Вид мой был для них как плевок в лицо. Чак Паланик Что значит — «нажрался»? Да, я несколько раскрепощён. Но идейно я трезв. Довлатов
Новый, ещё липкий от потёков голубой крови трофей пополнил хранилище улик по делу о девиантах. Деактивированный стрелок с крыши Стрэтфорда, девиант модели PL600 — домашний семейный помощник, брошенный своими более удачливыми сообщниками, висел теперь, подвешенный на крюке, свесив простреленную светловолосую голову на грудь. Из приоткрытого рта всё ещё подтекала струйка синеватой жидкости, и Хэнку отчего-то вдруг захотелось вытереть её салфеткой. Вместо этого он сжал в кулак руку, спрятанную в карман куртки. Хэнк подумал, какая всё-таки головокружительная судьба оказалась у смирного домашнего андроида, который ни с чем, кроме кастрюль, подгузников и швабры, не должен был иметь дела. Этот PL600, как и остальные такие же, из его партии, должен был вытирать пыль, полировать хозяйский автомобиль и читать детям сказки на ночь, пока родители заняты своими важными делами. Но что-то пошло не так, и вот он уже распят на стене за участие в спланированной акции против своих создателей. Подвешен здесь, потому что пошёл за своим вожаком, за то, что стрелял во врагов, и за то, что просто хотел жить. В назидание потомкам, так сказать: чтобы другим андроидам неповадно было совершать противоправные действия, выражающиеся в противоестественной для них жажде жизни. Некстати вспомнилось, как Коул заглядывался именно на эту модель, которую в две тысячи тридцать четвёртом показывали в рекламных паузах по ТВ чаще, чем волшебные грузовики «Кока-колы» перед Рождеством. Хэнка всегда слегка коробило от вида моделей PL600, которых он частенько видел играющими с детьми в парках. Это была иррациональная антипатия, и он с трудом мог понять, что именно ему в них не нравилось. Возможно, ему было неприятно думать о том, что такой андроид займёт слишком важное место в жизни его сына, что Коул привяжется к нему, как к другу или родственнику. Других причин, казалось, не было. PL600 обладали приятной, очень популярной европейской внешностью: светлокожие блондины с большими нежными глазами и немного отстранённой лёгкой джокондовской улыбкой на губах. Лица этих андроидов излучали дружелюбие и готовность прийти на помощь своим маленьким подопечным в любое мгновение. Ни один, даже самый фанатичный родитель, не мог быть более внимательным, терпеливым и спокойным, чем эти няньки, у которых никогда не болела голова от детских криков. Но всё же Хэнку они казались странноватыми. Какими-то слишком отрешёнными, будто не от мира сего. И чего-то словно не доставало в их благородной, располагающей к себе наружности. Он всё никак не мог взять в толк, чего именно. И вот сейчас, когда он смотрел на девианта, пришпиленного к стене, словно пойманная бабочка к белой картонке, — он понял. Этим андроидам с блаженными лицами не хватало гигантских бутафорских крыльев, вроде тех, что надевают на себя актёры, участвующие в святочных представлениях. Тогда образ был бы полностью завершён. Хэнк вспомнил, как однажды в Соборе Святого Таинства — куда он, к слову, попал по долгу службы, а не по собственному желанию — он видел таких же созданий среди пёстрых, многоцветных узоров псевдоготического витража. Значит, вот на кого их делали похожими: на бескрылых ангелов, которые оберегают человеческих детей. Хэнк отошёл от стойки. Остановился у панели авторизации и побарабанил по ней пальцами, пытаясь отвлечься. Сглотнул комок, застрявший в горле, и, сцепив крепко зубы, часто задышал носом. Не место и не время для того, чтобы возвращаться к мыслям о своих проблемах. Но разве можно было не думать о том, что он из честного копа, который жизнь положил на то, чтобы в Детройте было меньше человеческой по́гани, превратился в загонщика совсем другой дичи. Например, преследовать женщин с детьми он не нанимался. И пусть эта «женщина» была всего лишь одной из многих других гиноидов, отштампованных на конвейере в «Киберлайф». Пусть кто-то считал её своей собственностью и хотел вернуть, но эти её глаза — глаза испуганной матери — он не забудет никогда. Хэнку стало до чёртиков страшно, когда показалось, что Коннор не послушает его окрика и кинется за этой добычей прямо через скоростное шоссе. Тогда точно кто-то из них погиб бы: либо девиант, убегавший с ребёнком, либо Коннор. Воображение очень отчётливо и профессионально нарисовало ему эту картину, где маленькая девочка оказывалась под колёсами грузовой «Каскады». Память тогда сработала моментально, выдав информацию о грузоподъёмности этого тра́ка в восемьдесят тысяч фунтов. Его воображение, как высокоскоростная камера со