Only If for a Night

ST: Twenty One Pilots — Stressed Out — Не здесь, — первое, что выпаливаю я, увидев Мордреда. В моей голове одновременно будто бы образовались и пустота и десятки вопросов одновременно. Как он нашёл меня? Зачем? Его взгляд… словно невидяще смотрит сквозь. Что ему нужно? Стыд накатил волной. Я даже удивился, потому что не смог разобраться, чего я захотел больше — спрятать Мордреда (я спал с семнадцатилетним подростком, я не хочу, чтобы Уилл знал об этом), или спрятаться самому. Мордред пожал плечами. — Я подожду, пока ты оденешься. Мне побыть внутри? С Уиллом? Мои глаза расширились. Это пахло дурно. Действительно дурно. Он знал. Я вернулся в комнату и начал поспешно одеваться. Уилл, сонный, спросил, куда я направляюсь, и я ответил, что в автомат за сигаретами. Он просто кивнул и провалился в сон. Пару секунд я смотрел на его взлохмаченные каштановые волосы, но затем потряс головой, прогоняя наваждение. Я люблю его. Я любил его столько лет. Это не может пройти за пару дней, раствориться лишь из-за того, что я получил, что хотел. Что моя любовь была не любовью, а тупым, слепым обожанием. Ирреальной иллюзией. Я не обязан быть таким. Я не буду таким. Я поступлю так, как должен. Но… как понять, как именно я должен поступить? С этой чёртовой любовью так просто не поймёшь. Что правильно, а что нет. Где белое, а где чёрное. Где правда, а где подслащенная эндорфинами ложь. Я вернулся к Мордреду, и тот уставился на меня, будто бы сам не был уверен, хочет ли со мной разговаривать. — Пойдём, поедим, — предложил я. Тот продолжил смотреть на меня, будто бы я его враг номер один. Я скрипнул зубами. Зря я тогда его трахнул. Пошёл на поводу у своего члена и минутной слабости. Показалось, что мы похожи. Ясное дело, что в каждом влюблённом мальчике-гее я буду видеть себя. Я буду видеть себя в каждом влюблённом человеке. Во Фрее. В Мордреде. В Уилле. Только вот я чертовски их всех обманул. И себя в том числе. Играл-играл, доигрался. Потерял лучшую подругу. Уилл… я на пути к тому, чтобы потерять лучшего друга в твоём лице. Мордред. Ты был мне учеником, приятелем… Мне захотелось схватиться за голову. Мы вышли на улицу и направились в ближайший фастфуд. Я заказал бургер и картошку, для хранящего молчание и буравящего меня гневным взглядом Мордреда попросил то же самое. Мне стоит привести мысли в порядок. Вот скажите, скольких вы в своей жизни трахнули и бросили? Я, если честно, уже и не могу упомнить. Не сказал бы, что бросал кого-то — ведь это всё не называлось отношениями. Но, смотря на Мордреда, я с горечью и сожалением осознавал, что для других это могло быть чем-то большим, чем связь на одну ночь. Одну только ночь. Кажется, в какую-нибудь из них я мог бы уместить всю свою жизнь. Потому что, когда я просыпался, уходил, иногда рисуя маркером на зеркале смайлик, я не оглядывался. Это было приключением. Квестом на один заход. А сейчас я жалею. Жалею о своей импульсивности, ошибках, неправильных, которые уже не исправишь, решениях, потому что уже поздно. Сейчас одна из этих ошибок смотрела на меня пронзительным взглядом зелёных глаз, смотрела мне в душу. А я ничем не мог ответить, потому что внутри меня поселилась зыбкая пустота. Мордред, как человек, даже как нечаянный друг — дорог мне. Я же поступил с ним как последний мудак, если не сказать хуже. Хотя стоит. Говорят, что нужно двигаться вперёд. Но вот такие вещи тянут назад, потому что избавиться от жгучего чувства вины — далеко не так просто, как кажется. Мордред вертел в руках салфетку, то складывая, то разворачивая. Может, он ничего не будет ставить мне в вину? Если я расскажу ему, что счастлив, что наконец обрёл то, чего так долго желал? Это будет звучать просто отвратительно. Будто бы я хочу выкинуть его как использованный презерватив. Я сжал и разжал кулаки. Когда принесут еду? Тогда хоть