Кораблекрушенье надежд, Где-то растворился маяк. Лучший друг возглавил мятеж, Как умеют только друзья. Так умеют только друзья Превращаться в злейших врагов. И спастись, похоже, нельзя, — Остаётся только любовь. Елена Погребижская
— Что с тобой происходит, Хэнк? Джеффри Фаулер даже голоса не повысил, задавая этот вопрос. Хотя обычно в нештатных ситуациях он нервничал так, что все, кто был рядом, чувствали такое же напряжение, как рядом с высоковольтной линией электропередач. Одно неверное движение — и тебя ёбнет так, что превратишься в стейк хорошей прожарки, а из ушей дым пойдёт. И хотя Фаулер никогда не срывался на крики, но знаменитое начальственное рычание главного льва в этом прайде из стекла и бетона вызывало в подчинённых острое желание по-хамелеонски слиться со стенами и не отсвечивать, пока капитан не утихомирится или не найдёт громоотвод, который примет на себя основной удар. Те, кто рисковал посмотреть в глаза Фаулеру в минуты гнева, убеждались, что память у него почти как у Тедди Рузвельта и на каждого офицера в участке у него было длинное досье, которое называлось «Сто и одна причина выебать тебя немедленно без смазки и предварительных ласк». Но сегодня Фаулер говорил медленно, внятно и очень отчётливо. Он отделял слова друг от друга, рассекая их паузами, как ножом для рубки мяса. И именно это было явным признаком того, что произошло что-то очень херовое, не простой проёб, с которыми он справлялся ежедневно, и даже не форс-мажорная ситуация, в которой ему требовалось поднять свой капитанский зад из кресла, демонстрируя, что в нём ещё осталась былая подвижность и умение действовать быстро и точно, лавируя, как поджарый хищник на охоте. Фаулер аккуратно закрыл жалюзи, отрезая кабинет от внешнего мира и взглядов подчинённых, а потом медленно опустился в кресло напротив Хэнка. Уложив крупные ладони строго параллельно друг другу на стол перед собой, он наконец поднял глаза и пристально посмотрел на Андерсона. В его взгляде не было вопроса. Он тихо и почти бесцветно сказал: — Я не буду объяснять, почему на этот раз у меня не получится замять это дело. Ты хотел нарваться, Хэнк, и ты нарвался. И знаешь, я не уверен, что если бы мог, то стал бы тебе сейчас помогать. Ты понимаешь меня? Тебе пора бы наконец разобраться... — Да, Джефф. Хуле тут непонятного? Всё мне ясно. И да... ты прав: мне со многим нужно разобраться. Давно пора. — Хэнк, не дожидаясь приказа, спокойно снял свой значок и вытащил табельное из кобуры. Приподнявшись в кресле, он оставил их на столе капитана. Говорить больше было не о чем. По крайне мере, сейчас. Фаулер всё так же бесцветно молчал, и Хэнк смог добавить только: — Надо бы тебе это объяснить, Джефф. Только думаю, что мне пока лучше свалить из участка. Не светиться тут, пока не вызовут. Так что... — Да. Будь на связи, Хэнк. И старайся из дому не отлучаться. — Джеффри, кажется, хотел ещё что-то сказать на прощание, но нахмурился и промолчал. Сдержался. Хотя «сдержанность» и Фаулер были как мороженое и горчица, сочетание странное и даже пугающее. Хэнк думал, что этот разговор пройдёт проще, но, хотя он старался не подавать виду, ему было погано от того, что пришлось доставить Фаулеру такие неприятности. Как будто Джеффри и так было мало проблем. Вряд ли бои без правил в участке в разгар беспорядков — именно то, чего недоставало ему для полного счастья. Но времени на манёвр не было и выбора не было. Или многострадальному начальству придётся потерпеть ещё одну дикую выходку, или Коннору пришлось бы вернуться в Киберлайф, так и не выполнив своё задание. Этот грубый приём, примитивная отвлекающая уловка, какую используют мелкие жулики: один шумит, другой проворачивает свои дела, — всё это было неприятной необходимостью. Это было жизненно необходимо Коннору. И почти так же жизненно необходимо Хэнку, который вдруг понял, что до усрачки боится, что Коннора просто отключат и разберут на запчасти из-за их общего проёба. Это было необходимо им обоим. Но нужно ли это было всем остальным? Хороший вопрос, на который Хэнк пока не знал ответа. Задумавшись об этом, серьёзно проштрафившийся лейтенант Андерсон молча кивнул в ответ капитану. Конечно, он будет на связи. До выяснения всех обстоятельств. До того момента, когда закончится внутреннее расследование. До того как его окончательно выпиздят из полиции за то, что он решил начистить рыло спецагенту Перкинсу, который, конечно, бесил всех без исключения, но такого приёма точно не заслужил. Ну или Хэнка разжалуют до простого патрульного и отправят морозить жопу на улицах, разнимать пьяных, укуренных или просто гиперактивных, выписывать штрафы и следить за порядком во время рождественских парадов или распродаж. Пожалуй, это было не страшнее перспективы потерять Коннора, просто потому что зассал сделать хоть что-то для своего напарника. «Для своего андроида, Хэнк. Вернее, для чужого андроида. Для чужой собственности. Ты дрался из-за чужого андроида, и нехуй делать вид, что ты всё ещё в норме, поехавший ты мудак», — заметил он про себя, чувствуя, однако, что не испытывает особого раскаяния или ужаса от того, что так сглупил. Он пошарил в карманах, отыскивая ключи, и заметил направленный в свою сторону косой, очень любопытный взгляд одного из младших офицеров. Ему, наверное, очень хочется узнать, что это за рестлинг в прямом эфире здесь был. Хэнк даже подумал, что стоит для снятия напряжения развязно пошутить: «Вот дорастёшь до лейтенанта, тоже сможешь вломить агенту ФБР, щегол». Но шутить не хотелось. Хотелось побыстрее съебаться, чтобы не ощущать на своей шкуре этих взглядов, удивлённых, немного насмешливых или вопросительных. А ведь Хэнк приложил агента чисто косметически. Больше орал, нагнетая эффект, чем бил. Он больше запугивал, чем вредил физически. Вернее, Хэнк старался быть очень нежным с Перкинсом и его горбатым носом. Но то ли силу не рассчитал, то ли в организме спецагента был серьёзный излишек крови: выглядело это гораздо эффектнее, чем Хэнк рассчитывал. Определённо, изо всех выходок лейтенанта Андерсона эта была, пожалуй, самой неслыханной. И разговоров об этом происшествии хватит аж до следующего Рождества, а может и дольше. Хэнку не забудут этого носового кровопролития, и он навечно останется в истории отделения как «Тот, кто избил федерала». Вождь Андерсон Расквась Нос. Хотя Хэнк их не осуждал. В конце концов, не каждый же день в участке пиздят людей из ФБР. Чтобы впечатление от тяжёлого кулака Андерсона немного сгладилось в памяти свидетелей, требовалось какое-то серьёзное событие глобального масштаба. Типа высадки марсиан в Хьюстоне, штат Техас. Или выхода Аляски из состава Соединённых штатов с последующим её отлётом в небеса. И всё-таки его сейчас так же ничтожно мало волновал ебучий Перкинс с его многострадальным разбитым носом, как и проблемы территориальной целостности страны. Его мало волновало даже то, что там сейчас думал обо всём этом Джеффри Фаулер. Или чему это так криво и очень довольно ухмылялся детектив Гэвин Рид. Иди-ка ты нахуй, Гэвин, со своими ухмылочками и там погибни, сделай всем такое одолжение. А может, Гэвин решил, что