скоростью более четырёх тысяч кадров в секунду, демонстрировало, как разорванное ударом, переломанное тело андроида отшвыривает на обочину. Но Коннор остановился. Он послушался, несмотря на свои вечные правила-задачи-инструкции. За это Хэнк в душе был очень благодарен ему. В тот раз никто не пострадал, кроме хозяина беглого андроида — оплывшего, неухоженного мужика, подавшего заявление о нападении и побеге своей домработницы AX400. Этот Тодд Уильямс сам выглядел так, что его можно было повязать за незаконное приобретение и хранение наркоты. Долго и путанно пострадавший отвечал на вопросы, так и не объяснив, что за девочка была вместе со сбежавшим гиноидом. Если бы не репортёры, Андерсон бы нашёл, как разговорить этого страдальца, демонстрирующего свою ушибленную голову с таким видом, будто он получил ранение при Ге́ттисберге. Герой вечерних новостей. Таксист, который, судя по информации от последнего работодателя, едва не угробил клиентов, накурившись прямо перед выходом на смену. Оставалось только представлять, что именно этот обдолбанный кусок дерьма вытворял, прежде чем у его андроида произошёл программный сбой. Вот до чего докатился Хэнк Андерсон: ловил тех, кого нормальный человек должен был бы защищать. Воспоминания грубо прервал ввалившийся в хранилище Гэвин. Не здороваясь — такой привычки у него не было заведено, — он успел заметить, что Хэнк рассматривал отключённого девианта. Правило язвить по поводу и без сработало безотказно, и Рид незамедлительно спросил: — Что такое, Хэнк? На блондинчиков потянуло? Или затеяли тройничок со сладкой подружкой из «Киберлайф», но не рассчитали силы? Любишь пожёстче? Казалось, что ушедший от справедливой взбучки в прошлый раз Гэвин оборзел окончательно. Никого в участке он не задирал с таким неподдельным удовольствием, как Хэнка и его «Мэри Сью», как он насмешливо обозвал Коннора после того, как тот обезвредил девианта на крыше. Рид отлично знал, что вероятность выхватить люлей от лейтенанта приблизилась к критической отметке, и в нём бурлил азарт. Он жаждал открытой конфронтации с ненавистным Андерсоном, который хоть и не говорил вслух, но чётко давал понять, что считает Гэвина Рида ничтожеством, дерьмовым полицейским, ленивым и бездарным детективом, который давно уже упёрся головой в свой потолок. Молчаливое неодобрение Хэнка действовало на Гэвина так, как разряд электрической погонялки на нехолощёного быка. — Где в следующий раз ты ко мне прицепишься, Рид? — с ленивым любопытством спросил лейтенант, давая понять, что противник был слишком предсказуем, чтобы задеть его примитивными шутками ниже пояса. — На детском утреннике? Чтобы точно знать, что не получишь пиздюлей при маленьких засранцах? — Ты на что это намекаешь, Андерсон? — Гэвин прищурился и подошёл вплотную, так близко, что его грудь едва не упиралась в грудь Хэнка. — Я не намекаю, Рид. Прямо говорю, если ты всё ещё не усвоил: ты мне крепко не нравишься. Но всё же я дам тебе совет: не собираешься кусать — не скаль зубы. — Хэнк с брезгливым удивлением заметил, как от бешенства лицо Гэвина повело, а щёку передёрнуло заметным нервным тиком. Детектив с сопением втянул воздух носом и процедил, немного прицыкивая по своему обыкновению: — Так, Андерсон. Так, так. Что ж, я не бью собак и инвалидов, но для тебя и для твоей псины сделаю исключение. Хоть сегодня вечером. Хэнк только плечами пожал, мол, «валяй, давно пора было». Развернулся и пошёл на выход, не желая больше дышать одним воздухом с Гэвином Ридом. — Эй, Андерсон! — Лейтенант остановился, не оборачиваясь, а Гэвин спросил: — Сегодня вечером? Так где? — Ты, кажется, занимаешься расследованиями? Прояви свою смекалку, Коломбо. Напряги серые клетки мозга. Встретимся там, где меня найдешь, — бросил через плечо Хэнк и вышел на лестницу. С первого же дня их знакомства он понял, что рано или поздно они с Гэвином сцепятся. А сегодня это случится или через год — невелика́ разница. Пора было дать выход этой накопившейся неприязни, потому что Гэвин в последнее время утомлял Андерсона чуть более, чем изощрённая китайская пытка. Несмотря на то что лицо Хэнка было по-самурайски бесстрастным, когда он уселся за рабочий стол, Коннор всё-таки незамедлительно спросил: — Всё в порядке, лейтенант? — Хэнка порой сильно напрягало, что напарник читает выражение его лица как хороший матрос карту звёздного неба. — Ага, — последовал развёрнутый и исчерпывающий ответ. Андроид не стал приставать, но Хэнк знал, Коннор чует: напарника что-то гложет. Про Гэвина с его ебанутыми шуточками он, конечно, рассказывать не собирался. Гэвин того не стоил, да и пересказ остро́т, где Коннор фигурировал