ST: Ed Sheeran – Make It Rain Когда грехи моего отца тяготят мою душу И боль матери не отпускает меня, С неба может прийти огонь, я знаю Чтобы отыскать безупречных царей. И хотя я знаю, что этот огонь причинит мне боль Пусть даже так, всё равно, Пусть прольётся дождь. © Эд Ширан «Пусть прольётся дождь»
Я помню неловкие ответные поцелуи. Помню, как пропускаю между пальцами чёрные волосы. И то, как неудобно на заднем сиденье машины. Вздохи, стоны, липкие от смазки пальцы, закатившиеся от удовольствия глаза. Я пытаюсь забыть. Заменить эти воспоминания чем-то другим, когда дрочу. Иногда я специально включаю порно с грудастыми блондинками, ласкающими друг друга, но… не всегда это помогает. Думать о том, что я, возможно, гей или би – на это наплевать. Думать о том, что я, возможно, зависим от тех воспоминаний – это напрягает гораздо больше. Квартира пустовала. Вивиан даже не знала этого адреса, для неё и для остальных я жил в пентхаусе отца, но на деле снимал небольшую квартирку на окраине Лондона. Быть вместе с Утером на одной территории достаточно долгое время мои нервы не выдерживали. Сейчас я заручился поддержкой отдела журналистики и отцу было наплевать, чем я занимаюсь в свободное время, пока работа кипит. А кипела она ежедневно – почти каждый час я вытаскивал из кармана трезвонящий смартфон – Нимуэ в очередной раз высылала мне на почту документы, а я должен был их подписать и отправить обратно. Или цвет нового заголовка на утверждение. Или что-то ещё. Или, например… - Куда подевался Мерлин?!?! Он должен был сдать мне статью ещё вчера! Он не успевает по срокам! Где он? Я лично его прикончу! - Замени статью на другую. Пусть Елена напишет что-то новое. Например, осветит проект HTC-Vive… - Мерлин писал чертовски актуальную статью! Все и так говорят про эти VR-очки, нам нужно продать какую-то другую новость! Я зажмурился и почесал бровь. - Разберитесь. Мерлин уволен. В трубке воцарилась тишина. - Что… - Ушёл по собственному желанию. Финита. Пока, Нимуэ. - Постой, Артур, какого… Но я уже прервал звонок и мрачно уставился на экран смартфона. Чёртов Мерлин. Сраный ублюдок, бросивший всё и умчавший в закат на голубых крыльях любви. В груди разлилось жгучее чувство, которому я не мог дать имя. Может, в какой-то степени это – зависть, потому что тот утырок мог делать всё, что ему заблагорассудится и не получать от кого-то по шапке? Что просто из-за того, что Утер постоянно меня контролировал, я стал в штыки воспринимать такие вот выходки? Потому что он в сравнении со мной вёл себя как ребёнок, а я себе позволить такого не мог? Помяни чёрта. На экране высветилось имя отца. Что же, блин, на этот раз… - Алло? - Артур, можно поинтересоваться, почему мне звонит твоя сотрудница и спрашивает меня, почему Мерлин не пришёл на работу? Внутри у меня всё сжалось. Нет, не то, чтобы я в свои двадцать пять боялся отца так же, как и в четырнадцать, но общаться больше, чем раз в неделю, мне с ним точно не хотелось. Выедать мозги тот умел профессионально, а спорить с ним было и вообще бесполезно. - Без понятия, - не моргнув глазом, соврал я. - Артур, мы договорились, когда тебе было шесть лет. Ты обещал, что не будешь врать своему отцу. - Я действительно не знаю, где он. - Тогда тебе придётся это выяснить. Хунит волнуется. - Я думаю, он её сын, так что она должна либо сама подозревать, куда тот подевался, или не волноваться. Он уже большой мальчик. Утер начал терять терпение. Он не любил, когда ему начинали отвечать, когда он уже отдал что-то вроде приказа. - Артур. Выясни. Где. Мерлин. - Мне насрать, где Мерлин, и я не собираюсь этим заниматься. У меня и так работы по горло. - У тебя есть сотрудники. Так что будь любезен – будь хоть немного полезным. У меня предвыборная компания в самом разгаре, кто-то тут пытается вякать про мои консервативные взгляды, эти западники уже достали со своей толерастией. В лепёшку расшибутся, лишь бы довести всю свою показушную «терпимость» до абсурда. Не хватало мне только того, чтобы мой сын что-то под руку говорил. Я тебя серьёзно предупреждаю – если ты откажешься искать Мерлина, и мне придётся нанимать частного детектива – кто-то обязательно пронюхает, и это отразится на мне. Что человек, который не может разобраться со своими семейными делами лезет в политику – тебе не кажется, что это попахивает бредом? Я хочу, чтобы ты тоже был благоразумен, Артур. Компания теперь под твоим крылом, и любую оплошность будут вешать на тебя, я тебе уже ничем помогать не собираюсь. «Это что, угроза?» - мелькнуло у меня в голове. До боли захотелось закончить звонок простым жестом пальца, но я не мог позволить себе этого. Что-то до сих пор не давало мне освободиться, сжимало, словно тисками. Я прекрасно это осознавал, я давно себе в этом признался. - Хорошо, я сделаю всё, что смогу. - Ты найдёшь его, а не сделаешь, что сможешь! – выплюнули мне в ухо. Конец разговора. Я бросил телефон на диван, будто змею, и на некоторое время впился в него глазами – подаст ли он новые признаки жизни. Может, позвонит Мерлин. Скажет, что ошибся. Что готов вернуться на работу – и тогда я со спокойной душой налью себе стопку бренди и вытяну ноги перед телевизором. Мои глаза нашли шкаф, на котором стояла моя (весьма нескромная для одного человека) коллекция с алкоголем. Вероятно, коллеги считали, что Артур Пендрагон должен любить и ценить хороший брэнди, но, если бы я ценил его в тех количествах, которые имелись, я бы давно превратился в пропойцу. Впрочем, я считал, что после такого денька небольшой стакан виски со льдом мне не повредит. Я скинул ботинки и растянулся на диване. Сегодня я никуда не пойду, пусть хоть небо рухнет, пусть Мерлин вырядится в балетную пачку и будет воспевать политических оппонентов отца, я встану с этого дивана только ради стакана Джека Дэниелса. Телефон завибрировал, и я закатил глаза. На этот раз я его вырублю – и пусть будет, что будет… На экране светилось сообщение от Мордреда. Мой палец, уже лежащий на кнопке отключения смартфона, замер. Это было не с работы, это был не отец… «Я больше не могу. Помоги». Мои глаза расширились. Что… что могло случиться? В голове мелькнуло – ему семнадцать. Да всё, что угодно. Я быстро перезвонил. Трубку сначала долго не брали, а затем хриплый голос Мордреда спросил: - Да? Артур, это ты? - Что случилось? Ты в порядке? На некоторое время воцарилось молчание. - Нет. Совсем не в порядке. Я… прости, мне просто некому больше было написать. Понимаешь, я… у меня… я приёмный в семье, и мне… не с кем… - Где ты сейчас? – перебил я его. Я услышал в его голосе едва сдерживаемые рыдания. - Это… я ни в коем случае не хочу быть тебе обузой… - Ты ведь сам попросил меня о помощи. - Это было… в общем, я не хотел. Я… - Где ты? - Недалеко от твоего офиса. - Подожди меня в ближайшем Макдональдсе. Идёт? Я не дождался ответа и засунул телефон в карман. Снова натянул ботинки. В конце концов, сегодня хреново было не только мне, а если я могу кому-то помочь, то хоть сделаю этот день немного лучше.***
- Это твоя квартира? – Мордред задержался у двери, будто бы не желая заходить внутрь. - Никого нет. Никто не будет спрашивать тебя, почему у тебя всё лицо зарёванное, - ответил я как можно мягче. Мне хотелось поддержать его, но в то же время он не был пятилетней девочкой. - Ладно, - плечи Мордреда опустились, будто бы он окончательно сдался. - Так что случилось? – я бросил пиджак на диван, жестом предлагая парню занять свободное место. Тот примостился на самом краешке, потирая лицо ладонью. - Пицца? Или ты предпочитаешь китайскую еду? - Пицца – хорошо. Мордред отмалчивался на диване, пока я готовил себе и ему чай. Когда я дал ему чашку, он поблагодарил меня кивком. Я пару раз попытался завести беседу, болтал о своём последнем интервью, и что Мордреду было бы неплохо завести знакомства с некоторыми журналистами, но парень лишь кивал и не особо стремился