Покажи, насколько ты крут.

Проснулся я позже обычного - сказалась ночная бессонница после пережитого потрясения. Артемия в комнате не было, зато на раскрытых дверцах шифоньера висели мои вещи, которые накануне были забрызганы спермой. Приятно, что братец простирнул их, значит, вину свою чувствует. И от мамки решил спрятать - видимо, стыдно. До начала учебы оставались считанные дни, а я мечтал поскорее перебраться в общагу, подальше от родственников и поближе к народу. И чтобы не видеть больше брата, потому что поступок его неправильный, не по-пацански парню в трусы лезть. Но что самое неправильное в этой ситуации - я поддался на такую сомнительную провокацию. Время лечит все - это единственная истина. И постепенно забудется позорный вечер, главное - подальше от брата. Мысли мыслями, а руки сами закидывали мои нехитрые пожитки в сумки. Застегнув их, я выскочил из квартиры покорять Москву. А начать решил прямиком с общежития. Я обаятельный парень, смогу уболтать теток, что мне надо кровь из носа въехать сегодня, а не ждать начала учебы. В деканате ведь люди добрые сидят, все для студентов… - Коля-Коля, я уж было подумал, что ты решил избавить мой шкаф от своего хлама, а оказывается, ты со своим тряпьем расстаться не можешь. Все свое ношу с собой? – брат лежал на кровати в обнимку с ноутбуком. - Хохотальник завали. Сумки я поставил около шифоньера и завалился в одежде на кровать. Голодный и злой, я чуть не плакал от несправедливости жизни. Тетка, которой в общежитии института я объяснял ситуацию, распинаясь и вдаваясь в мельчайшие подробности личной жизни, выдавливая из нее жалость к сироте сибирской, оказалась уборщицей, которая «страсть как любит с молодежью поболтать». А найти кого-нибудь, кто бы отвечал что-то вразумительнее, чем: «Приходите в сентябре, когда будут списки», – я не мог. В деканате тетка сказала, что она методист, и вообще, часы неприемные, и чтобы я приходил в сентябре. Рассказывая ей историю своей жизни, я уже был подкован, говоря только то, что нужно, чтобы растопить сердце, основываясь на реакции Марии Степановны, которая убирает общежитие. Я видел, как просветлело лицо методиста, и она потянулась к папкам с документами, желая только одного – помочь наивному парню и дать ему койку и крышу над головой. - Николай, а тебя в списках на заселение нет. Ни в сентябре, ни в октябре, - тихо проговорила она, быстро шелестя бумагами. - Тут явная ошибка, я сам свою фамилию выписывал синими чернилами. Я ведь из Сибири, мне очень надо место. Мне жить негде, а я учиться хочу… - Твоя фамилия везде вычеркнута. Написано, что жить ты будешь у родственников… Меня чуть Кондратий не хватил от этой новости, которая была для меня, как гром среди ясного неба. Понятное дело, что ни у каких родственников я жить не собирался, и в деканат ничего не сообщал. - А за каким интересом меня вычеркнули и кто те незваные родственники, у которых мне теперь жить? – пошел я в наступление, решая применить силу, если потребуется. – Впишите меня обратно! - Николай, у нас лимит мест в общежитии. Когда тебя выписали, на твое место поместили другого студента. - Так вычеркните его, что тут непонятного? - Непонятное тут только ты, Николай. Сегодня ты хочешь у нас жить, завтра у родни, потом снова в общежитии. - Да нет у меня никакой родни! Заселите меня в общагу, пожалуйста… - Мы всегда найдем, где поселить сотрудников нашего университета. В первых числах сентября я попробую найти тебе работу на кафедре. Ты сам понимаешь, что зарплата небольшая, но место в общежитии тебе будет предоставлено. Вышел из деканата я на ватных ногах, мысль о сосуществовании с братом в одной комнате еще минимум две недели приводила в ужас. И еще хотелось прибить того умника, который вычеркнул меня. С другой стороны, если методист подсуетится, то у меня и работа будет. Деньги станут капать в карман сверх