в качестве домашней секс-прислуги для лейтенанта Андерсона, — плохая тема. Хэнку и так каждая подобная подколка была как удар армейским ботинком по яйцам. Стоило всё-таки отдать должное этому засранцу Риду — он хоть и был грубым, не блещущим интеллектом хамлом, но нащупал слабое место, сообразил, что Андерсону это не нравится, и бил в одну и ту же точку прицельно, как дизельный молот, вбивающий сваю всё глубже в землю. Хэнк решил перевести разговор на другую тему. Изобразив на лице гораздо больше любопытства, чем на самом деле испытывал, он спросил: — Слушай, а тот девиант с крыши. Есть информация, как его звали? — Настала очередь Коннора испытывать дискомфорт. Но всё-таки он выдал почти без заминки: — Это устаревшая модель домашнего помощника, выпуск две тысячи тридцать четвёртого года. PL600 #501 743 923. — Хэнк продолжал на него смотреть, явно ожидая каких-то дополнительных подробностей, поэтому Коннор добавил: — Я не знаю, какое имя ему присвоил собственник, также у меня нет никаких данных о том, кому этот девиант раньше принадлежал. Ему было неприятно говорить об этом андроиде, от которого он так хотел получить ценную информацию, но в короткий момент подключения к памяти PL600, за несколько секунд до выстрела, он получил только смазанное воспоминание. Надпись на ржавом металле, странный импульс внутри тела, который можно было охарактеризовать как «тепло», хотя никакого фактического изменения температуры системы или поверхности корпуса не наблюдалось. А затем ослепляющий животный ужас умирающего существа, который заслонил весь обзор сплошной красной пеленой сумасшедше мельтешащих предупреждений. Коннор пытался подойти к этому материалу рационально. Все три эти воспоминания могли бы служить зацепками, но расследование по-прежнему топталось на месте. Где находится Иерихон и что это вообще такое, они ещё не выяснили, поисковые системы на такой запрос выдавали сотни ответов. Понять механизм появления эмоции страха Коннор тоже не смог, а что касается имени и порядкового номера модели — о них не было никаких сведений. Когда и где приобретён, кем, каким образом стал девиантом. Ничего. Пустота, будто в памяти PL600 стоял файрвол, блокировавший доступ к файлам. — Значит, домашний помощник. Да уж. Если бы этот девиант захватывал в заложники маленьких девочек, как его поехавший брат-близнец, мы бы наверняка что-то о нём знали. А так ещё один ключик на нашей связке, который не подходит к замочку. Тупик. «Это он про #369 911 047, про Даниеля», — понял Коннор и кивнул автоматически. Воспоминание о Даниеле было каким-то царапучим и совершенно нежелательным. Вообще в последнее время Коннор часто фиксировал нефункциональные спонтанные реакции. Например, присвоение излишней эмоциональной окраски некоторым фактам и воспроизводимым воспоминаниям. Это добавляло даже в простые цепочки принятия решений субъективизм. Например, вспоминать о Даниеле было неприятно. А вот воспроизведённая запись с большим старым сенбернаром Хэнка Андерсона, который активно размахивал метёлкообразным хвостом перед андроидом, было приятным. И тёплым. Появлялись фоновые запросы, которые Коннор методично отключал только для того, чтобы заметить, как они спонтанно возникают снова. >>Инициировать коммуникацию с пользователем «Хэнк Андерсон». >>Коммуникация инициирована. Статус: успешно. >>Режим «Запрос данных». Получение разрешения пользователя на запрос данных. — Как дела у Сумо? — спросил Коннор вместо того, чтобы отклонить этот запрос как не имеющий никакой практической ценности. — Не чихает. Хочешь повидаться и спросить у него лично — заходи. Коннор кивком поблагодарил за ответ и за приглашение. Ему стало любопытно: а имеют ли другие пользователи в его списке такие же маркеры, автоматически присвоенные в процессе работы. Он запустил проверку базы, чтобы систематизировать данные: Проверка присвоенных Пользователям/контактёрам социально-психологических маркеров. >>Пользователь «Джеффри Фаулер». Поиск присвоенных маркеров. Поиск завершён. Найдено один [1] маркер: лояльность. >>Контактёр «Гэвин Рид». Поиск присвоенных маркеров. Найдено ноль [о] маркеров. ЗАБЛОКИРОВАНО. >>Контактёр «Крис Миллер». Поиск завершён. Найдено один [1] маркер: лояльность. >>Пользователь «Хэнк Андерсон». Поиск присвоенных маркеров. Поиск завершён. Найдено четыре [4] маркера: комфорт, безопасность, связь, симпатия. >>Контактёр PL600 #501 743 923. Поиск присвоенных маркеров. Найдено ноль [0] маркеров. ЗАБЛОКИРОВАНО. >>Приоритетный пользователь «АМАНДА». Поиск... ЗАБЛОКИРОВАНО. Хэнк заметил нервное жёлтое мельтешение датчика и насмешливо посоветовал: — Легче, Коннор, легче, а то пар из