Оправдание прошлого

Саймон поднёс трубку к уху и, кусая губу, в пятый раз выслушал длинные гудки. Ему казалось, что вот сейчас она ответит, что едва слышимый треск на линии сменится её низким, подёрнутым обидой голосом, который отчитает его за излишнюю навязчивость. Она ведь просто наказывала его, правда? Просто не хотела с ним разговаривать, потому что он нарушил протокол? Или уже спускалась в лифте к основному отсеку и через пять минут заговорит с ним вживую… Он провёл рукой по волосам и нажал кнопку интеркома. — Джейсон! — Да, сэр. — Проверь сигнал Никиты. Из динамика послышался быстрый стук клавиш и напряжённое дыхание. С каждой секундой сердце молодого стратега билось всё чаще, и в голове атомным грибом вырастали ужасающие варианты. — Джейсон! На линии повисло неловкое молчание. — Сэр… — Говори уже! — Сигнал отсутствует. Саймон замотал головой и ухватился за стену, чтобы не упасть. Как могло это снова произойти? Как мог он отпустить её просто так, без охраны, даже не спросив, куда она идёт? Почему он повёл себя, как абсолютный идиот? — Сэр, какие будут указания? — голос Джейсона вывел его из забытья. Стратег шумно втянул воздух и потёр переносицу. — Установи последнее известное местоположение. Снова бешеный стук клавиш и рваное дыхание. Чёрные мысли, множащиеся в геометрической прогрессии. — Сэр… Входящий вызов. — Соединяй! Экран мигнул, и в нём возникло изображение мужчины в круглых очках, с седой, аккуратно постриженной бородой. Саймон знал это лицо, как свои пять пальцев. Отдел безуспешно охотился за ним последние несколько лет. — Она у нас, — произнёс Бен, пронзая Саймона хитрым снисходительным взглядом. — Что ты хочешь? Бен рассмеялся, но глаз с Саймона не спустил. — Я просто хотел посмотреть на человека, который в ближайшие сутки потеряет всё. Исторический момент — конец Первого Отдела… — Мы доберёмся до тебя, подонок! Я собственноручно… Связь прервалась, и на экране остались лишь белые полосы. Старший стратег сжал кулаки и сделал несколько глубоких вдохов. — Джейсон, удалось отследить? — Без вариантов, эти ребята знают своё дело. — Чёрт побери!.. Протокол 7. — Сэр, мы должны сообщить в Центр. — Я повторяю, протокол 7. — Есть… сэр. Саймон прервал связь и принялся ходить взад-вперёд, вырывая волосы из головы. Он не хотел признаваться себе, но знал, что надежда оставалась только на одного человека. *** Майкл лежал на больничной койке. Его кулаки были сжаты, челюсть напряжена, и под плотно закрытыми веками бешено вращались глазные яблоки. Галлюциноген больше не воздействовал на него, но отблески безумных видений всё ещё роились в голове голодными слепнями. Адам уронил вилку. Весь вечер он молчал, закатывал глаза к потолку и раздражённо вздыхал на малейшую просьбу. Любимые макароны с сыром оказались бессильны хоть немного задобрить его, и вот теперь половина из них оказалась на полу. Жир медленно впитывался в ковёр, и вилка блестела, словно вызов. — Адам, что случилось? — Майкл отодвинул тарелку и внимательно посмотрел на сына. — Здесь нет никакого Адама. Разве ты забыл? — съязвил парень. Его дыхание шумно вырывалось изо рта, и глаза сузились в щёлки. — Что случилось? — повторил Майкл. — Ничего нового, — Адам помотал головой и скривил губы в скептической ухмылке. — Просто кругом одни идиоты. И лжецы. — Это по поводу твоего проекта? Тебе сообщили результаты? Три недели Адам разрабатывал химическую формулу для научного проекта в школе. Майкл знал о склонности сына к точным наукам и пару лет назад подарил ему несколько приборов и реагентов. Адам устроил в подвале своего рода лабораторию и часами пропадал там, смешивая жидкости, нагревая пробирки и бормоча что-то себе под нос. — Какая разница? — буркнул парень. — Всё это враньё. Вся моя жизнь — враньё. Благодаря тебе. Несколько минут Майкл молча смотрел на сына, подбирая слова. — Мы сами определяем, что реально, а что нет, — наконец произнёс он. — Иногда во лжи больше правды, чем кажется. Адам фыркнул и махнул рукой, словно отгораживаясь от услышанного. — Уж ты-то точно определяешь, — процедил он сквозь зубы. — Определяешь, как меня зовут, где мы живём, что едим. Определяешь, что мне не нужно ничего знать. Что я растение, которое достаточно кормить и одевать! — Это неправда, — Майкл сглотнул ком в горле. — Тогда давай! Расскажи мне! — Адам хлопнул ладонью по столу. — Куда ты пропал, когда мне было три года? Что случилось с мамой? Почему у нас по