Оправдание прошлого

Майкл сидел в Белой Комнате, прикованный к железному стулу. Его голова была опущена, глаза прикрыты, а плечи подёргивала странная рябь, словно сквозь них пропускали заряд электрического тока. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как его начали пытать. Знал только, что не чувствовал ни одного удара, будто его снова парализовало, но теперь уже полностью, от головы до ног. Во всём теле остался единственный нерв, натянутый где-то в мозгу железной проволокой, искрящийся сомнениями и неотвеченными вопросами. Он отвык от того, что жизнь может так круто повернуться всего за несколько часов. Вчера он готовил курицу с прованскими травами и, скрепя сердце, ожидал навязчивых ухаживаний Лизы. Теперь и Лиза, и её дочь были мертвы, а Адам находился в руках у террористов. Никита вернулась к нему, подняла со дна души всё то, что он так долго держал под замком, — только чтобы на утро вонзить нож в спину. Возможно ли, что за десять лет она так изловчилась в обмане и манипуляциях, что смогла обвести его вокруг пальца даже в постели? Или он сам оказался настолько охвачен эмоциями, что не заметил разницы между игрой и правдой?.. Конечно, был и ещё один вариант, но теперь он виделся совершеннейшим вымыслом, плодом тысячи одиноких ночей, которые он провёл без неё. Дверь в Белую Комнату отворилась с громким железным лязгом, и внутрь вошёл молодой мужчина лет тридцати пяти. Строгий деловой костюм подчёркивал его элегантную худобу, а из-под русых волос, свисающих на лоб, блестели два чёрных глаза, вонзающихся в пленника с той же непринуждённой проницательностью, какой когда-то обладала Мэдлин. На секунду Майклу показалось, что в этом взгляде промелькнуло что-то ещё, что-то вроде ненависти или личной обиды, но тут же исчезло. Мужчина начал нарезать круги вокруг пленника, словно искал слабое место. — Знаменитый Майкл Сэмюэль… — скептически протянул он. — Признаться, я ожидал большего. Майкл не пошевелился и продолжил безучастно смотреть в стену. — Ты знаешь, что мы не остановимся ни перед чем, чтобы добыть информацию, — продолжил мужчина. — Зачем оттягивать неизбежное? Просто скажи нам, где располагается штаб Свинцового Шторма. Возможно, мы даже пощадим твоё отродье и сохраним ему жизнь. Майкл пронзил мужчину тяжёлым, воспалённым взглядом. — Я буду разговаривать только с ней, — тихо сказал он. Щёки молодого стратега побелели, и он не смог сдержать надменного смешка. — Ты считаешь, что ей нечем больше заняться? — он навис над Майклом и вдавил ноготь в разрез под глазом. — Ты считаешь, что она хочет видеть тебя и разговаривать с тобой после всего, что ты с ней сделал?! Она была счастлива избавиться от тебя и начать жизнь заново! Майкл почувствовал на лице брызги слюны. Этот неожиданный всплеск эмоций со стороны молодого мужчины раскрыл ему больше, чем тот подозревал. — Ты больше никогда не увидишь её, — процедил Саймон. — И ты расскажешь всё, что знаешь. Мужчина развернулся на каблуках и громко захлопнул за собой дверь. Через несколько секунд в комнату вошли двое в белых халатах и с чёрными чемоданчиками в руках. *** Никита стояла на Вышке, облачённая в серый брючный костюм и туфли на тонком каблуке. Время от времени она подносила к губам стеклянную чашку с чаем и делала несколько глотков, но ком в горле так и не желал рассасываться. Она не могла заставить себя посмотреть на отчёт, который Саймон прислал ей полчаса назад: отчёт о том, какие методы пыток были применены на единственном мужчине, которого она когда-либо любила. Подробности ей были не нужны, а результат она знала и так. Майкл бы умер, прежде чем что-то сказал, но горькая ирония заключалась в том, что он действительно ничего не знал. Он оказался в этой ситуации тем самым «невинным», которых она всегда пыталась защитить. Если бы не его прошлое и не его связь с ней… Слева раздались шаги, и Саймон показался в проёме. Его щёки горели лихорадочным румянцем, и тёмные глаза лоснились непривычным жестоким блеском. — Мы применили психотропный галлюциноген, — старший стратег нервно облизал губы. — Он сорвал голос, пока кричал, но через два часа, когда мы восстановим связки, он расскажет нам всё. Никита сжала зубы и метнула в Саймона устрашающий взгляд. — Я не давала авторизации на подобные методы. Препарат был последним изобретением химической лаборатории: он вызывал жутчайшие галлюцинации, заставляя жертву снова и снова проживать самые ужасные моменты своего прошлого. В сжатые сроки он гарантировал фантастический результат, но последствий его применения никто не знал. От террористов, которым «посчастливилось» опробовать на себе действие галлюциногена, в Отделе избавлялись сразу же. — Я… не хотел тебя