на ней можно будет сосредоточить внимание. К тому же я действительно изрядно проголодался. — Почему? — внезапно хрипло спросил Мордред. Моё сознание будто скакнуло назад. Или случилось так, что я принял происходящее за сон. Наверное, недосып и постоянная смена обстановки за последние несколько дней дали о себе знать. Поэтому я промолчал. Но когда Мордред спросил ещё раз, более настойчиво, я понял, что это не сон. Понял, что парень едва себя сдерживает. Я буквально на языке почувствовал ненависть, которую тот ко мне испытывал. Я чуть вздохнул. Этого стоило ожидать. Что ж, он, хотя бы, не питает каких-нибудь надежд по поводу того, что у нас ещё всё может получиться. — Что почему? — переспросил я. — Почему ты опрокинул меня? Он смотрел на меня исподлобья. Я отвёл взгляд и уставился на столешницу. Я не опрокидывал его. — В каком смысле? — В прямом. У нас с тобой был договор. Дерьмо, я слышу, как его голос дрожит. Я не хочу слушать дальше. Когда это закончится? — Да? — я заставил себя взглянуть ему в глаза. — Там ничего не говорилось на случай того, что будет, если кто-то из нас просто забьёт. Он стиснул зубы. — Да? А тебе просто не кажется, что всё это… немного не по-дружески? Я закусил губу. — Мне казалось, что ты и сам понимаешь, что это глупо. Это пари — глупая детская игра. Мне казалось, что ты осознаёшь, что всё это — просто шутка. Или ты действительно собирался переспать с Артуром? Мордред покраснел — то ли от смущения, то ли от злости, то ли от едва сдерживаемых слёз, то ли от всего вместе. Я должен додавить на эти больные места. Я ведь не собирался и не собираюсь спать с Артуром. Это ведь тупо. Вся эта чехарда — полный бред. Я больше не хочу видеть… В сознании всплыло спокойное лицо спящего рядом со мной Артура. Я отогнал этот образ. Нет. Это действительно тупо. То, что творится в моей голове. Это иррациональное желание быть любимым, просыпаться и засыпать рядом с ним — человеком, который принял тебя таким, какой ты есть, и в любви к которому себя ты не можешь упрекнуть, потому что она искренняя… такое есть хоть у кого-то? А может, нет как раз потому что мы отвергаем всех кандидатов, потому что слишком горды и не хотим дать кому-то шанс? Ждём, что сами влюбимся, как во сне, а потом всё волшебным образом будет взаимно? Нет. Это чёткое «нет» словно вырисовалось в моём мозгу. Я точно знаю, какой должна быть моя любовь. Я жил в страданиях столько лет. Я знаю, что Уилл… — Я просто-напросто считал тебя хоть на пару секунд порядочным человеком. — После того, как я переспал с несовершеннолетним? Считаешь меня порядочным? Я сказал это в сердцах. Глаза Мордреда расширились. А я в тот момент малодушно подумал — он ведь может при желании засудить меня. И тогда может даже добьётся своей цели — насолить Утеру. Я ведь через пару недель вроде как стану его приёмным сыном. — Ты просто думаешь, что можешь меня кидануть? — хрипло спросил Мордред. Его голос теперь дрожал меньше. — Я не… — Ты не думаешь так, верно? Потому что если ты весело укатишь с Уиллом в закат, я просто пойду и расскажу твоей матери, что ты гей. Что ты меня трахнул. Расскажу это ей, и буду смотреть, как меняется её лицо, когда она будет переваривать эту мысль. Мне насрать на Утера и Артура. Я просто сделаю так, чтобы ты не смог вернуться домой. Я застыл. Моя мать. Не любящая геев мать. Я не могу сделать ей больно. Я могу делать больно — доказательство сидит прямо напротив меня, нагло шантажируя. Но не ей. Она — всё, что у меня есть. Особенно сейчас, когда Фрейя больше… — И чего ты хочешь? — устало спросил я. — Я хочу, чтобы ты не вёл себя как мудак. — Боюсь, что не смогу этого сделать. Но могу… что? Переспать с тобой? Он стиснул зубы и вытаращил на меня глаза. Я совершил чёртову ошибку. — Наше пари, — он проговорил это медленно, по буквам. — Если ты взялся за него, то, чёрт