***
Иногда моими поступками управляет не желание левой пятки, а нечто наподобие чувства долга. Вот и сейчас я сижу в кабинете Касеи Дзёсю — заведующей отделением — несколько дольше обычного отчета о моих подопечных. — Касеи-сан, простите за любопытство, а игра Quake 3 на библиотечных компьютерах — это часть терапии или чей-то недосмотр? Заведующая усмехается. — Первое, определенно. Особенно для некоторых больных, которые иногда бывают чересчур агрессивными. Вы ведь о них спрашивали? (Так и есть, сегодня днем я зашел в библиотеку — чтобы оценить местный книжный ассортимент и, возможно, позже пополнить его — и тут же отвлекся. — Что же ты меня так не любишь, Когами-тян, — жалобно и одновременно весело протянул Макисима из-за ближайшего компьютера. Его противник нахмурился, мимолетно скривив губы, но заметил меня, заулыбался и преувеличенно радостно сообщил: — А никто тебя не любит, Макисима-тян, ты ж маньяк. Я заглянул через плечо моего пациента — там неспешно опадали кровавые лохмотья. Fragged by zhopa_nosoroga*, гласила надпись поперек экрана. Надо же. — Пошел ты, — рассмеялся тот, ожесточенно дергая мышкой, — у меня знаешь сколько фанатов! И фанаток. И их не смущает, что я маньяк, даже наоборот. Смотрите, Урахара-сан, я его щас дезинтегрирую. На экране снова взметнулось кровавое месиво. Я обошел стол и посмотрел в монитор Когами. Fragged by hui_berezovyi**. Ох уж эти шутки за триста.) И я отвечаю: — Да, Касеи-сан. На что тут же получаю объяснение — слишком подробное, заведующая так-то не обязана передо мной отчитываться — о том, что пациенты Макисима и Когами с самого начала то и дело дерутся и иногда тем самым наносят ущерб больнице, а то и другим больным, так что пусть уж лучше лупят друг друга через локалку. А на резонный вопрос, что такое они «с самого начала» не поделили, мне достается лишь нейтральное пожимание плечами, лукавая ухмылочка и совет понаблюдать и поспрашивать. Что ж. Этим и займусь. От определения взаимоотношений моего пациента с другими людьми мне никак не уклониться — хотя меньше всего на свете я люблю влезать в подобные материи. Надо же, на какие жертвы я иду ради него. И с каждой, видимо, увязаю все дальше. Говорят же, чем больше для кого-то добровольно делаешь, тем сильнее к нему привязываешься. Ну да неважно, неважно. Макисима в хорошем настроении то и дело отирается в курилке между этажами и болтает там со всеми подряд. При этом из всех больных на своем этаже постоянно он общается только с теми, с кем раньше лежал в одной палате. И о каждом из них у него, по счастью, давно составлено мнение, так что расспрашивать его долго мне не приходится. Кодзабуро Тома — тихий шизофреник — явно очень дружески расположен к Макисиме, постоянно тормошит его, рассказывает всякую ерунду, гадает ему на картах, спрашивает советов, показывает свои рисунки и интересуется его мнением о них. «Тома-кун смешной, но довольно милый, как плюшевый заяц, хотя эти его рисунки с трупами очень стильные, не то что у этой его подружки». Шусей Кагари — рыжий с ОКР — тоже относится к моему пациенту неплохо и общается с ним очень ровно, но, похоже, несколько опасается его. Кажется, для Кагари он сначала кровавый маньяк, а потом уже — веселый псих, душа компании и вот это вот все. «Кагари-кун тоже смешной и самый веселый из этих отморозков, а еще в нем такие залежи здорового похуизма, что я не догоняю, откуда у него вообще ОКР». Неведомый кататоник по фамилии, кажется, Уробучи, ныне отсутствует, но Макисима упоминал, что они с ним постоянно заводят многочасовые диспуты про мангу и аниме. То есть, наверное, они приятели. «Он нереально круто рисует, в его башке масса безумных идей, и представляете, он сказал, что для нового аниме ему не хватало