будить, — Саймон залился краской. — Медики сказали, тебе нужен отдых… Никита отвесила ему звонкую оплеуху, и мужчина покачнулся на ногах. В его глазах зажглись ответные искры гнева. — Он раскромсал тебе руку, словно мясник! Он вёл тебя на убой прямо в логово «Свинцового шторма»! Думаешь, они бы проявили милосердие на допросе?! Никита поджала губы и скрестила руки на груди. — Наша задача — бороться с врагом, а не уподобляться ему. Ты нарушил протокол и пошёл на поводу у собственных эмоций. Мне придётся занести это в профиль. — Мне всё равно, — Саймон подошёл к ней почти вплотную. — Если я смогу защитить тебя от него, то мне всё равно, слышишь? — Ты забываешься, Саймон. Не заставляй меня сожалеть о том, что доверяю тебе. Мужчина опустил глаза и виновато уставился в пол. Никита отвернулась от него и сделала несколько глотков чая. — Меня не будет пару часов, — сказала она. — Позаботься о том, чтобы Майкла перевели в больничный отсек и обеспечили всем необходимым. — Центр вызвал на совещание? — старший стратег вскинул бровь. — Нет. Саймон выждал несколько секунд и, поняв, что подробностей не услышит, коротко кивнул. Он проводил глазами руководителя, жадно запоминая каждое плавное движение бёдер, засунул пальцы в волосы и забормотал себе под нос: «Чёрт, чёрт, чёрт!..» *** Она давно не позволяла себя такого, хоть Саймон и был достаточно компетентен, чтобы присмотреть за Отделом в течение нескольких часов. Но сейчас ей нужно было хотя бы немного свежего воздуха и тишины, чтобы привести в порядок мысли и приготовиться к неизбежному — разговору с Майклом. Она не удостоила его и взглядом с той самой секунды, как из-за деревьев показалась группа оперативников с Оуэном во главе. Знала, что не выдержит боли в его глазах, когда по её телу всё ещё пробегали судороги воспоминаний о ночи, проведённой вместе. Конечно, она не в первый раз обманывала его, не в первый раз манипулировала его чувствами к ней. Он и сам проворачивал подобные трюки, когда был её ментором… Но разве это что-то меняло? Никита присела на лавку, сняла тёмные очки и посмотрела на небольшой пруд, подёрнутый утренним туманом. В такую рань людей в парке совсем не было, но стая уток, завидев её одинокую фигуру у воды, тут же оказалась у берега и принялась призывно крякать, выпрашивая еду. Ей нечего было им дать, в руках она держала лишь стаканчик с паршивым кофе из автомата, который и сама не знала, для чего купила. Маслянистые пары дешёвого концентрата и сахара вызывали у неё только рвотные позывы и острую головную боль. Она посмотрела на уток и в растерянности пожала плечами. На ум пришли слова Мэдлин, которой уже давно не было в живых, но её призрак всё ещё витал в коридорах Отдела, всё ещё отчитывал Никиту за наивность и недальновидность. «Его ошибка не опрадывает твоей». Сама не подозревая об этом, Никита приняла эту фразу как свой негласный девиз. Никогда нельзя было действовать, оглядываясь на других: оправдывать свои промахи и низменные позывы тем фактом, что другие поступали так же, что ситуация заставила… Нет, всегда нужно было держать отчёт перед самой собой, перед собственной совестью. Она солгала, чтобы сохранить Майклу жизнь. Если бы кто-то решил, что он держал её силой, его бы пристрелили на месте. А если бы выяснилось, что она пошла с ним самовольно, её бы тут же лишили полномочий и, в конце концов, тоже бы казнили. Это был единственный выход, единственное решение: убедить и Майкла, и Саймона, что так задумывалось с самого начала и что о плане знал только Центр. Обман сработал: Майкл был жив. Ранен и измучен, но жив. Ещё два дня назад она бы сказала, что это единственно верный приоритет. Но сейчас, после всего, что он ей раскрыл о своей жизни на свободе, после того, как пришлось в очередной раз предать его доверие, в груди Никиты поселился невероятный холод. Вспоминались уже не мудрые слова Мэдлин, а бунтарское поведение Вальтера — да и её собственное поведение в первые годы в Отделе. Зачем нужна была такая жизнь, в которой ты только лгал и убивал? Что дала Майклу хвалёная свобода, кроме новой боли?.. Никита вздохнула и выбросила стаканчик с кофе в мусорное ведро. За столько лет она так и не получила ответа ни на один из своих вопросов. Оправдывались ли все её поступки теорией «меньшего зла»? И что нужно было спасать в первую очередь: жизнь физическую или жизнь духовную? Она надела очки, затянула пояс пальто и направилась вдоль узкой аллеи, куда не дотягивались лучи рассветного солнца. Когда она услышала шаги за спиной, то поняла, что не успеет: не успеет дотянуться до беретты, спрятанной в сумочке, не успеет даже вскрикнуть. Внезапная острая боль в затылке свалила её с ног, и перед глазами обрушилась темнота.