POW Пэ Джухён
— Ну что? Как свидание с моим братом? — парень подходит ко мне со спины, выдёргивает мой наушник, привлекая этим внимание, а после тянется к стакану, который находится у меня в руках. Я спешу отодвинуть от себя бумажную ёмкость с напитком, лишь бы Чон не дотянулся до неё. — Не бойся, я не ходячая зараза, так что не строй из себя брюзгу, — снова делает попытку, и я решаю позволить ему сделать глоток. Лицо Чонгука меняется на глазах и становится удивлённым, когда жидкость попадает на язык, но не обжигает от высокой температуры, а оседает с приторным послевкусием — внутри был алкоголь, замаскированный под чай. — Это лучший утренний напиток, который я пробовал. Но с чего ты пьёшь так рано? — Чтобы пережить твоё присутствие, — убираю плеер с наушниками в рюкзак и отбираю стаканчик у Чона, который улыбается, как чеширский кот, показывая мне все свои ровные и белоснежные зубы. — Прости, — поднимаюсь с лавочки, находящейся во дворе университета, и слышу голос Чонгука, пропитанный сожалением. Поворачиваюсь к нему лицом и сталкиваюсь с глазами, отличающимися от глаз Хосока, — в них есть надежда и жизнь, в тех же плещется тьма, высасывающая всё живое и оставляющая после себя только пустоту, постепенно заполняющуюся страхом. — Давай только без телячьих нежностей, — смотрю безразличным взглядом, потому что извинения мне его не нужны, даже если я не знаю, в чём он провинился передо мной. Я не хочу чувствовать ложное чувство вины. — Джу, — парень поднимается со скамейки и приближается, снова забирая у меня из рук стакан. — Он не любит плохие привычки, — Чон демонстративно снимает крышку, прячущую содержимое, и наклоняет ёмкость с жидкостью вниз — из неё тонкой струйкой начинает литься кола, смешанная с виски. — Ты тоже не идеальный. — Здесь много камер, они могут поймать тебя за вредными привычками. Я помогу тебе выжить в нашей семье. Смотрю на Чонгука и хочу верить его словам, потому что одна я точно сломаюсь и собрать себя не смогу. Вчерашнее свидание с Хосоком тому подтверждение. То, что он сделал с подростками, — ужасно, можно считать, он их освежевал, как животных, которых в скором времени подадут, как горячее блюдо на шведский стол. Только вот людей преподносят иначе — как высшее искусство. Они становятся картинами. Для него люди — это материал, приносящий прибыль, и неважно, живой он или мёртвый, выгода должна быть в любом случае. Всегда. Даже я являюсь в большей или меньшей степени ресурсом для будущей пользы. Хосок главный палач этого кровавого бала, на который он лично прислал мне приглашение, и отказ не принимается. Как бы я ни боялась, но из-за того, что я рядом с ним, моё тело срабатывает как два поля магнита, и отрицать этого я не могу. Меня притягивает и отталкивает одновременно. Чон знает: его мрак поглощает меня, и огонёк моего света не победит эту тьму. Он постепенно надевает на меня оковы, благодаря которым ему вскоре окончательно удастся взять мою жизнь под контроль. Я всё равно хочу верить в свои силы. И даже если он будет контролировать всё, то мою жизнь по-прежнему не сможет. Ложь. Сможет. Я уже под контролем. Каждый раз после того, как душераздирающие события приходят в мою жизнь, я плачу, рыдаю и кричу в подушку, лишь бы эти кровавые воспоминания покинули мою голову навсегда. Кто-то может к этому привыкнуть, но… Я делаю только вид. Надеваю иллюзорную маску привыкания, на самом деле каждый раз ощущая себя на месте тех людей, которые недостойно расстаются с жизнью не по своей воле. Им даже выбор не дают. Хотя… Выбор есть всегда. Улыбаться в этом мире желания нет, дорожки от слёз не успевают высыхать, как по ним снова бегут капли солёной воды, оставляя новые следы мук. У меня не переставая плачет душа. Она с самого моего детства получает незаслуженные ранения. Только вот если в глубинах себя я медленно умираю, то снаружи пытаюсь дарить миру самую фальшивую улыбку, которую я только способна из себя выдавить, хотя она наполнена отнюдь не счастьем. Я в порядке… — Это глава