как раз такого психа, как я!» Нобучика Гиноза — с депрессией и двумя попытками суицида — мне крайне не нравится. Потому что понять его отношение к моему пациенту я не могу, потому что он не может сам с ним определиться, потому что его постоянно шатает. Гиноза то высокомерно-холоден, то преувеличенно доброжелателен и заботлив, то язвительно шутит, то многословно восхищается — и все это в адрес всего лишь одного Макисимы. Тот, впрочем, почти всегда с ним снисходительно-дружелюбен и лишь изредка довольно некрасиво и жестоко шутит в его адрес. «Просто иногда он такой жалкий, что невозможно удержаться и не пнуть его, ну, не физически, конечно. Депрессивные все такие, а потом вылезают из депрессии и сами начинают гнобить себе подобных. Я и сам оттуда недавно, ну и вот». Из врачей Макисима общается с Караномори-сенсей (они иногда зависают в курилке, рассказывая друг другу какие-то байки и гомерически хохоча) и с лечащим врачом Когами, Сайгой-сенсей (с ним он устраивает прения на темы, внезапно, этики, морали и всего такого). Еще Макисима общается со мной — и это тяжелый случай, потому что он буквально не отлипает от меня. То есть, серьезно, проводит уйму времени у меня в кабинете, сидя на подлокотнике моего кресла, почти повсюду сопровождает меня и держит при этом за руку или под руку, обнимает меня на ночь, а еще я стригу ему ногти, расчесываю ему волосы, таскаю ему книги из дома и чего только не делаю, лишь бы он был счастлив. Иногда мне кажется, что его образ, созданный для линии защиты в суде — как я тогда сказал? невинная майская роза? — это вовсе не хитроумная маска, а вполне реальная часть его личности. Если только одной части личности может быть 27, а другой — 5 или около того. Во внешнем мире у Макисимы целый фан-клуб и целый один лучший друг. Кореец по имени Чхве Гусун, гениальный программист, охуительный хакер, няша, обаяша и кто его обидит, трех дней не проживет — так мне его характеризует, дословно, Макисима. Ну и сразу проясняется, откуда у него интернет, а также возможность невозбранно шариться по больничной локалке вплоть до служебных компьютеров и некоторых чужих телефонов. Хорошо, что я никогда не подключался к здешней сети, ей-богу. Фан-клуб для меня — загадка. В смысле, явление-то вполне привычное и нередкое, но вот понять его суть я не в состоянии. Что заставляет людей преклоняться перед серийным убийцей, мне неведомо. А в данном случае эффект еще и многократно усилен личным обаянием маньяка. Настолько, что разгребать последствия этого приходится в том числе и мне, причем порой в прямом смысле. Фанаты и фанатки с завидной регулярностью присылают своему кумиру письма, цветы, фрукты, конфеты, шоколад, чай, книги, еще какую-то ерунду. А еще, оказывается, именно таким образом Макисима пополняет запас белых рубашек (хотя откуда у него это нездоровое пристрастие к ним — трудно сказать). Впрочем, книги он отправляет в библиотеку, письма — в мусор, все съедобное — в столовую, а цветы раздает врачам, больным и всем, кто под руку подвернется. Желтые цветы неизменно получает Гиноза, розовые — Тома, белые — Кагари. А меня и Когами одаривают более адресно: мне достаются нарциссы, а ему — ирисы. Интересно, по какому принципу на самом деле Макисима раздает цветы, потому что сам он на голубом глазу утверждает, что совершенно случайным образом. Но не спорить же с ним. Мысли об отношениях Макисимы и Когами отчего-то вызывают у меня уныние и нечто похожее на зубную боль. Потому что там явно все очень сложно. А я терпеть не могу все эти драматические повороты. У меня от них виски ломит — и сейчас совершенно буквально.***
