Вдребезги

      Ивана не оправдали и посадили. Артур ждал его, рвя своё сердце в клочья, разбивая на сотни осколков, но страдания не помогли улучшить ситуацию.       Время умеет воровать у людей самое святое и дорогое. Когда Иван вышел на свободу, Артур встретил его с открытыми объятиями. Ожидалось чего-то большего, но Артур был рад тому, что предстало перед его взором, а предстал перед ним человек, обозлённый на весь мир, издёрганный, нервный. Артур взял с Ивана клятву, что больше никогда он не возьмётся за старое, не будет рисковать собой, а целиком отдастся тому доброму, неповторимому чувству, которое было у них до тюрьмы. Иван должен был это помнить! — Солнце моё, посмотри на меня, — Артур хотел заглянуть ему в лицо, угадать каждую его мысль по когда-то горящим от желания фиалковым глазам, но уловив потухший взгляд потускневших любимых глаз, бритт осёкся, продолжив: — Я ни с кем кроме тебя рассвет не встречаю. Не веришь? — Кёркленд взял в свои ладони широкую, погрубевшую ладонь Ивана, будто старается согреть своим теплом. — Помнишь, зимой, когда я забыл варежки дома, ты так грел мои руки?.. Помнишь ли? Конечно же, ты…       В ответ, Брагинский лишь отдёрнул руку от Артура, словно бы никогда его и не знал.       Как оказалось, этого тёплого момента с варежками он не помнил. Может, и оставалось в его душе воспоминание о прежнем счастье, но было оно как тень по сравнению с чем-то живым. В Иване не было прежнего отношения к Артуру. Напротив, через некоторое время Кёркленд почувствовал, что Брагинский им тяготится, хочет чего-то нового. Осознание пришло внезапно, прошибло, будто летящий на скорости грузовик. Именно такая скорость поразила Артура в самое сердце.       А совсем скоро Иван стал совершенно другим, холодным: ложась с Артуром в одну кровать, между двоими мало что происходило, максимум, что Брагинский мог дать Кёркленду, так это ласки, от которых получал скорее отвращение, чем удовольствие, да и поцелуи были уже не такими пылкими, как когда-то раньше. Теперь ночью времени больше оставалось на крепкий и здоровый сон. Ивану, должно быть, спалось хорошо, а вот Артуру, судя по заплаканным глазам и мокрой от слёз подушке было больно понимать, что рядом с ним спит не его любимый. Это явно кто-то другой. Кто мог совершить такую ужасную подмену?       Последней каплей стало, когда Иван показал Артуру на выход. «С вещами на выход», — так звучала его фраза, после которой Кёркленд ощутил в себе несколько порхающих бабочек, но почему-то со стальными, острыми крыльями, нестерпимо режущими нутро и задевая и без того израненное сердце. — Хорошо, — сказал Артур, взяв с собой всего лишь маленькую дорожную сумку, — живи по новым понятиям, только береги себя! Я-то сам, пока ждал тебя, давно подсел на кокаин. Только из него и черпаю прежнюю остроту восприятия, только употребляя его, я всё ещё чувствую себя живым. — Он уже вышел за порог квартиры, потом вернул взгляд на Ивана, на уже чужого Ивана, не его. — Знаешь, ещё никогда в жизни я не был так влюблён, но меня ты отпустил. А я ведь всё ещё влюблён, солнце моё. — Он копал могилу их уже несуществующим отношениям.       Но Иван не умел себя беречь. Он снова взялся за торговлю наркотиками, словно не было в его жизни того звона разбившейся чаши его с Артуром счастья, словно не понял он той цены, которую приходится платить тем, кто попался, кто совершил ошибку! Долго бизнес не продлился. Брагинского повязали как рецидивиста.