поддержать разговор. Я не мог понять, нужно ли ему, чтобы кто-то бубнил на манер включённого телика (фишка для одиноких), или же ему хотелось тишины, так что был очень обрадован своевременной доставкой горячей пиццы. Мы сели на ковёр перед диваном и принялись за неё (курица, лук, майонез, тягучий сыр), и я позволил себе замолчать и просто наблюдать за своим гостем. Глаза у него были покрасневшие, но пиццу он уплетал с утроенным аппетитом, словно бы не ел весь день. Вот оно, отличие парней от девушек – если девушка в расстроенных чувствах, то она скорее не ест. Ну а парни считают, что пропадать такой отличной еде – грех. Мы прикончили пиццу буквально за пять минут, и довольные растянулись на полу, прислонившись спинами к дивану. Спустя некоторое время (я сидел и думал о своём, больше о предвыборной компании, чем о чём-либо ещё, нет, я не думал о Мерлине и его новоиспечённом парне), Мордред встал. - Спасибо, - он старался не смотреть мне в лицо. – Но я пойду. - Почему? – я посмотрел на него снизу-вверх, и мне сильно бросилась в глаза бледнота его лицо. - Я… я чертовски хочу напиться. Так что я, пожалуй, в бар. Уже почти ночь, так что… или в клуб. - Ты несовершеннолетний, - заметил я. - Если ты меня не сдашь, то всё будет в порядке. Кара дала мне поддельное удостоверение. Я фыркнул. - Я не собираюсь тебя сдавать. - Спасибо. Воцарилось молчание. - Тогда я?.. - То, что я не собираюсь тебя сдавать, ещё не говорит, что я одобряю эти клубы и прочее. Так что если хочешь пить, то… - я покосился на шкаф. – Предлагаю сделать это со мной. У меня тоже был паршивый день. Паршивый настолько, чтобы я согласился пить с несовершеннолетним. Глаза Мордреда расширились. - Ты ведь не серьёзно?.. - Почему нет? – я встал и снял со шкафа первую попавшуюся бутылку. – Давай включим телик и посмотрим какой-нибудь сериальчик. Что там сейчас идёт? И я закажу ещё пиццу. И суши. Я увидел, как Мордред стал нерешительно мяться. - Боже, да прекрати ты уже стесняться меня, - я подошёл к нему и хлопнул по плечу, одновременно с этим втиснув ему в руку бутылку. – Расслабься. Пей. Хотя, наверное, лучше начать с чего-нибудь типа вермута. Я вернулся с другой бутылкой и поменял их местами. Теперь я оказался с коньяком Hennessy, а он с вермутом Cinzano. - Пожалуй, стоит принести что-то, во что налить, - заметил я, пока Мордред пытался отрыть бутылку. Тот кивнул. Когда алкоголь оказался в прозрачных стаканах для виски, мы чокнулись и опрокинули в себя содержимое. А потом снова. И снова. И через час злость на Мерлина стала пьяной и абсолютно неконтролируемой.***
ST: Gogol Bordello – Alcohol В моих воспоминаниях очень многие вещи сохранились достаточно ярко. Вспышки фейерверков во время летнего фестиваля. Недовольный взгляд отца, когда я не оправдываю его ожиданий в младшей школе, плюс возвращаюсь с уроков с расквашенным носом. Восхищённые крики толпы, когда я красиво забиваю гол. Закатившиеся от удовольствия глаза парня подо мной. - …что ты полный мудак – мало. Нужно что-то делать с этим. Не нужно возносить свою боль на великие высоты. Соты. Пчелиные. Ведь тогда тебя искусают. Будешь мудаком – тебе и не такое простится. Только когда ты весь изжаленный, это ведь видно. А потом ты трахаешься со всеми подряд. Но они-то не знают, что ты мудак. И тебе это выгодно. Потому что кто будет с тобой спать, зная, что ты мудачелло полный? Вот и я о том же. Говно, короче. Потому что он красивый мудак. И всем поэтому будет насрать. Мне почему-то нравилось соглашаться с этими словами. Я понятия не имел, о ком он говорил, но мне представлялся Мерлин – невероятно далёкий сейчас, и невероятно бесящий. Он и понятия не имеет о том, то я здесь, в темноте, думаю о том, с каким наслаждением бы заехал ему по ухмыляющейся физиономии. Больше всего ненавижу тех, кто забывает о своей ответственности, забывает, что кому-то другому может быть плохо из-за него. Невероятный мудак.***
