Alea jacta est

Друг луны, отец колдуний. Дух сомненья и несчастья, Заходи же в мой дом! Боль мою сожги до пепла, Чтоб беда моя ослепла, Обменяй-ка все напасти На сигары и ром! - Хватит с меня сделок, – решительно проговорил эльф и отвернулся к окну. – Никто не в силах вернуть того, чье сердце остановилось, – все эти интриги надоели Seidhe, и он не хотел снова оказаться в дураках. Но мужчина, и не думая уходить, сделал глоток из своего стакана, затянулся своей странной курительной палочкой… и эльф почувствовал за спиной своего человека. Роше стоял посреди комнаты, в смятении оглядывая собственные руки. Он точно такой, каким его помнил Йорвет: жесткие губы, щетина, брови вразлет с ироничным изгибом, серьезные и теплые карие глаза, смолянисто-черные волосы, неровные и взъерошенные, как после боя. И хоть одет человек в странные белые штаны и рубашку свободного покроя, он выглядел так, как запечатлела его память Йорвета. Ни одного седого волоска. -Ты водишь меня за нос, – эльф в шоке смотрел на своего человека, который в таком же смятении смотрел на своего эльфа. – Это же просто сон. На самом деле такого не может быть. Нет силы, способной вернуть к жизни! Барон только рассмеялся, хрипло и приглушенно; череп, нарисованный на его лице, почти не передавал мимики, и казалось, что перед ними скелет, одетый в потрепанный шелковый фрак. - Йорвет, – наконец тихо выговорил Роше, будто сам удивленный звучанию своего голоса, – что бы он ни предложил, это ловушка. Прошу, – мужчину разрывало на части. Как бы он хотел вернуться, прямо сейчас обнять своего эльфа и больше никогда не вставать на четыре лапы… Провести со своей «белкой» всю оставшуюся жизнь. Снова. Но страх, что их снова обведут вокруг пальца, что его эльфа лишат чего-то еще более важного, чем сны, не отпускал его. – Я люблю тебя, слышишь? – мужчина все-таки сделал несколько шагов вперед, глядя в изумрудный глаз своего эльфа. - Но я умер, это нелепо, грустно и трагично, но это так. Отпусти меня, живи свою прекрасную длинную эльфскую жизнь дальше. Я не хочу больше видеть, как ты мучаешься. - Идиот! – закричал Aen Seidhe, ярость в нем перехлестывалась с желанием обнять этого чертового dh’oine и никогда больше не отпускать. – Ты - мое Предназначение, ты часть моей чертовой проклятой души! Зачем мне века, если эта боль не утихнет, не пройдет и не станет меньше. Ты, чертов человек, обрек меня на эту идиотскую больную любовь, и я не хочу от нее отказываться, как тебе сказать, чтобы ты понял, Вернон? Мне не нужен этот мир без тебя, я не могу и не хочу жить в мире, где нет тебя, грязная ты человеческая свинья! Мужчина замолк, глядя на своего эльфа теплым и тяжелым взглядом. Он хотел бы сказать, что верит в Йорвета, что тот преодолеет боль ради будущего своего народа, ради Темерии и ради памяти о нем. Но… он видит отчаянье в изумрудной глубине единственного глаза эльфа и молчит, порывисто прижимая упрямого скоя'таэля к себе. Барон наблюдал за развернувшейся перед ним драмой с улыбкой, поглаживая обернувшегося вокруг его шеи питона и то и дело делая глоток из своего стакана. - Я могу вернуть все, как было, и я могу сделать из него хоть желторотого юнца, хоть пятилетку. Однако каждая услуга имеет цену. Я здесь из-за Гюнтера, который возомнил себя мной, не являясь при этом никем, лишь моим отражением. Это вредит моей репутации, он мелочен. Я же не размениваюсь на мелочи, – мужчина откинул скрученные в дреды волосы назад и ухмыльнулся. – По-хорошему взять мне с вас нечем. У вас никогда не будет первенца, душонки ваши мне ни к чему, королевство и власть меня не интересуют. Однако повторюсь, я здесь, чтобы поставить на место О`Дима. Поэтому цена и условия воскрешения будут такими: три бочки лучшего пойла в вашем мире, пару килограмм фисштеха, и я верну твоего человека