***
ST: PaoloNutini — Iron sky
Деньги равно свобода. Разве можешь ты сесть на поезд и доехать до самого моря, если у тебя нет кредитки, на которой хотя бы десяток фунтов? Разве можешь ты прожить рядом с пекарней, не купив хотя бы раз на свои кровные булочку, что пахнет так, будто ты умрёшь, если не вопьёшься зубами в тёплую, мягкую выпечку, пряно пахнущую корицей? Можешь ли ты беззаботно гулять по парку, всматриваясь в звёзды между переплетениями ветвей, если не знаешь, что у тебя есть, куда вернуться, есть постель, холодильник, стиральная машина, тостер? Можешь ли ты улыбаться красивой девушке, если нет у тебя ни цента, чтобы подарить ей цветок? Можешь ли быть свободным, когда связан по рукам и ногам? Моя работа на Пендрагона началась с малого. Нужен был опыт, а потом я скакал с одной должности на другую, едва сводя концы с концами, один в большом городе, без друзей и родных. Знакомые, что в итоге стали мне друзьями, были такими же нищими студентами, как и я — подработка за подработкой, бессонные ночи за учебниками, алкоголь и случайный секс в клубах, потому что нет денег на постоянные отношения, нет времени, нет желания и сил ни для чего, а разрядка просто необходима. Я познакомился с Элианом и его сестрой на стажировке. Мы бегали как угорелые с безумными глазами, выполняя, как я уже сейчас понимаю, абсолютно бессмысленные поручения. После очередного рабочего дня заваливались в японский ресторанчик рядом со станцией и напивались горячего саке, объедаясь раменом. А потом по каморкам — спать. Болтали мы словно канарейки — с набитым ртом, чокаясь маленькими фарфоровыми чашками на манер американцев из фильмов шестидесятых, и жизнь вертелась вокруг нас чумовым разноцветным вихрем. Так было. Я мог проснуться утром и лежать в своей узкой постели на жёстком матрасе и думать, какого же чёрта я сейчас встану и пойду заниматься полной хернёй. Теперь я просыпаюсь с той же мыслью в мягкой двуспальной постели. Смотрю на вторую подушку, которую иногда подпихиваю себе под бок. Зачем мне она я не понимал, но громадная кровать смотрелась по-идиотски с одной подушкой. А в какой-то момент я настолько привык ко второй, что без неё было уже нифига не мягко и неудобно. Разница в том, что сейчас я точно так же бегаю как в задницу ужаленный, но получаю за это неплохие деньги. Нелюбимая работа. Холодная кровать по вечерам. Девушка, которую я не могу бросить. Девушка, которой я изменил. Я закрываю глаза и возвращаюсь на пять лет назад, в тот кошмар. В тот день, когда я наконец осознал, что уже поздно. Я словно наркоман. Я не могу избавиться от всего, что меня тяготит — хлам в кладовке, социальные связи и правила, чувства. Гвен. Если для некоторых людей самый страшный кошмар утонуть или попасть в глаз тайфуна, то для меня это возвращение в прошлое. Переживание тех моментов, которые я никак не могу изменить. Моя полная беспомощность и неспособность контролировать эмоции и желания. Сегодня я попросил Утера дать мне отгул. Тот не против — только после того как я сделаю перечень дел и скину ему отчёт на почту. Весьма щедро с его стороны. Весьма. Я возвращаюсь в офис, стираю пальцем пыль с полки, на которой стоят тяжеленные картонные папки с документами и сажусь за компьютер, чтобы напечатать отчёт. Голова ужасно болит, а таблетки как назло закончились. Вчера я выпил последнюю и решил, что сегодня такое же состояние меня не настигнет, хотя знал, как действуют на меня рабочий стресс и эта дата. Сегодня будет ровно пять лет с тех пор, как я потерял кое-что очень важное. Дисплей монитора расплывается перед глазами. Тру их и трясу головой, чтобы немного прийти в себя. Это странное состояние недожизни, когда всё вокруг кажется затяжным тусклым сном последнее время меня не покидает. «Давай, — сказал я сам себе. — Осталось всего ничего. Соберись». Но мысли разбредались в разные стороны как овцы, лишившиеся пастуха. Некоторое время я тупо пялился в стену, барабаня пальцами по столешнице. Как трудно прийти в себя и обрести ясную голову. Последнее время