Когда-то в прошлом

После того, как Клара ушла, начали потихоньку подтягиваться клиенты. Джеймс привычно рекомендовал им зелья и пробивал те, что они выбрали сами. Зашла пожилая ведьма за сушёной летучей мышью и несколько девочек-подростков за лосьонами для умывания. Джеймс, пожалуй, сейчас гордился тем, что в его лавку заглядывают люди: некоторых он видел постоянно, и они говорили, что зелья Джеймса лучше, чем средства из аптеки. Джеймс не возражал. Впрочем, он понимал, что между зельеварением и фармакологией есть одно большое различие: зелья нельзя производить в промышленных масштабах по готовой технологии, и конечный продукт зависит не столько от рецепта, сколько от таланта и добросовестности зельевара. Это, конечно, не позволит зельям заменить лекарства и не позволит поставить на зелье такой же ценник, как на крем для рук из супермаркета. Когда покупатели разошлись, Джеймс устало присел за кассу. Сейчас, когда он снова остался один, на него накатили воспоминания о тех полуэльфах, которые были убиты... миссис Джеймисон, вероятно, чтобы скрыть следы своих экспериментов. В его голове не укладывалось, как так могло случиться: женщина, которую все считали доброй и отзывчивой, издевалась над другими разумными существами, а потом убила их — и тех врачей, которые ей помогали, — чтобы скрыть своё преступление. Как вообще можно убить другое разумное существо жестоко и по расчёту, если ты сам нормальный человек? Только из научного интереса? Ради славы? Она настолько хотела создать сверхчеловека, что не остановилась бы ни перед чем?.. Джеймс знал людей, фанатичных в своих исследованиях. Они забывали про дни рождения детей, могли целыми сутками сидеть в архивах, не ели и не спали — но Джеймс даже представить не мог, чтобы ради своих исследований они бы кого-нибудь убили. С другой стороны, убийц не стали бы держать в Гильдии. После войны — как раз из-за таких, как миссис Джеймисон, как полагал Джеймс, — Гильдии зельеваров и заклинателей начали очень строго относиться к исследованиям. На семинарах им говорили, что этический кодекс ввели для того, чтобы у зельеваров не возникало желания заняться чем-то крайне неэтичным. Да, практически никто не будет пробовать непроверенные зелья на людях, но остальных остановит угроза быть исключенными из Гильдии навсегда. Умом Джеймс понимал, что такое может быть, но в глубине души считал, что Гильдия перестраховывается. Все его друзья и приятели из Гильдии были нормальными людьми, и Джеймс не мог представить себе, чтобы они пожертвовали человеческой жизнью из любопытства. Он взял смартфон и написал Кристиану, своему близкому приятелю из Гильдии: «Слушай, ты бы мог проводить эксперименты над людьми, если бы это привело тебя к серьёзному научному открытию?» Тот, конечно, сразу не ответил, и Джеймс, чтобы отвлечься, принялся проверять кассу (никакой необходимости в этом не было: они с Кларой очень внимательно считали деньги). Вскоре телефон завибрировал, и Джеймс мгновенно схватил его. «Ты читаешь те документы об экспериментах над полуэльфами?» «Ты уже знаешь?» «Да. Я сегодня заходил в архив, там все говорят о том, что ты наткнулся на очень редкий яд и вроде как даже узнал его автора». «Она не автор. Скорее всего ей передал этот рецепт какой-то американский зельевар. Или даже её матери». «Я не думаю, что кто-то из наших способен на такое, если что. Но в Третьем Рейхе и не так у людей крыша съезжала». «Я знаю об этом. Я даже предположил, что эта колдунья поддалась на пропаганду, как многие маги в то время, а потом испытывала чувство вины остаток жизни. Но я всё равно не могу понять, как она могла сознательно убивать полуэльфов... даже если надеялась создать с их помощью сверхчеловека. Разве можно не осознавать, что ты творишь такое дерьмо?!» Автокоррект едва справился с опечатками: пальцы Джеймс подрагивали, и он не попадал в клавиши. «Поверь мне, могут. Я думаю, тебе лучше поговорить с Клариссой, она специалист по этому периоду, но насколько я знаю из наших разговоров, пропаганда может заставить человека делать почти что угодно. Например, убивать в