того, что мне тетка высылает. - Сдувай свой матрац, Коля. Через час привезут кровать. Мама считает, что так тебе будет удобнее. Я непонимающе уставился на брата. Несмотря на мою грубость, тон его был мягкий, и если бы не постоянная издевка в голосе, то можно даже было подумать, что дружелюбный. - Ты правильный русский язык плохо понимаешь, Коля? Может, тебе сначала надо было в школу пойти? Я не знаю, как на твоем разговаривать, чтобы объяснить тебе… - Не утруждайся. Зачем мне кровать? Я съеду через несколько дней, перетопчусь и на матраце, хоть на полу, - я встал. Все-таки нужно поесть и помыться. - В том, что ты сможешь спать хоть на соломе, я нисколько не сомневаюсь. Но, Коля, ты ведь должен понимать, что мы не можем позволить тебе жить в общежитии. В этом институте много профессоров знакомы с моим папой. Что они подумают, если его родственник будет жить в общежитии? Мы ведь родные люди, - Артемий тоже встал и медленно проговаривал каждое слово, смакуя его. - Кто мы? Родные люди? Да ты хоть понимаешь, что означают эти слова? Родня, братик, это тебе не приютить на месячишко родственника с периферии. У меня язык не повернется твою мать назвать тетей. Она забыла, что такое родные люди, и тебя не научила. Когда мои родители разбились, тетка Надя взяла нас с сеструхой не потому, что боялась, о чем подумают люди, а потому, что мы ее родные! Потому что заботится о нас, как мамка, а мы с сестрой - не подарки, напротив, крови попили из нее. А она любит нас просто так. И срать ей со второго этажа на всех, кто бы что про нас ни наплел. Родные люди - это когда сердцем думаешь. Так что ты меня к себе не приплетай, я к вашей крови не имею отношения, как и вы к моей. Приютили - благодарствую, да только знаю, что нехило моя тетка твою мать упрашивала. Я-то вижу разницу между нами. - Я тоже. Потому что передо мной стоит дикий, ощетинившийся щенок, которого с цепи спустили, а он теперь кидается на порядочных людей. Не звал тебя сюда никто, Коля. Но, может, твоя тетушка хотела отделаться от тебя? Может, не такие уж вы и родные люди? Кровь выступила одновременно на губе парня и костяшке моего пальца - неудачно задел его зуб. Зато все напряжение как рукой сняло. Долго я себя сдерживал, в первый же день надо было ему ввалить. Пока я смотрел, как он языком трогает ранку в уголке губ, упустил момент, когда его кулак встретился с моим животом. Пресс у меня пробить сложно, проще руку сломать об него, но Артемию удалось это сделать с первого удара. Я согнулся, выскуливая воздух, стараясь прийти в себя быстрее, чем этого ожидает противник. Поэтому когда я резко разогнулся, взвыл брат, держась за нос. Надо быть полным идиотом, чтобы наклонить голову надо мной. Низменно воспользовавшись преимуществом, я вернул ему удар, отмечая, что пресс у Артемия отлично подготовлен. Схватив обеими руками меня за плечи, он начал сгинаться, положив голову на мое плечо. Мысль, что он не может стоять на ногах, была прервана резким толчком, и я, сделав шаг назад, уперся в свой матрац и упал на него, попутно задевая головой стену. Брат сразу навис надо мной, замахнув кулак, готовый к удару, который я успел перехватить прежде, чем он достиг моего лица. Матрац под нами приминался и постоянно менял свою форму, лишая нас хоть какой-нибудь точки опоры. - Артемий, у вас все в порядке? - стук в дверь и взволнованный голос заставил нас одновременно замереть. - Да, мама. Спасибо. Мы собираем спальное место Николая, чтобы сборщикам было удобно поставить кровать, - такой отмазке только слепой и глухой мог поверить. - Очень хорошо, Артемий. Они звонили, поднимутся через несколько минут, - мы услышали, как она отходит от двери. Несколько секунд мы не меняли положения, мне было почти жаль брата. Его матери все равно, что происходит с ним, важно, как это выглядит со стороны и как можно будет объясниться перед другими людьми.