мне было всё тяжелее и тяжелее — сказывалась предвыборная гонка, когда я оказался загружен просто донельзя. Хорошо, что я не Джордж, который ещё носится с поручениями по поводу свадьбы. Как вообще можно устроить свадьбу такого масштаба в настолько краткие сроки? Разумеется, я знал, что это часть игры — якобы он одновременно способен устраивать свою личную жизнь и быть весьма успешным политиком, но вся эта спешка… Пендрагон действительно хочет выложиться и показать всем, на что способен. Ох уж эти браки и статусы. Мне, в принципе, некоторые его взгляды казались здравыми, но другие — слишком уж консервативными. Когда весь остальной мир шёл вперёд, Пендрагон иногда хотел сделать пару шажков назад — не потому что это что-то работало, а потому что это «классика». И это —стиль старика, как любил поговаривать его сын. А что Утер сам думал насчёт всего этого— покрыто плотной пеленой тайны. Я никогда не мог распознать его сарказм, его прямые намерения или уклончивую ложь. Вот таким он был человеком. Впрочем, его гомофобство весьма выводило из себя. Уже состоялось несколько гей-парадов «Не совершайте ошибку, не позволяйте гомофобии просочиться в парламент!», но никаких результатов они не принесли, пару раз только были позорно разогнаны (не обошлось без Утера). Разумеется, некоторые поддерживали либерала Эдвина Мюрдена, но его не особо волновали права меньшинств. Вернее, ему просто было наплевать на этот пласт. Демократ Сенред вообще не пользовался популярностью у большинства после некоторых феминистских высказываний. У меня было несколько весьма неплохих друзей-геев, поэтому я принимал эту проблему так близко к сердцу. К тому же… Я посмотрел на часы. Если я просижу ещё час, тупо пялясь в монитор, как какая-то идиотская сова, то опоздаю на поезд в 18:00, а ждать пять часов следующего мне не улыбалось. Сегодня всё-таки Тот Самый День. Я быстро накатал дурацкий отчёт, он вышел голословным и был нагло составлен из пяти предыдущих, кое-где я просто заменил цифры на более свежие и актуальные, и отправил Утеру на почту. Теперь я свободен. До завтрашнего утра, когда начнётся очередная компания и новая речь для телевидения. Утер готовился к ней уже две недели, и ему было важно, чтобы всё, как обычно, было идеально. Джордж уже неделю носился с костюмами — Утер настоял на строгом голубом костюме для своей первой леди. Я не представляю, как тот ещё жив, потому что натиск сурового Пендрагона, что относился к каждой детали, к каждому цветку в петлице так, словно от этого зависела его жизнь, было нереально выдержать. Впрочем, может, это только я такой слабак. И всегда им был. Я запер офис на ключ и зашагал в сторону автобусной остановки. Сегодня я был не на машине, одолжил свой Пежо Гвен, она вроде бы собралась с подругами по магазинам. Я видел, что она переживала за меня, но никак не комментировал то, что продолжаю отдаляться от неё. Возможно, она сама меня бросит, и тогда совесть, что точит меня изнутри острыми зубками, подавится и заглохнет. Не было и дня, чтобы я не пожалел о том, что изменил ей. Отношения — странная штука. Ты живёшь себе без них, живёшь, а потом обнаруживаешь, что больше не можешь зависать по ночам в клубах и лапать за задницы учениц колледжа. Просто потому что у тебя есть девушка. И нет в этом ничего плохого — если отношения хороши, и вы друг друга любите, и собираетесь взять ипотеку и нарожать детишек… А, точно, ведь это по любви. Что бы это ни означало.***
ST: Stephen — Crossfire
Пять лет назад
— Тебе не стоит быть таким серьёзным, Ланс, — Элиан хлопнул меня по плечу и неловко улыбнулся. — Не бери в голову. Она всегда была такой дурочкой. Скоро вы помиритесь. — Даже не уверен, что хочу этого, — я поёжился. — Моя сестра славится дурным нравом, и с этим ничего не поделаешь. Просто она ещё не отошла от своей журнальной влюблённости в Артура Пендрагона. — Иногда мне кажется, что ты тоже от неё не отошёл. — Что поделать, что поделать… Артур слишком горяч, чтобы не обсуждать его. — А мне кажется странным ежедневно шушукаться с подружками о парне, которого ты и на улице вряд ли встретишь. Разъезжает себе в лимузинах под ручки с какими-нибудь красотками. — Ой, да ладно тебе! В тебе просто зависть говорит. Тебе нравится Гвен, вот ты и ревнуешь. — Видишь меня насквозь.***
