Сердце проказника

      Чувствуя странное умиротворение, Сидани вспомнила, как растворился образ Гавриила-Фокусника в роскошном позолоченном зеркале. И, вдруг, она снова стояла перед тем самым зеркалом. Оттуда на неё смотрел совершенно другой мужчина с завораживающими медового цвета глазами. Он протянул ей руки, и нефилим смело взялась за них, делая несколько шагов в зазеркалье. И вот они уже в огромном королевском зале, где всё сверкало золотом и драгоценными камнями, кружились в медленном танце под лирическую мелодию Secret Garden.       — Это сон? — спросила нефилим, склоняя голову на его грудь.       — Сон. Мечта. Реальность, — в глазах Гавриила появился загадочный блеск, и он добавил: — Пока ты проживаешь этот момент, он может быть всем, чем угодно. Чем ты сама захочешь. Ты сама делаешь выбор.       — Всегда сама, — повторила за ним Сидани. Пара остановилась в центре зала. — Не судьба?       — А ты веришь в неё, карамелька? Лично я — да. Красную нить Атропос так просто не разорвать…       Нефилим промолчала, но музыка словно ответила за неё. Secret Garden сменилась другой композицией — Une Vie D’amour. Сидани улыбнулась.       Затем она открыла глаза и осознала, что находилась на снежном поле. Босиком, в белом платье. Обернулась, почувствовав чьё-то присутствие. Но увидела лишь глубокие следы на белом снегу. И пошла по этим шагам, крича идущему впереди архангелу: «Остановись! Подожди!». Она хотела увидеть его! Страстно поцеловать… А снег становился всё сильнее, и Сидани уже ничего не могла разглядеть в белой безмолвной пелене. Она упала. Ледяные хлопья мягко ложились на лицо, руки, тонкое платье. Где-то вдалеке, выше белого неба, играла французская композиция Une Vie D’amour.       — Она замёрзла… — сквозь сон Сидани услышала чей-то шепот и ощутила, как её укутывают мягким пледом.       А потом еле-еле слышное перешёптывание. Нефилим приоткрыла глаза и сквозь густые ресницы увидела отца и Анну Милтон, сидевших в плетёных подвесных креслах и тихо беседующих. Правда, Бальтазар ещё коньяком лакомился. А за их спинами, на кофейном столике, две огромные корзинки мини-роз — жёлтых и коралловых, наполняющих спальню волшебным сладким ароматом.       — Проснулась! — тут же раздался радостный вопль Анны, с которой Сидани сдружилась ещё во времена своего замужества.       — Боже… Зачем же так кричать-то, — простонала нефилим, усевшись на кровати. — Bonjour, papa, — обратилась она к Бальтазару.       — С Днём рождения, ma chérie! — произнёс ангел, лихо отсалютовав стаканом.       — Посмотри, Каролина, какие чудесные цветы, — восторженно ахала Анна, наклонялась и по очереди нюхала то жёлтые, то коралловые розы. — Красивые, правда? Твой папанька разбирается во флористике также, как и в эксклюзивном алкоголе, — игриво подмигнула она.       — Какая жалость, что Михаил не романтик, — саркастично отозвался Бальтазар, посылая ангелессе воздушный поцелуй. — На самом деле это ещё не все сюрпризы, милочка.       Он отставил стакан в сторону, поднялся и направился к дочери, на ходу извлекая из-за пазухи небольшую бархатную коробочку.       — Драгоценностей у барышень много не бывает, не так ли? — молвил ангел и открыл её. Перед взорами Сидани и Анны предстало изящное золотое колечко с бриллиантом, который сверкал всеми цветами радуги. — Примерь его, дорогуша, — добавил он.       Нефилим, искренне тронутая таким редким отцовским вниманием, взяла кольцо и надела на средний палец левой руки. Украшение пришлось как раз в пору.       — О, Каролина! Колечко сделано на твою руку, как на заказ! — воскликнула Милтон.       — Просто удивительно… — отозвалась Сидани. На минуту её даже охватило желание обнять Бальтазара, но… Его непредсказуемая реакция и фразы по типу «Брось разводить телячьи нежности, mon amour» быстро остудили пыл, и девушка выдала: — Утончённая вещица, которая достойна настоящей эдемской принцессы. Жаль, я не принцесса.       — О принцах райских или принцессах мы с Михаилом подумаем позже, — хихикнула Анна.       Бальтазар, поняв недвусмысленный намёк, залился смехом.       — Да вы пошлячка, мадам, — оправившись от приступа хохота, он пригубил коньяка из стакана для восстановления дыхания.       Тогда же настенные часы пробили двенадцать раз.       — Пора выдвигаться, — заговорил Бальтазар и, заметив, что дочь в недоумении вздёрнула бровь, объяснил: — Я позволил себе забронировать столик в ресторане отеля «Le Bristol». Надевай своё лучшее платьишко, дорогуша, и вперёд праздновать. Это твой особенный день.       — Он там тоже будет… — будто невзначай произнесла ангелесса.       — Милтон!       — Молчу, молчу, Мерсье. Давайте лучше хорошенько подготовимся к светскому выходу в высшее общество… Вот это сказала.       А через полчаса Сидани с Бальтазаром попрощались с ангелессой. Розы, несмотря на то, что они были вовсе не её, Анна так и не позволила оставить в спальне, объяснив это тем, что они не вписываются в общий интерьер. А вот в её с архистратигом покоях цветам местечко бы нашлось. Сидани не обиделась и не разозлилась на подругу. Лишь посмеялась.

