улыбайся мне до самой боли. улыбайся даже с сонными глазами. улыбайся.
Это лето больше всего запомнилось мне долгими прогулками, запахом морской соли и странными разговорами. Действительно странными. Мы обсуждали всё на свете. Русских классиков, картины эпохи Ренессанса, классическую музыку и джаз, магические искусства и новейшие исследования в области, скажем, Нумерологии. Порой разговор сворачивал в совершенно неожиданные направления. Например, мы говорили о фисташковом мороженом, сочетании розового и голубого, о домашних пирогах и дельфинах. В какой-то момент он назвал меня ребёнком, щёлкнув по носу, что безумно меня разозлило. — Молодой человек, — хмуро сказала я, смотря в светло-серые, почти что прозрачные, глаза. — Имейте уважение, я старше вас где-то в два раза. Эммануэль тогда только довольно улыбнулся, лукаво блеснув глазами, и снова щёлкнул меня по носу. — Расскажешь? — Только если пообещаешь, что это больше никуда не выйдет. Блондин понимающе улыбнулся и кивнул. — Дать клятву? — с готовностью спросил он, уже доставая свою волшебную палочку. Я внимательно смотрела на него, решаясь. — Зачем? — вопрос вышел даже слишком напряжённым. — Я тебе доверяю. Да, это было глупо. Да, преждевременно. Да, наивно. Но это моя жизнь, чёрт возьми, моя. Благодарностью мне послужила счастливая, тщательно скрываемая улыбка и тихое «спасибо», сказанное на выдохе, пока палочка старательно убиралась в карман мантии — кажется, там у него был специальный ремешок для неё. Большего я и не требовала. Родители к моим прогулкам относились благосклонно — по крайней мере, они думали, что гуляю я одна. Причём чаще всего это была даже частично правда: уходила я действительно одна, не имея возможность предположить, встречу ли Эмануэля сегодня, или же мы увидимся через неделю, как не догадывалась и о месте возможной встречи. Порой он подсаживался ко мне, когда я сидела в Публичной библиотеке Нарбонны, иногда перехватывал в каком-нибудь кафе или кофейне, куда я заходила перекусить и почитать, но чаще всего мы всё-таки встречались на том же месте, где и в первый раз — проклятый пляж рядом с моим домом теперь почти никогда не пустовал. Птолемея была не особенно довольна моей дружбой вообще с кем-либо, кроме неё, но мой «чуть-чуть священник» чем-то подкупал даже её. Не в плане взятки, нет — скорее всего он даже не думал ни то что подкупить её чем-то материальным, но даже очаровать — просто, как она заметила однажды, на него невозможно было злиться. — Но Лили, — предостерегла она, задумчиво хмурясь и перебирая в руках ожерелье из жемчуга, которое неустанно мастерила вот уже который день кряду. — Помни, пожалуйста, что он не так прост, как кажется. Самые близкие люди порой опаснее для нас, чем самые искусные убийцы. Я даже не знаю, что волновало меня больше: замечание о том, что Эммануэль стал для меня достаточно близким человеком, или то, что русалка решила предостеречь меня от чего-то, кажется, действительно волнуясь. Поэтому оставалось только кивать и благодарно улыбаться, обещая вести себя как можно более осторожно. Это вызывало у неё лишь тяжкий вздох. — Осторожной ты в любом случае не будешь, — ворчливо отозвалась она, снова склоняясь над своей работой. — Постарайся быть хотя бы благоразумной. Это я могла пообещать уже с лёгкостью. В последний день пребывания в Нарбонне — тридцатое августа, казавшееся мне таким далёким и даже эфемерным — я с толикой теплоты рассматривала то, что собиралась увезти отсюда. Птолемея подарила мне собственноручно собранную нитку чёрного жемчуга, всю пронизанную какими-то хитрыми чарами — какими именно, она не признавалась до сих пор, только хитро улыбалась — которая должна была защитить меня от водной стихии в любом её проявлении. Изрядно потратившись, я всё же оставила своей знакомой кое-что от себя. Эта вещь — естественно, после объяснения всех свойств и возможностей — заставила её завизжать от радости и кинуться меня обнимать, благодаря за подарок и доверие. Сквозные зеркала, завязанные на кровной магии, а потому имеющие возможность работать даже несмотря на океан, который нас будет разделять, были сделаны на заказ одним знакомым нашей семьи за достаточно неплохую награду. Подобные траты прошли мимо родителей только потому, что у меня был свой сейф, в который заглядывать они отказывались, намекая на то, что доверяют мне владение этими деньгами. А учитывая достаточно выгодные вклады в маггловские предприятия, различные тотализаторы, которыми я увлекалась какое-то время, пользуясь своим знанием будущего, то от подобного подарка я нисколько не обеднела. По моим расчётам, денег должно было хватить надолго. А если продолжать распоряжаться ими с умом, постепенно вкладываясь в выгодные маггловские предприятия, то будущее представлялось мне в достаточно радужном свете. В чём-чём, а уж в деньгах я нуждаться точно не буду. Смогу прикупить себе миленький домик и вплотную заняться обучением, потом поступить в Гильдию, попутно занимаясь собственными наработками… была у меня парочка мыслей. Но это всё будущее — пусть и не такое уже и далекое, но всё-таки пока ещё недоступное — а сейчас мне следовало заботиться немного о других вещах. Возвращаясь к теме моего подарка: моя маленькая русалочка согласилась выходить на связь каждый вторник — примерно с восьми и до десяти — и в воскресенье, оставляя для связи то же время. Этого должно было нам хватить, учитывая то, что в прошлом году мы и вовсе не имели возможности общаться. На прощание Птолемея обняла меня, пожелала удачи и легко мазнула губами по щеке. Через секунду о её недавнем присутствии напоминали лишь круги на воде. Подобные шалости заставляли относиться к ней, как к ребёнку, но настроение поднимали гарантированно. Я тогда только посмеялась, с грустью понимая, что мне придётся попрощаться со всем этим на год. И это ведь только для того, чтобы провести большую часть времени в закрытом пансионате с кучей детей, ненавидящих как профессоров, так и многих студентов. Что уж говорить об охоте к учёбе. От грустных мыслей отвлёк блокнот с Протеевыми чарами, который я сейчас держала в руках. Обитый чёрной кожей неизвестного мне магического существа, он приятно отдавал теплом каждый раз, когда в нём появлялась новая запись; его уголки были украшены вставками из драгоценного металла — кажется, серебра — на котором было завязано множество чар, начиная от самоочищения и заканчивая привязкой к одному-единственному человеку. — Активируешь дома кровью и тогда уже ни за что не потеряешь, — усмехнулся Эммануэль, вручая мне его только сегодняшним вечером, когда я уже собиралась прощаться; всё-таки нужно было собрать вещи, да и родители просили прийти сегодня пораньше. — Я сам работал над ним, так что будет работать даже через океан, даже через не один. Полуулыбка-полуусмешка почему-то безумно разозлила. Он держит у себя в руках такое чудо, а теперь просто отдаёт его какой-то девчонке. И зачем, спрашивается? Тонко улыбнувшись, я пожала плечами, принимая подарок и рассматривая его с лёгким интересом; взгляд моего друга чувствовался так, будто был железобетонным. — И ты просто так разбрасываешься подобными вещами? — прохладно поинтересовалась я. — Что, каждой новой знакомой даришь? — Ты не каждая, — поморщился парень, но, тут же взяв себя в руки и улыбнувшись, щёлкнул меня по носу. — Лили, ты совсем-совсем не каждая. Ну где ещё я тебе, скажи на милость, найду почти мёртвую девочку, общающуюся с русалкой так, как будто она её лучшая подруга? — Она и есть моя лучшая подруга, — буркнула я, убирая блокнот в свою сумку с чарами незримого расширения и облегчения веса, в которой постоянно лежала пара-тройка книг «для лёгкого чтения». — Это все сюрпризы на сегодня, или мне ещё чего-то ждать? Парень фыркнул и потрепал меня по голове, улыбаясь. — Хотел кое-что сказать: если получишь три мастерства до совершеннолетия, приглашаю тебя в гильдию. На место моего помощника, как раз некому курировать ребят, когда я на встречах или заданиях, так что… Воздух буквально вышел из лёгких, так неожиданно прозвучали эти слова. Я недоверчиво посмотрела на своего друга, слегка наклонив голову к одному плечу — давняя привычка, от которой я всё никак не могла избавиться — и осторожно улыбнулась. — Ты серьёзно? — Более чем. Это заставило посмотреть