Покажи, насколько ты крут.

Я стоял и смотрел на Пушкина, размышляя, тот ли это Пушкин, про которого пацаны на парах говорили. Вокруг никого подозрительного не было, а на лавочках сидели разнополые возрастные пары. Видимо, Пушкин в Москве не один. - Пойдем поедим, а потом уже погуляем, - проговорил брат, кивком указав на знакомую букву "М". Есть я хотел ужасно: пока мы сделали сто пересадок в метро, от завтрака даже воспоминания не осталось, и это при том, что я нормально добавил к яичнице три бутерброда. "Макдональс" был как нельзя кстати, хотя и удивительно, что Артемий может питаться в таких местах. Скорее, такую чопорную натуру с тонкой душевной организацией можно представить за белой скатертью, на которой тридцать три вилки и мужик с полотенцем рядом. - Было время, я тут часто гулял, - проговорил брат после того, как наши желудки оказались набиты фастфудом. - Вечерами здесь может быть очень забавно. Я снова с подозрением посмотрел на Пушкина, а потом на Артемия. Так и подмывало спросить, тут ли собираются все педики Москвы, но брата перебивать не хотелось, некультурно это как-то. - Самый центр, удобно дойти до бара или клуба. Мне нечего было ответить, потому что ни в барах столичных, ни в клубах я не бывал. Это наши все танцы заканчивались хорошими махачами, а Артемий хоть и имел силу, но пользоваться ей не умел. В чем я смог убедиться, когда он с павлином диалог вел, вместо того, чтобы уделать его и спать спокойно. - Тебе не интересно? - спросил брат. - Отчего же. Нормально. Я соврал, сориентировавшись по обстоятельствам, хотя последние десять минут его лекции пропустил мимо ушей. Не то, чтобы его экскурс в свое собственное прошлое меня совсем не интересовал. Просто... Просто не мог я сосредоточиться на братовых разглагольствованиях больше. Чем лучше становились наши отношения, тем тяжелее мне было находиться рядом. То ли обида за недооцененную яичницу играла во мне, то ли долгая вражда давала о себе знать, но расслабиться от его мягкого тона я не мог. - Коля, может, в кино пойдем? - спросил Артемий меня таким тоном, будто это я его тут заставлял ноги стаптывать о новый московский асфальт. - Дело хорошее, а то я продрог, как дворняга, - отстраненно проговорил я. "Дворняга". Да, наверное, так меня и видит его семья, и этот аттракцион добросердечности у брата вызван приступом жалости. Но к этому можно привыкнуть. И я привык, за три-то месяца жизни с родственничками и не к такому приспособишься. - Слушай, братец, а кроме меня у вас тут родня водится? Что-то интересно стало: сколько живу, а никто особо к вам не наведывается, - не стал я говорить, что вообще никого не было у них в хатке, решил проявить дипломатию - нам еще вместе фильм смотреть. - У отца родители умерли, а он один ребенок в семье, с дальними родственниками общение не поддерживается. Не вижу смысла, ведь у каждого своя жизнь, - холодно ответил брат. - С твоей логикой не поспоришь. Так, для общего развития - у тебя еще сестра есть двоюродная (которая моя родная) и тетка опять же родная. На этом близкие родственники заканчиваются и начинается просто родня. Если считать только тех, кто с твоей мамкой по крови, то три брата и четыре троюродных сестры у тебя. Кто в моем городе живет, кто в деревне. Тетки и дядя есть. В общем... - И что из этого, Коля? Мне ни теплее, ни холоднее не стало. Я их не видел двадцать два года и не увижу. Какой в них смысл конкретно для меня? Вот у тебя был смысл иметь родственников в Москве. Все ведь могло быть иначе, останься моя мама там, откуда ты приехал, - хорошо, что ухмылки на лице у брата не было. - И то верно, - выдохнув, проговорил я. - Останься твоя мамка у нас, ты бы нормальным пацаном вырос, да и она бы не перестроилась в то, что теперь из нее вышло. Все же не дело ссориться, если вопрос в драке не урегулируется. Какой смысл пустозвонством заниматься? А раз в центре столицы драться я не планировал, то и показывать, что обида присутствует, резона не было. Злопамятной крысой я не был до этого и становиться ею не собирался. Только гнилые люди в тихушке свои обиды собирают, чтобы исподтишка потом подножку подставить. У меня принцип один - либо в морду бей, либо отпусти и забудь. Говорить, конечно, после такого хотелось еще меньше, чем до этого, но списав все на неправильное воспитание Артемия, я закрыл глаза на эти его выпады. Лучше пускай на мне точит свое тупое остроумие, а то нарвется на реальное непонимание, и потом его собирать в подворотнях придется по частям. В кино мы сидели молча, но в кинотеатре ведь особо и не поговоришь. Вот фильм был интересный: все стреляло и падало, а на большом экране и в очках это выглядело натуральным. Я самозабвенно точил попкорн, запивая его пивом, брат просто пиво в себя лил. - Вот это я понимаю - кинематограф. Надо с пацанами из универа выбираться на такие мероприятия. А то они утверждали, что смотреть фильм в общаге на маленьком мониторе ноута комфортнее, - проговорил я, выходя из кинотеатра на освещенную фонарями Пушкинскую площадь. Естественно, в ответ мне было молчание. Артемия я давно раскусил: как он только начинает осознавать, что за ним косяк нарастает, сразу лицо кривит, умничает, строит из себя принца голубых кровей. Но тут уже с другой стороны подходить к вопросу нужно, не кидаться на него - толку не будет, хорошо, что хотя бы он сам для себя все решает правильно. А остальное - дело наживное. Дома никого не было и, как выяснилось, не будет до понедельника, что было, несомненно, плюсом - не видеть тетку все последние деньки моего пребывания в их квартире. - Коля, ты кушать будешь? - из кухни спросил брат. От еды я не отказывался. Каждый знает, что есть надо впрок, неизвестно, как потом фишка ляжет. То, что я с утра принял за полный голяк в холодильнике, оказалось на деле скрытой в пластмассовые лотки кучей полезной, пресной и красивой пищи в духе Любови Федоровны. И после такого овоще-рисового ужина Артемий будет нос кривить от моей королевской яичницы. - Да, братец, то-то ты такой тощий. Тетя Надя за пару недель бы тебя в чувство привела, - проговорил я, с трудом проглатываю вареную брокколи. - Не вижу смысла набирать лишние килограммы. - А в чем тогда смысл, брат? - очень уж я натурально проговорил фразу из моего любимого фильма, которую слегка переиначил. - В пользе. Мама хорошо готовит. У отца язва, ему три года назад делали операцию. Что? - прервался брат, обратив внимание на мое лицо. А какую мину можно еще состроить, когда человек ни твоих шуток не понимает, ни остроумия не ценит. Инопланетянин. - Нормально-нормально, Артемий. Ага, я понял. Пойдем теперь покурим, чтобы с пользой вся эта растительность в желудке улеглась. И на боковую. - А в ванную ты не пойдешь? - с каким-то странным интересом спросил брат. - Да я сегодня не марался, чего зря воду лить? Я лежал на кровати и ждал, когда Артемий придет в комнату. Зачем он мне тут сдался, я понятия не имел, просто привык, что он всегда рядом. Мне нравится, как он щурится, когда линзы снял, а очки еще не надел. Губы из вредности сожмет, думает, что от напрягу лучше видеть сможет. Всем ведь известно, что с напрягу только пердится хорошо, а зрению тут не поможешь. - Коля... Брат стоял в центре комнаты между нашими кроватями, и скажи я хоть слово - он пришел бы ко мне. Но я не ответил. Я ведь сплю.