Покажи, насколько ты крут.

Глаза открывать не то, что не хотелось, а просто было невозможно, но и игнорировать потряхивание не получалось. Головой я понимал, что, судя по всему, уже утро - завтрак, метро и институт. Вот только вечером шлифовать пиво коньяком брата было лишним. Если мы так всегда будем отмечать наше перемирие, то печень моя взвоет раньше, чем если бы я остался дома. - Коля, судя по часам, ты уже проспал. Вставай. - Если я уже опоздал, то какой смысл просыпаться? - пробубнил я. - Поеду к третьей паре. Вместо ответа я услышал, как расстегивается ремень и снимается одежда. Потом мне стало на секунду неуютно (когда поднялось само одеяло), а затем холодно - от прикосновения тела Артемия. - Это что за нахуй ты удумал? - сам я даже не шевельнулся, только задница рефлекторно сжалась. - Я тоже не выспался, - ответил Артемий, обдавая мою шею дыханием. - Так иди на свою, маман твоя расщедрилась только на одноместные нары. - Коля, я свою кровать уже заправил. - Так чьи это проблемы? - Коля, помолчи, пожалуйста, ты очень пахнешь перегаром. Ничего не могу поделать со словом "пожалуйста". Всегда иду на уступки, когда включают вежливость. Вот и в этот раз пришлось замолчать, закрыть глаза и постараться заснуть. Весь мой разум кричал о неправильности ситуации, но при этом я был почти счастлив от этой самой "неправильности". Проснулся я в той же позе, что и заснул, да и рука брата по-хозяйски лежала на мне, а сам Артемий умиротворенно сопел в мое плечо. Хотелось в туалет, да и позавтракать не мешало бы, но двинуться я не решался. Лежал и гадал, сколько может быть времени и стоит ли вообще появляться в институте. - Твое сопение мешает спать, - проговорил Артемий и отвернулся от меня на другой бок. И вот она - вся благодарность за то, что пригрел его и не пнул куда подальше? Раз брат проснулся, больше лежать, боясь пошевелиться, смысла не было. Скинув с нас обоих одеяло, я перелез через Артемия, старательно наступая на него то локтем, то коленом. Я все еще не терял надежды хоть как-то отбить его манеру грубить: возможно, если он на регулярной основе будет чувствовать боль в ответ на любую колкость, то у него выработается условный рефлекс. Говорят, что даже обезьяны соображать от таких тренировок начинали, глядишь - и у Артемия получится. Когда я вышел из душа, одетый, как велит Любовь Федоровна, в полный комплект амуниции (не дай Бог ей узреть кусок моего тела), братец вышагивал босыми ногами по паркету в одних до жути обтягивающих трусах. - Мамы не будет сегодня, можешь штаны снять, - проговорил Артемий, поравнявшись со мной около двери в ванную. - То-то я гадал, откуда такой аттракцион смелости... - Пожарь, пожалуйста, яичницу. Пока я думал, что ответить, дверь перед моим носом закрылась. В холодильнике было не густо, а есть хотелось страшно. Обычно к полудню я уже четыре слойки успеваю перехватить, а тут только вчерашний коньяк неприятно булькает в пустом желудке. Сковородка нагрета, масло налито и яйца разбиты - все в лучших традициях. Завтрак готовить я умел, и регулярно - раз в год на Восьмое марта - совершал этот героический поступок. Вот только мужику да еще без повода пожрать я не делал. Даже Димону. Особенно Димону, хотя он и самый достойный. Но он бы не понял. Натерев сыр, я аккуратно посыпал его на яйца, покрывая толстым слоем. Люблю плавленный сыр. И Димон любит. Хорошо, когда есть друг, у которого вкусы с тобой схожи. Тут понимание на клеточном уровне проявляется. Вот только понял бы он, если бы увидел, как я торчу у плиты, чтобы накормить родственничка, с которым спал в одной кровати? И рука Артемия на мне весь сон лежала, а ведь я мог ее скинуть. Мог, но не скинул. Вода в ванной затихла, когда я, разложив все по тарелкам, нарезал хлеб. Слюноотделение было обильным, но я примерно ждал, пока брат выйдет из душа. - Жаль, братец, что сальца нет, сейчас бы его сюда - и никаких деликатесов не надо, - проговорил я и начал есть. - Коля, что это? Брат изучающе смотрел в свою тарелку, ковыряя вилкой в завтраке, который я приготовил. С таким же милым видом он мог препарировать дохлую курицу. - А по-твоему на что это похоже? - спокойным тоном ответил я, зажимая вилку в руках. - Если бы знал, то не спрашивал бы, - проговорил брат и, нацепив кусок яичницы на вилку, смотрел, как растягивается сыр. - Как ты сделал, что это выглядит именно так? Я посмотрел в тарелку - прекрасно прожаренные яйца, тщательно перемешанные с сыром. Что тут сложно разобрать? - Артемушка, у тебя два варианта - либо ты с аппетитом все съешь, либо я тебе это в твою кислую физиономию вотру. И брат все съел. Ковырялся, конечно, пытался даже ножом пользоваться - в общем, выпендривался, но ел. Может, это и не похоже на натюрморты его маман, зато в разы вкуснее. Это в галереях глаз радоваться должен, а за столом - желудок. - Ты учиться пойдешь? - спросил брат, моя тарелки. - Дураков нет на четвертую пару опаздывать, - проворчал я, смотря на стрелки часов. - Тогда поехали погуляем, а потом в кино... Гулять с братом было странно: отчего-то тем для разговора подходящих не было, хотя до этого, вроде, всегда находились. Спускались в метро мы тоже в гордом молчании, и в поезде ехали под шум колес. - О, я на этой станции с Димоном встречался, - зацепился я хоть за какую-то тему, узнав интерьер. - Точно совершенно, он тогда погулять по Арбату хотел, но я пока сюда добрался, все сроки вышли... - С Димоном, говоришь... Вот с ним тут и погуляешь, а со мной в другое место поедешь, - пробубнил брат и потянул меня за рукав в остановившийся поезд.