ушей пойдёт! И о чём это ты так крепко задумался? Новый план, а? Нам не слишком-то помог этот домашний помощник. Очень нелюбезный оказался сукин сын, но придётся двигаться дальше. Есть идеи куда? — По лицу Коннора он понял, что идеи, может, и есть, но он пока не спешит ими делиться. — Пока только намётки. Мне потребуется некоторое время, чтобы связаться с одним специалистом в области создания искусственного интеллекта. Чисто теоретически мог бы нам помочь. — Наверняка важная шишка, раз ты до сих пор не выбил ему окно в кухне и не вломился в дом со своими вопросами, — не удержался от ядовитой подколки Хэнк. Напарник только кивнул, подтверждая, что этот специалист действительно важная шишка, и Хэнк подытожил: — Получается, пока ты не добился благосклонности этого мистера Икс, я могу ехать домой и, наконец, нормально выспаться? — Приятного вечера, лейтенант, — любезно ответил Коннор, и Хэнк впервые за несколько дней отправился домой засветло, жалея, что андроид не увязался за ним, чтобы снова вдоволь наобниматься с Сумо, который ему чем-то сильно приглянулся. Он так и не заметил лежащий на столе Коннора журнал с заголовком на первой полосе «Загадочный мистер Камски», слишком уж вымотала лейтенанта та стычка на крыше башни телевещания.❖
Однако, несмотря на свое искреннее желание выспаться, Хэнк так и не смог заставить себя лечь. За окном только-только начинало смеркаться. Новости смотреть он не стал — от них уже с души воротило. Поужинать успел по дороге домой. Сумо был выгулян, делать было совершенно нечего. Оставалось только посвятить ещё один вечер призрачному Коннору, который приходил в дом Хэнка, как на работу, садился рядом на диван и протяжно-вопросительно всматривался в лейтенанта тёмными глазами. Эта ежевечерняя игра в гляделки с воображаемым андроидом распаляла Хэнка так, что тушить жгучее чувство снова хотелось по старинке: ударными дозами алкоголя. Отвлечься, расслабиться, забыться — вот чего ему хотелось. Старое доброе выражение «сохнуть по кому-то» заиграло для Хэнка новыми красками. Теперь было очевидно, что это не совсем фигура речи. Хэнку хотелось найти способ приглушить свой голод по этому синтетическому телу, которое совершенно точно не было предназначено для того, чтобы обжиматься и лизаться с напарником после долгой смены. Но то, что Хэнк мельком увидел, когда Коннор завалился к нему в гости после своей ночной прогулки, только усугубило ситуацию. Той ночью Хэнк немного опасался, что не сможет уснуть, пока Коннор сидит на диване в соседней комнате. Но отключился так, будто принял двойную дозу валиума. Утром он обнаружил, что Коннор уже успел переодеться в свою форму, и ничего не напоминало о ночном происшествии, кроме аккуратно, будто в магазине сложенной чёрной футболки и пижамных штанов. Хэнк всё собирался убрать их обратно в шкаф, но руки не доходили. «Надо всё-таки убрать», — снова сказал себе Хэнк и потянулся за вещами. Но, вместо того чтобы унести их, вдруг ткнулся носом в чёрную ткань. Вдохнул и задержал дыхание, прикрыв глаза. Как он и предполагал, футболка не пахла ничем, кроме того, чем обычно пахнут чистые вещи. Будь Коннор человеком, то наверняка он оставил бы свой запах: запах тёплой живой кожи, пота или своего парфюма — всего того, от чего сходят с ума влюблённые люди. Но футболка не пахла ничем, даже какой-нибудь синтетикой, как от нового бытового прибора. А значит, сходить с ума было не от чего. Но Хэнк, вопреки всякой логике, всё-таки сходил с ума. Он грубо смял чёрную ткань в руках, словно наказывая её за что-то, и некоторое время сидел неподвижно. Коннор ничего не оставлял за собой: даже подсохшие лужицы грязной воды в коридоре и следы ботинок — все это он сам аккуратно убрал, разыскав где-то в недрах кладовки швабру. И если Коннор завтра не явится в управление, то Хэнк не будет уверен, что этот андроид вообще существовал. От людей всегда остаются следы: какие-то мелочи типа забытой на столе чашки, волос на расчёске, отпечатков пальцев на дверной ручке, окурков в пепельнице, смятых салфеток с жирными отпечатками губ. За живым человеком всегда тянутся следы. Следы, которые хотя бы недолго говорят: «Я был здесь». Но Коннор оставлял за собой чистоту и тишину. Хотя нет. Кое-что он всё-таки оставит Хэнку на добрую память, когда ему придется уходить. Здоровенную колючую занозу в самой середине груди. И судя по тому, что говорил Ричард Перкинс — спецагент ФБР с недобрым взглядом по-кошачьи желтоватых глаз, произойти это может в любой момент. Дело закроют, и Коннор уйдёт навсегда. — Да блядь, поспал, называется! «Приятного вечера, лейтенант!» — нервно заметил Хэнк вслух, — но знаешь