POV Пэ Джухён
Страх, бежавший по моим сосудам, не собирался выветриваться. Он становится только сильнее. С каждым новым прикосновением Хосока, который так по-хозяйски находится рядом со мной, показывая всем в торжественном зале, что я принадлежу ему, приходило понимание безысходности. Я принадлежала Фениксу. Это иллюзия того, что в мире скоро родится новая криминальная пара. Вот только это очередной союз двух кланов, чтобы крови меньше лилось и жилось спокойней, но что-то внутри меня не верит в это. И правильно делает. Многие думают: если заключить выгодную сделку, всё будет хорошо. Возможно. Но я в это не верю, потому что в истории были гражданские войны, где отец убивал сына и наоборот, так что обычные узы не спасут от гибели, если та решит навестить Сеул. Гибель, она всегда рядом, как и смерть. Если хоть на минуту забыть о ком-то из них, то они сразу напомнят о себе. И сможем ли мы это выдержать или нет, зависит только от нас. Кто-то принимает её и пытается с ней жить, а кто-то не замечает и надевает розовые очки счастливой жизни, не желая больше ничего видеть. Да вот только лучше избавиться от них. Сломать и выбросить, иначе жизнь ударит с такой силой, что встать уже будет нельзя. Никогда. Чувствую, как окружающие проделывают множество дыр во мне своими испепеляющим, завистливым взглядом. Только чему завидовать? Что мне достался огненный король? Неужели они думают, что этот опасный зверь будет добр только для своей любимой? Возможно. Только я не любима, я — вещь, проданная для выгоды. Хочу сбросить руку и почувствовать свободу, начавшую пропадать с каждой секундой. Она ускользает, а Феникс приближается и занимает её место, которое ему никогда не принадлежало, но будет… Он не спрашивает, просто даёт понять, что займёт это положение, не интересуясь моим мнением. Поднимаю голову, чтобы посмотреть на профиль парня в надежде, что он поймёт мой дискомфорт и избавит меня от него, но нет, я получаю его внимание, сопровождающееся наглой улыбкой, скрывающая нежелание делить свою добычу с кем-то ещё. Спасите. Я не могу всё время бояться его, хочу просто поговорить, не думая о последствиях и словах, которые могут меня ранить. Нужно переступить через страхи и задать вопрос, интересующий меня. Чон — будущий наследник, добившийся авторитета своих людей, уважающих каждое его решение. И возможно позже, но он даст мне свободу и поможет покинуть криминальный мир, что так мне чужд. Но смотря в его глаза, утягивающие меня в тёмную, холодную пустоту, приходит понимание: дверей, ведущих к выходу из тьмы нет. Я понимаю: Свободы нет. Кладу свою руку на плечо парня, который смотрит мне в самую душу, забирая силы на противоречивые действия. Я не понимаю его ход мыслей, как и эмоции, что невозможно прочитать. На нём маска, которая прячет настоящего Хосока, точнее того, кто пробуждается и вылезает наружу сразу, как только чувствует запах крови. Но сейчас на его лице яркая улыбка, пугающая меня ещё больше. Смотря на неё мне хотелось скривиться и плюнуть прямо в его насмешливое и насквозь фальшивое лицо. Сейчас ощущая взгляд парня, я чувствую, что внутри осыпаюсь, как фарфоровая кукла, упавшая со своей опоры, каждая отслоившаяся частичка меня прикрепиться обратно не может. Плохо. Пытаюсь снаружи связать себя всеми невидимыми нитями, чтобы удержать улыбку, которая в отличие от Хосока, дарит жизнерадостность, хотя и пропитана фальшью не больше его. Родители, стоявшие рядом с нами, обсуждают прекрасное будущее двух кланов, нужное только им. Но что мне надо, спросят в самую последнюю очередь, если конечно не забудут. Забудут. — Вы прекрасно смотритесь вместе, — слышу голос матери, пропитанный угодливостью для будущих