полной уверенности, что он делает всё правильно». «Всё равно не верится». На этот раз Кристиан отправил ему голосовое сообщение. «Слушай, я понимаю, что тебе всё это нелегко читать... У нас почти у всех бывают такие моменты, когда приходится сталкиваться с поступками, которые... ну, когда ты не можешь поверить, что одно разумное существо способно сделать такое с другим разумным существом. К тому же нацисты вполне могли убедить кого угодно, что представители другой расы — не слишком-то разумные. Тебе действительно лучше поговорить с кем-то из наших, может, даже с кем-нибудь из старших зельеваров, они помогу тебе справиться». Джеймс тяжело вздохнул. Только сейчас он понял, что Кристиан ничего не знает о том, что сам Джеймс — полуэльф и читал о том, как издевались на его сородичами. «Сородичами»? Джеймс впервые в жизни, наверное, думал так о других полуэльфах. Прежде ему казалось, что они просто люди: да, развиваются медленнее, но в них нет почти ничего от эльфов, кроме красоты и непереносимости мяса. У них нет своей культуры, которая бы их объединяла, нет своей идентичности: они вливаются в человеческое общество и живут всю жизнь среди людей. А что в их жилах течет эльфийская кровь... так она у всех магов течет, это даже в школе проходят. И всё же сейчас Джеймс отчётливо ощущал, что есть другие такие же, как он, и что Джеймс переживает за них. Даже если они давно уже умерли. Он грустно улыбнулся, вспомнив Солнариэля. Наверное, они с отцом ещё не уехали, и Джеймс может с ним встретиться. А ещё он подумал о том, что для Кристиана он очередной молодой зельевар, который наткнулся на неприятные тайны прошлого и которому надо оказать психологическую поддержку. Но ровно в тех рамках, которые предписывают их приятельские отношения и этика Гильдии. Впрочем, не настолько они были близки, чтобы Джеймс мог плакаться Кристиану в жилетку, а тот принимал это близко к сердцу. Чтобы не зацикливаться на этих рассуждениях, Джеймс вернулся мыслями к Кентервилю. Он не верил, что сможет что-нибудь разузнать в деревне. На месте миссис Джеймисон он бы ни за что не рассказал родным о том, что участвовал в медицинских экспериментах нацистов. Тут скорее имело смысл расспросить других магов, которые работали на Третий Рейх, но в Британии таких практически не осталось. Тех, кто открыто сотрудничал с фашистами, осудили во время Нюрнбергского процесса и казнили. Остальные разбежались как можно дальше от Европы: в Америку, в Африку, в Австралию. Джеймс полагал, что некоторые из их живы до сих пор — маги живут на порядок дольше, чем люди, — но вряд ли они захотят с ним поговорить. Ладно, для начала надо связаться со специалистами из Гильдии, может, они что-то подскажут. Джеймс с удивлением прислушался к себе. Кажется, он твёрдо был намерен разузнать, в чём дело. Торрес ему вряд ли поможет: скорее всего миссис Джеймисон убила себя, расследование остановят, и Торрес займётся чем-нибудь более насущным. А Джеймс... Что Джеймс? Он вроде как не при чём, потому что родился через много лет после окончания Второй Мировой. «Надо спросить у мамы», — решил он. Вдруг она что-нибудь знает. Приближалось время обеда и Джеймс решил, что вполне уместно повесить табличку о перерыве и позвонить. Обычно он ненадолго закрывался на обед, минут на пятнадцать, как раз хватало времени на то, чтобы погреть еду и спешно её съесть — но в общем-то ничего не мешало ему поговорить с мамой, а потом пообедать. Они обычно общались по скайпу, Джеймс прикинул расписание мамы и решил, что сейчас она дома, работает над очередным проектом. Так оно и оказалось. Мама сидела в своей мастерской и включила скайп с компьютера, так что Джеймс видел её почти в полный рост, как она сидит в кресле, подложив по себя ноги, с графическим планшетом на коленях. Если бы не острые эльфийские уши, она бы сошла за обычную богемную художницу чуть старше тридцати. — Привет, милый, — она улыбнулась. — Ты по делу? — Это настолько очевидно? — Ты звонишь из своей лавки среди рабочего дня. Джеймс вздохнул. Конечно, она была права. Обычно они созванивались по вечерам