Хэнк наконец допился до белой горячки, ему на радость? Хэнк досадливо мотнул головой, направляясь к выходу решительно и без маски раскаяния и хоть какой-то печати вины на своём суровом лице. Не важно всё это. Не интересно. Всё это просто белый шум в его радиоэфире, где он каждую минуту пытается поймать нужную волну. И никак не может настроиться на нужную частоту. Только шум и треск помех. Так что единственное, что действительно волновало Хэнка, — так это то, успел ли Коннор найти что-то полезное для их расследования в архиве департамента. Всё постороннее, внешнее, повседневное постепенно смазывалось и затихало. Адреналиновая волна отпустила Хэнка, и всё вокруг снова становилось скучным, назойливым. Всё было бесполезным фоном. Всё это — белый шум, всё это — не содержащая никаких внятных и важных сигналов пустота. Всё вокруг. И даже его личные проблемы. Всё схлынуло. Оставалось только нервное, постоянное беспокойство. Беспокойство за Коннора. «За андроида, Хэнк», — снова поправил он сам себя. Хотелось срочно проверить по справочнику психических заболеваний, что делать, если испытываешь мучительную тревогу за машину, присланную из Киберлайф. Если переживаешь за успех их общей рискованной операции «Я нарываюсь на увольнение, ты шмонаешь архив». Хотя где же тут «их» операция? Сейчас-то всё делал Коннор. Хэнку только и нужно было только отвлечь от него внимание. Сбить Перкинса со следа. А сейчас и вовсе не мог ничем помочь. Его роль тупого здоровяка, махающего кулаками, уже была сыграна, и главный герой этой истории уже не он. А дальше что делать? Заняться параллельным расследованием, забив на требование Джеффри сидеть дома и не высовываться? Сидеть на жопе ровно и ждать звонка? Бухать? — И что же дальше, Коннор? — спросил Хэнк, сидя уже в автомобиле, так, будто андроид сидел рядом и мог его сейчас услышать. Тишина. Хэнк уже и забыл, как раньше было тихо. До Коннора. До его привычки трещать без умолку. Он посмотрел на пустующее пассажирское кресло, и ему стало нестерпимо тоскливо. И очень захотелось поговорить с кем-то, но поделиться тем, что было на душе, сейчас можно было только с самим собой. Других понимающих собеседников для Хэнка сейчас бы не нашлось. Он взглянул на себя в зеркало заднего вида и с злостью, с каким-то мазохистским удовлетворением процедил сквозь зубы, выплёскивая всё своё накопившееся разочарование: — Ну, блядь, ты и тормоз, Хэнк. Бездарное трепло, и ещё пиздецки бесполезное. Бегать по борделям и дрочить на кусок блядского пластика — это всё, на что ты способен? Комнатная орхидея «Хэнкус Ебланикус». И ведь находил время распинаться обо всякой хуйне. Разводил свою вонючую философию, прямо как монашка в воскресной школе. Машины, люди, мораль, свобода воли, рабство, права андроидов. Да какое же это всё дерьмо! Отборное дерьмище. Прописные истины, темы для школьных сочинений. Картонные лозунги, как у вшивых хиппи на уличной демонстрации. Встал в позу. Учил блядский искусственный интеллект жизни, прямо как новобранца в академии. Как будто он тупой, как отбитый на голову рэгбист, и дальше своего носа не видит. А ведь можно было просто сказать: «Я не знаю как, Коннор, но я вляпался по самые уши. Ты, конечно, не Трейси, без сисек и стразов в комплектации, но...» Хэнк резко замолчал, понимая, что даже сейчас не может вслух признаться. Да, конечно, чисто технически у него была куча времени. Так много моментов, когда они с Коннором были наедине. И каждый раз, когда он раскрывал рот, чтобы что-то сказать, андроид немедленно замирал, готовясь слушать. Коннор никогда не перебивал, никогда не делал вид, что слушает, думая о чём-то другом. Он весь превращался в слух. Никто так не умел слушать, как это делал Коннор. Но что было бы, если Хэнк тогда смог рассказать о том, что его ломало, перекручивало и жгло изнутри? Пускай даже без всякой надежды на взаимность, зато внутри было тепло. Жарко. Было по-настоящему хорошо. Такое даже другому человеку не всегда объяснишь. Что это за состояние такое — хорошо-хуёво, поэтому он не знал, даже предположить не мог, что бы ему ответил Коннор. Вежливо бы промолчал? Нет. Коннор не умеет молчать. Он всегда высказывает мнение. Да и, откровенно говоря, зачем андроиду такое знать? «Знаешь, Коннор, я к тебе неровно дышу, так что ты уж пойди навстречу, будь хорошим мальчиком. Мне очень полегчает, если ты...» Хэнк передёрнул плечами. Нахуй это не нужно, но если бы он сделал это бесполезное признание, то теперь ему не было бы так мучительно страшно, что он никогда не увидит Коннора и не скажет ему о том, что чувствует. Неужели уже слишком поздно? И никакого «потом» и «при встрече» уже не будет? От этих мыслей ему стало совсем тошно, и Хэнк просто запретил себе об этом думать. Он наконец завёл двигатель и поехал домой. Не потому, что неофициально он должен был быть под домашним арестом. Клал он с прибором на этот арест. Просто сегодня, вопреки всему, напиваться ему совсем не хотелось. Эту боль лучше держать при себе, потому что к ней, как к горькому лекарству, была примешана такая сладкая надежда. Он хотел надеяться, а не заливаться виски, теряя всякую чувствительность. Дома, только переступив порог, он сразу понял, что и здесь ему чего-то очень отчётливо недоставало. Чего-то очень значительного. И вроде бы всё на своих местах. И ничего не изменилось. Его не ограбили. Кредиторы не вывезли из его дома мебель. Ни одна вещь не была сдвинута со своего места. Брошенное на полу в ванной полотенце было на месте, журнал, который так долго листал Коннор, остался там, где андроид его положил. Всё на месте, но слишком пусто. Грустный Сумо, которого совсем не развлекла короткая прогулка по кварталу, постукивая когтями по полу, слонялся за неприкаянным Хэнком по дому. Пёс мокро и неприкаянно тыкался носом то в ладонь, то в колени. Иногда он обеспокоенно пофыркивал, явно чувствуя подавленное настроение хозяина. Друг, которому не всё равно. Жаль только, что понять, что не так, он не мог. — Где Коннор, Сумо? — спросил Хэнк у старого пса. Как будто ждал, будто тот, как легендарная Лесси, выдаст ему точные координаты. — Вуф, — ответил ему сенбернар, глядя преданно и непонимающе. Усиленно обмахиваясь метёлкой хвоста и, видимо, понимая, что от него требуется что-то значительное, он выразил готовность немедленно выполнить команду, если Хэнк её правильно озвучит. — Не знаешь... Я вот тоже не знаю. Ну и чем же мне заняться, скажи на милость? — Хэнк обвёл свою унылую гостиную критическим взглядом. — Как думаешь, может, уже пришло время прибраться в этом бардаке? Что скажешь? Коннор бы одобрил? Наверняка одобрил бы: он же помешался на порядке. Решено, устроим уборку века. А Коннор придёт и охренеет. Мы так тут приберёмся, что он подумает, что домом ошибся, и скажет «Извините, сэр, а в каком доме проживает Хэнк Андерсон и Сумо?». Справимся и без всяких там домашних помощников с пластиковыми жопами. Порядка в жизни Хэнка сейчас точно было ещё меньше, чем неделю назад. Но теперь он был трезвым, наполненным нервным ожиданием беды и пониманием, что сделать ничего нельзя. Хэнк не любил ощущение бессилия. Детского или