второго дома? — от поглощающих меня мыслей спасает вопрос Чонгука. Парень смотрит за ворота университета, у которых стоит припаркованная машина Намджуна, а сам хозяин облокачивается на капот автомобиля, ведя с кем-то бурную беседу. — Что он здесь забыл? — слова слетают с моих губ на автомате, когда я поворачиваюсь к Киму. Замечая меня, он один раз машет рукой в нашу с Чонгуком сторону, а после просто продолжает смотреть неотрывным взглядом. Лучше бы он этого не делал. — Он так мило помахал рукой в нашу сторону, что мой живот наполнился бабочками, — шутит Чонгук, а я лишь усмехаюсь его наигранно-романтичному тону. — Убей своих бабочек, этот зверь им не под силу, — отвечаю ему в его же манере и чувствую, как на моё плечо ложится чужая рука. — Лучше закончи общение с ним, если оно имеется, — низким и серьёзным голосом проговаривает каждое слово Чон, предупреждая меня о последствиях общения с главой второго Дома. Его слова — как будто гвозди, вбивающиеся в мою голову без шанса быть вытащенными. — Я ничего ему не говорю, а вот его люди… — Я поняла тебя, — шёпотом, одними губами отвечаю Чонгуку, который внимательно смотрит на Намджуна. — Но он мне не друг, а названный «брат», — специально делаю акцент на слове «брат», лишь бы наследник понял — между мной и Кимом ничего нет и быть не может. Если младший Чон поймёт меня не так, то и старший последует его примеру. — Я тебя пойму, но Хосок не поверит в вашу душевную любовь, а вот в то, что ты стонешь под ним, — да, — уже более лёгким тоном произносит Чонгук, а у меня только волосы дыбом встают от того, к чему меня могут привести неверно сделанные шаги. — Неужели он думает, что я сразу отдам ему своё сердце? Если так, то он ошибается, — делаю один шаг назад, а после разворачиваюсь и направляюсь к машине Намджуна. Глава начинает улыбаться при виде моего приближения. Его улыбка, в отличие от моей, была радостной, несмотря на то, что он живёт в аду. Он обходит всю грязь, встречающуюся на пути, стороной, тогда как я прохожу сквозь это дерьмо, отмыться от которого не могу с самого детства. Но если я живу, как наблюдатель, то Намджун находится в эпицентре этого уродского маскарада. Что творится в его голове? — Поехали отсюда быстрее, меня уже тошнит от этого места, — кидаю парню на ходу, быстро проходя мимо него, и сажусь в машину на водительское место, своим жестом заставляя Кима занять пассажирское место рядом со мной. Я в порядке…***
Вдавливаю педаль газа в пол и чувствую, как машина оживает — у неё нет определённого маршрута, который я бы могла ей задать. Она просто едет, оставляя проблемы позади. Смотрю на спидометр, на котором стрелка стремится вверх, показывая, насколько быстро машина скользит по проспекту. Нарастающая скорость вдыхает в груду металла новую жизнь, она уворачивается от препятствий на своём пути, которые пытаются остановить её или затормозить, не давая избавиться от проблем, что преследуют тенью. Свобода — это именно то, что приносит скорость. Она спасает, но в тоже время топит эмоции под звуки завывания ветра, проникающего внутрь салона через открытое окно. Он играет и запутывает мои волосы так, как ему угодно. Но скорость — это мощь. Бояться скорости не надо, ей надо довериться. Нежно обхватываю руль двумя руками и чувствую пульс автомобиля так же, как и он ощущает мой. Стремление вперёд — разновидность экстаза, попробовав её, уносишься в глубины неведомой свободы, в которой я так сильно нуждаюсь. Мчусь по мосту, обгоняя машины, встречающиеся на пути, и непроизвольно думаю, что я похожа на птицу, парящую над морем. Морской воздух и дух свободы затуманивают разум, позволяя забыть мир, в котором я существую. Мир, что убивает жизнь. — Твоя любовь к скорости не пропала? — Намджун тянется к бардачку и достаёт оттуда солнцезащитные очки, надевая их мне на глаза, — прячет от ослепляющего света. — Именно эта любовь и будет вечной. Ты же знаешь, я люблю контролировать скорость, — поправляю очки, что неровно сели на нос благодаря Киму, и снова устремляю взгляд вдаль, внимательно следя за тем, что творится на дороге. — Я вчера хотела тебя поздравить, но ты был занят, — делаю паузу и усмехаюсь сама себе, потому что догадываюсь, чем был занят Намджун, пусть он это и тщательно скрывает. Хочет благоухать свежестью после грешной ночи. — Как повеселился? — У меня была встреча с лейтенантами, — быстро и уверенно произносит Ким, и я отчего-то верю его словам, догадываясь, что после коронации нет времени для празднований: ты идёшь работать в два раза усерднее, чем до этого. Но работал или веселился Ким — знает только его совесть. — Надеюсь, всё нормально, война не намечается? — пытаюсь пошутить, но получается паршиво. Ни мне, ни Намджуну не смешно. Мы знаем: зарекаться здесь нельзя. Последняя война кланов была пятнадцать лет назад. Она длилась пару месяцев, но, будучи ребенком, я ощущала её присутствие не долго — всего лишь около одной недели. Тогда меня с сестрой и мамой отец внезапно отправил в Китай, под крыло клана Мин, являющегося нашим союзником. Они защищали нас и прятали за стенами своего Дома. Один раз врагам удалось проникнуть туда, где мы скрывались… Это была самая нервная неделя, которую мне пришлось пережить в детстве. Мама пыталась всё держать в себе, но я и Гурин чувствовали её волнение, и оно постепенно заражало и нас самих. Она всегда говорила, что всё хорошо и что скоро мы вернёмся домой. Только по возвращении в Корею нас встретил Сеул, искупанный в крови невинных, от которой он ещё долгое время не мог отмыться. Люди хотели незаконно править, и из этого получилась мафия. Мафия создаёт монстров, чтобы они переступали через закон. Монстры создают войну… Люди — это монстры, которые ходят и говорят по-человечески. Перед войной было пять кланов, но после неё стало четыре. Один просто стёрли, не оставив о нём ни единого воспоминания. Все, кто принадлежал пятой семье, исчезли в одну ночь… Монстры заставили их исчезнуть. Видимо, отец боялся, что его клан может стать тем, кто тоже исчезнет навсегда, забирая сердце и душу Дома Пэ. Именно поэтому глава отправил нас в китайский клан, который мог защитить тех, кого он любит. Нас. Тёмные переулки Сеула помнят, как по ним бежали реки невинной крови детей и стариков, случайно появившихся не в том месте и не в то время. Эта туча Ада висела над Кореей, уничтожая и сея хаос. Каждая минута жизни в то время давалась с огромным трудом. Люди, которые раньше могли ходить спокойно по улицам, теряли эту возможность из-за тех, кто делил власть. Ад покинул Сеул спустя пару месяцев, оставляя за собой шлейф трупов, бездыханные тела, которые не успевали оплакивать. В следующий раз, когда война вернётся, падёт уже не один клан, поэтому крови будет намного больше…. Человеколюбия нет в мафиозной войне. В каждом из нас прячется чудовище. Оно сидит глубоко в нашем сердце, но однажды вырывается наружу, накрывая людей безумием. Война многое забирает, оставляя после себя пустоту. Я боюсь будущего…***
Две недели, оставшиеся позади, были самыми спокойными в моей жизни. Чонгук всё больше заполучал моё доверие, как и я его. Страх, что он исчезнет, отсутствовал — даже мысль такая не проскальзывала. Я знала, кто такой Чонгук и кто за ним стоит. Чон лучшая кандидатура на роль друга, одобренная как отцом, так и будущим мужем. — Джу, — слышу голос матери, которая влетает в комнату с неизвестным мне мужчиной. — Поднимайся, — требовательным голосом твердит мама, подбегает ко мне, захлопывает ноутбук с недосмотренным сериалом, а после выхватывает из рук миску с чипсами. — Господи, ты ещё и отраву разную ешь, — она начинает трогать мои чёрные локоны своими тонкими пальцами и одновременно тяжело вздыхать. — Пожалуйста, сделайте из неё человека, — эти слова уже адресованы не мне, а мужчине, тихо стоящему за спиной госпожи этого дома и наблюдающему за метаниями женщины. — Опять ужин, — отклоняю голову, радуясь, когда мои волосы выскальзывают из цепких пальцев матери. — Нет, сегодня благотворительный вечер у президента, так что будь