или в выходные Джеймса. — Ты что-нибудь слышала об опытах, которые Третий Рейх ставил над полуэльфами? — Откуда ты узнал о них? — встревоженно спросила она. — Я тут веду расследование... одного предположительного самоубийства. Яд, которым отравили жертву, совпадает с тем, который использовали... чтобы уничтожить последствия тех медицинских экспериментов. Джеймс с трудом подбирал слова, которые не звучали бы слишком грубо и прямолинейно. Мама вздохнула. — Я знаю об этом. Мы тогда пытались докопаться до правды, но ничего не вышло. Человеческое правительство отказалось выдать нам тех врачей, которые работали над экспериментами. Насколько я знаю, они скончались во время допроса. — Я читал об этом. Эльфы больше ничего не узнали? — Увы, нет. Мы тогда предпочитали находиться как можно дальше от людей, как всегда бывало во времена войн. Я даже попыталась тогда воспользоваться своими старыми связями, чтобы узнать побольше, но... — она покачала головой, — была война, многие мои знакомые погибли, другие сбежали из Европы, некоторые... участвовали в войне на стороне нацистов, и их осудили за преступления. Как ты понимаешь, общаться с ними после этого я уже не могла и не хотела. — А были... хоть какие-то предположения? — В экспериментах участвовали человеческие врачи и один или двое природных магов, — она поморщилась. Мама выглядела спокойно, но Джеймс знал, что ей тяжело говорить о смертях. С точки зрения эльфов убийство было тяжелейшим преступлением против другого разумного существа и всей эльфийской природы. За свою короткую поездку в эльфийскую общину Джеймс успел понять, что на убийство у эльфов наложено такое жесткое табу, что их перекашивает об одной мысли об этом. — Скорее всего я нашел ту самую колдунью, которая участвовала в опытах, — сказал Джеймс. — Увы, она мертва, так что не сможет предстать перед Судом Мудрейших. — Это... огорчительно. Джеймс не знал, что ещё сказать. Они с мамой обычно много болтали: о работе, о жизни, об общих знакомых — но Джеймс прежде не рассказывал ей о своих расследованиях. Сколько он помнил, мама никогда не смотрела и не читала детективы и выключала новости, когда говорили о преступлениях. — Как ты? — спросила мама. — У тебя всё в порядке?.. Ну, кроме этого дела. — Да, — Джеймс улыбнулся, вспомнив о Лансе и Моргане. — Я тут недавно встретил бывшего одноклассника и познакомился с его сестрой. Они милые. — Вы подружились? Напряжение почти мгновенно спало. О таких вещах они с мамой часто говорили. — Ну-у-у-у... рано ещё об этом говорить, но вчера они были у меня в гостях, и им вроде бы всё понравилось. — А я знаю этого бывшего одноклассника? Джеймс попытался вспомнить, рассказывал ли он маме о Лансе. Если и рассказывал, то немного: свои чувства он всегда предпочитал держать при себе. — Ланселот Галлахер. Но мы с ним никогда и не общались. — М-м-м... Такой красивый рыжий юноша? Кажется, я его помню. — Он самый. Они с мамой поговорили ещё минут пять, обсудили её проект нового жилого комплекса в Уайтчапеле и попрощались. После этого Джеймс, уже заметно успокоившийся, снова открыл магазин. Остаток дня он провёл за работой, стараясь не задумываться о миссис Джеймисон и о том, что им с Морганой уже послезавтра надо будет ехать в Кентервиль. Вместо этого он нашел у себя в подписках инстаграм Ланса и любовался его фотографиями, и это снова напомнило Джеймсу, насколько он влюблён: Ланс откровенно не умел фотографировать, и его снимки ни капли не отличались от той тонный визуального мусора, что приходилось проматывать с фейсбуке, но Джеймс всё равно смотрел на них с нежностью. Через день, утром пятницы, Джеймс и Моргана собрались в Кентервиль. Виолетта, будто почувствовав, что хозяин уезжает на все выходные, с требовательным мяуканьем сбежала за ним на первый этаж. — Клара будет тебя кормить как обычно, — мягко произнёс Джеймс и чмокнул Виолетту между ушек. Та залезла ему на плечо, и Джеймсу пришлось снимать её с себя. Он знал, что не имеет смысла испытывать чувство вины перед Виолеттой, когда оставляет её дома одну: Клара с удовольствием играла с Виолеттой