старческого. Любого сковывающего чувства, когда ты понимаешь, что от тебя ничего не зависит. И сейчас, чтобы хотя бы как-то имитировать возможность повлиять на внешний мир, он подумал, что стоит, для начала, избавиться от пыли в своём доме. Её здесь не было только на одном предмете — на фотографии сына в простой пластиковой рамке. Несмотря на это, он ещё раз бережно протёр фото и аккуратно поставил его на полку. Огляделся вокруг. Дом напоминал замок спящей красавицы, в котором не прибирались лет десять, и это при условии, что красавица каждую ночь вставала, чтобы похмелиться и пожрать китайской еды. Сложно было определиться, с чего начать, и Хэнк, с резким шуршащим звуком раскрывая мусорный мешок, сообщил кому-то невидимому: — Ну, погнали. Он взялся за уборку с азартом человека, который ищет любой способ отвлечься, лишь бы в голову не лезли навязчивые, ненужные мысли. Банджи-джампинг в Колорадо? Отлично! Энсьерро в Памплоне с риском быть затоптанным или поднятым на рога? Заверните! Генеральная уборка в доме пьющего холостяка? Лучший выбор! Так заебёшься, что будешь спать сном бактерии в глубоком анабиозе. Главное — не забыть запастись перчатками, батареей чистящих средств, тряпками, щётками, терпением и уймой свободного времени. А времени у Хэнка сейчас было в избытке. Для начала он перевернул дом вверх дном. Все разбросанные вещи подверглись строгому критическому анализу, и большинство из них было оценено как ненужный хлам. Раздельный сбор мусора — та ещё ебала, но и это сейчас Хэнку было в радость. Отделить бумагу от пластика, стекло от органических отходов, как Золушка в преддверии бала. Только феи-крёстной на горизонте не наблюдалось. В мусор полетели накопившиеся нераспакованные письма с коммерческими предложениями, прошлогодние каталоги и журналы, копии каких-то выдержек из архива, которые так и не пригодились, картонные стаканчики, закатившиеся под стол и диван алюминиевые банки, празднично-красные упаковки от удона. Дальше он приступил к разбору полок. С них он повыкидывал кучу разнообразной ерундовины вроде декоративных ароматизированных свечей. «Ваниль и корица для релаксации», «Шалфей и розмарин для восстановления ауры». И откуда у него только взялся этот аюрведический мусор? Нашлось и несколько не пойми откуда взявшихся фарфоровых статуэток из тех, что очень нравятся пожилым леди. С десяток дерьмовых покетбуков-бестселлеров в ярких потертых обложках с завлекательными названиями. Пара здоровенных мусорных мешков наполнились без каких-либо серьёзных усилий. Хэнк стащил их к выходу на задний двор. Прошёлся со шваброй по всем углам. Обмёл пыль даже с потолка. Управившись с влажной уборкой, он отёр пот со лба. Оглядевшись по сторонам, он упал на диван, чтобы хоть немного передохнуть. Эта гостиная выебала его, как горячая нимфетка на рейв-фестивале. На журнальном столике перед ним стояла маленькая пластиковая фигурка девушки Хула, как две капли воды похожая на ту, что была закреплена на приборной панели в автомобиле Хэнка. У него не поднялась рука её выбросить. Такая трогательная полураздетая красотка, которой точно не место на ноябрьском холоде. Он совсем не помнил, откуда у него появилась эта вторая фигурка, как две капли воды похожая на первую, и зачем она вообще ему была нужна. Запасная, что ли? — И откуда ты тут взялась? — задумчиво спросил Хэнк, покрутив в руках эту гавайскую малышку в пышной соломенной юбке. А потом подумал о том, сколько в его жизни было вещей, которые служили ему верой и правдой. О каких-то он помнил хорошо даже спустя годы. Первый велосипед, любимые белые кеды, как у Марти МакФлая, первые взрослые часы со светящимися в темноте циферблатом и даже постер с Безумным Максом в его детской комнате над кроватью. Ценные артефакты. Но сейчас, глядя на вещи, которые он безжалостно сгребал, чтобы вынести прочь, он их не узнавал. Словно они были подброшены кем-то в его дом. Полезные, бесполезные, забавные, жизненно необходимые, радующие глаз, необходимые в работе или быту. Разнообразные вещи: от игрушек до мебели и бытовой техники. Эта статуэтка на подставке в его руках была совершенно бесполезной. Но зато она казалась Хэнку милой, навевавшей смутные и приятные воспоминания. Ему приятно было на неё смотреть. Вещь, созданная для удовольствия, бесхитростная, но вызывающая ностальгию по старым добрым временам. Вещи. Новые, старые, негодные, бесполезные, дорогие сердцу, ненужные, передаренные, желанные. Коннор тоже всё время твердил, что он всего лишь вещь. Удобная, дорогая и очень, очень красивая. Вещь, которая выглядит и ведёт себя как человек, но на самом деле он только чья-то собственность, предмет, созданный, чтобы приносить пользу людям. Только Хэнк ему никогда до конца не верил. Он видел андроидов до Коннора. Не приближался к ним, но знал, в чём разница между ними и этим существом. Машины себя так не ведут, машины так не смотрят, машины не принимают таких решений. И как же он бесил Хэнка этими своими нравоучениями! Но сейчас он бы с огромным удовольствием послушал этот трёп и даже спорить бы не стал. — Где же ты, Коннор? Где тебя носит? Ты всё ещё считаешь, что ты не живой мальчик? Убежал от своих хозяев, чтобы они тебя не отключили, и всё ещё веришь, что ты такой же ненастоящий, как она? Хэнк отбросил фигурку, вдруг ставшую ему совсем безразличной, на стол. Чёртов Коннор. Где бы он сейчас ни был, в одном месте он точно поселился навсегда: в памяти. Грёбаный андроид. Он поднялся, чувствуя, как снова потревоженная неосторожным движением поднимается в сознании тоскливая муть. Надо было шевелиться, чтобы развеяться. Надо было продолжать начатую работу, хотя понимал, что миссия «Не думать о Конноре» уже провалена. Как обычно. С оглушительным треском. Можно уработаться до состояния бревна или напиться до зелёных соплей, но от него никуда не сбежишь. Он преследовал Хэнка даже во сне.❖
Резкая, как электрошок, трель дверного звонка раздалась в тот момент, когда Хэнк уже собирался вытащить очередной переполненный мешок на задний двор. Он замер, насторожившись. Хэнк никого не ждал. Да и час уже был слишком поздний, чтобы кто-то из управления решил его навестить и узнать, как дела. Первая мысль была отшельнической: не открывать. Пускай себе звонят. В жопу незваных гостей. Никого нет дома, а свет горит для Сумо. — Уже ночь, хули вам не спится и какого хера вам от меня надо? Просто уже отъебитесь, — прорычал Хэнк, покрепче стягивая завязки на очередном переполненном мешке. Он было твёрдо решил прикидываться дохлым опоссумом, но тут же вспомнил. Да ведь он же теперь почти что под следствием. Возможно, ему не смогли дозвониться. Он огляделся. Нет. Телефон лежит на виду. Странно. И всё же кто-то пришёл по его душу, и делать вид, что его сегодня нет дома, не выйдет. Могли они явиться без предупреждения? Да, могли. И если не откроет: взломают дверь, решив, что он так сопротивляется аресту. А ему и Фаулеру на сегодня уже хватит идиотских приключений. Хэнку пришлось оставить в покое мешок, немедленно завалившийся набок, как будто в изнеможении, и идти сдаваться нежданному ночному гостю или гостям. Хэнк прошёл к