ST: X Ambassadors – Shining В кофе всегда есть что-то взрослое. Даже если тебе уже двадцать, ты болтаешь ногами, сидя на лестничной площадке и пьёшь холодный горький напиток из банки, при всём этом ребячестве пытаешься почувствовать себя взрослее, чем ты уже есть. Спустя пять лет ты понимаешь, что в тот момент ты был совершеннейшим ребёнком, ничего не смыслящим в жизни, но если оглядываться назад каждые пять лет, то это чувство – единственное, что постоянно во всех возрастах. Полчаса назад отец дал мне пощёчину, я до сих пор чувствую, как саднит щека. Но меня это абсолютно не огорчает, сколько я ощущаю уязвимость своего одиночества. Наверное, у каждого бывает так, что хочется тупо чьих-то понимающих объятий. Чем старше становишься, тем больше убеждаешь себя в том, что тебе никто не нужен и сам ты себе и бог, и царь, и вообще, кто найдётся такой классный, чтобы был достоин тебя, но в краткие мгновенья честности с собой ты понимаешь – я просто хочу, чтобы меня любили. Чтобы был любящий отец, чтобы мать не умерла при родах, чтобы была нормальная семья, может быть, младший братик… с годами ты становишься желчным. Едким. Колючим. Чтобы кого-то к себе подпустить – нет уж. Ты уже никому не веришь. Что-то будто умирает. Поэтому ты болтаешь ногами и потягиваешь кофе – ты ведь взрослый. Так ведь называются люди, которые ничего не чувствуют?***
- Как, по-твоему, - мой язык заплетался. – Я взрослый? Мне почудилось, что Мордред вздрогнул, но я был настолько пьян, да и он был не лучше (гораздо хуже) моего, так что это было абсолютно не важно. - Сейчас ты похож на подростка, - медленно ответил тот. – Подростка в дорогущем костюме. - Я не в пиджаке, - заметил я резонно. – Рубашка и брюки. Чем отличаюсь от студента? - Наверное, бицепсами, - Мордред пожал плечами. – Скулы офигенные. - Скажешь, тоже. Я таких раскачанных малолеток в фитнес-клубе видал, что ух-х. - Так ты ходишь в фитнес. - Никому не говори. Пусть думают, что я от природы такой великолепный. Он хихикнул. Его улыбка внезапно вызвала во мне странное желание. Желание податься вперёд, и… - Что ты делаешь? – спросил Мордред, когда я уронил голову ему на плечо. - Пытаюсь представить, что я не на корабле. Что я не король пиратов. Да. Точно. Я ещё хотел спросить. Почему ты вообще пришёл ко мне? Что тебя так расстроило? Воцарилась тишина. Мордред снова хихикнул. - Я поспорил с Мерлином, что пересплю с тобой. А потом солью доказательства в инет, чтобы твой папаша не выиграл в гонках. Теперь хихикнул я. - Думаешь, фотки моего члена его остановят? - Ну, сына не сможет удержать. Контрл. Контрлирвать его не может. - Ясн. Я вцепился рукой в его плечо. - Бредовое пари. - Да. - А зачем оно тебе вообще понадобилось? - Я не хотел, чтобы твой папаша выиграл. Потому что тогда геям проходу не будет. Говно будет. - Дело говоришь. Я не мог не согласиться. Отец яро ненавидел геев. Странное пари. И причём тут Мерлин? В голове плыло. - Думаю, нам нужно спать, - заметил я. – Уже чёртова ночь. - Да, - его дыхание тяжёлое и горячее. Рядом с моим ухом. Я чертовски пьян. Я действительно… Я чуть отклоняюсь и пропускаю его чёрные волосы через пальцы. В груди щемит – это словно дежавю той далёкой ночи. Склоняюсь и поддаюсь давнему желанию – целую, словно в первый раз. Его губы невероятно мягкие и мне хочется кусать их, чтобы те распухли. Мордред мычит мне в рот, и по моей спине бегут мурашки. Нет. Я не могу. Отстраняюсь и вижу сожаление в его глазах. - Артур… - Нет. Спать с ним? С тем, кто безумно напоминает сейчас мне о той самой ночи, но в то же время является странным игроком в непонятную игру с целью унизить моего отца? Ага, конечно. С удовольствием. Я встаю на ноги и оглядываю созданный нами кавардак. Раскиданные упаковки от еды и бутылки вперемешку с салфетками и пластиковыми стаканчиками (мы перепробовали чёртов галлон напитков с моего шкафа). Я вышел из комнаты, оставив Мордреда в недоумении и одиночестве. А затем вернулся с камерой.