Топором и мечом, солью и камнем, железом и кровью

Эурон Грейджой уже давно облюбовал это дикое, пустынное место. Небольшой остров Каменный Рог лежал к северо-востоку от Сосцов, где Узкое море сливалось с бескрайними просторами Студеного. Удобная глубоководная бухта давала укрытие кораблям. Отвесные скалы, источенные волнами, были пронизаны пещерами, которые служили надежным приютом его людям; до некоторых можно было добраться лишь на лодке или вплавь. Неподалеку был источник пресной воды. Сюда они чаще всего возвращались после набегов на берега Вестероса, здесь его моряки чинили корабли, зализывали раны, предавались пьянству и разгулу. Сам Владыка Железных островов, как он продолжал именовать себя, занимал круглую каменную башню — заброшенный маяк, построенный в давние времена браавосийцами. Башня и дала островку название; ее черный остов с обломанными зубцами высился на остром скалистом мысу, продуваемом всеми ветрами. Стены, сложенные из огромных глыб, были осклизлыми от плесени и водорослей, деревянные перекрытия нижних ярусов сгнили и обрушились внутрь. Наверх вела узкая крутая лестница, которая вилась по внутренней стороне стен. Эурон стоял на плоской крыше башни, вглядываясь в серую, ненастную даль моря на западе. Ветер раздувал его длинный плащ, трепал темные волосы, собранные в косицу. Клубящиеся тучи принесли с собой дождь, который мелкими каплями осыпал его неподвижную фигуру. Там, за морем, его враги. Те, кого он люто ненавидел, те, чью гибель он готовил. Те, кто отнял у него Железный Трон и власть над Вестеросом, которой он так жаждал и которой — единственный — был достоин. Теперь злоба глодала его куда сильнее, чем раньше, когда его гордость еще не была уязвлена. Если бы эта шлюха Серсея не сдохла так бездарно от выкидыша, все было бы по-другому… конечно, он убил бы и ее, и ее отродье, но не раньше, чем вступил с ней в законный брак. А теперь на Железном Троне сидит выскочка с Севера, с его идиотским благородством и замшелыми представлениями о чести. Как такому безмозглому корольку удалось провести его в Сумеречном Доле?.. Это все старик, его Десница, даром что столько лет промышлял контрабандой, как крыса… он потерял там лучших людей, самых отчаянных своих капитанов, и сам едва сумел уйти на «Молчаливой». Племянница, наверное, была радехонька… правительница Железных островов, тварь… жаль все-таки, что не убил тогда. Но кто бы мог подумать, что малыш Теон — этот сопляк без члена — осмелится придти и освободить ее… Сладко вспомнить, как всадил нож ему в сердце, и как взвыла при этом его сестрица. В ее вопле была настоящая, истинная боль. А ведь она молчала, даже когда он драл ее, как последнюю сучонку — ибо знал наверняка, что для нее это хуже всего… Но он до нее еще доберется… до них всех. Грядет новое время, а эти глупцы безнадежно отстали. Все они не принимают всерьез слова драконьей королевы. Одни считают их бредом спятившей, полоумной бабы, другие — сказкой, в которую этим трусам так хочется верить. И только он, он один понял, что она говорит правду. Он недаром столько лет бороздил моря к востоку от Асшая и к западу от Вестероса… Припоминая странные явления, которые он наблюдал, и сопоставляя их с доходившими до него отрывками проповеди Дейенерис, он стал догадываться, что все это — части одной картины, одного замысла. Он хорошо помнил те воды, где корабли не могли продвинуться дальше ни на фут, словно какая-то потусторонняя сила удерживала их… они начинали вертеться, как беспомощные скорлупки, даже если ветер был попутным. И сами морские волны, казалось, разбивались там о невидимую преграду и с ревом катились назад, грозя потопить его суда. Но то было еще полбеды: люди в тех местах начинали сходить с ума, мучиться жуткими видениями, а между тем, люди эти были отчаянные храбрецы и отъявленные головорезы… но иных приходилось привязывать к мачтам, чтоб не