***

      Праздничный обед в «Le Bristol» прошёл достаточно весело и непринуждённо: Анна и Бальтазар делились забавными, а порой и нелепыми, историями из далёкого ангельского детства, играли на желания в преферанс и «Вагат» и осыпали саркастичными и весьма нелестными комплиментами так раздражающих их Рафаила и Захарию. Гавриил же, после жаркого пасодобля под зажигательные испанские мелодии, почти всё оставшееся время не сводил взор с Сидани. Вспомнив её страстные движения в танце, манеру поведения, архангел поймал себя на том, что брак их надо сохранить. К слову, именно за эту страсть архангел и полюбил Сидани. Полюбил её за характер, за темперамент, за смелость, за огонь в душе, когда она обжигала его взглядом голубых, как небо над Парижем, глаз.       — Это мой тебе подарок, карамелька, — после окончания празднества и прощания с ангелами на крыльце отеля, сообщил Гавриил. — Спасибо, что не стала…       — Оказывать сопротивление? — лукаво стрельнув глазками в архангела, закончила Сидани.       — Именно его, карамелька. А ты не заметила в себе никаких перемен?       — Какого?.. — изумлённо спросила нефилим, орлиным взором окинув себя с головы до ног.       Только сейчас до неё дошло, что светло-зелёное ажурное платье, которое она надела для похода в ресторан, сменилось яркой мини-юбкой из бахромы и красным топом.       А местность? Естественно, она тоже оказалась очаровательной: слепящее солнце, синее море, белый песок золотистого пляжа соседствовали здесь с живописными скалами и бухтами, старинными минаретами, пальмами и сочной зеленью садов.       — Пляжным вечеринкам цены нет, — сказал Гавриил, вставив в распущенные волосы бывшей жены тропический цветок. — Для завершения образа, — прокомментировал он.       Под соломенной крышей летнего бара переливались гирлянды голубых и фиолетовых огоньков, и жонглировал бутылками весёлый бармен-мулат, с кожей цвета молочного какао. Диджей извивался за вертушками, разгорячённые девицы в бикини и загорелые парни в шлёпках, шортах и цветастых футболках с пальмами-пляжами-солнцем отплясывали сальсу, румбу и бачату…       — Сеньоры и сеньориты, Ламбада! — сообщил пляжный ведущий, и сразу же громко заиграла жаркая бразильская мелодия — диджей своё дело знал.       — Ламбада популярна во всём мире, — прокомментировал архангел, наблюдая, как пары, под музыку, уже ритмично двигались по песчаному танцполу.       Сидани и до двух сосчитать не успела, как Гавриил уволок её в центр танцующей толпы. Крепко привлёк к себе, так, что их бёдра, раскачиваясь в танце, оказались плотно прижатыми друг к другу, в то время, как, откинувшись назад, нефилим упёрлась вытянутыми руками ему в плечи. И вся Бразилия закружилась, завертелась в страстной и горячей Ламбаде.       — За время нашего брака я что-то не замечала, чтобы ты увлекался танцевальным искусством, Гейб, — подметила нефилим, бёдрами описывая в воздухе воображаемую «восьмёрку».       — Ты и не хотела этого замечать… — идеально повторяя её движения, ответил архангел. — Шелестит прибой солнце удивлённо смотрит вниз. Продолжай, конфетка!       — В танце мы с тобой так слились, что дети завелись, — подхватила Сидани, при умелой поддержке Гавриила непринужденно совершив пару-тройку поворотов сначала влево, а затем вправо.       — Не заводись, — слегка рассмеявшись, выдал Гавриил, выписывая несколько красивых «восьмёрок» и чувствуя ту гармонию, которая способна объединить мужчину и женщину.       — Ах, как он хорош этот танец любви. Ты Ламбадой его назови, — продолжила Сидани, и пара, объединившись в единый «паровозик», переместилась по танцполу ближе к берегу моря. — А ты меняешься, Гейб.       — Ради тебя и нашей семьи.       Растворившись в зажигательной Ламбаде под бразильские мотивы, Гавриил и Сидани так и не заметили Кетча, который, сидя на соломенном стуле у барной стойки и попивая виски со льдом, пристально наблюдал за танцующей толпой… И, собственно, за ними.       — Как у вас дела обстоят, мистер Кетч? — приблизившись к Артуру, поинтересовался молодой темноволосый мужчина с бокалом бренди в руках.       — Доминик, передайте вашему отцу, что его задание выполнено. Я нашёл их.       Вышеупомянутый Доминик смачно отхлебнул из бокала жгучей коричневой жидкости и, повертев тот в руках, поставил обратно на барную стойку. Благо бармен также отплясывал Ламбаду где-то в центре пляжа и не мог слышать их беседу, — при таких разговорах лишние уши были ни к чему.       — Стало быть, Гавриил? Да, отец рассказывал о Небесном воинстве и архангелах.       — И не только он, — подлив виски в почти опустевший стакан, ответил Артур. — Взгляните, как он любит её, — добавил он. — Любовь — вещь эмоциональная, и, будучи таковой, она противоположна чистому и холодному разуму. И в этом ошибка.       — Возможно.       — Ладно, пойдём-те, Доминик. Не будем заставлять Асмодея ждать.       Не прерывая каких-то своих размышлений, Кетч не обратил внимания на надменную, хищную ухмылку антихриста, которую тот адресовал Сидани. Он вспомнил её.