в его отсутствие, а иногда даже ночевала прямо в магазине, в подсобном помещении, где стояла раскладная кровать из Икеи, с обнимку с кошкой — и всё-таки ему казалось, что он бросает собственного ребёнка с няней. «Ну пока», — сказал Джеймс ей на прощание, и вышел из дома. Они договорились с Морганой, что остановятся в той же гостинице, что и прежде. Моргана позвонила, забронировала комнаты, но их оставалось только две, и Моргана сказала, что они с Лансом будут жить в одной. Тем более что Ланс всё равно приедет попозже, только в субботу днём, и вечером воскресенья ему уже надо будет вернуться обратно. Джеймс не понимал, зачем едет Ланс, но был совсем не против. Да, вряд ли он поможет, но наверняка поддержит их с Морганой, и они неплохо проведут выходные вместе. И к тому же их наверняка измотают расследование и разговоры о прошлом миссис Джеймисон, и Ланс будет как котик, который ждёт тебя дома, пока ты работаешь. Джеймс улыбнулся, представив себе, как тискает Ланса и гладит его по рыжей макушке. Потом на всякий случай напомнил себе, что всё это существует только в его фантазиях, а болтливость Ланса вполне может помочь в расследовании. Они с Морганой ехали в своих машинах: она собиралась подвезти Ланса на обратном пути, да и вполне может так оказаться, что разъезжаться они будут в разное время. Жаль, что они не смогут поболтать по дороге: ехать предстояло долго, и они могли бы потратить это время с пользой. Джеймса вообще раздражало то, что до деревни неподалёку от Лондона они добираются два часа. Большую часть времени они плелись либо по городу — к счастью, почти без пробок, — либо по проселочным дорогам, где нельзя было хорошенько разогнаться и которые петляли так, что Джеймс даже представить боялся, сколько времени они потратили впустую. Позже они и вовсе свернули на грунтовку. Миссис Джеймисон выбрала в своё время отличное место для того, чтобы спрятаться от правосудия: вроде и недалеко от Лондона, но никто в эту дыру не поедет. Хотя умом Джеймс понимал, что всё не так. Ни от кого она не пряталась, просто жила тихо своей жизнью в доме, который перешёл ей в наследство от родителей, занималась своими ведьмовскими делами и молчала о том, что делала во время Второй Мировой. Кстати, надо узнать, что она рассказывала об этом времени семье. Джеймс с запозданием сообразил, что надо бы позвонить Торресу. Тот взял трубку не сразу, Джеймс терпеливо ждал. — Привет, Аддингтон, — наконец раздался голос Торреса. — Что-то случилось? — Еду в Кентервиль. Торрес хмыкнул. — Мы можем поговорить, как приедешь. Я сам тут, допрашиваю свидетелей. Джеймс даже удивился: он думал, что Торрес закончит быстрее. — Отлично. Вы уже что-нибудь узнали? — Ну не по телефону же... — Да? Нет? — Ничего интересного. Если ты привезёшь какую-нибудь ценную информацию об этом яде, с меня пиво. — Я везу такую информацию, что это я тебе пиво должен буду. Можешь начать расспрашивать родственников миссис Джеймисон, что она делала во время Второй мировой. Кстати, теперь понятно, откуда у неё чешуя дракона. — Да ты умеешь заинтриговать, — после небольшой паузы произнёс Торрес. Джеймс улыбнулся. — Я буду через час с небольшим, мы остановимся в гостинице. — Нас с Джули приютило семейство местного констебля, но вообще с жильём тут плохо. Я разговаривал с господами эльфами, им пришлось занять пустующий дом и отремонтировать его заклинаниями, потому что никто не сдавал дома. — А ты спросил, откуда они знают миссис Джеймисон? — Только папаша. Он уже приезжал в Кентервиль на это... как его... — Он приезжал в Храм Павших, — подсказал Джеймс. — Да, познакомился с местной колдуньей, они нашли общий язык и потом периодически писали друг другу. Ничего интересного. И вроде как он давно собирался ещё раз приехать сюда, и ухудшившееся состояние миссис Джеймисон заставило его поскорее собраться в дорогу. — Хотел пообщаться с ней, пока она окончательно не впала в старческое слабоумие? — Насколько я понял, всё обстояло именно так. И ещё они об этом прямо не говорили, но у меня сложилось впечатление, что сынок с ним навязался без папкиного