Я дёрнулся и проснулся. Поезд мерно стучал колёсами, а я с трудом сфокусировал взгляд на экране мобильного, высунутого из кармана — начало восьмого. Чёрт. Главное не застрять на ночь в той глухомани. Иначе поспать нормально не удастся — я уже как-то ночевал в паршивеньком хостеле в тех краях, и повторения не хочу. Не хочу… ничего. В голове стоял густой туман, даже казалось, будто всё происходящее — сон. Наверное, в последние пять лет жизнь и стала для меня таковой, я закрылся в своей раковине, кругом было море, и я дремал, словно старая улитка. Что может разбудить меня? Наконец я доехал до нужной остановки и вышел на безлюдную станцию. Поезд, зарокотав, разогнался дальше во тьму, а я замер на платформе, раздувая ноздри и вбирая прелые запахи ночи. Дорога была знакомой, и даже в полутьме я уверенно находил полузаросшую тропинку, пиная время от времени попадающие под ноги жестяные банки из-под Колы и чего-то ещё. Где-то вдалеке ухнула сова. Это чувство полусна, ночные шорохи и летние запахи сделали более глубоким, теперь море вокруг меня взметнулось к поверхности воды стеной водорослей, не пропускающих свет. Это душило и успокаивало одновременно — будто рука смерти пыталась убаюкать навек. Я миновал подлесок и остановился у небольшой поляны, утыканной каменными плитами. Кладбище «Торн», спрятанное в долине, встретило меня молчанием. Побродив между надгробиями некоторое время, я наконец-то нашёл нужное. Элиан. 1985-2007. Сын, брат, друг. Я помнил, как засыпали гроб, помнил, как сам кинул в яму горсть земли. Пять лет — это будто было вчера. Пять лет — и именно тогда я в полной мере осознал, что мне никогда не нравилась Гвен. И никогда не понравится. Пять лет — я понял, что именно ищу в её лице, когда смотрю ей в глаза. Почему я хочу удержать её рядом с собой. И то кошмарное, что уже ничего не изменить. Как и то, что я ей изменил. Почему-то эти две мысли переплелись у меня в сознании. Что-то эдакое о том, что нельзя уже переиграть эти две вещи, вот, что их объединяет. Я сел на землю рядом с надгробием и прислонился спиной к холодному камню. В летней ночи это даже было приятно. Я помню, что Элиан никогда не был для меня просто другом. Всегда был чуть больше, чуть ближе. С моей стороны — это нехорошо. Друзья всё-таки должны быть друзьями, и не должны претендовать на привилегии — это как-то укоренилось в моём сознании. Хотя, что плохого в привилегиях? Наверное, только то, что я тщетно пытался верить в настоящую любовь, когда на деле её никогда не существовало. Элиан умер. Я изменил Гвен. И это делает меня дурным человеком. В её глазах, в глазах общества, да что там, в своих глазах я — полнейший отморозок. И почему не мог в тот пьяный вечер позвонить ей, признаться во всём и расстаться ещё до того, как занялся сексом с Мерлином. И понял, что эта хрень — ну совершенно не моё. У меня встал, мы потрахались, но… нет, не моё это. И любовь к Элиану, которую я вдруг внезапно обнаружил, когда его не стало — да, любовь. Но без гениталий. Мне это было важно. Важно понять, что именно я чувствовал. Именно её — чистую, настоящую, без объятий и поцелуев, когда достаточно быть рядом. Слушать, поддерживать, без этого мерзкого налёта похоти. А к чему меня это привело — сюда. Я каждый год сюда езжу, и это вот всё — моя жизнь. Круг от кладбища до работы. Цикл длиной в год. Бесполезный. Унылый. Словно непрекращающийся кошмар. Я закрыл лицо в ладонях и зарыдал. Мысли путались. Всё смешалось — лица, экран компьютера перед мысленным взором, отправления бесчисленных отчётов, грустное лицо Гвен, моя жизнь, от которой я никак не могу очнуться… никакой цели. Никакой. Горячие слёзы будто окружили меня со всех сторон, в кладбищенской тиши я рыдал, словно подросток.***
