужно было сначала собраться с мыслями, расставить все точки над «i», да и отдохнуть мне не мешало. Я безумно боялась, что меня накроет апатия, но, хвала всем богам, подобного удалось избежать. Вставать мне пока не разрешали, но кого я слушала? В какой-то момент медсестра застала меня стоящей рядом со своей постелью и рыдающей от счастья. Я могла ходить. Да, пока получалось плоховато, ведь отвыкла я от возможности передвигаться на своих двоих, но я могла… Со временем могла снова учиться танцевать, снова бегать, прыгать, плавать. Медсестра моего счастья естественно не разделила, так что побыстрее снова уложила в постель и заставила выпить какую-то микстуру. Пока я лежала и не могла ходить, от нечего делать копалась в своей памяти и размышляла, что мне делать дальше. Если всё пошло так, как надо, то скоро меня должна разыскать объявившаяся родственница, с магическим резервом тоже должно быть неплохо, да и знания канона у меня тоже остались… Кстати, о каноне. Я прекрасно помнила, что у Лили и Петуньи были достаточно напряжённые отношения, что всегда меня расстраивало. Правда, я всё никак не могла понять, почему всё было так, как было, и кто в этом виноват. То ли родители, которые слишком явно отличали младшую от старшей, то ли сама Лили, то ли даже более взрослая и сознательная Петунья. В любом случае, я собиралась как можно быстрее это исправить. Правда пока не знала, как, но ведь это не главное, не так ли? Было трудно привыкнуть к новому телу. Вестибулярный аппарат перестраиваться не желал, так что меня дико мутило и качало из стороны в сторону, с психикой пока вроде всё было ничего, никакого желания уйти из этого бренного мира пока не наблюдалось. Безумно хотелось проверить наличие волшебных сил, но возможности просто не было. Это в книжке всё легко и просто: ручкой взмахнул и — р-раз! — к тебе уже летит нужная книжка, а ты прыгаешь и радуешься, что волшебник. Но в жизни ведь всё иначе. Я даже боялась пытаться как-то спровоцировать всплеск энергии, опасаясь либо всё тут разнести, либо повредить магические каналы и остаться сквибом. Было страшно. Через какое-то время сердобольных родственников ко мне всё-таки пустили. Я дико боялась, что не испытаю при их виде никаких эмоций. А быть частью тёплой и дружной семьи, какой, несомненно, были Эвансы, мне всё-таки хотелось. Но обошлось. Когда Петунья разревелась и кинулась меня обнимать, я поняла, что готова всю жизнь звать её сестрой, какой она раньше, до этого не была. Мистер и Миссис Эванс тормошили меня, расспрашивали о самочувствии, напоследок пообещали через три дня забрать домой. Петунья — или, как её называли домашние, Пэтти — наотрез отказалась уходить, а когда родители всё-таки вынудили её собираться, пообещала заходить каждый день и читать мне вслух. Я была счастлива. На следующий день мне принесли карандаши, «мой» блокнот и ручки, кучу сладостей и даже несколько книжек. Семья просидела у моей постели несколько часов, потом Томас уехал на работу, а мама решила сходить в кафетерий, чтобы принести нам чаю. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила Петунья, осторожно пересаживаясь на мою кровать. Я прислушалась к собственным ощущениям и кивнула. — Вроде бы неплохо…, а ты как? Девочка расплакалась и снова кинулась меня обнимать. — Мне так жаль, я так переживала за тебя… Прости меня, пожалуйста, прости… Из её нечленораздельных рыданий я поняла, что они катались на коньках по ещё неокрепшему льду, и Лили провалилась. Было не особенно глубоко, так что девочку, больше напуганную, чем пострадавшую, достали, отогрели и отправили в больницу, где стало понятно, что у ребёнка переохлаждение, которое позже переросло из обычной простуды в ангину, а дальше… ну понятно, что было. Петунья винила во всём