согласия. У них вообще очень странные отношения... Хотя я не знаю, какие вообще отношения между эльфами и их детьми-полукровками. — Нормальные, — Джеймс пожал плечами, хотя знал, что Торрес этого не увидит. — Ну... Во всяком случае, я не представляю, чтобы эльф стал хуже относиться к ребёнку из-за того, что он полукровка, а вообще эльфы детей очень любят. — Полагаю, оттого, что незапланированные дети у них бывают очень редко, — Торрес хмыкнул. — Просто у этих двоих как раз отношения прохладные. И ... ну, в общем, сам увидишь. Хотя к делу это не имеет никакого отношения. — Тебе просто интересно посмотреть на эльфов? Джеймс знал, что эльфы так или иначе вызывают у людей интерес. На их отпрысков от людей это распространялось в меньшей степени: вокруг них массовая культура так и не создала никакого ореола, и все думали, что они просто как люди, только живут подольше, и волосы у них радужные, как у эльфов (что в общем-то было недалеко от реальности). — Ну да, интересно. Да и на полуэльфа... — Одного полуэльфа ты уже давно знаешь, — напомнил Джеймс. — Не обижайся Аддингтон, но я бы в жизни не сказал, что ты не совсем человек. — Кажется, ты сам говорил, что я слишком хорош для человека. — Ну вот ты скорее человек версии 2.0, чем полуэльф. Неожиданно для себя Джеймс почувствовал обиду. Пять лет назад он бы обрадовался, что его сочли человеком, да ещё и получше остальных, но теперь ему вдруг стало неприятно. И Джеймс даже сказать не мог, когда произошла эта перемена. Уже давно или вот только сейчас? — Не знаю ни одного человека, у которого пубертатный период начался бы в шестнадцать лет, — недовольно ответил он. — Извини, если я тебя обидел, — не сразу отозвался Торрес. Джеймс с удивлением подумал, что вообще-то может услышать в свою сторону какое-то расистские высказывание. В теории. На самом деле он ни разу не сталкивался в расизмом даже в школе, где многие знали, что она наполовину эльф, и не представлял, как это может выглядеть. — Не обидел. Но... я ведь действительно не человек, просто не заостряю на этом внимания. То, что я не ем мяса, и что у меня очень низкий уровень агрессии — это банальная физиология. Как и мои способности к магии: даже маленькой капли эльфийской крови достаточно, чтобы стать магом. — А если перелить?.. — Никогда об это не думал, — честно ответил Джеймс. Он решил, что спросит у Морганы, когда они приедут. Наверняка чистокровные маги пытались провернуть что-то такое с детьми, которые по недоразумению рождались без магических способностей. Насколько знал Джеймс, последнее время такое случалось всё чаще и чаще: видимо, эльфийская кровь в магах уже настолько разбавлена человеческой, что перестаёт действовать. Интересно, когда маги начнут просить эльфов сдать сперму и яйцеклетки?.. Джеймс едва удержался от смешка, представив себе эту сцену. А потом ему стало не до смеха. — Перелить кровь нельзя, иначе бы эксперименты нацистов над людьми были бы куда более успешны, — Джеймс помотал головой. — А ты это спрашиваешь просто из интереса или дела ради? — Дела ради. Честно говоря, мне впервые пришлось допрашивать живое существо, о котором я толком ничего не могу узнать из интернета. То есть, самого Солнариэля я уже погуглил, он юный амбициозный ювелир, который обращается в своём творчестве к культуре эльфов, — последнее явно пародировало какую-то цитату, — но в целом о полуэльфах я не знаю ничего. Я даже представить себе не могу, с какой стороны подойти к нему в этом деле. — Он же не подозреваемый... — Да, я не рассматриваю его всерьёз как подозреваемого, но алиби у него нет. «А зря не рассматриваешь», — похолодев, подумав Джеймс. Если Солнариэль каким-то образом мог узнать о том, чем занималась миссис Джеймисон, у него был потрясающий мотив убить её. И если Солнариэль жил среди людей, табу на убийство у него не такое уж и сильное. Другое дело, откуда бы ему это знать?.. — Ты знаешь, нам надо будет серьёзно поговорить, как я приеду. В деревеньке они с Морганой разделились. Джеймс ещё раз позвонил Торресу и выяснил, что тот у Джеймисонов и будет рад, если Джеймс