добра — позволь себя привести в порядок, — в тоне женщины я улавливаю железные нотки власти, не терпящие пререкания. — Я пошла к двойняшкам, а ты только попробуй что-нибудь выкинуть, — на этом она отходит от меня, что-то говорит мужчине и покидает комнату, оставляя меня наедине с мастером, который начинает раскладывать свои чемоданчики с женскими инструментами. Час или два, а, возможно, и все четыре со мной что-то вытворяют, пытаясь превратить уродца в фею. И мужчине это удаётся, потому что та, кого я вижу в зеркале напротив, сейчас совсем другой человек. Не я. Чёрные волосы заделаны в высокий хвост, концы прядей которого завиты в большие локоны, создающие лёгкость. Такая причёска подчеркивает мои оголённые плечи, делая их шире и создавая эффект превосходства. Платье на мне чуть выше колен, но его дизайн немного непривычен. Мне, той, кто привык носить свободные толстовки, теперь нужно весь вечер терпеть облегающую грудь и талию платья. Внизу платье расклешенное, похожее на распустившийся перевёрнутый бутон, и это дарит моим ногам свободу движения, не сковывая их. Цвет наряда градиентный, начиная сверху от нежно-розового и заканчивая внизу белым. В нём я выгляжу не как дочь мафии, а как английская принцесса, которую обвернули в розовую упаковку и преподнесли кому-то в качестве подарка. Платье сшито из настолько необычной ткани, что кажется, будто оно состоит из маленьких кусочков разбитого стекла, которые переливаются на свету. На самом деле это геометрические линии, обшитые прозрачными пайетками. На ногах — босоножки на высоком каблуке в цвет наряда. Мой образ завершает макияж, от которого веет весной и нежностью. Только смотря на себя, я понимаю задумку семьи. Я уже много лет не посещала такие светские приемы, потому что никто не заставлял меня на них присутствовать, но стоило мне стать преподнесённой клану Чон в качестве жертвы, обязанность идти на приём президента тут же появилась. — Ты такая красивая, — слышу за спиной детский голос, принадлежащий РиА, которая тоже преобразилась к предстоящему вечеру. — Хосоку точно понравится, — она так радостно произносит это имя, хотя оно и понятно — перед детскими глазами Чон, возможно, принц, а не кровожадное животное. — Вы уже с ним на «ты»? — поворачиваюсь к сестре, напоминающей мне ангела, который не успел увидеть настоящего мира. — Что-то не так? — немного обеспокоенно спрашивает она, на что я лишь улыбаюсь, только бы не посадить семя сомнения в маленькую голову. Пусть Чон будет для неё чем-то правильным. — Я так рада, что отец позволил нам с Суён пойти, — детские глаза снова загораются предвкушением от предстоящего банкета. Конечно, выйти в свет для девочки всегда немаловажно. — Надеюсь, тебе там понравится, — тянусь рукой к лицу сестры и тереблю её за пухлую щёчку, отчего она начинает нервничать и кричать о том, что уже не ребёнок, но для меня РиА навсегда останется маленькой девочкой. Я хочу, чтобы она осталась ею, не желаю, чтобы младшей сестре дали испытать всё то, через что прошла я. — Я тоже хочу, а ещё хочу подарить свой первый танец Чонгуку, — и тут меня как током бьёт. Слышу голос, пропитанный детской невинной любовью к тому, кого точно любить РиА не может. Даже если надежда у неё есть, Чон эту надежду растопчет и даже не обернётся. Я немного узнала натуру Чонгука, и этот человек не заинтересован в женской любви. Но сейчас мне приходится только молчаливо улыбаться на восторг сестры, потому что ломать детские мечты той, кто мне дорог, я не могу. Этот ребёнок первый раз испытывает любовь, которая ей не принесёт ничего хорошего. Пусть лучше она сама обожжётся, чем увидит во мне врага, мешающего её несбыточному счастью. Вмешиваться в её жизнь я не буду — я наплюю на свои принципы безразличия и вмешаюсь туда, куда не следует, только если жизни РиА будет угрожать опасность. Что ж, пока я просто наблюдатель. Вся семья покидает особняк и рассаживается по разным машинам. Глава, мама и двойняшки занимают один Рендж Ровер, а мы с Гурин садимся в