родственников. Моя мама — одна из первых готова вытолкнуть меня замуж, не потому что не любит, а наоборот, потому что боится, что если наш клан падёт, то дочери хлебнут грязь, в которой она купалась, до восхождения на престол жены Босса третьего клана. Она хочет спасти нас своим способом. — Вы правы, госпожа Пэ, — тон матери Хосока отличался, он будто мелодично нашёптывал, что выше всех присутствующих. Оно и понятно, первый клан не третий. Женщина была очень статной, в ней я видела черты младшего Чона, Хосока в них не было. Как будто он не взял ни одного гена у матери. Хотя, глаза. Они были похожи. Такие же холодные и бездонные. — Спасибо, — растягиваю улыбку шире и дарю её родителям, а после поворачиваю голову к Хосоку. — Мне нужно отойти, — стараюсь не смотреть в глаза, поэтому задерживаю взгляд на плече, где лежала моя ладошка. Он кивает и освобождает моё тело из стальной хватки, а я спешу быстрее скрыться из его поля зрения, чтобы почувствовать свежий воздух, еще не пропитанный Фениксом. Свобода. Мне нужна свобода. Покидаю зал, где люди жертвуют деньги на благотворительность, хотя у самих в повседневности это слово отсутствует, как и многие другие. Но сейчас это никого не волнует, потому что вид этой деятельности они совершили, а больше от них и не требуют. Их совесть чиста. Куда пойдут благотворительные деньги, никому не интересно, главное сделать вид «добрых» людей, заботившихся о проблемах страны. Перед дверью уборной сталкиваюсь с младшим Чоном, покорившим сердце моей младшей сестры, что не отрывала свой взгляд от предмета своей симпатии. Было видно, раз веселье к Чонгуку не идёт, то он сам его найдёт или сделает, чего и мне захотелось. Подхватываю парня под локоть и затаскиваю не сопротивляющееся тело в женскую уборную, которая была пуста. Чон усмехается и направляется к окну, чтобы открыть и впустить свежий, ночной воздух, от которого по спине идут волны скользких ледяных мурашек. — Доставай все, что у тебя есть, — начинаю атаковать его прямо в лоб, в надежде, что он не начнёт меня пугать своим братом, которого я и так боюсь. По Чонгуку видно, что он пришёл сюда не с пустыми руками и уже успел поднять себе с помощью этого настроение. Мнимое веселье на короткий срок в скором времени покажет себя, словно дозревший нарыв, окатив поднанимателей дозы с ног до головы своим гноем. Мне всё равно! — Дамочка, вы очень нетерпелива, — он достаёт из кармана брюк конусообразную стеклянку, что была размером с мизинец, в ней был белые, как снег порошок, а из внутреннего потайника пиджака, начатую бутылку алкоголя. — Выбирай, — кивает головой в сторону своих игрушек, создающие иллюзию свободы. — А ты подготовился, — тянусь к маленькой бутылке с алкоголем, и, открыв ее, чувствую запах, не доставляющий особого удовольствия. — Чонгук, что это? Пахнет, как моча, — недовольно морщу носик и ставлю непонятный спирт на мраморную раковину. — Это ром «наследие Ангостуры», — Чон так величественно произносит его название, что я уверена, он гордится своей покупкой, ваняющий, как дешёвое пойло. — Поди, твой мозг это название впервые слышит. Ты должна быть мне благодарна, что пьёшь такой алкоголь, — вот слушаю его и кажется, что спирт в его крови начал действовать, потому что младший Чон начал нести бред о поклонении алкоголю. — Иди сюда, — беру маленькую стекляшку с порошком и утягиваю непонимающего Чонгука в одну из просторных кабинок, чтобы никто не увидел в случае внезапного визита в уборную. — Я себя чувствую элитной шлюхой, с которой собираются снюхать. Откуда хочешь? — Ключица, — отвечаю парню, он начал расстёгивать рубашку, оголяя свои ключицы, на которых скоро окажется белая дорожка для меня. — Хосок