возьми, исполняй. Чёрт возьми, без всяких парней и потрахушек на стороне. Ты обещал, твою мать! Какого же хера ты со своим любовничком развлекаешься? Какого хера ты мне наобещал чёрт знает чего? — Ты прав. Я мудак. Я поджал губы. Мне нечего больше было добавить. Это действительно так — и этого не исправить. Как не мог я быть с Мордредом больше одной ночи, как поддался гормонам, так теперь и расплачивался за это. Я прекрасно понимал, что я не единственный такой на свете мудак, но легче не становилось. Мордред был моим другом. БЫЛ. В душе застыла горечь. Как бы я хотел перекроить всё это, чтобы не чувствовать этот удушающий стыд. Пусть он теперь и кричал на меня, как обиженный ребёнок, но таковым он и был. Как и я. Ошибившийся чересчур жёстко, чтобы даже надеяться на прощение. Нам больше не быть друзьями. Мне этого никак не исправить. И сейчас я могу потерять ещё больше — мать или Уилла. Я так понимаю, он пытается поставить меня именно перед таким выбором. Зачем же? Потому что ему больно. А нет ничего более удовлетворяющего, чем сделать больно человеку, которого ты любишь. Это её оборотная сторона. Если любимый сделал больно тебе, ты не успокоишься, пока не увидишь его агонию. Это — ставка на ответное чувство. Что ты что-то значишь. Всё ещё. Что ещё есть шанс. Я закрыл глаза на мгновение. Я догадывался о чувствах Мордреда, но не подозревал, что им понадобится больше, чем одна ночь. Я думал тогда, что это — простое любопытство. Я, чёрт побери, недооцениваю семнадцатилетних. Для меня они совсем дети, пусть и в более-менее взрослых телах, но эти семнадцатилетние могут быть уже гораздо более потрахавшимися, чем я. Во сколько они там начинают? В четырнадцать? Двенадцать? Да хоть в пятнадцать, это вызывает у меня отвращение. Детские игры. Может, для Мордреда я очередная игра. Он просто не понимает, что своим инфантильным эгоизмом он вполне может разрушить нормальную размеренную жизнь пары взрослых. Или больше. Но, кажется, его это не волнует. Его волнует только своя растоптанная гордость. С каким-то холодным осознанием, смотря на него, я понял, что приобрёл врага, который не даст мне стать счастливым. Ни с Уиллом, ни с кем бы то ни было ещё. А смогу ли я стать счастливым вообще? Достоин ли я этого после такого? После того, как причинил боль стольким людям? Мордред молча смотрел на меня. — Мудак. Настоящий. Я было хотел одёрнуть его, но почувствовал лишь полное опустошение. Я слишком устал разбираться в своих мыслях, в этом тёмном терновом лесу отчаяния и разрушенных пьедесталов, разворошенных постелей и пустых бутылок. — Для тебя будет достаточно того, чтобы я разошёлся с Уиллом? — мягко спросил я. Безэмоционально. — Для меня будет достаточно этого при условии возвращения нашего пари. — И если ты победишь, то хочешь встречаться со мной? — я чувствовал, как мой взгляд стекленеет. Я просто задавал вопросы, будто для протокола. Мордред фыркнул. Но я увидел, что он растерялся. Видимо, так далеко он не продумал. Но через пару мгновений его взгляд стал жёстким. — Если ты думаешь, что я разлюбил тебя только из-за того, что ты непроходимый мудак, то ты, видимо, абсолютно не понимаешь, что такое любовь. Я облизнул пересохшие губы. — А мне бы хотелось. Мне бы хотелось, чтобы ты хоть немного подумал головой. Мне хотелось спросить его, а нужен ли я буду ему рядом. Такой… мудак. Буду ли я нужен ему рядом, если он понимает, что я не могу его полюбить. Чего уж врать — в это мгновение я подумал, что вообще никого не смогу полюбить. Никогда. Потому что в душе ничего не осталось. Лишь усталость. — Я сейчас, — я встал из-за стола и направился в туалет. Моё отражение — осунувшееся и какое-то обречённое, только укрепило меня в мысли, что всё, что я сейчас делаю — бессмысленно. Мне снова нужно что-то делать и куда-то бежать, чтобы сохранить свою более-менее спокойную жизнь, но больше