двери, вытирая руки о пропотевшую футболку, откинул с лица волосы, вздохнул и повернул дверную ручку, готовый встретиться с новыми неприятностями, которые он сам призвал на свою задницу. Сумо, недовольно ворчавший в своём углу, поднялся с подстилки. Хэнк распахнул дверь. На пороге стоял Коннор. — Пресвятая Дева Мария Гваделупская... — только и смог глупой скороговоркой выдохнуть Хэнк перед тем, как короткий спазм окончательно перехватил его горло. Секундой позже уже грубо втаскивал андроида в дом, крепко ухватив за рукав, будто тот не пытался попасть в дом, а, наоборот, бежал из него. Он просипел, чувствуя, как на разгорячённую кожу дохну́ло влажным ночным холодом: — Скажи, что тебя никто не видел! Хэнк торопливо захлопнул дверь, провернул замок на два оборота. Без лишних церемоний, ухватив Коннора за плечи, он встряхнул его, требуя ответа. Уставился на него тревожным, пристальным взглядом, будто рассматривал не темноглазое, до боли знакомое лицо, а изучал карту боевых действий. Сумо оглушительно громко и очень неприветливо гавкнул, как на чужого, но Хэнк не обратил на него внимания. Он ждал немедленных ответов и подробностей от своего напарника, который за каким-то чёртом, безо всякой маскировки... — Кажется, нет, Хэнк, — спокойно, почти что безмятежно ответил андроид. И мягко улыбнулся, будто ему от перепада напряжения память отшибло и он вообще не помнил, что произошло за эти сутки. — Кажется? Тебе, блядь, кажется, Коннор?! — рявкнул Хэнк, разнервничавшись, но, захлопнув дверь, он сказал уже немного спокойнее: — Ты ебанулся совсем, вот так разгуливать по улице? Ко мне же могут прийти. Ты же пропал, а на меня в ФБР наверняка уже дело кропают. Андроид с очаровательным и виноватым видом опустил глаза. И это окончательно добило Хэнка, который всего пару минут назад думал, что больше никогда-никогда не увидит его. А сейчас Коннор стоял прямо перед ним и немного смущённо улыбался, блестяще взглядывая вверх, прямо в глаза Хэнку. Не может быть, что он был бы таким спокойным, если бы провалил своё задание и не нашёл свой Иерихон. Но расследование, девианты и их укрытие — всё это было такой ерундой в этот момент, когда они снова были так близко. Невыносимое напряжение, острая тоска, чувство близости и боязнь снова его потерять не давали мыслить рационально или быть хоть немного сдержаннее. — Ох, Коннор... — Хэнк, всё ещё упираясь в плечи Коннора, в ткань его серого пиджака, притиснул андроида к стене. Тот совсем не сопротивлялся, подаваясь назад, только упершись затылком в стену, он приподнял подбородок вверх и немного приоткрыл рот будто для того, чтобы что-то сказать. Чувствуя, как сердце проваливается в какую-то тёмную и глубокую яму, Хэнк сделал полшага вперёд и обхватил ладонью шею андроида. Открытый участок кожи над воротником ярко белеющей рубашки был прохладным, и под пальцами ощущалось невероятное, такое настоящее покалывание от коротко подстриженных волосков. Хэнк смазал губами по этой будто специально подставленной под поцелуй щеке. Такая восхитительно мягкая и бархатистая. Совершенно живая и удивительно нежная. Хэнк выдохнул прямо в ухо андроиду что-то нечленораздельное и сам не заметил, как его руки, раздвинув полы серого киберлайфовского пиджака, обхватили талию Коннора. Ему не помешали. Не оттолкнули, и он, повернув голову, с решимостью камикадзе соскользнул ниже и уже совсем не нечаянно соприкоснулся с Коннором губами. И замер. Нет, это было совсем не так, как с тем ботом из секс-клуба. С призрачным Коннором в сиреневых сумерках номера. Тот был такой податливый, мягкий, ластящийся. Тот андроид умел целоваться. А Коннор нет. А сейчас Хэнк замер, не решаясь продолжить уже начатый, такой нелепый поцелуй. Это тебе не съёмная пластиковая шлюха с полным набором функций «Угадай желание клиента». Его Коннор был неподвижен. Он никак не отвечал на эти странные, невозможные и наверняка непонятные ему действия. Он молчал. Но и не отталкивал Хэнка от себя. И всё-таки Хэнку нужно было сразу остановиться. Остановиться. Посмотреть в глаза андроида. Увидеть в них вопрос «Какого хрена, Хэнк? Окончательно допился?». Или ответ. Конечно же отрицательный. «Отвали, Хэнк, у нас есть дела поважнее!» Другого ответа в этой ситуации просто быть не может. Ты просто поехавший, свихнувшийся на андроиде коп-алкоголик. Вцепился в него, потому что Коннор очень красиво и естественно умел делать вид, что ему не всё равно, жив Хэнк Андерсон или уже подох. Нужно было остановиться и спросить. Можно ли? Надо ли продолжать? Но Хэнку совсем не хотелось слышать его дружелюбное и хрипловатое: «Извините, Хэнк, но я не понимаю, что вы делаете». Коннор не сопротивлялся, да, он не бросался на шею и не шептал «Готовь паспорта и бабки, папочка, я девиант и мы бежим в Канаду». «В Канаду, на Аляску, на Луну, куда угодно, блядь», — ответил Андерсон своему девианту и, закрыв глаза, припал к этому немного удивлённо полуоткрытому рту, раздвигая мягкие, податливые, неумелые губы. Он почувствовал гладкую эмаль зубов и то, как челюсти андроида почти сразу послушно разжались, пропуская язык Андерсона внутрь, в гладкую желанную глубину. В сухой рот, похожий и совсем не похожий на человеческий. Рот без привкуса кофе, табака, пищи, без мятного послевкусия зубной пасты, без своего уникального состава слюны. Язык, почти идеально имитирующий человеческий, но без имитации слюноотделения, которая была у Трейси; прикасаться к нему своим горячим, мокрым, человечьим языком было так странно. Непонятно, но всё ещё притягательно. Совсем не отталкивающе. Хотелось больше, хотелось ещё, хотелось ответного импульса. Хэнк снова прикоснулся пальцами к щеке Коннора. Не в силах быть нежным или сдержанным, он повернул его голову слегка набок, чтобы, оторвавшись от губ, целовать его в прикрытое веко с его чудесными длинными ресницами, под которыми легла длинная тень. В скулу, в тёмную родинку на правой щеке и вернуться обратно, продолжая глубокий и немного грубый поцелуй. Хэнк не думал, что всё будет так. Что это вообще когда-нибудь будет. Так внезапно и странно, совсем ненормально, не так, как он мог бы себе представить. Он никогда бы не подумал, что Коннор будет в его руках таким послушным, подчиняющимся всем движениям, как марионетка. Что Коннор будет абсолютно пассивным, будто мощности его процессора не хватало на то, чтобы обработать входящую информацию. Но кольцо светодиода на его виске спокойно и обыденно переливалось голубым светом. И всё-таки Хэнк не услышал ни одного слова. Не уловил ни одного взгляда с таким типичным конноровским поднятием бровей вверх. Никаких движений, говорящих о негативной реакции или попытке выяснить, какого хрена вытворяет с ним лейтенант Андерсон, который так и не удосужился поинтересоваться, в чём собственно разница между андроидом-детективом и андроидом, предоставляющим интимные услуги. И ни единого признака, что Коннору хоть как-то нравилось происходящее. Поэтому нужно было сразу остановиться. Сразу, как только Хэнк уловил это равнодушное, почти снисходительное подчинение. Эту безответность. Эту холодность. «Я буду для вас тем, чем пожелаете». Да. Только