нас убьёт, — начинает странно хихикать Чонгук, который, видимо, уже принял маленькую дозу кокаина, начавшую действовать. — Если что, я скажу, что это ты меня заставил, — равняю снежную дорожку и понимаю, что купюры нет, чтобы свернуть и правильно принять дозу. Решаю справиться без неё. Зажимаю одну ноздрю и вдыхаю кокаин, который доставит мне эйфорию на тридцать минут, а может и больше, если смешаю с алкоголем. — Господи, — задираю голову наверх и начинаю очень часто моргать, ожидая, когда в носу перестанет жечь. Чувствую лёгкое головокружение, которое через минуту начало отступать. — Какой ты молодец, Чонгук, — смотрю на парня, собиравшего указательным пальцем остатки порошка со своих ключиц, начиная втирать в дёсны, одарив меня хищным оскалом. Думать о последствиях совершенно не хочется, потому что слишком часто голова ими заполнена. Переживание и страх в следующую минуту жизни уходит. Чувствую, как по венам начинает бежать прилив сил, заполняющий каждую клеточку моего тела. Энергия начинает окутывать, словно я плыву по течению самой чистой Ки, которая готова утопить меня в эйфории. Кажется, я готова бежать несколько километров без остановки или вовсе прыгнуть с вышки здания без какой-либо подстраховки. Я могу всё. Прилив сил настолько сильный, что мне хочется разорваться на части и пойти делать несколько дел одновременно. Нравится. Выхожу из кабинки и направляюсь к раковине, чтобы смочить ноздри, иначе произойдёт высыхание слизистой, а этого мне не нужно. Поправляю выбившуюся прядь и тянусь к бутылке с алкоголем, чтобы поставить жирную точку в своём веселье, потому что я уверена, через несколько минут или час, возможно больше, я вспомню об этой минуте и пожалею о своём решении, но сейчас я и кокаин ни о чём не жалеем. Делаю пару глотков не приятной на вкус жидкости, что через пару минут вступит в реакцию с наркотой, тем самым продлевая действия веселья. — Хочешь покататься по ночному городу, — за спиной раздаётся голос Чонгука, звучавший очень убедительно. Поворачиваюсь к нему и вижу, как он выходит из кабинки, загадочно ухмыляясь. Так, что отказать ему я не могу. Возможно, в уборной нахожусь уже не я, а личность готовая показать всем правилам средний палец и начать веселиться, как ей хочется. — Что за глупый вопрос, господин Чон, — на мой несерьёзный тон Чонгук и я начали искренне смеяться, но не от смешной ситуации, а от действия вещества, начавшего шалить в нашей крови, пробуждая эмоциями спящие под десятью замками. Выпуская то, что в нас всегда спит, мы открываем миру новых себя, тех кто без запретного порошка или алкоголя не покажется никогда.***
Снимаю каблуки, успевшие мне надоесть за вечер, и кидаю их под сидение автомобиля, гнавшего по ночной трассе, обгоняя фуры и легковушки, мешавшиеся на пути. Чон плавно маневрировал по нескольким полосам, обходя преграды. Нажимаю кнопку на панели, и небольшой люк на крыше порша открывается, позволяя тем самым вдохнуть холодный ночной воздух, срабатывающий, как контраст для тела, чья температура стала выше нормы. Встаю на пассажирское сидение ногами и по пояс выглядываю из люка, тем самым сливаясь с ветром в единое целое. Мы наслаждались свежим осенним ветром, рвущимся в салон машины. Вдавливая педаль газа в пол, он гнал, не разбирая дороги: подрезал попутные грузовики, проскакивал в узкие просветы между машинами и обгонял, обгонял… Мне нравилась звенящая песня наслаждения. Сейчас всё тело стало сверхчувствительным и поток воздуха просто заставлял испытывать кайф и наслаждение, которое затуманивало разум с такой силой, что закрывая глаза, я летела как настоящий Феникс, при этом горя самым ярким пламенем перерождающем меня заново. Я