в мир живых. Однако есть еще условие, – мужчина усмехнулся. – В любом мире существует закон равновесия. Одна жизнь против другой. Эльфская жизнь длинная, хватит на двоих. Если Йорвет отдаст половину своей жизни, я верну к жизни Роше. Проживете в мире и согласии лет сто-сто пятьдесят. Затем умрете, оба в один момент, как только подойдет срок. Кроме того, если ранен будет один, у второго будут те же раны, если одного убьют, умрет и второй. Даже если вы расстанетесь, в наказание будете ощущать то, как другой занимается сексом. Впрочем, вы и так будете это ощущать, сердце у вас будет на двоих одно. И еще, это не сработает, если один из вас лжет. Умрете оба. Роше встревоженно посмотрел на своего эльфа. Вся сущность длинной эльфской жизни, независимость, все, что было главным для Йорвета, оказалось ценой для возращения его к жизни. - Не надо, – тихо выдохнул Роше, утыкаясь носом в шею бывшего скоя’таэля. – Я того не стою, Йорвет. Если бы я мог отдать что-то взамен. Но не так, прошу. Ты как на поводке окажешься. Йорвет колебался. Он хотел вернуть себе Роше, эльф ощущал, как пес, которым темерец являлся, все меньше проявлял человеческих повадок и эмоций, видел, что он больше не втягивает носом запах табака и не шепчет ему похабные глупости, когда они ложатся спать, предпочитая этому грызть палку или гонять у «Хамелеона» голубей. Это было страшно, это сводило с ума. Однако отдать свободу казалось чем-то нереальным, высокой ценой, которую эльф, возможно, был неспособен заплатить. Гордый Aen Seidhe жил ради нее, сражался за нее, и даже любовь к Вернону Роше не делала его меньше эльфом. Йорвет поднял голову, встречаясь взглядом с теплым, но тяжелым выражением глаз темерца. Внутри все сжималось от противоречивых желаний: поцеловать, ударить, обвинить во всех своих бедах и никогда больше не отпускать от себя этого чертового человека, который так мало живет. Отказаться от Роше Йорвет не мог. Отдать за его жизнь свою свободу же был не в силах. - Сутки тебе на раздумье, - барон исчез. Когда эльф открыл глаза, он было один, за окном все еще была непроглядная ночь. Пес, сидя рядом с кроватью, смотрел с сожалением. Кажется, на эту сделку Йорвету придется отвечать самому. *** Эскель мягко целовал сидевшего на кровати барда в шею, а тот, прикрыв глаза… наслаждался? Или спал? Или просто был задумчив? На лице Лютика не отражалось эмоций, а ведьмак просто не мог отстраниться, ему казалось, чем больше ласки он подарит, тем скорей в голубых глазах запляшут непокорные искры, и бард улыбнется. Однако ничего не менялось. Он был как ледяная скульптура. Прекрасная, но холодная и мертвая, статика сделала лицо менестреля одухотворенным, печальным, аристократически бледным, лишая всего того, что делало его собой. Ласточка ходила по той же комнате кругами. Роман Эскеля и Лютика она переварила… с трудом, так же, как и то, что вся эта адская смесь из ведьмаков, чародейки, бывших синих полосок и эльфа уживалась под одной крышей уже около недели. В голове Цириллы никак не укладывалось, как один ее давний друг и наставник сошелся с другим ее другом и почти братом. Видеть их вместе было ещё более странно, чем в свое время только сошедшихся Роше и Йорвета. Те хотя бы взаимно друг друга ненавидели. Ласточка была в курсе, что Лютик несколько раз зимовал в твердыне ведьмаков школы Волка, однако в подробности ее никто не посвящал. И Цири немного сомневалась в этом союзе, думая о том, что эти отношения не особенно искренны. Постоянные нежные касания ведьмака к барду ее раздражали, однако сказать об этом она не могла, их роман явно длился дольше ее присутствия, и влезать в это казалось перебором даже для беглой императрицы. Маг, который должен был заняться Лютиком, на приглашение пока не отвечал, и им обоим оставалось только беспокоиться.