себя, не находила себе места, боялась, что сестра умрёт. Ну, в принципе, не зря боялась… ладно, не будем об этом. Мне стало даже немного стыдно. О себе-то я подумала, а о ней? Ну коне-ечно, зачем великой мне сестра… Это ж как Сталину открытый второй фронт — вроде хорошо, а вроде уже и не нужно, ага. Было стыдно. Пообещала себе, что постараюсь устроить будущее сестры как можно лучше. Появилось беспокойство и насчёт мыслей. А если кто-то узнает, что я — попаданка? Дамблдору это точно не особенно понравится… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. А сейчас мне нужно выздороветь и вернуться домой. Живой и, желательно, целой. В больнице было скучновато, поэтому, когда Петунья и родители всё-таки ушли, я засела за блокнот. Писала на русском, опасаясь, что мои записи может кто-то поглядеть. Думала ещё насчёт стенографии, но откинула этот вариант ввиду сложности и маленьких объёмов. Итак, сейчас идут семидесятые. Что я помню об Англии и мире в этот промежуток времени? Как оказалось, не так уж и много. Знаю, что в США прекращён обмен валюты на золото, что в 1973–1974 где-то начнёт строиться БАМ, в 1976 угонят советский самолёт, в 1972 году будет теракт на мюнхенской Олимпиаде, в 1970 получен патент на компьютерную мышку, а ещё в 1970 был пущен первый Луноход. Мда, негусто… Знания были разрозненными и, мягко говоря, бесполезными. Ладно, это значит только одно: нужно как можно быстрее начинать читать местные газеты и просматривать сводки новостей, возможно стоит посетить Лондон, поглядеть подшивки газет в библиотеке…, но это может и подождать. Что я знаю о каноне? Точнее, именно об этом времени? Недалеко от меня, через реку, живёт мой друг, Северус Снейп, возможно уже преданный и влюблённый, что хорошо и плохо одновременно. Замуж я в этой жизни не особенно хотела, но безумно радовалась тому, что не испытываю ничего ни к прошлому мужу, ни к детям. Словно чужие люди, ну, возможно, хорошие знакомые. Но никак не родные и близкие. А значит, я могу начать новую жизнь без старых привязанностей… чёрт, опять начала думать о ментальном блоке. Ну да ладно, выкарабкаемся. Ещё у меня день рождения зимой будет, в январе, кажется, а значит в следующем году я еду в Хогвартс. Отлично, семьдесят первый мне уже начинает нравиться, осталось до него дотянуть. Также помнится, со мной в купе теоретически должны познакомиться будущие Мародёры. Насчёт них я пока уверена не была, но пара мыслишек в голове всё-таки вспыхнула. Я не знала, получится ли убедить молодого Блэка поступить на Слизерин, но хотела попробовать. Возможно, они с Севом даже подружатся, что будет неплохо для них обоих. Эх, мечтать не вредно… А вот от Петтигрю следует избавляться сразу, нечего ему рядом с мальчишками делать. Попробуем сплавить на Хаффлпафф, определённо. Может помягче станет. Насчёт Ремуса ничего против не имею, по канону был милым и хорошим мальчиком, буквально голосом разума в их шебутной компании… Почему-то проскочила мысль насчёт вливания в ряды Мародёров вместо Петтигрю. Нет, ну, а что? Всем же известно: если положить на видное место, то никто ничего не увидит. Да, и репутацию отличницы-тихони создавать перед учителями всё-таки стоит, будет служить прикрытием как мне, так и парням, если всё-таки сдружимся. Не стоит забывать и о том, что они — живые люди, со своими тараканами в голове, страхами и привязанностями, а не герои романа или фильма. Первоначальная картина дальнейших действий меня радовала. Ещё бы защиты на дом какой-нибудь навесить, родителям амулетики купить, книжки там… Но это позже, сейчас, как я раньше и говорила, главное — это восстанавливаться и не отсвечивать. С остальным разберёмся потом.***