не понимаю, где начинается и заканчивается реальность, сейчас стёрты все грани, сдерживающие меня. Каждый хоть раз должен испытать это непонятное и пугающее чувство свободы, когда тело не слушается и рвётся в непонятное направление, которое было известно только ему. Разум полностью выключается, позволяя взять вверх сердцу, что громко выбивает бешеный ритм у меня в груди. Казалось, ещё немного и оно разорвётся на тысячу кусков, собрать воедино которые будет невозможно. Каждая клеточка моей плоти обострилась настолько, что реальный мир стёр своё существование, перенося меня в космос, где всё иначе. Я растворяюсь в нём, не боясь столкнуться с планетой, которая меня уничтожит. Сейчас для меня всё по-другому. Проезжающие звуки машин кажутся громким выстрелом, пуля от которого пролетает в миллиметре от моего уха, оглушая на несколько секунд. Смех Чонгука с водительского места кажется криком, режущим мой слух. Когда Чон коснулся моей ноги, казалось, он её сломает, хотя это было лёгкое прикосновение. Всё обострилось на столько, что хотелось отключить чувствительность. Реальность растворяется в ночной тьме. Не знаю сколько мы катались, но демо-версия на «свободу» закончилась, а значит пора возвращаться в золотую клетку. Резко я лечу по инерции вперёд, сильно врезаясь животом в край люка, и я уверена от этого точно появится полоса в виде разноцветного синяка. Успеваю выставить руки по бокам, чтобы не вынесло вперёд из этого отверстия машины. Потому что Чонгук сделал то, что точно вылезет нам с ним боком. — Твою мать, — слышу голос парня, доносившийся до меня сквозь пелену. Действие наркоты начало отступать и в организме появляется пустота, заполнить которую можно только новой дозой. Тело становится настолько ватным, что у меня хватает сил только на то, чтобы сползти на сидение, надеть обратно туфли и закрыть глаза. Сейчас я была как шарик с водой, коснись чем-то острым и лопну, разливая всё содержимое по салону машины. В голове творилась вакханалия, давящая на стенки мозга, хотелось самой себе распороть череп и вытащить причину дискомфорта, лишь бы не чувствовать головокружение, вызывающее позывы тошноты. Казалось, я находилась на аттракционе, что как качели меня раскачивал, то унося в небо, то снова возвращая к земле. Я медленно исчезала, и если я сейчас умирала внутри, то скоро умру и снаружи, потому что уверена, что об этом доложат всем. И ему. Решаю открыть глаза и посмотреть, что случилось, но сразу жалею об этом, потому что, посмотрев вперед, сталкиваюсь с Хосоком, который с нас кожу медленно и мучительно снимает одними глазами. Но смотря на моего палача, ничего не чувствую, сейчас мне настолько плохо, что думать о последствиях не охота. Пусть делает и говорит, что ему угодно, это моя жизнь, и я сама решаю, что мне в ней делать. Он мне ещё никто. — Моя малышка, — начинает страдальчески произносить Чонгук и я не понимаю, о чём он говорит. Сейчас вообще все, что вокруг меня плохо воспринимается, моргнув пару раз поднимаю снова глаза, но теперь смотрю на капот машины, что был погнут. Мы врезались в столб, который даже не пострадал от удара, но вот автомобиль Чонгука понёс серьёзные травмы, что трудно будет принять Чону. — Папочка рядом, всё будет хорошо. Как этот столб посмел появиться перед нами, — закатываю глаза и тянусь к дверной ручке, чтобы покинуть компанию младшего Чона и его медленно умирающей машины. Как только ноги касаются земли, я резко перестаю их чувствовать, начиная падать вперёд, но не успеваю встретиться с асфальтом, который так манил. Сильные руки Хосока успевают меня подхватить за локоть, сжимая его так сильно, что от чужого прикосновения я немного морщусь. Уверена, там