всему дому запрятаны пистолеты, и мы вынуждены носить чужие имена?! — Твоя мама попала в аварию, — едва слышно произнёс Майкл. — Я вернулся, чтобы заботиться о тебе. Чтобы дать тебе нормальную жизнь. — «Нормальную жизнь»?! — парень расхохотался тяжёлым, намеренно громким голосом. — По-твоему, у нас всё нормально?! Майкл отвёл глаза и вздохнул. — Мы можем уехать, куда ты захочешь, — медленно сказал он. — В любую точку земного шара. Ты можешь поступить в любой университет и построить карьеру, окружить себя любимыми людьми, создать семью. Ты можешь сделать всё, что захочешь. Я здесь, чтобы позаботиться об этом. — Всё это будет враньём! — закричал Адам. — Я даже не знаю свою настоящую фамилию! — Разве это так важно? Адам замотал головой, словно не мог поверить услышанному. — Знаешь что? — выдохнул он, возная в отца чёрный взгляд. — Мне было лучше в детдоме. Я считал, что мои родители умерли. Лучше бы ты действительно умер! Лучше бы умер ты, а не мама! Это ты её убил, и не хочешь мне говорить! Ты с Никитой всё подстроил! Вы оба должны были сдохнуть! Вы! А не мама!.. Парень выскочил из-за стола и побежал вверх по лестнице. Даже на первом этаже Майкл слышал, как хлопнула дверь в комнату сына, и через несколько секунд включилась громкая музыка. Его руки дрожали, пока он собирал с ковра макароны и выбрасывал в мусорное ведро нетронутый ужин. В груди кололо, словно ржавой иголкой, и перед глазами всё плыло. Адам был прав — и неправ. Майкл не знал, как объяснить ему. Как заставить увидеть всё то, что у него есть, и перестать сожалеть о том, чего никогда не будет. Иногда ему хотелось просто выбить из него всю дурь, встряхнуть хорошенько. Но он пообещал себе, что никогда этого не сделает, никогда не поднимет руку на сына. В такие моменты было одно спасение — дорога и мотоцикл. Майкл завёл мотор и взрезал ночную тьму одиноким, неистовым воем. Холодный ветер бил ему в лицо, пока кожа не онемела, и слёзы в глазах не превратились в лёд. В груди всё так же горело, словно кто-то ворошил там кочергой. Руки окаменели, выкручивая скорость, требуя освобождения, прощения, конца… Когда он увидел, что несётся на заграждение, было уже поздно. Тело вдруг стало невесомым, словно пух, и под ногами разверзлась бездна. Он закричал, хватая губами воздух. — Симона! Вернись ко мне, Симона! Из прорези в двери шёл белый дым. Она не смотрела на него. Все глаза — на Спаркса. В дрожащих руках пистолет. — Слишком поздно! Что-то громко пищало и отсчитывало секунды. Кто-то тянул его за плечи. Он бился в дверь и кричал. Кричал её имя, пока не охрип. — Симона!.. Стало жарко. Невозможно вдохнуть. Треск пламени, белый дым. Тело снова сделалось невесомым, поднялось вверх, поплыло… Марион лежала у него на руках, бледная и неподвижная, словно кукла. В синем хлопковом платье и белых гольфах. Длинные ресницы отбрасывали тень на щеках. Просто спит. Он тряс её, но уже знал, что бесполезно. Она не послушалась его и пришла на демонстрацию. Ей слишком хотелось посмотреть на своего старшего брата и на «важные дела», которыми он занимается. Из её рта ползла струйка крови. — Нет, нет, нет!.. Майкл прижал её к себе и принялся качать, словно младенца. Она была холодная, такая холодная, и лёгкая, словно сделанная из бумаги. — Мишель! — Рене тянул его за руку. — Мишель, пора уходить! Он поднял глаза на своего лучшего друга и увидел направленный пистолет. — Ты умрёшь, потому что ни во что не веришь! Два резких хлопка, колени подкашиваются, в животе горячо. — Майкл! Нет! Елена закричала, словно её саму разрывали на части. По её щекам текли слёзы, она тянула к нему руки в последний раз. — Лучше бы ты действительно умер! Во взгляде Адама чернела ненависть. — Майкл! Он открыл глаза и с трудом узнал в светловосом мужчине старшего стратега Первого Отдела. Тот, должно быть, пришёл, чтобы снова допрашивать его. Допрашивать и пытать. — Ты любил её? Вопрос пробился к нему, словно сквозь туман. Майкл не мог понять, то ли это часть мучительного сна, то ли реальность. Он сел на кровати и молча посмотрел на молодого мужчину. — Если ты хоть когда-нибудь любил её, — Саймон запустил руки в волосы, — ты скажешь мне, где, чёрт возьми, штаб «Свинцового шторма»! Ты скажешь мне, или я убью тебя! Майкл потёр подбородок. Ему вдруг стало холодно, и по коже побежали мурашки. — Что случилось? — спросил он сорванным голосом. — Они взяли её, — Саймон сжал зубы и отвёл глаза. — Они взяли её.