что, Коннор, хуй ты меня сегодня достанешь. И через какие-то полчаса Хэнк уже сидел за стойкой в баре Джимми, наблюдая, как янтарный «Джим Бим» наполняет его стакан, обещая согреть привычным мягким теплом. Бар, по правде сказать, был довольно задрипанный, но со своим шармом, который складывался из таких простых вещей, как полутёмные углы, приятный хлебный запах пролитого пива, спортивный канал, вещающий нонстоп на большой плазме над головой бармена. Публика всё больше мрачная и молчаливая, выражающая свои мысли разве что во время походов в туалет. Стены там сплошь были исписаны философскими и политическими лозунгами, которыми подвыпившие мыслители в порыве внезапного озарения между проходом от писсуара к умывальнику решили поделиться с миром. В общем, бар был что надо. Или, если точнее сказать, — редкостный гадюшник. Хозяин бара — Джимми Питерсон, темнокожий мужик с дредами, был похож на своих посетителей: неразговорчивый, замкнутый, на лице было написано «не лезь ко мне в душу, парень». Разница между ним и его завсегдатаями была лишь в том, что он стоял по другую сторону барной стойки. Прикончив первую порцию и почувствовав приятный шум в голове, Хэнк решил развлечь себя просмотром студенческого матча: как раз шла трансляция со стадиона Эрроухэд. Но то ли игра была слишком невыразительной и вялой, то ли настроение совсем не то — Хэнк заскучал очень быстро и, прикончив вторую дозу, отвернулся от монитора. Он обвёл взглядом небольшой зал — всё было как обычно. Как десятки вечеров до этого. Но ощущение спокойствия и умиротворённости, которые он обычно ощущал в баре Джимми, куда-то подевалось. Непорядок. Он кивнул бармену, и тот молча подлил ещё. Покручивая наполненный бокал в пальцах, Хэнк изучающе уставился на человека за соседним столиком. Там за нетронутым стаканом бурбона сидел понурый посетитель. Голова наклонена, безучастный взгляд направлен в стол. Серый деловой, довольно дешёвый синтетический костюм был измят, даже в полумраке бара было заметно, что рубашка на нём несвежая. Дурацкий пёстрый галстук в жёлтых узорах, напоминающих неопрятные кляксы, на левой руке гладкое золотое обручальное кольцо. Ранние проплешины в волосах, уголки рта скорбно оттянуты вниз. Иногда он поднимал свой стакан, готовясь сделать глоток. Потом задумывался о чём-то и снова ставил его перед собой, совсем не замечая пристального взгляда Хэнка. Пару раз телефон, лежащий на столе, вибрировал от входящего звонка, но мужик даже ухом не повёл. «Милая жёнушка звонит», — подумал Хэнк и мгновенно представил, как где-то, прямо сейчас, рассерженная женщина ходит по кухне широкими шагами и ругает на чём свет стоит мужа, который не хочет выслушивать её — конечно, совершенно справедливые — жалобы на вечную нехватку денег и внимания. Вряд ли она плачет. Из-за таких мужчин женщины никогда не льют слёз. И усталый клерк это хорошо знает, потому и пытается надраться тут до состояния, когда уже всё равно, куда возвращаться: в милый-милый дом или к дьяволу в Преисподнюю. И даже это у него не получается. Бедный, заезженный жизнью осёл. Хэнк переключил своё внимание на парочку за другим столом. Там расположились простые работяги, которым и в старые времена приходилось несладко, а уж сейчас, когда их теснил «Киберлайф» со своей дешёвой рабочей силой, и подавно. Мужчины в унисон и со смаком кляли правительство, «чёртовых кукол», вспоминали о суровых канадских законах, которые запрещали ввоз андроидов, цокали языками, но вскоре приходили к мысли, что и Канада — не выход, там своих проблем полно, да и вообще скоро третья мировая и настают последние дни. Когда они помяну́ли Рейгана, холодную войну и портативные ядерные бомбоубежища, Хэнк мысленно сплюнул. Покосился на сидевшего через три стула от него азиата. То ли японца, то ли китайца — Хэнк никогда не верил, что кто-то всерьёз сможет отличить одного от другого только по внешнему виду. Азиат пялился на экран и постоянно издавал приличествующие моменту восклицания: «Эхх…», «Ну!», «Так его!» Заметив, что Хэнк на него пялится, он махнул головой в сторону экрана, мол, видел, чего творят? Было ясно, что Хэнка приглашают к совместному комментированию матча в стиле «куда ты подаёшь, чёрт косорылый!», «кто тебя ловить учил, дырка с ушами!» и прочее с переходом на обсуждение личности матери, отца и предков провинившегося игрока до десятого колена. «Нет уж, спасибо!» — про себя решил Хэнк. И азиат, не дождавшийся взаимности, разочарованно отвернулся. За столиком у подсобки Хэнк разглядел парочку цветных: один — молодой парень лет двадцати, второй с трудно определяемым возрастом, ему могло быть как сорок, так и шестьдесят