бросились за борт. Однажды привязывали и его самого, да только трепаться об этом им не пришлось — он вырезал языки всем до единого. Лишь когда они, измученные бесполезной борьбой, поворачивали вспять, этот сверхъестественный ужас понемногу отпускал. И все это странным образом соотносилось со словами Дейенерис Таргариен о каком-то невидимом куполе, который якобы ограждает их мир и отделяет его от другого, гораздо более обширного. Богатства того мира неисчерпаемы, говорила она, а люди там великодушны и справедливы. А стало быть, слабы. Что ж, на овец всегда найдется волк… или кракен. Эти мысли уже давно не давали ему покоя. Жажда власти снедала его, пламя мести и злобы неумолимо жгло. Но он знал слишком мало, чтобы что-то предпринять. До этого дня. Ибо теперь в руках у него был человек, который знал гораздо больше. И он найдет способы заставить этого человека расстаться со своими секретами. Мрачная усмешка искривила губы Эурона. О да, он будет говорить… * * * Его заманили в ловушку обманом. Какая-то женщина в порту Королевской Гавани остановила его и сказала, что жизнь королевы в опасности, и медлить нельзя. Она говорила так горячо и убежденно, что он, обеспокоенный, пошел за ней. Но едва он вступил под арку полуразрушенной стены в одном из закоулков за Грязными воротами, как сверху упала густая прочная сеть, которая опутала его и лишила возможности пустить в дело меч. Несколько человек сразу же набросились на него, повалили, обезоружили и связали. Дождавшись темноты, они перенесли его в лодку, а затем подняли на борт какого-то корабля. Он не мог видеть, какого — вонючий мешок на голове скрывал от его глаз все вокруг, кляп во рту не давал дышать. От того и другого его освободили, лишь бросив в тесную и темную каморку в трюме. Его тюремщики, приносившие скудную пищу и затхлую воду, не говорили ни на одном из известных ему языков, а если и говорили, то оставались глухи к его вопросам. Плаванье оказалось долгим, и у него было довольно времени, чтобы обдумать то, что произошло. Кому понадобилось его похищать? И зачем? С тех пор, как он стал изгнанником, жизнь его всегда стоила немного, и сейчас — не больше, чем когда-либо. Так что в заложники он не годился. И все же… он был человеком королевы, а у нее имелось достаточно врагов — и в Вестеросе, и в Эссосе. Она сделала бы все, чтобы вернуть его — в этом он не сомневался. Слишком долгий путь они прошли вместе. Она ценила его и была искренне к нему привязана. Он хорошо понимал, что она никогда не ответит на его чувства. Но в служении ей он хотя бы отчасти утолял ту жажду, что никогда не покинет его — смотреть на нее, слышать ее голос, изредка прикасаться к ней. А теперь… возможно, он больше никогда ее не увидит. Он не боялся смерти, но жалел о своей глупости, которая не позволит ему узреть мир, преображенный ее усилиями и трудами. Наконец пришел день, когда корабль встал на якорь. Перед тем, как вывести наружу, ему скрутили руки за спиной и снова надели мешок на голову. Пожалуй, эти предосторожности были излишни — от недоедания и слабости он шатался и едва ли поднялся бы на палубу сам. Его вытащили наверх и перевезли на берег в лодке. Было холодно и ветрено, моросил дождь, который вскоре вымочил его до нитки. Почувствовав под ногами твердую почву, он понял, что испытания, которые ему предстоят, близки. Некоторое время его вели по каменистой тропе, крепко держа с двух сторон. Потом он ощутил по ногами крутые, скользкие ступени. Повеяло стылой сыростью подземелья. Руки, связанные за спиной, притянули к железному кольцу, вделанному в каменную стену. И лишь после этого с головы сдернули мешок. В первый миг тусклый свет факелов почти ослепил его и заставил зажмуриться. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой высокую худощавую фигуру в длинном черном плаще. Мокрые от дождя темные пряди, выбившиеся из косы, небрежно падали на плечи. Левый глаз закрывала черная повязка; правый же, светлый почти до белизны, был внимательным и безжалостным, как у хищной птицы, придавая зловещий вид правильному, даже красивому лицу. Увидев раз, это лицо было трудно забыть. Еще перед войной, на тех переговорах в Драконьем Логове… — А вот, наконец, и мой желанный гость! Приветствую тебя, Джорах из дома Мормонтов! — в голосе Эурона слышалось мрачное удовлетворение и неприкрытая издевка. — Грейджой… — в пересохшем горле першило. — Так это ты устроил всю эту хрень, сраный Кракен?! За каким… — ему наконец удалось сплюнуть. — Со мной тебе не повезло, приятель… Поверить не могу — ты последний на этом свете болван, если не знаешь, что я гол как сокол! Тебе не сказали? Ах, ну да, твои пропахшие тиной ублюдки неразговорчивы… — Разговорчивым я режу языки, от этого они служат только лучше, — расплылся в улыбке пират, ничуть не впечатленный его напором. — И ты тоже раскроешь пасть, лишь когда я разрешу — но уж тогда выложишь все как на духу, поверь мне. Мы за тысячу миль от Королевской Гавани, и если тебе дорога твоя никчемная жизнь… Мормонт рассмеялся сухим, лающим смехом. — Ты знаешь, чем напугать… Да я уже прожил гораздо дольше, чем мог рассчитывать. И куда дольше, чем заслужил! Я, может, и похож на старый кусок дерьма, но я рыцарь и смерти не боюсь… Ты враг, Грейджой, — враг моей королевы, а значит, плевать я хотел на тебя и твои угрозы. И ничего другого ты от меня не услышишь! — Услышу, поверь. Ты станешь говорить, Мормонт, еще как станешь. Для этого тебя и привезли сюда, старик. Слушай меня внимательно: я хочу знать все о тех людях, богах или демонах, с которыми твоя драконья сучка встречалась в Краю Теней. Кто они? Чего хотят? Как их найти? Отвечай, и быть может, — кто знает, вдруг я проявлю не свойственное мне милосердие, а, Мормонт? Еще увидишь свою Дейенерис, свою короле-е-еву… Ты ведь этого хочешь больше всего на свете, так? Со-о-охнешь по ней, старый дурак, — глумливая ухмылка скользнула по лицу Эурона, когда он увидел, как дернулась щека рыцаря. — Я не знаю, зачем это тебе, но не сомневаюсь, что ты замыслил что-то против нее. Мой тебе совет — не пытайся, заползи обратно в ту щель, куда тебя загнали, пока не поздно. Дейенерис тебе не по зубам. А я уж точно не стану тебе помогать — слова не скажу. — Что ж, гордая речь. Но поспешная. И мы скоро узнаем, насколько. Он сделал знак рукой, и из темноты выступил человек могучего телосложения в кожаном переднике. — Растяни его, — равнодушно бросил Эурон, развалившись на скамье у стены и небрежно отхлебывая из большой чаши. Но глаз его цепко следил за пленником. Мормонт ответил ему бестрепетным взглядом и вдохнул полной грудью, собираясь с силами. Боги мои, помогите мне выдержать это ради нее. Палач, безмолвный, как и другие слуги Вороньего Глаза, связал его босые ноги и прикрепил к ним тяжелый камень; стягивающая запястья веревка была переброшена через перекладину под потолком и закреплена на колесе. Вслед за кивком Эурона палач начал вращать колесо, веревка натянулась, и руки Джораха неумолимо потащило вверх, в то время как ноги под весом камня не могли и на дюйм оторваться от земли. …Он уже не помнил, сколько раз терял сознание от невыносимой боли, когда выворачивались суставы, разрывались сухожилия и кровь выступала из-под веревок на руках и ногах. Его приводили в себя, обливая морской водой, отчего раны начинали гореть, и пытка продолжалась. Он потерял счет времени, отключаясь всякий раз, когда получал недолгую передышку. Тело его рвалось на части, в нем страдала каждая жилка, каждый мускул. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, не испытав при этом жгучей боли. Губы были искусаны в кровь, и все же иногда он не мог сдержаться и кричал. Но решимость выстоять не покидала его, дух оставался твердым. Она никогда не узнает, как он умер, и это к лучшему. Но сам он был готов на любые муки ради нее. Ради того, чтобы она осуществила свою мечту, сделала мир лучше, и никто не смог помешать ей. Приходя в себя, он снова и снова видел перед собой бесстрастное лицо Грейджоя. Он заметил, что губы пирата были черно-синими от вечерней тени. Значит, то, что он слышал — правда, и этот безумец действительно пристрастился к вину колдунов… Опьяненный мерзким снадобьем, Эурон становился еще страшнее и безжалостнее. Особая проницательность или какое-то темное колдовство, казалось, позволяли ему читать в сердцах. Наклонившись над Джорахом, он шипел ему в самое ухо: — Ты долгие годы мечтал только о ней, не так ли? Каково это — любить женщину и каждый вечер видеть, как она уходит в спальню с другим? Представлять, как она отдается ему, какие слова шепчет, как стонет под ним? В глубине души ты считал это несправедливым, признайся… Но это не самое горькое. Подчинив себе Семь Королевств, я не упущу такую красотку, клянусь. Последняя из рода Таргариенов, драконовластных королей — она стоит многого. Она родит мне сыновей, которые унаследуют ее силу и мою власть. Я сам их воспитаю. А с ней… о, ты увидишь, что я буду делать с ней. И тогда твоя нынешняя боль покажется тебе лишь легким неудобством. Я уничтожу все, что тебе дорого, а ты будешь смотреть… Ради того, чтобы ты увидел это, я не стану убивать тебя, Джорах Мормонт. Даже если ты будешь молить о смерти как о величайшей милости. И все же, несмотря на пытки и издевательства, он молчал. Час за часом, день за днем, ночь за ночью. Он и сам не знал, откуда в нем столько сил. * * * Его держали в подземелье под башней Эурона. Когда мучители уходили, его приковывали к стене короткой ржавой цепью. Как будто он мог бежать. После того, что сделали с его телом, он и на ногах бы не устоял. Наверное, они заботились о том, чтобы он не свел счеты с жизнью. А ведь такие мысли — трусливые, малодушные — приходили ему в голову. Как хорошо было бы разом покончить со всем этим: избавиться от мучений и заодно оставить Грейджоя ни с чем. Для этого нужно лишь доползти до моря… а оно было совсем близко, он слышал шум бьющих в каменный берег волн и резкие крики морских птиц. Постепенно мысль о море стала для него искушением, навязчивой идеей, желанным концом этого затянувшегося поединка. Но все закончилось иначе. Однажды ночью Эурон пришел снова, один. Он закрепил факел в стенной скобе и склонился над распростертым на земле пленником. Лицо его дышало холодной ненавистью. — Ты здесь всего лишь девять дней, Мормонт, и посмотри, во что ты превратился. Ты жалкая гниющая развалина. Я знаю твои мысли. Ты думаешь, что мне не удалось сломать тебя… Да, ты ничего не сказал, хотя и дорого заплатил за свою гордость. Но все было напрасно, и сейчас ты это поймешь. Он рывком приподнял бессильное тело и усадил пленника, привалив к стене. Схватил за волосы и запрокинул его голову. — Смотри на меня, Джорах Мормонт, смотри внимательно. Грейджой приблизил свое лицо к самому лицу рыцаря и внезапно снял повязку с левого глаза. Но пустой глазницы там не было. На него смотрел в упор ВОРОНИЙ ГЛАЗ Эурона — страшное красное око с черным зрачком, парализующее разум, отнимающее волю. Самым ужасным было то, что от него невозможно было оторвать взгляд. Огненная воронка с черной дырой внутри словно затягивала в себя. И Мормонт погрузился в нее, упал в бездонную темную яму, перестал понимать, кто он и где находится. Откуда-то извне до него донесся спокойный холодный голос: — Ответь мне, как встретиться с теми, у кого была твоя королева? Где искать их? Некоторое время стояла тишина. Потом он с удивлением услышал собственный голос, отвечавший монотонно и односложно. Казалось, что говорит кто-то другой, и слова эти, как камни, падают на дно колодца, в который он провалился. — Обычный человек не войдет к ним. Там, в Стигае, я не смог, как ни пытался. Я боролся с какой-то