другой. Только в нашем джипе на заднем сидении нет ни единого намёка на приятную атмосферу между двумя любящими сёстрами. Тёплых отношений между нами не будет. Никогда. — Как дела у Намджуна? — слышу сбоку противный голос Гурин, которая не выдерживает молчание. — Позвони да спроси, — «на отвяжись» отвечаю и прикрываю глаза. Желания разговаривать с той, кто из-за того, что стыдится своих чувств, ведёт себя с любимым человеком, как с каким-то отбросом, нет. Ким ей нравится, но она готова убить свою любовь и лечь под другого лишь ради красивой жизни. Только думая над этим, понимаю: отброс здесь только Гурин, не Намджун. — Ты всё такая же невежа, — цокает языком в мою сторону сестра, но я просто игнорирую её возмущение. — Как отец позволил такой белой вороне, как ты, вступить в первый клан? — Если так интересно, то подай свой мерзкий голосок и спроси его, — не открываю глаза, но говорю то, что первое приходит на ум. После моей фразы наша поездка продолжается в тишине, лишь изредка нарушаемой водителем, который кому-то сигналит. Как только моя семья преодолевает входные двери банкетного зала, я сразу стремлюсь покинуть общество своих родных. Сейчас хочу найти угол, из которого видно всё, что творится вокруг. Комната становится аквариумом, который заполняют как маленькие рыбки, так и хищные. Они плавают рядом друг с другом, но не соприкасаются плавниками. Одни боятся, а другие не замечают. Хищные акулы дышат страхом маленьких рыбёшек, прячущихся в морских водорослях и боящихся привлечь лишнее внимание. Хотя если приглядеться, то можно увидеть, как некоторые завистливо смотрят на тех, кому подвластно всё, в том числе и уничтожение мелких сошек. Люди всегда ненавидят того, кто лучше их. Внутри огромного зала уже достаточно влиятельных людей Сеула, занимающих разные положения в разных сферах бизнеса и политики. Везде столы для фуршета с изобилием закусок. Стройные официанты вальяжно разносят дорогой алкоголь, предлагая гостям искрящееся в бокалах игривое шампанское или же благородное выдержанное вино. Льётся легкая музыка скрипки, которая располагает людей для светских разговоров: каждый из гостей посещает такие мероприятия ради денежной выгоды и новых знакомств. — Мне кажется, ты убиваешь их взглядом, — чувствую на своей спине чужую ладонь, заставляющую обернуться и узнать, кто решил подкрасться ко мне со спины с таким жестом. Сталкиваюсь с Намджуном, который обходит меня и встаёт напротив, закрывая обзор на зал. Ким протягивает мне бокал с шампанским, и я принимаю, залпом выпивая игристый напиток. Смотрю за спину парня и вижу человека, управляющего нашей страной, — он пожимает руку тому, кто стал самым опасным для меня, а после его отцу. Клан Чон тоже прибыл на светский приём, жертвуя круглую сумму на благотворительность, которая в действительности их не сильно интересует, как и подавляющее большинство других гостей. Отрываю взгляд от силуэтов и возвращаю внимание к Намджуну. — Зачем подошёл? — ставлю пустой бокал на поднос, с которым расхаживает официант с идеальной осанкой, навивающей мысль о твердом душевном стержне. — Ты уже не наследник клана, а его глава, так что прекрати так себя вести, — смотрю на друга и замечаю, как Ким тянется пальцами к своей переносице, начиная её мять. Его точно начали раздражать мои слова. Злится. — Мы не виделись две недели, так трудно улыбнуться и сказать «привет»? — на выдохе произносит парень и поднимает на меня свой тяжёлый взгляд, скручивающий душу в узел, который мне не удаётся развязать. Ким друг, настраивающий на том, чтобы я приняла его заботу и заинтересованность, и как бы я ни пыталась увильнуть от его настойчивого внимания, оно обволакивает меня по самую шею. Я часто говорю слова, способные оттолкнуть, но только Намджун не все — он не позволяет вычеркнуть себя. Ким просто слышит то, что хочет, а остальное отфильтровывает и пропускает мимо ушей. — Здравствуйте, господин Ким, — решаю пренебречь неформальным приветствием и поздороваться официально, на что он