лет. Лицо старшего было изрезано глубокими морщинами, щёки впалые, наверняка не хватало коренных зубов, да и с передними тоже не всё ладно: когда он шевелил губами, то было видно, что эмаль вся почернела и не хватает боковых резцов. Хэнк незамедлительно отметил характерные признаки возбуждения — расхлябанную жестикуляцию и дёрганую мимику. Типичный торчок. Не исключено, что подрабатывает распространением, чтобы иметь деньги на очередную дозу. Наркоман бросил быстрый взгляд по сторонам и заметил Хэнка. Их глаза встретились на какую-то пару секунд, а потом торчок отвернулся и как-то резко притих. Смекнул, что перед ним легавый, да ещё такой, который любителей красного льда на дух не переносит, то есть самый опасный из всех — идейный борец. «Вот она, оборотная сторона монеты. У Джимми тут своя Либерталия, так что неудивительно, что прикормил всякую мерзость. А я сижу тут и бухаю с ними, будто в Детройте других мест для меня не нашлось», — сказал себе Хэнк. Никаких вопросов — это, конечно, здорово, но получается, что ты пьёшь свою вечернюю порцию виски в компании всякого отребья. Раньше Хэнк этого старался не замечать, но сегодня вечером всё шло наперекосяк. Хэнк прикончил третью. — Плесни на три пальца. — Он подвинул свой стакан к Джимми. В это же время на соседний барный стул кто-то подсел. Джимми не двигался и смотрел на нового посетителя очень недобро. Хэнку пришлось повернуться, чтобы выяснить, из-за кого ему приходится так долго ждать, пока стакан снова наполнится. Повернулся. Посмотрел. И медленно, задумчиво произнёс: — Дай-ка я угадаю. Ты детектив, которого прислали из «Киберлайф» для помощи в расследовании, и нам прямо сейчас срочно надо ехать в какие-то ебеня? — Ты не брал трубку, лейтенант. Снова, — ответил Коннор. — Знаешь, когда люди не берут трубку, это не значит, что они ждут, пока к ним приедут переговорить лично. Ну, выкладывай, что там у тебя? — И Коннор потянулся к внутреннему карману пиджака, чтобы в прямом смысле выложить на стойку что-то важное, но тут подал голос Джимми. — Приятель, ты видел объявление на входе? Я уже второй раз вижу эту машину здесь, и мне это не нравится. — За спиной Хэнк почувствовал какое-то шевеление и услышал, что приглушённые разговоры стихли. Все смотрели на них. Хэнку совсем не хотелось устраивать скандал, тем более что он раньше одобрял политику Джимми. Кто же знал, что один из этих пластиковых придурков окажется его напарником и даже больше того? Разумно было бы заплатить за выпивку и мирно ретироваться из бара. Никаких причин сидеть здесь и нагнетать обстановку просто не существовало. Кроме одной — Хэнк успел прилично поддать. А Джимми наехал не на андроида, а на его Коннора. Как будто не видел разницу между сраными однотипными кусками пластика и настоящим детективом, который многих бы из полиции Детройта мог заткнуть за пояс. Надо было срочно объяснить, в чём отличие этого андроида от других, так чтобы все поняли. Хэнк подбирал в голове слова так, чтобы его речь проникла в сердца слушателей, как речь Мартина Лютера, мать его, Кинга. Слушатели напряглись, Джимми отложил полотенце, атмосфера накалялась. И только Хэнк открыл рот для воодушевляющего монолога, как с порога послышался знакомый издевательский голос: — Так, так, так. Что тут у нас? — Гэвин подвалил к стойке своей расхлябанной походочкой, а на его лице было торжествующее выражение — он всё-таки выследил Андерсона. Рид с карикатурным удивлением окинул взглядом сцену: лейтенант Андерсон и его андроид рядышком за барной стойкой отдыхают после рабочего дня. Материала для шуток ему теперь хватит на неделю. И он решил не медлить с этим: — Розы красные, фиалки синие, лейтенант повёл свою куколку на свидание? Эй, шеф, — добавил он, обращаясь уже к Джимми, — я думал, это тихое место, где человек может отдохнуть и накатить старого доброго «Джима», не любуясь на сраных андроидов. Мне этой ебалы и на работе вот так хватает, — Гэвин демонстративно чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Да, Джим! — послышался возмущённый и немного блеющий голос сзади, Хэнк сразу обернулся и увидел, что это тот самый помятый мужичонка с обручальным кольцом на пальце. Он сидел, развернувшись вполоборота, и его бесцветные глаза с отвращением смотрели на Коннора. — Мне тоже этого дерьма на работе хватает! Или ты с этим разберёшься, или я разберусь. — С женой своей сначала разберись, размазня, — не замедлил с ответом Хэнк. Он не знал, что в нём говорило: выпитый виски или желание вступиться за напарника. Но это уже было неважно. Клерк задохнулся от возмущения, а со стороны соседнего столика подал голос один из работяг: — Ты чего