В курилке на удивление немноголюдно, и я рад этому как никогда. — Ты совсем себя загонял, Киске, — сочувственно говорит мне коллега, затягиваясь очередной сигаретой. — Сходил бы куда-нибудь развеяться. Мы стоим в курилке между этажами, и я смотрю на нее бездумно. Сказочная красавица — ноги от ушей, золотые волосы, короткое ярко-красное платье облегает безупречную фигуру. Райская роза в долине смертной тени, думаю я почти без иронии. — Спасибо за заботу, Шион-сан, но боюсь, развеюсь я уже только в крематории. Она смеется звонко и заразительно, так что я смеюсь вместе с ней, и меня немного отпускает. — Где ты набрался таких шуточек, — усмехается Караномори, — неужели от Макисимы-кун? А что, у него наверняка готика в душе. — И в ду́ше, угу… — Видел его в душе? — блондинка выразительно двигает бровями, и… кажется, я краснею. — О, покраснел. Он же тебе нравится, да? — Как человек — да, как пациент — тихий ужас. Она удивленно моргает пару раз, потом хмурится, потом вздыхает с непонятным сожалением. — Ну, не завидую тебе. Не хотела бы я, чтобы Макисима-кун был моим пациентом. — Почему? — Ты же знаешь, мне их всех очень жалко. Как заброшенных детей. И многим именно это и нужно — жалость и ласка, они тогда открываются и легче им помочь. А Макисима-кун из тех редких людей, которые не переносят жалости. Это будет полный провал, он сразу же замкнется наглухо. — А я, по-твоему, достаточно безжалостен, да? — У тебя к нему что-то другое, — Караномори смешливо щурится. — Как будто ты надеешься, что он на самом деле нормальный человек. — Да нет, — вздыхаю я, кажется, достаточно тяжко, — не надеюсь. — Макисима-кун — гордый волчонок, как и Когами-кун, даже смешно, как они похожи… — Что ты, Шион-сан, не просто похожи — одно лицо! — Да ну тебя, Киске, сам же все видишь, — она снова закуривает. — Они даже одни и те же книжки читали. Только один психопат, а другой наоборот — параноидный шизофреник. Серьезно, если хочешь посмотреть на Макисиму-кун с другой стороны, поговори о нем с Когами-кун, они почти дружны. Насколько это возможно в таком месте, конечно. Куда же я денусь. Как же мне не поговорить с тем, от кого не отлипает мой пациент в те редкие моменты, когда он отлипает от меня. С кем он таскается за руку по коридорам. Или сидит в библиотеке в обнимку и под одним пледом. Или — плечом к плечу на подоконнике в курилке. Тем более за Макисимой и Когами вместе в самом деле немного жутко наблюдать. Потому что они рассказывают одинаково дурацкие анекдоты, одинаково смеются, одинаково закатывают глаза, когда Тома предлагает погадать им на Таро, перебрасываются цитатами из тех самых книжек, одинаково зло и жестко подкалывают друг друга, одинаково реагируют на одни и те же фразы, носят одинаковые белые рубашки, у них один и тот же рост, одни и те же выражения лица и одни и те же интонации, кажется, они могли бы смотреться друг в друга вместо зеркала. Они, все-таки, не похожи на друзей, даже на лучших друзей. Скорее на двойняшек из какого-нибудь низкопробного аниме-триллера — безумных, беспощадных и совершенно неразделимых. Однако у них есть две абсолютно разных, уникальных улыбки. У Макисимы та самая creepy smile — длинная, белая, острая и блестящая, словно бы металлическая. А Когами улыбается, глядя на Макисиму, когда тот не видит. Кто бы мог подумать, что в улыбке можно уместить столько тоски. Додумать я не успеваю: меня отвлекает смс-ка от Йоруичи-сан, которая обещает встретить меня с работы завтра вечером и сводить в какой-то Watering hole — «новый чумовой крафтовый паб в центре»***. Вот и отлично. Тогда крематорий временно отменяется. ------------------- * — тут, само собой, должен быть японский аналог этого выражения, набранный латиницей ** — и тут тоже *** — недалеко от станции Синдзюку в самом деле есть такой паб, и да, он правда классный, и нет, это не реклама :)