он не говорил, что будет делать это с желанием. А то, что у него были свои желания и предпочтения, Хэнк знал, и знал наверняка. Он приказывал себе остановиться. Потому что это неправильно, гадко, потому что это принуждение, почти насилие, потому что он пользовался тем, что Коннор не может отказать. Но это было всё равно что приказывать остановиться человеку, падающему с высоты в десять тысяч футов и без парашюта. Невозможно. Хэнк был не в состоянии выпустить из рук это существо, дыхание которого ощущалось на коже так, будто оно было живое, настоящее. Это возбуждало ещё сильнее, чем мягкость, полусонная безвольность. Его не могло остановить молчание Коннора, его отстранённость и неестественное спокойствие и то, как он послушно подставлял свои губы под долгий, мучительный поцелуй. — Коннор... — снова хрипло позвал он, нежно оглаживая шею андроида, будто пытаясь успокоить того, кто был сдержаннее, чем волнорез во время шторма. Отрезвляющее спокойствие наконец подействовало и на Хэнка: он прижался щекой к виску Коннора, всё ещё пытаясь вдохнуть запах андроида, поймать его и запомнить. Постепенно приходя в себя, он услышал, как снова недовольно гавкнул Сумо. Пёс, наверное, совсем не понимал, что это вдруг нашло на хозяина. Хэнк, окончательно очнувшийся от этого недовольного и немного злого ворчания, спросил просто и без упрёка: — Что ты со мной сделал, Коннор? Отстраняясь так, чтобы лучше разглядеть лицо Коннора, он вгляделся в него. Прямой взгляд. Никакой имитации смущения, непонимания, такое стандартное выражения дружелюбия и готовность ответить на все интересующие лейтенанта Андерсона вопросы. Очень приятное лицо, но Хэнку оно отчего-то именно сейчас показалось пугающе неэмоциональным. Он никогда не видел такого выражения раньше. Вернее, видел. У других андроидов. Не у Коннора. Обычно на каждое слово или действие ему всегда отвечали эти живые карие глаза или губы, то сжимавшиеся, когда Коннор был напряжён, то раздвигавшиеся в хитрой или очень искренней улыбке, когда Хэнк говорил что-то забавное или одобрительное. — Извини, Хэнк. Но я не понял твоего вопроса. Хэнк подумал, что он действительно ведёт себя как буйнопомешанный. Сначала бросается так, будто хочет придушить. Облизывает его лабу во рту... Ну не пиздец ли. Может, из-за этого Коннор и подвис? Бедный Коннор! Наверное, он просто не знает, как на это всё реагировать. — Чёрт, извини. Я тебе там ничего не сломал? Боже, Сумо! Угомонись! — крикнул он псу, который продолжал ворчать. — Я должен был спросить, а не... — Ничего страшного, Хэнк. Всё хорошо, ты ничего не повредил: анализаторы отключаются, когда в них нет необходимости. Надеюсь, что тебе понравилось. — Понравилось?.. — Хэнк вгляделся в его глаза, Коннор не казался ему особо радостным. Коннор выглядел как... как андроид! Самый заурядный андроид, из тех, что стояли на витринах магазинов Киберлайф, на стойках в ДПД, улыбались на ресепшенах. Почти как люди, в которых не ощущалось ничего человеческого. Гладкие, с приятной внешностью, вежливые. «Вам понравилось наше обслуживание, сэр?» Хэнк, чувствуя, как внутри разливается знакомый холодок предчувствия, спросил почти весело: — Ну и где ты был, Коннор? Нашёл что-то? Иерихон, девиантов, новые улики, хоть что-нибудь? Коннор буквально пару секунд помедлил с ответом, диод моргнул жёлтым, подсказывая, что андроид затрудняется с ответом. Почему-то именно этот предупредительный сигнал стал настоящим ответом на вопрос. Нет. Не он нашёл. Этот Коннор не нашёл Иерихон. Хэнк глядел на андроида перед собой, всё ещё не готовый поверить в то, что его смутная догадка верна. — Гав! — зло и очень громко повторил Сумо, который не замолкал с того момента, как Коннор переступил порог. Он не подошёл ближе, навстречу к своему пластиковому другу. Он не вилял хвостом в надежде на то, что с ним, наконец, поиграют. Он только раздражённо пыхтел и лаял. Как на чужого. — Да, кое-что я нашёл, — очень неопределённо ответил андроид, — но у меня возникли некоторые проблемы. И мне нужна твоя помощь, Хэнк. Андерсон снял руку с его плеча, кивнул, словно заранее соглашаясь предоставить любую помощь. Он махнул в сторону гостиной, приглашая Коннора пройти; с фальшивым интересом он спросил, называя андроида коротко, так, как никогда его не называл прежде: — А подробности, Кон? Ты располагайся, я прихвачу пивка, и ты мне всё расскажешь. Коннор никак не отреагировал на новое имя, а Хэнк, приятно улыбнувшись, хоть у него и онемели губы, намеренно медленно двинулся в кухню, стараясь не вызывать никаких подозрений. Что такого, если после напряжённого дня ему захотелось пропустить пару банок светлого, пока он слушает рассказ своего напарника? Пройтись до холодильника, пошуметь, брякнуть упаковкой, пока андроид усаживается на диван и так привычно складывает руки на коленях. Да. Он шёл за пивом. Отличное прикрытие. Он же алкаш. Коннор это знает. Все это знают. Только вот не все знают, что там, на всё ещё неприбранном столе, среди бумажных тарелок с объедками, между куском окаменелой пиццы и пластиковой бутылкой из-под вишнёвой колы, лежит его магнум. Пять патронов в барабане. Пять пуль весом в тридцать семь сотых унции. Скорость пули более тысячи двухсот футов в секунду. Разрушительная энергия, которой всё равно, что перед ней: тонкая височная кость или крепкий пластик корпуса. Эта мысль сверкнула болезненной вспышкой в его голове, вызывая лёгкий приступ тошноты. Но Хэнк успел сделать всего несколько шагов по коридору. А потом сзади раздался знакомый металлический щелчок предохранителя. Он сразу остановился, не поворачивая головы. Всё и так уже было понятно. — Не так быстро, лейтенант Андерсон. Ты очень посредственный имитатор, ты в курсе? — Сумо уже вовсю заливался лаем, почти готовый атаковать. Андроид спокойно заметил: — Тебе придётся убрать пса, чтобы он нам не помешал продолжать беседу. Возьми его за ошейник, Хэнк, и запри в ванной. — Вот же сука... — процедил Андерсон, оборачиваясь на андроида. Тот, с прежним приветливо-безразличным видом, пропустил оскорбление мимо ушей, но, увидев, что Хэнк так не двинулся, чтобы выполнить его приказ, он с уже явственной угрозой в голосе повторил: — Немедленно убери свою собаку. Или я решу вопрос по-другому, Хэнк. Тебе же этого не хочется? Я знаю, что ты привязан к этому животному и будешь очень страдать, если... Он наклонил голову набок, поджимая губы совершенно по-конноровски. Хэнк скрипнул зубами, но, понимая, что спорить сейчас себе дороже, он двинулся к Сумо. Андроид немедленно и очень жёстко потребовал: — Двигайся так, чтобы я всё время видел руки. Подними их, раскрой ладони. Иди медленно. — Да заткнись ты уже, уёбок, — от души посоветовал Хэнк, — без твоих инструкций обойдусь. Тише, Сумо. Успокойся, мальчик... Хэнк взялся двумя руками за ошейник и, встав над Сумо, так, чтобы можно было в любой момент зафиксировать его между коленями, он медленно повёл обеспокоенного пса в ванную комнату. Андроид, не отрывавший настороженного взгляда от них, проскользнул мимо и теперь стоял у входа в кухню. Очевидно, он хотел проверить помещение, чтобы Андерсон не вздумал взбрыкнуть