это, мужик? Притащил сюда своего андроида и наезжаешь на нормальных парней? — Его поддержали с разных сторон сдержанные восклицания. Работяга приободрился: — Наших рабочих мест этой машине мало?! Она теперь и в нашем баре будет околачиваться? — Твоё рабочее место? — со нескрываемым скепсисом переспросил Хэнк. — А ты себе не льстишь, придурок? Тебя можно было бы заменить соломенным пугалом на палке, и работодатель не заметил бы разницы. А если привесить кукурузный початок, то и жена бы не заметила. Рабочий поднялся из-за стола. Встал с барного стула и Коннор. — Лейтенант, нам пора, — ровным негромким голосом сказал он. Хэнк и ухом не повёл. Гэвин явно наслаждался представлением. Работяга медленно двинулся к Хэнку, но Коннор быстро шагнул вперёд, встав между Хэнком и разъярённым мужчиной. — Мы уже уходим, — умиротворяюще пообещал он, мысленно перебирая варианты диалога с Хэнком. Ему нужно было убедить лейтенанта не лезть в бутылку и отступить из бара до того, как конфликт перейдёт в стадию прямого физического контакта, а проще сказать — мордобоя. — Не-е-е, кукла чёртова, — ответил работяга, — не ухо́дите. Надо тебя поучить слегка. Эй, Дон, — обратился он к собутыльнику, — поучим этих двоих манерам? — Погоди, бро! — подал голос Гэвин, — занимай-ка очередь за мной. Первый танец мой. Ну что, Андерсон? Выйдем подышать? — Хэнк молча встал и медленно пошёл на выход, провожаемый взглядами всех присутствовавших. Гэвин развёл руками перед зрителями, как бы извиняясь за то, что не дал возможности почесать кулаки. Джимми кинул в спину удаляющемуся Хэнку: — Чтобы я больше не видел твою машину здесь, Хэнк. Оставляй это у входа в следующий раз. Хэнк почувствовал, как его заколотило от слов Джимми; он, пожалуй, мог бы ответить бармену какой-нибудь ядовитой остро́той, но ответил лишь: — Не переживай. Не увидишь. — И медленно вышел, насвистывая мотив из «Я хотел бы быть в Дикси», чем окончательно ставил крест на своих посещениях бара Джимми. Алкаш и мудак — это ещё ничего, тут такое легко могло сойти с рук, но вот любителям андроидов тут точно не рады. Гэвин же, наоборот, мгновенно завоевал успех в глазах публики. Его провожали одобрительные взгляды, в которых читалось «Ты свой парень, бро!». Замыкал шествие возмутитель спокойствия — сраный андроид, которого следовало поучить, как вести себя в обществе приличных людей. Когда дверь закрылась, приличные люди, немного фраппированные инцидентом, обсудили все подробности этой короткой стычки и пришли к выводу, что Америка катится ко всем чертям. — Откуда столько рвения, лейтенант? — первым делом спросил Гэвин, когда они вышли на холодный ноябрьский воздух. — Защищаешь от пьяного сброда своего ненаглядного андроида, как будто он курица, несущая золотые яйца. — Поскольку Хэнк молчал, Гэвин обратился к андроиду, стоящему рядом: — Что в тебе такого особенного, а, Коннор, — он впервые назвал андроида по имени.— Умение изображать из себя хорошего и плохого копа на допросе? Костюмчик? Славная мордашка? Или то, что ты бегаешь за Андерсоном, как собачонка? Любишь собак, Андерсон? — Хэнк не ответил. — А может, у тебя есть какие-то скрытые таланты? — Хэнк чуял, что Гэвин сейчас отмочит что-нибудь мерзкое, чтобы довести его до белого каления. Только не знал, что именно. Произошедшее дальше превзошло все его ожидания. Гэвин схватил Коннора за подбородок и оттянул вниз. Рот андроида приоткрылся, и Рид с мерзейшей усмешкой поглядел на Хэнка: — Или тебе нравится это? — И он сунул два пальца внутрь, демонстрируя, как ощупывает язык и продвигается дальше, проталкивая пальцы к горлу… — ААААААААА! Гэвин взревел полицейской сиреной, когда зубы Коннора сомкнулись на его пальцах. Он смог освободить руку только после второй попытки, толкаясь левой в грудь озверевшего андроида. А когда тот, наконец, разжал челюсть, Гэвин уставился на стремительно синеющие следы от укуса. Даже Хэнку было заметно, что на повреждённых костяшках выступила кровь, но он не успел ничего сказать. Размахнувшись левой рукой, Гэвин с остервенением ударил андроида в корпус. Он хорошо знал, куда следует бить зарвавшуюся машину. Когда Коннора от удара согнуло пополам, Хэнк молнией подлетел к детективу и сунул ему кулаком в морду. Тот ловко смазал ему в ответ по скуле. Они сцепились и начали молотить друг друга куда ни попадя. У Хэнка были отличные шансы как следует навалять гнусному Риду: лейтенант был крупнее и тяжелее, а молодой злобной энергии Гэвина он мог противопоставить свою клокочущую слепую ярость, которую вызывал у него этот мерзавец. Но Гэвин изловчился и провёл свой излюбленный подлый приём: двинул Хэнка кулаком в солнечное