останется след его пальцев в виде синяка. Два синяка за вечер: просто прекрасно. Чон ставит меня напротив себя, держа теперь за плечи, пытаясь найти мою точку равновесия. Если подниму глаза, то увижу его недовольное и злое лицо, которое будет меня преследовать в самых нежеланных кошмарах, заставляющих просыпаться в холодном поту. Не хочу смотреть, его аура снова окунёт меня в мир страха. Чувствую, как хватка на моих плечах ослабла и теперь я могла стоять сама. Я не знаю, что на меня нашло, но желание прикоснуться к Хосоку набирало обороты, оно было настолько сильным, что я отключаю мозг и делаю шаг к парню, который не шевелится, стоит как гора, что нельзя сломить. Я не понимала ничего, просто делала. Все во мне было напряжено до предела. Шаг и моя голова чувствует, как равномерно грудь Феникса поднимается и опускается. Слышу глухой стук, принадлежащий сердцу. Оно у него есть. Чон - это демон, натянувший кожу человека? Нет, сейчас я слышу звук самого хрупкого и главного сосуда человека и чувствую его ритм, который немного не совпадает с моими. Его стук казался тихим и медленным, мой же был настолько сильным и быстрым, что немного и мышца лопнет, оставляя ошмётки. — Ты живой, — не контролируя свои мысли я начала говорить, не боясь сказать что-то лишнее. Кладу свою маленькую ладошку на грудь Чона, где стучит в одном ритме его душа. Меня тянет к нему, словно моё сердце хочет сломать мою и его грудину, лишь бы соединиться с сердцем рядом стоящего человека. — А ты притягательная и недоступная, — от его баса всё вибрирует вокруг, он сказал это шёпотом, специально понизив тон, чтобы разбудить во мне ураган бабочек, что хотят разорвать моё тело и вырваться на свободу. — И очень непослушная. — Я пока не Чон, так что…, — отталкиваюсь от парня и делаю неуверенный шаг назад, мой взгляд затуманен и размыт, хотелось просто залезть под тёплое одеяло и заснуть, оставляя все события дня позади. Приближаться к зверю было ошибкой. Шаг вперёд и меня притягивают за талию к себе с такой силой, что я ударяюсь об грудь парня и из меня вылетает непонятный звук, который блокируется Хосоком, утянувшим меня в не самый нежный поцелуй, скорее грубым, пожалуй, даже слишком. Чувствую привкус вина, когда Чон проталкивает свой язык в мой рот. Он по-хозяйски его исследует, будто хочет изучить каждый миллиметр. Попытки вырваться были бесполезны, руки схватившие меня, держали крепко. — Стань моей, — Хосок прерывает поцелуй, опаляя горячим дыханием мои губы. — Нельзя получить человека в собственность, — но не успеваю я договорить, как меня снова затыкают поцелуем, только теперь более нежным и мягким, но который в скором времени снова перерастает в более пошлый и грубый, такой который забирает весь воздух, заставляя терять нить реальности. Резко отворачиваю голову, прерывая тем самым поцелуй, от такой неожиданности, губы Чона скользят по моей щеке. — Моё сердце и моя свобода будут принадлежать мне. — Скоро ты сама добровольно всё отдашь, — усмехается Хосок и мне резко хочется его ударить, но сил нет, даже руку поднять, настолько я обессилена, а поцелуй последние силы забрал. Чувствую, как на мои плечи падает пиджак Чона, который несколько секунд назад был на нём. — Пора тебе смирится со своей судьбой, Джухён. — У меня нет выбора, да? — прикрываю глаза и усмехаюсь тому, насколько я заперта в этой клетке, ключей от которой нет и не было никогда. Хосок кивает головой, а на его лице — маска, не выражающая ничего, кажется, что он подавил свои эмоции, рвущиеся наружу. — Один выбор, который будет всегда преследовать меня. Кутаюсь в пиджак парня, поднимаю на него глаза, надеясь хоть на миг увидеться человеческую эмоцию, которой нет