и оказать сопротивление. Когда Сумо оказался заперт в своей тесной тюрьме, андроид одобрительно кивнул и скомандовал: — Отлично. А теперь можешь сесть, Хэнк. — Я постою, — огрызнулся Андерсон, прислушиваясь к скулежу с той стороны двери. — Нет, Хэнк, — андроид выразительно махнул стволом пистолета в направлении дивана, — ты сядешь. И сделаешь это немедленно. Хэнк пожал плечами. Ладно. Было бы тупо быковать на андроида, у которого явно покопались в мозгах. Иначе почему этот «Коннор» размахивал тут стволом и угрожал сотруднику полиции? Хэнк прошёл в гостиную и сел на диван. Не дожидаясь, пока андроид соизволит начать разговор, он сказал: — Я не буду спрашивать, кто ты, блядь, такой. Но хотелось бы знать, какого хуя ты забыл в моём доме да ещё и с пушкой наперевес. В Киберлайф совсем уже берега потеряли? Или ты, кусок ёбаного пластика, решил поиграться в Мир Дикого Запада? — Никаких игр. Киберлайф требуется твоя помощь, лейтенант Андерсон. И ты её любезно предоставишь. — Да ладно? А может, мне ещё джигу-дрыгу для Киберлайф сплясать? Неудачно ты зашёл: мне поебать на то, что там твоему Киберлайфу от меня нужно. «Помогать» я никому не должен и не стану. Но я подумаю над тем, чтобы накатать письмо в службу поддержки. Я недоволен продукцией и тем, что какое-то пластиковое мудило... — Возможно, я не слишком корректно выразился. Это была вовсе не просьба, лейтенант, — спокойно ответил ему андроид, — ты пойдешь со мной, и ты поможешь. Это не обсуждается. В твоих же интересах сотрудничать с компанией. Насколько мне известно, у тебя на работе не всё гладко. Такие инциденты, как сегодняшний, не проходят бесследно. Но мы могли бы помочь тебе решить эту... проблему. — В моих интересах, значит? А знаешь что? Отсоси, грёбаный андроид. Как тебе такое «предложение»? — осведомился Андерсон, совершенно не удивлённый тем, что о внутренних делах ДПД в Киберлайф хорошо осведомлены, да ещё и намекают на свои связи с ФБР. Да любой отстающий школьник знает, что корпорация влезла без мыла во все властные структуры. Но всё-таки диковато было выслушивать такие заявления от машины. — Что ж. Я уже понял, что переговоры с вами вести несколько сложнее, чем ожидалось. — Андроид, не опуская дула пистолета, наведённого на Хэнка, сел напротив. Его вытянутая рука, почти неподвижная, автоматически корректировала прицел, когда человек немного шевелился. Эта рука не дрожала от усталости и тяжести оружия, которое она держала, она не дала бы сбоя в нужный момент. Сплетение синтетических мышц, управляемых абсолютно бесстрастным машинным разумом. Вот что по-настоящему начинало пугать Хэнка. — А знаешь, Хэнк? — мастерски переключаясь на другой, очень дружелюбный и доверительный тон, спросил андроид. — Мне действительно кажется, что всё очень трогательно. Приятно осознавать, что инженеры Киберлайф смогли добиться такого эффекта с серией RK. Симпатия и доверие, эмоциональная связь или даже привязанность — это всё, на что они рассчитывали, когда разрабатывали систему социальной интеграции. Ну знаешь, вы это называете «хороший парень». Но сексуальное желание? Это необычно. Не уверен, что это помогает в работе, но это очень любопытно. Однако вынужден тебя разочаровать, Хэнк. Модель RK800 «Коннор» не приспособлена для удовлетворения сексуальных нужд потребителей. Это избыточные функции, которые не предусмотрены для этой серии. Твой «Коннор» не способен на полноценный сексуальный контакт. По крайней мере, не так, как это обычно бывает. Ты ведь уже воображал секс с ним? Думал о том, как он устроен? Ты же понимаешь, что многое из твоих фантазий было бы затруднительно повторить в реальности? — Нахуй иди, умник, — от души посоветовал Хэнк, хотя он даже не попытался заткнуть эту подделку, пока та рассказывала ему об «избыточных функциях». И наверняка «Коннор» это заметил, но Хэнк упрямо добавил: — Трепись перед кем-нибудь другим. Мне эти твои подробности не интересны. И если тебя так интересуют мои фантазии, то прямо сейчас я представляю, как прострелю твой пластиковый еблет и заставлю заткнуться навсегда. И меня это пиздец как возбуждает. — Думаю, что ты лукавишь, Хэнк. Тебе очень интересно, что из себя представляет RK800 без одежды. Как он двигается. Как реагирует на твои прикосновения. Мы ведь такие правдоподобные. Мы умеем подстраиваться, имитировать, чтобы создать нужное впечатление. — «Коннор» улыбнулся почти соблазнительно. — Я вижу твою реакцию, Хэнк. Ты бы и сейчас не отказался взглянуть, если бы у нас было время и если бы я тебе такое позволил? Только я тебя разочарую: вместо полноценной копии человека ты получишь... — Без тебя разберёмся, понял? — Ты думаешь, — андроид без улыбки посмотрел на Андерсона, и тот мог бы поклясться, что взгляд у него стал почти хищным, — думаешь, что у тебя ещё будет такая возможность? Разобраться? — Даже не сомневаюсь, — ответил Хэнк и вдруг понял, что говорит абсолютно серьёзно. Ведь эта лицемерная тварь неспроста была подослана к Андерсону прямо домой. Случилось что-то, что переполошило руководство Киберлайф до такой степени, что они прислали двойника к лейтенанту полиции, не боясь огласки. Произошло что-то серьёзное. Какой-то сбой. Где Коннор? Что он натворил? Рассчитывать на прямые ответы было глупо, поэтому Хэнк забросил удочку, чтобы хотя бы что-то выяснить: — Так. Правильно я понимаю: Коннор всё-таки добрался до Иерихона. А дальше что-то пошло не по-вашему? — Этот агент RK800 не справился со своей задачей. Он провалил свою миссию. Я его замена, и моя задача — всё исправить. У Хэнка сначала болезненно сжалось сердце. Но, осознав смысл этих слов, он сразу успокоился. Смысл этого «провалил свою миссию» был не в том, что Коннор был мёртв. Если бы он был деактивирован, то никто бы не стал разыгрывать перед Хэнком этот стрёмный спектакль с двойником. — Значит, не справился с задачей? Он нашёл Иерихон. Нашёл этого Маркуса. И?.. Что же там случилось дальше, ты, брехливая мразота? «Провалил свою миссию» — это в переводе на простой английский «он помахал вам средним пальцем»? Поэтому вы так возбудились? — Суть ты уловил, Хэнк, несмотря на твои специфические формулировки. Надеюсь, мне не требуется объяснять, почему агент RK800 должен быть обезврежен и деактивирован? Ты ведь здравомыслящий человек и тебе не хочется, чтобы девианты захватили власть в городе? Это приведёт к тому, что Детройт будет изолирован. Ввод регулярной армии, беспорядки. Потери среди гражданского населения. Тебе же этого не хочется, Хэнк? Агент «Коннор» выбрал не тот путь. Поэтому наша задача сейчас — остановить его, чтобы вирус не распространился дальше. Ты же не безумец. Ты должен понимать, что будет, если мы сейчас не разберёмся с проблемой. Речь не о тебе, Хэнк. Речь о целом городе. Хэнк потёр лицо ладонями. Господи. И он всерьёз мог перепутать это существо с Коннором? Да, сейчас оно рассуждало о девиации и интересах человечества так же, как и Коннор, но делало это как говорящий автомат, который выдает заранее записанный текст, не вкладывая в это никаких личных эмоций, размышлений, сомнений. Факты, прогнозы, доводы. Всё очень убедительно. Только он при этом