всего мне хотелось оставить позади весь этот цирк. Свадьба моей матери, ставшая взаимной первая любовь, мелкий подросток-шантажист. Мой друг. Я действительно считал его своим другом. И мне было с ним хорошо, потому что он один из немногих понимал меня. А теперь я… Это душило. Это тупик. Я не вырвусь из всего этого. И уверенность Мордреда в том, что он одержит победу в пари, и в итоге мы будем вместе — она фанатична. Когда я поднял взгляд, чтобы вновь посмотреть на себя в зеркало, почему-то вспомнилось самое начало. Та ночь в машине, когда всё для меня перевернулось — то, что раньше я считал порочным и не имеющим право на существование, стало верным, а то, что я считал настоящим и правильным, стало пеплом. В тот момент, когда я нашёл покой в объятиях незнакомца, тепло одной ночи, без длинной истории боли, без горького послевкусия — но такой была лишь та, первая ночь. Кроме того, кто лишил меня девственности, более мне не попадались люди, относившиеся ко мне с такой нежностью и бережностью. Следующие разы были с синяками, иногда — с кровью. Порой мне казалось, что моё тело мне уже не принадлежит. Конечно, со временем я стал находить партнёров, которые были более приличными людьми, но в самом начале я не был таким уж разборчивым. Но всё равно это было лучше чёртовой пустоты. Я иногда не мог понять, что ведёт меня — похоть, или желание заглушить немой крик в душе, который не мог утихнуть, не мог оставить меня наедине с очередной курсовой или компьютерной MOBA. Надо вернуться. Надо взять себя, наконец, в руки. И будь что будет. — Я принимаю твои условия. Мордред вздрогнул. Я по его лицу ясно видел, что тот не ожидал такого исхода. Что я буду выкручиваться, придумывать отговорки, нагло лгать — да что угодно, кроме согласия. На моём же лице была кривая ухмылка. Если Уилл действительно захочет быть со мной, он может потерпеть до свадьбы моей матери. А после свадьбы… думаю, то, что у неё будет муж, которого (безумие!) она любит, поможет свыкнуться с тем, что её сын — гей. Второй-то сын натуральнее огурца. Главное — то, что она должна услышать это от меня, а не от кого-то другого. Это моя жизнь, мой выбор, и ей придётся смириться с этим. Я поморщился. Звучит идеалистично. Ну и пусть. — То есть… — Какие там условия? — я плюхнулся на стул напротив Мордреда и улыбнулся ему. Я смогу. У меня получится всё исправить. Если и нет — хотя бы пошью по чёрному белыми нитками. — Тот, кто соблазнит Артура Пендрагона, и предоставит потом доказательства для СМИ, выиграл пари. Как ему пользоваться доказательствами — его личное дело, но я бы настоятельно рекомендовал разрушить предвыборную компанию папаши. И если я выиграю, то ты становишься моим парнем. — На какой срок? — уточнил я. — Ты ведь не питаешь иллюзий насчёт того, что у меня могут быть к тебе романтические чувства? Мордред поджал губы и кивнул. — Три месяца. Если у тебя и после этого не появятся чувства, думаю, надеяться не на что. Я хмыкнул. — Хорошо. И насчёт твоего шантажа… — Если ты исполняешь пари и не встречаешься с Уиллом, то я молчу. — Пожмём руки? Я протянул ему свою кисть и Мордред схватился за неё. Его ладонь была влажной. Мы снова начинали почти забытую игру. Только теперь она была совсем не шутливой. — Тогда я пойду расставаться с Уиллом? — улыбнулся я. Я пытался сохранить шутливый тон, но голос всё равно дрогнул. Я просто поговорю с ним и всё разъясню. — И я бы хотел, чтобы условия пари остались только между нами, — добавил Мордред. — Ясное дело. Думаешь, мне хочется, чтобы кто-то знал, что я переспал со школьником? Думаешь, я хочу, чтобы Уилл об этом узнал? Мне придётся придумать что-то. Что-то другое. — Тогда до встречи. — До встречи. Я бросил на стол пару купюр, встал и направился к двери. Пути назад теперь нет. И внезапно я почувствовал себя таким, каким не чувствовал долгое время — живым.