— Боже, я жутко перепугалась! — Ничего страшного, Гвен. Ничего страшного. — Ланс, это всё просто… мне так жаль. Ужасно жаль. Прости меня… Я вздохнул. Утром, вместо того, чтобы сразу мчаться в офис Утера, я оказался в отделении полиции и разбирался с небольшим ДТП, в которое умудрилась вляпаться Гвиневра вчера вечером на моем Пежо. — Я отправлю его в сервис, — сотрудник козырнул мне, и я вновь втянул носом воздух. Боже. — Ты очень злишься? — девушка заискивающе взглянула на меня. — Нет. Ты ведь сказала, что оплатишь ремонт. Я ни в коем случае не был жлобом, но подсознательно она для меня уже не была моей девушкой. И я не знал, что с этим мог поделать. Если её брата я любил чисто и искренне, это не значит, что я не любил и не хотел его сестру. Но, просто… я слишком долго врал. В том числе и самому себе. Я хочу покончить с этим. Когда мы вышли из здания, она потянула меня за рукав. — Зайдём в кафе? Я кивнул. — Да. Я хотел поговорить. Мы выбрали столик, она заказала себе пирожок и кофе, я заказал чай и блинчики. Утро начиналось плохо, как говорится, дела делай до обеда, а потом отдыхай. Блин. Кто же это сказал. Вроде бы какой-то… — Ланс. Гвен обратила внимание на то, что мыслями я был где-то далеко. — Ты даже ничего не сказал по поводу моей новой кофточки. Я моргнул. Серая водолазка с оленем. — Мило, — прокомментировал я и поблагодарил официантку за чай. Та улыбнулась мне, а Гвен мгновенно взвилась, что я тут, видите ли, заигрываю. Очевидно, уже абсолютно забыла о том, кто раздолбал мне машину. — Ты словно бы совсем не тут! — упрекнула она меня. — Я не узнаю тебя… и секс у нас бывает аж раз в… никогда! — она покраснела. Я пожал плечами. Пора?.. — Я изменил тебе, Гвен. Пора разобраться с этим. Хватит. Она уставилась на меня округлившимися глазами. Последующую получасовую истерику, если честно, мне просто хочется вырезать из памяти. С кем, зачем, почему, боже, как так… Вот так. Она бросила меня прямо в кафе, громко, со слезами и скандалом. А я этого практически не заметил. Официантка сочувственно смотрела на меня и быстренько принесла счёт, попросив, чтобы мы не волновали других посетителей и покинули кафе. Гвен плакала и висела на мне, и мне было дико жаль её. Если бы всё только было по-другому… если бы было можно запустить всё это сначала. Всё исправить. Элиан, ты же в курсе, что это ты во всём виноват? Ты сдвинул мой мир так, что я стал грязным, чтобы осознать то, что мои чувства к тебе были кристально чисты. А не надо было умирать. Придурок.***
В офисе было несколько человек, и все носились как в жопу ужаленные. Увидев меня, они вначале замерли как кролики, а потом бросились ко мне, что-то наперебой крича, споря между собой и толкаясь. Посмотрев поверх голов, я увидел Джорджа, понуро сидящего в углу, и атмосфера показалась мне ещё более накалённой. — Пришёл анонимный конверт. На нём написано, что точно такой же был отправлен нескольким независимым журналистам. Мы в жопе, Ланселот, МЫ В ЖОПЕ! — заорал вдруг мне прямо в лицо Эридиан, глава предвыборной компании Утера, и я зажмурился. — Ч… что случилось? Мне кинули в лицо папку. Я раскрыл её на ближайшем столе и оцепенел. Этого… просто не может быть. Я уставился на распечатанные фото. Очевидно, изначально это было видео, а потом кто-то наделал из него скриншотов и распечатал на домашнем принтере. Слишком много плоти для таких маленьких картинок. — Тут… тут было что-то ещё? Я хорошо вижу одного, но второй… Мне сунули под нос мятый лист, на котором крупным текстом было напечатано: НЕУЖЕЛИ АРТУР СПИТ СО СВОИМ БРАТОМ МЕРЛИНОМ? НЕ ДУМАЕТЕ ЛИ, ЧТО ЭТО ХОРОШЕЕ ОКОНЧАНИЕ ПРЕДВЫБОРНОЙ КОМПАНИИ? — С братом? Что… — Свадьба через неделю. Если это попадёт в СМИ… Ланселот, надо срочно что-то делать. Надо найти этого ублюдка, который сделал эти фото, нужно найти других журналистов, которые это получили, нужно… твою мать, Утер, наверное, тоже получил такой конверт. Это просто пипец, что он с нами сделает. Понимаешь, полный пипец!!! — Мерлин, значит… — я вгляделся в смутное изображение. И на губах у меня появилась улыбка.