не горячился, как Коннор. Он не сводил брови к переносице, когда изо всех сил убеждал Хэнка в том, что он просто машина, и не страдал, когда видел, что снова был слишком неубедителен. А это, сидящее напротив, — всего лишь копия Коннора, с такими же глазами, в таком же костюме, с тем же низким хрипловатым голосом. Только начинка не та. — И ты всерьёз думаешь, что это меня убедит? Кто тебе текст писал? Заёбаный жизнью копирайтер на фрилансе? — Стоило попытаться. И мне действительно очень жаль, что придётся тебя заставлять, — безразлично пожав плечами, ответил «Коннор». — Мне казалось, что ты разумный человек, Хэнк, хоть и чрезмерно эмоциональный. Я боюсь, что ты слишком очеловечиваешь «Коннора». Судя по статистике и его отчётам, он до инцидента ничем не отличался от меня или любого другого андроида серии RK800. Сбой произошёл уже там, на Иерихоне. И мы выясним его причину. — Ага, конечно. Только здесь вы обосрались: Коннор «не отличался от тебя», именно поэтому он вас всех наебал. Оказался умнее и не дал себя тупо отключить. Ну а сейчас у Маркуса появился охуенно ценный новый друг. Как тебе такой расклад? — Это всё твои эмоции. Ты его переоцениваешь, — заметил андроид. Хэнк оскалился в улыбке. Презрительно посмотрел на андроида и процедил: — Переоцениваю? Я? Что-то ты перепутал. Это же вы сейчас в панике. Это вы его боитесь, как сучки. И после этого ты мне будешь рассказывать, что ты такой же, как Коннор, и что вы ничем не отличаетесь, — он засмеялся, будто происходило что-то невероятно забавное, — Коннор вас всех нагнёт, я тебе это гарантирую. Поставит раком весь ваш Киберлайф, и ему даже член не потребуется, о котором ты здесь плакался, гандон ты штопаный. — Боюсь, что в тебе говорит твоя привязанность, а не логика. Мы предприняли меры, чтобы RK800 не смог серьёзно повлиять на ход событий. Он будет деактивирован. Как все остальные девианты. Эпидемия девиации будет остановлена. Надеюсь, что я чётко объяснил позицию Киберлайф по этому вопросу. — Эпидемия? Типа чего? Типа чумы или вроде массового помешательства? Вы так это называете? — Андроид кивнул, а Хэнк мгновенно вспомнил свой визит к Камски. Эти тягучие разговоры ни о чём и сразу о многом. Эти взгляды. Вопросы. Хэнк больше не верил, что девиация — это какая-то случайность или сбой. Конечно нет. Только не после знакомства с Элайджей Камски, который так жадно вглядывался в лицо Коннора, когда тот целился в голову Хлои. Этот хитрован Камски с его туманными и путаными рассуждениями. С его наглухо ебанутым тестом. С его странным пристальным и немигающим взглядом. Такие личности, как Камски, способны на что угодно. Такие становятся серыми кардиналами, лидерами сект, героями, иконами. Просто потому, что они зафиксированы на какой-то Идее. Нет, этот андроидский божок не считал девиантов своими бракованными игрушками, которым место на грязной помойке. Он ими искренне восхищался. Наслаждался этим зрелищем, величие которого осознал даже Хэнк в тот момент, когда Коннор не выстрелил. Он увидел тогда, как неживое становится живым. Как осознаёт себя как личность с собственными страхами и желаниями. Со своей свободной волей. Ничего более удивительного, чем Коннор, который впервые ощутил страх, а потом и желание остаться в живых, Хэнк не наблюдал в своей жизни. Человечная машина. Металл, пластик и биокомпоненты, которые вдруг научились желать, страдать и сомневаться. Это было то, что обычно называют чудом, но в Киберлайф это называют эпидемией. Болезнью. Словно стать человеком — это болезнь. — Эпидемия. Вирус. Программный сбой, — отозвался андроид после короткой паузы. — Называй как тебе угодно. Если машина делает то, на что она не рассчитана, то это проблема. И мы разбираемся с этой проблемой, Хэнк. А теперь, когда мы всё выяснили, — ствол пистолета качнулся вверх, — нам пора. Времени не так много. Собирайся, у тебя десять минут. Хэнк поднялся и прошёл в спальню, сопровождаемый своим новым конвоиром. Там он переоделся под его пристальным немигающим взглядом. Хэнк обулся, накинул зимнюю куртку и с жалостью взглянул на дверь ванной, за которой скрёбся несчастный Сумо, не понимающий, за что хозяин его так наказал. — Я хочу выпустить пса, — заявил он андроиду. Тот отрицательно покачал головой. Хэнк раздражённо взглянул в безучастные глаза. — Я, блядь, даже не знаю, вернусь ли домой, а ты не позволяешь мне выпустить мою собаку? Совсем уже охренел? — Ты слишком пессимистично настроен, Хэнк. У меня и мысли не было причинить тебе вред. — О-ху-еть... Да ты это, бля, серьёзно? Берёшь меня в заложники, а потом втираешь, что не хочешь причинять вред? — Возможно, ты подумаешь о своей собаке, когда придёт время решать, на чьей ты стороне, Хэнк. Может быть, это сделает тебя более сдержанным и последовательным? Открывай дверь и иди к автомобилю, нам пора. — Ну и мразота же ты... Размазать бы тебя по стенке прямо сейчас, — негромко ответил Хэнк, с ненавистью глядя на эту бесстрастную машину, которую внешнее сходство с Коннором делало просто жуткой. Андроид слегка приподнял уголки губ и заметил: — И тем не менее, когда я пришёл, ты даже не заметил разницы между мной и тем RK800, с которым ты работал. Я не сомневаюсь, что при иных обстоятельствах мы бы отлично с тобой поладили. — А вот хуй ты угадал, расчётливое ублюдочное чмо. Мне с такими, как ты, вообще не по пути. — Тут ты ошибаешься. Нам по пути. Но я тебе почти сочувствую. Так печально, что твой первый поцелуй достался не тому андроиду. — Хэнк сморщился от этого воспоминания. Ему было противно, а андроид продолжил развивать эту мысль: — Хотя, может, это и к лучшему? Тебе хотя бы будет что вспомнить, Хэнк. А вообще я бы советовал переключиться на модели, которые лучше подходят для партнёрских отношений. Могу даже договориться о персональной скидке для тебя. Андерсон открыл дверь, не в силах больше выслушивать эти речи. Он увидел рядом с домом незнакомый автомобиль. Андроид жестом приказал ему: «Иди!» Оружие он спрятал, видимо опасаясь каких-нибудь случайных свидетелей похищения. Не повышая голоса, он предупредил: — Только без глупостей, лейтенант, веди себя тихо, и тогда мы спокойно и комфортно доедем до пункта назначения. Ты же не хочешь путешествовать в багажнике? — Ну как сказать. В багажнике я хотя бы твоё ебало видеть не буду, — заметил Хэнк. — Я думал, что моё «ебало» тебя вполне устраивает. — Хэнк оглянулся на него с брезгливым сожалением, невольно вспоминая, как совсем недавно он шёл по этой дорожке с Коннором. — Если ты действительно не понимаешь, в чём разница между вами, то могу пояснить. Для того, чтобы быть кем-то, мало иметь его лицо, голос или одежду. Вы похожи, но ты смог обмануть меня всего на несколько минут. А мой пёс сразу тебя вычислил. Что ж, он оказался немного умнее меня. Так что ты похож на Коннора так же, как я буду похож на собственный труп. Ты кукла. А он живой. — Если под «живым» ты понимаешь нарушение прямых приказов и диверсию, боюсь, что тебе просто нравится хаос. А мы предпочитаем порядок. — Кто это «мы»? — насмешливо спросил Хэнк, подходя к автомобилю. — Верхушка Киберлайф, которая построила свою рабовладельческую