на него с другой стороны. Зачем я ему? Пока что я ребёнок, ничего не имеющий — по крайней мере, так должно думать большинство людей, с которыми я контактирую, и Эммануэль пока что не входил в список исключений — и ничего, по мнению многих, не умеющий. А теперь приглашений в одну из самых закрытых, самых, можно сказать, загадочных и недоступных Гильдий, да ещё и на такую должность. Нет, я понимала, что условие тоже было неординарным — мало кто мог похвастаться хотя бы одним мастерством годам к двадцати, а тут три, так ещё и до семнадцати. Впрочем, он не говорил какой ступени, а потому можно сделать вывод, что имел в виду третью. Так что гнаться за первой нет смысла — это можно будет сделать и потом, сейчас нужно, что называется, нахватать «по верхам», чтобы хватило базовых знаний на получение таких специфических ученичеств, как демонология или химерология. Малефиком стать хотелось ужасно, но подобное было трудновыполнимо без плотной базы знаний за плечами. А её можно было наработать только одним способом: начиная с малого, не обращая внимания на усталость, а иногда и на собственные «хотелки». Но подобное… такими приглашениями не разбрасывались, тем более сейчас, когда только-только отгремела война с Грин-де-Вальдом. Но была ещё одна причина улыбнуться своему другу, осторожно ответить на объятия и поблагодарить за такое тихим «спасибо», потому что никакие слова не могли передать того, насколько важным это для меня было. Эммануэль никогда не говорил, что не любит мешать личное и работу, но намекал на подобное не раз. Именно поэтому я не была посвящена во все его похождения, да и о Гильдии знала только то, что она есть. Но это приглашения значило только одно: он согласен допустить меня и к этой стороне его личности, если я не испугаюсь возможных потерь и последствий, не скрывая за собой ту, которую я уже знала. Кажется, я стану единственным человеком, знающим его целиком и полностью, без оглядки. И подобное действительно дорогого стоило. Порывшись в сумке, я вытащила кончиками пальцев собственноручно сплетённый оберег и протянула его нахмурившемуся Эммануэлю. — Ты говорил, что тебя постоянно мучают кошмары, — закусив губу, пояснила я. — Не берусь сказать, что это панацея, но можно хотя бы попробовать. Блондин хмыкнул и осторожно принял ловец снов, так же держа его кончиками пальцев, словно он хрустальный и может рассыпаться от любого прикосновения. — Сама делала? Я неуверенно кивнула и с улыбкой наблюдала за тем, как парень, задержав завороженный взгляд на плетениях, осторожно убрал его в карман. — Благодарю, моя леди, — как-то криво усмехнулся он, легко целуя протянутую руку и тут же словно растворяясь в воздухе. Оставалось только хмыкнуть, стараясь не рассмеяться. Позёр.***
Хогвартс-экспресс встретил начищенными до блеска красными боками, паром, исходящим из его трубы, и протяжным гудком. И папа, и мама были намного спокойнее, чем в прошлые разы. Оба улыбались. — Помни, если продолжишь учиться на «Превосходно», на Рождественских каникулах договорюсь о принятии у тебя экзамена на звание Мастера по одному направлению… справишься? — Хотела бы сказать, что легко, но солгу, — улыбнулась я отцу, обнимая его и тем самым прощаясь. — Но я постараюсь. — Не доводи себя до истощения, — напомнила мама, гладя меня по голове и так же притягивая к себе, чтобы легко поцеловать в макушку. — Постарайся писать хотя бы раз в две недели, хорошо? — Будете получать письма раз в неделю, по пятницам, — решила я, осторожно берясь за ручку чемодана и легко накладывая невербальные чары на клетку и переноску, чтобы те плавно перемещались за мной в нескольких сантиметрах от земли. — Береги себя, — ещё раз напомнила мне мама и улыбнулась. Не прошло и мгновения, как родители аппарировали. Мне же оставалось только поглубже вздохнуть и поспешить в вагон Хогвартс-экспресса. Пора было искать друзей, занимать места, да и животных следовало направить в специальный отсек… Ещё раз вздохнув, я решительно поджала губы и заспешила, пробираясь сквозь толпу таких же занятых магов, провожатых и кучи детей, ещё не занявшей своих мест в экспрессе. Новый учебный год начался.