лишь усмехается. Намджун меняет своё местоположение, что приходится сделать и мне, и теперь стоит только повернуть голову вбок, и я сразу же столкнусь с тем, кого видеть нет никакого желания. — Так что? — Ты должна мне помочь, — слышу, как меняется тон его голоса, приобретая серьёзные нотки. — Я тебе скину адрес, куда ты должна поехать, — моё любопытство о том, что происходит в компании президента и семьи Чон, берёт верх. Продолжаю слушать Кима, но голову поворачиваю в запретную сторону и смотрю на идеальный профиль Хосока: его глаза кажутся отстранёнными от разговора с собеседником, но в тоже время вид показывает, что нет никого, кто бы слушал президента страны внимательнее, чем он. На деле же именно президент внимательнее всех слушает четырёх глав Домов, потому что от них зависит, как долго продержится премьер-министр в своём кресле и проходит с головой на плечах. — Зачем? — отрываю взгляд от Хосока, которого сканировала глазами несколько секунд — ещё немного, и я бы потеряла связь с реальностью. Пытаюсь посвятить всё своё внимание Намджуну, который в первый раз за всё наше знакомство просит о помощи. — Я хочу, чтобы ты подружилась с человеком, который будет там, и защитила его в случае чего, — он переходит на шёпот, сводя громкость своего голоса к минимуму, — его можно услышать, только находясь непозволительно близко. — Из нас двоих не я глава второго дома, — произношу в его же манере. — Здесь даже моей силы мало, — он молча мотает головой, давая понять, что в данной ситуации у него связаны руки. — Джу, прошу, помоги, только скрой факт того, что это именно я тебя попросил. Он не должен знать, что ты знакома со мной. — Намджун, ты же знаешь, что должен просить у друга только то, что он может выполнить, — веду диалог с Кимом, но чувствую, что ещё чуть-чуть, и мне придётся молча опустить голову и молить всех богов о пощаде: я начинаю чувствовать взгляд, обвивающий меня, как колючая лаза. Она пытается поцарапать кожу и утянуть моё тело в сгустки липкой тьмы, одновременно протыкая его своими ядовитыми иглами. Молю, хоть бы он принадлежал отцу, а не будущему главе клана Чон. — Только ты можешь, — произносит Ким, а я мысленно уже знаю, что в будущем пожалею о своём согласии, но отказать ему не могу. Слишком многое этот человек делает для меня, не прося всё это время ничего взамен, кроме как найти друзей и стать открытой для мира, но это даже не просьба. И именно то, как говорит сейчас, и мольба, мелькающая в его взгляде, заставляют меня кивнуть головой. — Что происходит? — снова поддаюсь своему соблазну и поворачиваю голову, натыкаясь на него. Смотря на профиль Хосока, понимаю: он слишком идеален, чтобы быть человеком. Его будто Бог создал по своему прототипу, да вот только Чон не Бог, а дьявол, который фальшиво улыбается и говорит, как ему жалко, что какой-то вид животных исчезает с планеты Земля. Ему всё равно. Не смотри. Джу, перестань смотреть. Хочу взять горсть разных таблеток и отравить свой организм, только чтобы он перестал реагировать на того, кого я боюсь. Страх и желание стать ближе к монстру убивают меня, будто бы мы предназначены друг другу судьбой, против которой идти я не могу. Меня словно привязали к Хосоку красной нитью, и чем больше я пытаюсь себя вразумить, тем сильнее лента укорачивается, притягивая меня к Чону ещё ближе. Предназначенные друг другу судьбой существуют в мифах, но не в реальной жизни. — Джу, — слышу голос Намджуна, а после чувствую его руку на своём плече, выхожу из транса и смотрю на друга, который начинает мрачнеть с каждой секундой. Снова поворачиваю голову и вижу, как Хосок кланяется отцу и президенту, а после большими шагами направляется ко мне. С каждым его шагом я хочу сделать десять назад, лишь бы не чувствовать его присутствие, но нет. Сейчас я на открытом поле, где нет ни одного укрытия. Не подходи. — Позволишь, — первый раз он обращается ко мне на «ты» и дарит свою фирменную ничего не значащую улыбку. Намджун, стоящий рядом, сразу понимает, что происходит, и