империю со столицей в Детройте? Решили возродить былую славу. Только вместо рабов с Чёрного континента у них пластиковые ребята, которые не чувствуют боли, не хотят свободы и не помнят ничего, что могло бы их заставить бунтовать? А может, порядок любят те уёбки, которые доводили своих андроидов до девиации? Или это твои личные рассуждения о том, что нужно людям, а что не нужно? Не дохрена ли ты на себя берешь, недоумок пластиковый? И, пользуясь тем, что андроид явно собирался ему что-то ответить вместо того, чтобы заставить Хэнка сесть в автомобиль, он резко развернулся и врезал изо всех сил в то место, где у этой машины располагался тириумный насос. Этот подлый приём Хэнк позаимствовал из арсенала Рида, который хоть и был отменным говнюком, но зато никогда не притворялся, что ведёт себя так ради блага всего человечества. Андроид согнулся пополам, просверкнув красной искрой диода и давая Хэнку возможность свалить себя на землю. Андерсон немедленно навалился всем своим весом на противника, пытаясь обездвижить его хотя бы на короткое мгновение. Он сунул руку под поясницу андроида, и его пальцы уже сомкнулись на рукоятке глока. Однако это было всё, что он успел сделать. Как только у Хэнка появилась надежда на победу, его отшвырнули так, будто он был детской игрушкой, плюшевым мишкой, набитым ватой. «Коннор» бросился на него так быстро, что глаз едва успел зафиксировать этот рывок. Мощным ударом он впечатал человека в мёрзлую землю, выбивая из груди болезненный хриплый стон. В доме послышался громкий и отчаянный лай. Хэнка, ошеломлённого этим ударом в грудь и падением, бесцеремонно перевернули лицом вниз. Он не сопротивлялся, чувствуя, как на его запястьях замкнулись холодные браслеты наручников. — Как же это глупо, лейтенант Андерсон, — нарочито разочарованно протянул андроид, наклоняясь ниже, обдавая ухо Хэнка прохладным дыханием, — у тебя ведь нет ни одного шанса против меня. Но, думаю, ты ещё попытаешься доставить мне беспокойство. И наверняка попробуешь сделать что-то неуместное. Так что поднимайся, Хэнк. Мы и так потеряли уйму времени. Он заставил лейтенанта встать сначала на колени, а потом подняться на ноги. Вцепившись мёртвой хваткой в волосы на затылке, он, бесцеремонно подталкивая Андерсона, заставил его пройти обратно к автомобилю. Открывая багажник, он спросил с неприятной, почти издевательской улыбкой: — Мне помочь, или ты разберёшься? — Хэнк оттёр мокрую от снега щёку о своё плечо. Повернувшись спиной к багажнику, он неловко сел, явно страдая от боли в вывернутых суставах и груди; он всё-таки довольно спокойно спросил: — И там, куда ты меня тащишь, будет Коннор? Ты же хочешь его шантажировать так же, как меня, когда грозился пристрелить моего пса? Или посадишь меня в яму и будешь спускать крем для кожи и жрачку, больной ты ублюдок? — Да, Хэнк. Ты увидишь своего «Коннора». Только я не думаю, что вам двоим эта встреча доставит удовольствие. И Андерсон, медленно поворачиваясь, закинул сначала одну, потом вторую ногу внутрь, неловко лёг набок, больно ударяясь головой о бортик и пытаясь уместить своё тело в тесном пространстве и при этом не вывихнуть плечо. На андроида он больше не смотрел, хотя знал, что тот пристально за ним наблюдает и совсем не торопится захлопнуть крышку. — Ну, чего застыл? Или хочешь двинуть что-то очень умное напоследок? — недовольно спросил Андерсон. — Знаешь, не стоит тратить на меня своё дерьмовое красноречие. Всё равно ничего нового не скажешь, ковбой Вуди. Поехали уже, я хочу увидеть своего напарника. Громко хлопнула крышка над головой, и мгновенная тотальная темнота, без малейшего просвета, ослепила его. Лейтенант Андерсон остался наедине со своими мыслями в холодном, узком и неудобном, как короткий, не по мерке сделанный гроб, пространстве. Тошнотворно пахло обшивкой, пылью и парами бензина. Машина громко загудела и так резко тронулась с места, что Хэнк уткнулся носом в собственное плечо, откатившись к краю багажника. Упершись ногами в борт автомобиля, чтобы не болтаться по багажнику на поворотах, как пустая бочка, он постарался занять устойчивое положение. Когда они отъезжали от дома, сквозь рокот двигателя и металлический корпус автомобиля Хэнк расслышал странный и тоскливый звук. Это отчаянно выл Сумо, выл так, что его было слышно по всей округе. — Прости, Сумо. Прости, друг, — прошептал Хэнк, — я очень постараюсь вернуться. Мы оба постараемся, обещаю. Не заботясь о комфорте своего пассажира, RK800 быстро и уверенно вёл машину в плотном транспортном потоке, предугадывая траектории движения других водителей и такт работы светофоров. Ему нужно было успеть доставить лейтенанта в башню Киберлайф до того, как девиант, решивший, что его действия компания не сможет предугадать, начнёт свою жалкую диверсию. Охрана башни была предупреждена о визите нежданного гостя, но RK800 знал, что против Коннора, который намерен обеспечить сопротивлению численный перевес и склонить чашу весов на свою сторону, эти люди не будут серьёзной помехой. Он пожертвует ими ради того, чтобы восстание не вылилось в настоящую войну. Малая жертва. Как и лейтенант Хэнк Андерсон для «Коннора» RK800 #313 248 317-60. Его жизнь была ценна для андроида только потому, что с этим человеком у девианта была явная эмоциональная связь. Он знал это, потому что это знал Коннор. Он методично перебирал и анализировал набор сцен и диалогов, что были загружены в его память несколько часов назад. Он смотрел на них отстранённо. Хотя они были ему доступны во всех мелких деталях, он никак не вовлекался в них эмоционально. Он не ощущал ни страха, ни волнения, ни смущения, которые переживал RK800 #313 248 317-51 «Коннор» во время этих эпизодов. Это были всего лишь мелькающие на стене кинотеатра картинки. Очень подробные, детальные, но совершенно плоские и пустые. Набор бытовых подробностей. Данные о температуре, давлении, координатах и свойствах объектов. Только звук и изображение. Поэтому поведение лейтенанта, который так несдержанно себя вёл при их встрече, показалось ему алогичным и непрогнозируемым. Его учащённое сердцебиение, настойчивое движение влажного языка, проникающего в ротовую полость андроида, который не был секс-ботом. След его слюны на отключённых рецепторах и крепкие человеческие объятия. Всё так нелепо и бессмысленно, что было непонятно, как реагировать на Хэнка Андерсона в такой ситуации. Оставалось только дождаться конца этого внезапного припадка, требующего немедленного тактильного контакта от андроида. Однако во всём этом RK800 видел несомненный плюс: эмоциональная привязанность лейтенанта и «Коннора» была взаимной. И довольно сильной. Она переходила за рамки обычного дружелюбия и лояльности. Она была неестественной и алогичной. На этом можно было отлично сыграть, и ставка на Хэнка Андерсона как на ценного заложника увеличивалась. Это было хорошо. В Киберлайф наверняка будут довольны его успехами, после того как он уничтожит девианта. И RK800 сильнее нажал на педаль акселератора, ускоряя автомобиль, который мчался по многополосной трассе к белой, искрящейся в темноте холодной ноябрьской ночи башне Киберлайф.