***

ST: Our Last Night — Bye Bye Bye — Тебя долго не было. Уилл сидел на кровати, левая рука его лохматила волосы. Я промолчал, вдумчиво глядя на своего (уже бывшего?) парня. Я так и не решился переспать с ним — в плане, что по-серьёзному, а не просто ограничиться дрочкой. Меня передёрнуло от своей жестокости. Сейчас я смотрел на него и умом понимал, что все эмоции, которые у меня к нему есть — не мои. Они принадлежат Мерлину-подростку. Но я всё равно не могу игнорировать их. Всё-таки тот Мерлин — тоже я. — Послушай, Уилл… — начал я. — Нам стоит расстаться. Сразу к делу. Не стоит медлить. Его глаза расширились. — Ты же шутишь? Но на моём лице не было улыбки. — Мерл… Меня словно резануло по сердцу. Уилл не был парнем на одну ночь, которому я с лёгкой совестью мог сказать «отвали», он был моим лучшим другом. И мне придётся причинить ему боль. Моему другу. Почему-то в голове он так и не сменил статус на «любовника». — Я не говорю, что это навсегда. Просто мне нужно время, чтобы подумать. — Подумать? — Уилл, ты же хотел улететь в Америку. Мне не хочется становиться между тобой и твоей мечтой. — Ты передёргиваешь. Он встал с кровати и подошёл ко мне. — Дело-то в тебе. Я сглотнул. — Я… хочу подумать. — Серьёзно? После всего этого чёртового ожидания? Ты представляешь, сколько лет это продолжается? Сколько лет я хотел тебя? — Если мы переспим, то это всё закончится? — я почувствовал, будто меня в чём-то упрекнули. — Дело не в том, переспим мы или нет. Дело в том, что мы с тобой сейчас чувствуем, Мерл… — Я не знаю, что я чувствую, — ответил я. Это было чистой правдой. Это было то, чего я не планировал говорить. — Мерл. Если ты не любил меня, то скажи, кого ты действительно любил. И скажи, чем это чувство отличается от того, что есть сейчас у нас. Косая ухмылка появилась на моём лице. Который раз за эту пару часов. Я взглянул в его серо-зелёные глаза. — Сейчас я понимаю, что вообще никого не любил, Уилл. — Сейчас ты понимаешь, что просто не знаешь, что такое любовь, Мерл. Не думаю, что он сказал это из-за того, что я задел его гордость. Наверное, просто он понимал меня лучше, чем я себя. — Ты сможешь подождать, пока я разбираюсь в себе? — беспомощно спросил я. Уилл улыбнулся. — Да. Но ждать я буду в Америке. Думаю, для тебя там тоже найдётся работа. Я ведь так понимаю, Пендрагону ты сказал «пока-пока»? Я застонал. Я ведь действительно сделал это. И как, скажите на милость, я смогу переспать с ним после этого? Если на секунду попытаться забыть, что тот натурал. — В любом случае через две недели свадьба моей матери. Уилл кивнул. — Да, я помню. — Америка… знаешь, это хорошая идея. Сбежать, если у меня ничерта не получится. Покинуть этот туманный Авалон. Отправиться на поиски другого, лучшего будущего. Хотя, даже если и получится выиграть пари — мне незачем оставаться. С Фрейей все мосты порушены, больше хороших друзей у меня здесь нет. — Через пару недель я дам тебе ответ, хорошо? Не бронируй пока одиночное место. Он обнял меня, и я поднял руки, чтобы стиснуть в ответ его плечи. — Я дам тебе время, Мерл. Всё будет хорошо. Я же не был в этом так уверен.