невидимой силой, а потом… потерял сознание. Только королеве Дейенерис это удалось. — Как дать им знать, что я желаю говорить с ними? — Их посланница — Мелисандра, Красная жрица Рглора. Она в Староместе. Она скажет, как их найти. — Что ты несешь? Мелисандра была сожжена в Королевской Гавани во время войны с мертвыми. — Да, это так. Но в Стигае я вновь видел ее живой. Она говорила со мной, когда я очнулся. Это какая-то магия… — Что она сказала тебе? — Что моя госпожа жива и здорова. И велит мне возвращаться в Вестерос, к королю Эйегону. И что сама она тоже вернется, когда ее дитя подрастет. — У нее есть ребенок? Где же он? — Он остался у них… по ту сторону. Чтобы учиться у них. Чтобы знать все, что знают они. — И что потом? — Потом он придет сюда, и тогда невидимая граница между нашим миром и тем… исчезнет. — Назови мне его имя. Имя? — Его зовут Эддард… Нед. * * * Эурон вышел из подземелья, пошатываясь. Упрямец, тупой и фанатичный, как все северяне! Ему пришлось-таки прибегнуть к последнему средству. Безотказному средству. Жаль только, что плата за магию была слишком высокой. Теперь ему предстояло несколько суток горячечного бреда и полной немощи. И потому он лишь изредка использовал власть черного глаза. Он запрется в своей башне и подождет, пока силы вернутся… Ни одна живая душа не знает его тайны; иначе поползут слухи, и весь этот сброд перестанет бояться. Между тем, только страх, да еще его баснословная щедрость были той силой, что удерживала их в повиновении. …Это произошло во время его первого далекого плаванья. Он оказал важную услугу могущественным жрецам из Квохора и заключил с ними сделку. Воспоминание о том, как он, совсем еще юнец, выдержал жуткий кровавый ритуал, всякий раз вызывало в нем мрачную гордость. Тогда он и получил, что хотел. Человек, на которого смотрел его черный глаз, лишался способности сопротивляться, терял собственную волю, а самое главное — не мог лгать. Он впадал в измененное гипнотическое состояние и отвечал на любые вопросы. Славно было и то, что потом бедняга все помнил, но не мог уяснить, как же его сломали. Кое-кто сходил с ума, не в силах вынести свой позор. А потом и они, и все прочие уносили тайну в могилу. Эурон с трудом поднялся по крутым ступеням на верхний ярус башни, где были его покои, и задвинул за собой тяжелый дверной засов. Не раздеваясь, рухнул на ложе. Голову раскалывала боль, тело не повиновалось. И каждый следующий раз это продолжалось дольше. Ничего. То, что мертво, умереть не может. Он выдержит и восстанет вновь, сильнее и крепче. И тогда… Он найдет Мелисандру или того, кто скрывается под ее личиной. Найдет и во что бы то ни стало добьется встречи с ее господами. Если все так, как говорит Дейенерис… о, тогда он сумеет достичь своей цели! Он с усилием протянул руку и ощупал тяжелый, окованный железом ларец из старого дерева, стоявший в изголовье постели. Он здесь, величайшее из моих сокровищ. Придет время, и он поможет мне стать владыкой Семи Королевств. Потом рука его упала, открытый правый глаз словно остекленел. Видения окружили его. То были видения победы, триумфа. Вот он во главе своих людей врывается в Королевскую Гавань: город наполнен ужасом, а он убивает, убивает направо и налево, и никак не может напиться кровавым вином бойни… Перед ним горящие чертоги Красного замка, и меч его поворачивается в груди короля, а тот хрипит в предсмертной муке, закатив свои красивые глаза, — и вот уже голова со спутанными кудрями торчит на пике… связанная беловолосая женщина с фиолетовыми глазами, которую он насилует, изливая семя в ее лоно… огромный черный дракон, послушный его воле, поднимает его высоко в небо и обрушивает бешеное пламя на города и замки далеко внизу… И вот новый владыка восходит на Железный Трон. На челе его стальной венец с тусклым кроваво-красным камнем. Король Эурон из дома Грейджоев, первый своего имени.