— Ну, вот ты и дома, — улыбнулась мне миссис Эванс, обнимая меня за плечи. — Отдохни немного, через полчаса ужин. Она была невысокой, с приятного цвета лицом, румянцем, серыми глазами в обрамлении пушистых тёмных ресниц, тёмными бровями, пухлыми щёчками и тёмно-рыжими волосами. Её постоянно хотелось обнимать, с ней хотелось говорить. Мэри Эванс была как раз тем человеком, которого хотелось назвать матерью. По крайней мере, мне. Ещё будучи в больнице, я привыкла называть её матерью, Томаса Эванса — отцом, а Петунью — сестрой, так что сейчас я чувствовала себя действительно дома. Она вышла из комнаты, а я наконец-то смогла оглядеться. Комната была достаточно большой, прямоугольной формы, с большим окном и широким подоконником, заваленным подушками, книгами и пледами. В комнате была кровать с цветастым лоскутным одеялом, большой шкаф для одежды, туалетный столик, книжный шкаф и рабочий стол с удобным стулом. На столе была симпатичная настольная лампа без абажура, на книжных полках стояли фотографии и книги, на кровати и подоконнике сидели мягкие игрушки. В тумбочке, стоящей рядом со столом, я нашла учебники средней школы, находящейся неподалёку от дома Эвансов. Откуда я это знала? Будучи ещё в больнице, я не поленилась осторожно расспросить Петунью. А из рассказов ребёнка можно много чего почерпнуть. Так я узнала, что Пэтти биологически старше меня на два года, что день рождения у неё в июле, пятнадцатого числа, и что ей сейчас двенадцать. Так же я узнала, что учимся мы в одной школе. Примерно тогда же ко мне постепенно начали возвращаться воспоминания хозяйки тела, постепенно и безболезненно переплетаясь с моими. Но воспоминаний было мало, они всё ещё оставались обрывочными и неполными, так что я старалась на них особенно не полагаться. Я подошла к окну и осторожно распахнула его, впуская в комнату порывы ветра. Хотелось привести в порядок мысли хотя бы ненадолго. У меня была куча идей и задумок, которые я хотела бы поскорее воплотить в жизнь, но вот реалии меня угнетали. Возможностей у меня как раз-таки не было. Денег нет. Палочки нет. Знаний нет. Я в теле десятилетнего ребёнка. А значит, про магию пока что можно забыть и посвятить всю себя налаживанию отношений с родителями, сестрой и единственным нужным мне другом. Друзей у Лили, как я поняла, покопавшись в её памяти, было куча, но вот мне они были не особенно интересны. А вот Северус казался кандидатурой довольно привлекательной и незаурядной. Ладно, пока стоит переодеться и пойти помочь маме. Думаю, она оценит. Осмотр вещей Лили в восторг меня не привёл, но оставил удовлетворённой. Бантики-цветочки она не очень любила, так что большинство предметов гардероба были достаточно адекватными даже на мой взгляд. Выбрав полосатый вязанный свитер и какие-то брюки, недостаточно тонкие для того, чтобы замёрзнуть, но и недостаточно толстые, чтобы умереть от жары, я с удовольствием залезла ногами в пушистые тапочки с кроликами и, тихо мурлыкая вспомнившуюся песенку, вышла в коридор. На втором этаже располагалась гостевая комната, спальня родителей и наши с Петуньей комнаты. Ещё было целых три ванны, одну из которых делили мы с Пэтти. Неплохо. Жили Эвансы достаточно богато, но вызывающей роскоши не было, что радовало. Я спустилась вниз, в небольшую переднюю, и прошла на кухню, откуда доносился шум радио, шум воды и аппетитный запах какого-то пирога. За плитой стояла мама: она что-то перемешивала на сковороде, изредка двигаясь в такт доносящейся из приёмника музыки. Джаз мне нравился, но это была лишь пародия: хорошая, но пародия. К сожалению. Вот чёрт, только матери этого говорить не надо. Не поймёт она ребёнка, который будет рассуждать с ней о тонкостях исполнения инструментальной музыки. Кстати, об инструментах. Надо бы записаться на курсы фортепиано, что ли… Всегда любила играть, а