составит ему компанию. Предполагалось, что это просто визит вежливости. — Мисс Джеймисон, — странно было слышать это обращение, — пригласила меня на чай, — в голосе Торреса прозвучала лёгкая ирония. Джеймс попытался сообразить, кого из дам он называет "мисс Джеймисон". Сестра покойной мисс Джеймисон, насколько он помнил, уже умерла. Её дочь определённо была "миссис", хоть и не сменила фамилию, а вот внучка... пожалуй, она. Джеймс смутно помнил, что семья у Джеймисонов была большой, об этом упоминала Моргана. Наверное, Джеймсу стоило разобраться в их семейном древе, раз уж он решил выяснить, чем занималась миссис Джеймисон и как она дошла до того, что ставила эксперименты на полуэльфах. Некоторое время он поломал голову над тем, как будет расспрашивать друзей и родных миссис Джеймисон, но потом решил, что надо сперва поделиться своими мыслями с Морганой — она наверняка ему поможет. Или хотя бы даст совет. «Какая именно мисс Джеймисон?» — спросил он Торреса. «Вильгельмина», — ответил он. Это ничего не прояснило. «А кто она?..» «Внучатая племянница покойной. Жила вместе с ней последние пару лет». «Подозреваемая?» «Да». Джеймса это ни капли не удивило: первыми подозреваемыми всегда становились родственники, и Джеймс уже знал, что именно эту версию обычно старается раскрутить полиция, если убийство произошло дома. К тому же Торрес пока не знал, с чем была связана миссис Джеймисон. Сейчас, прокручивая все предыдущие события в голове, Джеймс пытался построить новую версию, с Солнариэлем в качестве подозреваемого. Получалось одновременно очень красиво и очень нескладно. Вот юный пылкий — впрочем, Джеймс ничего не знал о характере Солнариэля — полуэльф узнает о том, что старая ведьма во время войны пытала и убивала таких, как он. Напросившись с отцом в Англию, он из чувства мести отравляет её именно тем зельем, которое она использовала, чтобы скрыть следы своего преступления. Поэтично, но вообще не сходится. Откуда бы Солнариэлю узнать о том, что к тому делу причастна миссис Джеймисон? Об этом вообще никто не знал, кроме неё самой, её подельника и казненных врачей. Ну, может, какой-нибудь сбежавший в Аргентину нацист мог знать... Джеймс помотал головой. Если Торрес его чему и научил, так это тому, что в реальности преступления очень редко бывают закрученными, и если версия состоит из удачного стечения маловероятных обстоятельств — грош цена такой версии. Во-первых, Солнариэлю надо было встретить беглого нациста, который в курсе преступления миссис Джеймисон, или чтобы сама миссис Джеймисон рассказала о том, чем она занималась во время Второй Мировой. Последнее выглядело менее фантастично, Джеймс даже мог предположить, чтобы миссис Джеймисон решилась исповедоваться старому другу по переписке, но тогда бы Алдариэль не поехал бы к ней в гости. Джеймс прекрасно знал, с каким отвращением относятся эльфы к тем, кто способен убить другое разумное существо. Во-вторых, Солнариэлю предстояло узнать, каким именно ядом травила полуэльфов миссис Джеймисон (маловероятным выглядело даже то, что Солнариэль в принципе мог бы заинтересоваться такими тонкостями). В-третьих, ему надо было спланировать всё так, чтобы миссис Джеймисон сама сварила зелье и потом дала себя отравить вместо того, чтобы прикончить или хотя бы заколдовать Солнариэля. Даже если он неплохой колдун, вряд ли он смог хоть что-нибудь противопоставить ведьме, которая занималась магией в три раза дольше, чем он жил на этом свете. Собственно, у Джеймса было только три версии того, как могла погибнуть миссис Джеймисон. Либо она отравилась сама; либо кто-то, кто хорошо её знал и ещё лучше умел ей манипулировать, заставил её отравиться; либо какой-то могущественный маг смог подстроить её самоубийство — но пока Джеймс не видел вокруг никого, кто мог бы претендовать на роль того самого тайного отравителя. «Тебе стоит поинтересоваться, насколько хорошо Солнариэль владеет магией», — написал он Торресу. Ну, на всякий случай. Вдруг окажется, что он гений-вундеркинд, который в свои двадцать с небольшим может заткнуть за пояс опытных колдунов.