пытается перекрыть путь Чону. Хосок протягивает мне свою большую ладонь, несмотря на преграду, и ожидает момента, когда положу в неё свою. Поворачиваю голову в другую сторону и сталкиваюсь с хмурым взглядом отца — он требует моего безоговорочного подчинения клану Чон. Так легко отдаёт меня тому, кто не принесёт мне радости и не подарит любви, одну только боль. Намджун пытается спрятать меня за своей спиной. Уверена, Ким пойдёт войной, если потребуется, лишь бы вырвать меня из рук зверя. Знал бы Намджун, но ему пока ничего не известно. Возвращаю своё внимание к Чону, терпеливо ожидающему моего позволения. Уверена, Хосок не привык ждать. Обхожу Кима и добровольно кладу свою ладошку в ладонь Хосока, чувствуя, как рука парня сжимает мою и тянет на себя, притягивая моё тело ближе. Чон победно улыбается, словно забрал огромный кусок мяса из пещеры голодного дракона. — Подари мне танец, — шёпотом просит он прямо мне в губы, но я почти уверена: это приказ. Хосок выводит меня в центр зала, по-хозяйски кладя одну руку мне на бедро, а в другой продолжая держать мою ладонь — слишком маленькую по сравнению с его собственной. Сейчас он заставляет меня тонуть в нём, полностью подчиняя мои тело и разум себе. Бежать. Если в голове красным цветом горит слово «беги», то тело предательски не принимает сигналы, позволяя огню поглотить меня. Шаг за шагом я следую за человеком, от подарков которого к горлу поступает рвотный рефлекс, но сейчас мне охота на миг представить, что Хосок не глава клана, а обычный парень, никогда не убивавший и не стремившийся искупать людей в их же крови. Но это лишь моя фантазия, которая, как дымка, рассеивается, стоит только заглянуть в глаза Чона — он одним своим присутствием забирает жизненную опору, давая сыпучим пескам затянуть меня вниз. Я в порядке… Шепча в мои губы что-то, он затуманивает мой разум, будто змея, которая обвивает свою жертву, блокируя все её последующие движения. Всё тело принадлежит кукловоду, который плавными движениями ведёт меня в танце, кружа и направляя в правильное течение музыки. Огненные глаза Феникса пугают — от них хочется бежать, спасаясь, лишь бы не попасть под гипноз. Они смотрят в душу и буквально высасывают из жертвы жизненную энергию. Я тону и хочу тонуть в омуте тьмы, что плещется в его глазах. — Не сопротивляйся, — чужое дыхание обжигает мои губы, проникает в рот и будоражит изнутри. — Я могу дать тебе всё, что захочешь, только… — он не договаривает, потому что я поднимаю глаза на него и перебиваю. — Правда? — решаю собрать крупицы своей оставшейся смелости в кулак и посмотреть в неродные глаза, которые пугают и дают понять, кто здесь владеет силой, а кто простой смертный слабый человек. — Тогда дай мне свободу. — Ты просто хочешь сбежать, это не свобода. — Я по доброй воле не дам тебе согласие, — рука исчезает с моей талии и резко оказывается около лица, сжимает мою челюсть так сильно, что кажется, будто ещё немного — и мои кости треснут под рукой Хосока. Он притягивает меня к себе за подбородок и говорит уже более низким тоном, от которого веет тьмой, пробирающей до костей. Чон — смерть. — Думаешь? — одно слово, несущее в себе целую тонну смысла, под ним мелким шрифтом читается угроза. Как только я сделаю шаг не в ту сторону, он нажмёт на красную кнопку, за которой последует взрыв немыслимых масштабов. Я в порядке. — Это угроза? — медленно произношу и не узнаю свой собственный голос. От близости с Хосоком и его тьмой моё сердце начинает колотиться рывками — они не дают ему шанса вновь забиться в нужном темпе. Мне страшно услышать ответ на свой вопрос, потому что, закрыв глаза, я представляю ужасные картины, вызывающие кошмарное ощущение тошноты. Я в порядке. — Конечно нет. Угрожать — это совсем не в моем стиле. Скорее, это некий прогноз, — он приближает своё лицо ещё ближе и теперь в самые губы шепчет, а я понимаю, что первая ниточка, которая держала моё спокойствие, оказывается порвана. — Но, Джу, в его точности я уверен. Я не в порядке.