лишняя корочка не помешает. Да и хочется сравнить отечественную методику преподавания со здешней. Я обняла маму со спины, утыкаясь носом в тёплую водолазку. Женщина рассмеялась и развернулась, погладив меня по голове. — Что-то хотела, солнышко? — Тебе помочь? — вопросом на вопрос ответила я, размыкая объятия. Если она и удивилась, то виду не подала. Поэтому махнула рукой в сторону шкафчика с посудой и снова улыбнулась. — Можешь на стол накрыть… проверь кстати, чтобы скатерть была чистой. А то, если она запачкалась, нужно бы запустить стирку. Я кивнула и направилась к шкафу из светлого дерева, забирать тарелки. Столовая была светлой квадратной комнатой, прилегающей к кухне. Что примечательно, здесь были стеклянные двери, выходившие на задний двор. Летом, наверное, было красиво, особенно вечером. Сервировка не заняла много времени, я просто немного покопалась в памяти Лили, воскрешая в сознании расположение членов семьи за столом и стандартный набор для ужина. Как я и говорила, жила семья не бедно, её даже можно было назвать зажиточной. Эх, поскорей бы ассимилироваться в магическом мире. Закончила бы школу, обязательно на отлично, это наверняка даёт какие-то преимущества. Вот только бы моя легенда о «чистокровности» не подвела бы. За размышлениями даже не заметила, как закончила. Полюбоваться плодами своих трудов мне особенно не дали, в столовую зашла мать; она несла в руках блюдо с домашними сосисками. — Принеси, пожалуйста, ещё стаканы. Миссис Грей угостила нас домашним морсом, нехорошо было отказываться. Стелла Грей была нашей соседкой, её дочь дружила с Петуньей. Что ж, логичненько. Морс выглядел вполне съедобно, я мельком увидела графин, прежде чем его унесла мать, а бокалы естественно захватила. Когда семья всё-таки собралась за столом, я даже успела немного устать. Сосиски действительно были хорошими, миссис Эванс неплохо готовила. Спагетти, салат из свежих овощей, кусок пирога с черничным джемом и стакан морса… мда, нужно будет нагружать себя ещё и физическим трудом, иначе я так довольно быстро разжирею, а фигуру с детства портить не хотелось. Петунья вызвалась помогать с посудой, меня же отправили наверх — отсыпаться. Так я узнала, что сижу дома аж до окончания рождественских каникул — которые, на минуточку, ещё даже не начались — из-за болезни. К моему счастью, одна. — Но, если тебе что-то завтра понадобится, — предупредила мама, — то сразу звони мне… номер я оставила у телефона, на случай, если ты всё-таки его не запомнила…, а теперь иди спать, солнышко. Возражать я не стала, так что через несколько минут уже стояла перед зеркалом в ванной комнате и чистила зубы. Засыпая первый раз в своём новом доме, я думала, что успела сделать не так уж и мало. В конце концов, даже разговоры с родителями и сестрой отнимали достаточно моральных сил. С одной стороны, я уже любила их, с другой — постоянно боялась спалиться. Короче говоря, всё это было довольно энергозатратно. А ведь скоро мне придётся ходить в школу, контактировать с людьми, которые знали и любили настоящую Лили… чёрт. А ещё был Северус. Я не знала, любил ли он Лили Эванс, но точно знала, что он уже считал её своим единственным другом. И я не хотела терять эту связь, но хотела остаться с мальчиком только друзьями. Не умею я делать вид, что люблю кого-то, по мне сразу видно, если человек мне не нравится. И я надеялась, что Снейп поймёт как можно раньше — я вообще не хочу никого любить. Это больно. Про Джеймса Поттера, канонного мужа Эванс, я думать вообще не хотела. Вполне возможно, он достаточно неплохой парень. Вполне возможно, что мы будем даже дружить. Но будет ли между нами что-то большее? Не знаю. Думать о таком пока не хотелось. В ту ночь спала я крепко, не тревожимая никакими кошмарами.