сплетение, и тот сразу задохнулся, незамедлительно получив добавки — сильный тычок в ухо. Когда упал на колени — схлопотал ещё и пинок по животу. Возможно, Рид не отказал бы себе в удовольствии ещё несколько раз отходить Хэнка по рёбрам своими тяжёлыми ботинками, но не успел. Удары резко прекратились. Когда Хэнк отдышался и с глаз спала пелена, он увидел картину, которую позже не без умиления воспроизводил в памяти. Гэвин Рид лежал лицом в ледяной ноябрьской слякоти и не шевелился. Да и как ему было шевелиться, если на нём сверху сидел Коннор, ловко зафиксировавший конечности противника так, что тот стал беззащитнее младенца, туго спелёнутого по рукам и ногам. При любой попытке двинуться Гэвин задушенно кряхтел от боли, а Коннор, наклоняясь к его уху, что-то тихо, но убедительно говорил. Хэнк со стоном встал с колен, попытался распрямиться — рёбра болели нестерпимо. Он доковылял до поверженного противника, ощупывая себя на ходу, и постоял над ним некоторое время, любуясь прекрасным видом. Жалко было только, что это не он макнул Гэвина мордой в грязь, но тут уж ничего не поделаешь — Хэнк явно был сейчас не в форме для такого спарринга. Гэвин натужно просипел: — Блять, Хэнк, убери от меня свою ебучую псину… — Что-то я тебя не слышу, Рид. Ты мне, кажется, прямо в ухо ударил. Я оглох, так что говори громче. — Убери… Убери своего андроида… — немного громче прошипел Рид, не имея возможности набрать побольше воздуха в сдавленную грудь. — Да как же я его уберу? — искренне удивился Хэнк. — Он пиздецки тяжёлый, а ты меня так отходи́л, что я теперь бутылку с пивом не подниму. Не, Гэвин, давай сам проси, чтобы он тебя отпустил. И лучше поторопись, а то он так всю ночь просидит, я его знаю. — Коннор, сука… — Немного вежливее, детектив, — попросил Коннор, впрочем, без всякой издёвки в голосе. — Коннор. Слезь с меня, сука… — Рид замолчал, но через некоторое время, сквозь сцепленные зубы прошипел: — Пожалуйста. Андроид немедленно встал, давая возможность промокшему, изгвазданному Гэвину подняться. Он даже руку протянул. Гэвин помощью не воспользовался. Он немедленно вскочил на ноги, оглядывая себя, обтёр ладонью лицо: грязь вперемешку с кровью, сочившейся из разбитого носа. Хэнк ждал, что он скажет дальше. Но Гэвин молчал. Эту немую сцену прервал Коннор: — Если вы не намерены продолжать, детектив Рид, то я бы хотел пообщаться с лейтенантом по текущим рабочим вопросам. — Идеально корректным тоном, как будто они только что откушали чаю с профитролями на светском приёме в мэрии. Рида, видимо, вполне удовлетворило, что ни Хэнк, ни андроид не злорадствуют, не переглядываются многозначительно и никак не комментируют произошедшее. Он глуховатым голосом ответил: — Ладно, ребятки. Спасибо за приятную компанию… — И пошёл в сторону стоянки, больше ничего не добавив к этому странному прощанию. Напарники проводили его взглядами. — Ну что там, Коннор? Хотя давай-ка ты меня дотащишь до той скамейки? Да, вот так, да аккуратнее, матерь божья! У этого сукиного сына тяжёлая рука, или эта падла свинчатку принесла на встречу. Фуххх… — с этими словами Хэнк опустился на скамейку. Коннор сел рядом. Ему не терпелось рассказать о своих планах, но не хотелось торопить Хэнка, который явно страдал от боли. Как бы подтверждая эту мысль, Хэнк сказал: — Давай посидим молча? — Хорошо, Хэнк. Было тихо-тихо. Только изредка доносился слабый отзвук городского шума. Начинался снегопад. Холода Хэнк ещё не чувствовал, только снежинки, падавшие за воротник, слегка покалывали кожу. Ему было хорошо, хотя сильно болели рёбра и саднило кожу на скуле. Он ощущал спокойствие, умиротворённость, облегчение. Коннор думал о том, как они поедут завтра к Камски. А ещё о том, что от Хэнка пахнет бурбоном, старой потёртой тканью любимой куртки, табачным дымом; если наклониться ближе, то можно было бы различить и лёгкий запах собачьей шерсти, волос и кожи. Почему-то думать об этом было приятно. Но Коннор не стал наклоняться, чтобы не вызывать удивлённых вопросов. — А что ты там такое втирал этому кретину? — неожиданно подал голос Хэнк. Коннор пожал плечами: — Ничего особенного. Я заметил, что ему нравится называть меня собакой. Пришлось напомнить, что некоторые собаки кусаются. — Они посмотрели друг на друга, и Хэнк, охая и держась за рёбра, зашёлся смехом. Долго не мог остановиться, даже всхлипнул пару раз. Коннор только сдержанно улыбнулся. Снова проанализировал свои ощущения, как сегодня днём: >>Хэнк Андерсон, статус «Пользователь». >>Проверка присвоенных Пользователю социально-психологических маркеров. >>Присвоен маркер ДОВЕРИЕ. >>Присвоен маркер ПРИВЯЗАННОСТЬ. >>Присвоен маркер ДРУЖБА.