или которую спрятали так далеко, что добраться до неё невозможно. Чем дольше смотрю на его лицо, тем больше кажется, что он устал от всего происходящего вокруг или это я уже начала видеть себя в нём. Потому что я устала. Этот мир меня уничтожает и помогает ему в этом Хосок, просящий меня отключить свои эмоции и молча отдать сердце в его руки. И что он с ним сделает, неизвестно. Смотря в глаза с морем, которое меня в себе топит, я уверена, Хосок сделает меня пустой, забирая всю мою сущность себе. Он меня ранит. Он меня убьёт. Он меня уничтожит. — Если я стану твоей, — слышу усмешку со стороны Чона и понимаю что для него «если» не существует. Я уже его, только принимать этот факт не желаю. — Ты разрешишь мне покинуть через год или два года клан? Я не хочу жить в мире, который плавает в чужой крови. — Говорит та, которая испачкана уже этой кровью. Джухён, ты попробовала этот наркотик, теперь ты часть его, — парень подходит ко мне и берёт моё лицо в свои руки. — Если не хочешь быть добровольно моей, то насильно станешь, — я смотрела на него и боялась произнести и слово от мысли, что это правдивые слова. Сердце готово остановиться. Проглатываю и анализирую, что сейчас хочу пойти против будущего главы клана. Сказать то, что заставит его кровь кипеть и чувствовать то, что чувствую я — ненависть. — Я готова стать хоть чьей, но только не твоей. Лучше блядсвотвать чем носить фамилию Чон, — и на последних словах понимаю, что сболтнула лишнего, настолько ненужного, что огонь в глазах Хосока меня сжигал заживо. Я оскорбила не только его, но и весь клан, причём прямо в лицо будущему главе, которому никто дорогу не хочет переходить. Сейчас точно говорю не я, а моя пьяная личность, что ждала своего часа. Молодец. — Интересно, — прохрипел Чон. Он резко хватает меня за руку и ведёт к своей машине, что была припаркована не далеко, но не усаживает меня туда, а силком засовывает и громко захлопывает дверь. Говорят же: не дразни зверя, он и не укусит, но я пошла против всех предупреждений, которые мне мигали в спасение. Я собственными руками взяла лопату и начала медленно выкапывать себе яму, в которой меня похоронит всё семейство Чон, а Хосок во главе всего этого поможет мне себя закопать, чтобы навсегда замолчала под покровом земли. Может и розу красную на мой гроб кинет. Я знаю, откуда моя злость и нетерпение. Это всё страх. Я боюсь. И я слаба.***
Машина припарковалась у чёрного входа какого-то здание, что уже внушало мне приключение, что должны были заставить мою кровь в жилах застыть. Недавно Хосок меня уже отвозил в неизвестное мне место, там был кусок человека с картиной на спине. Что будет сейчас? — За мной, — он выходит из машины и я следом за ним с трудом на ватных ногах вылезаю из машины, направляясь за Хосоком, который не ждёт меня, а заходит внутрь. Каждой клеточкой своего тела чувствую, что разбудила спящего зверя и сейчас этот монстр хочет перегрызть мне глотку, впиваясь своими клыками в мою шею, пуская кровь, которая покинет моё тело со скоростью света. Мы заходим через запасной выход и попадаем в цех проституции, где каждую девочку и мальчика готовят к клиенту. Каждый работник подготавливает себя к гостям, ждущих по другую сторону здания. Только это был не элитный бордель, а легкодоступная забегаловка, для всех желающих. Отличия были видны сразу. Заплати небольшую сумму и перед тобой раздвинет ноги мальчик или девочка уже на твой вкус, и доставит удовольствие, о котором ты мечтаешь. Внутри пахло настолько отвратительно, что я начала скучать по алкоголю, который ругала за ужасный запах. Нет, тот пах розами, потому что тут воняет настолько отвратно, что рвотные рефлексы срабатывают сразу же. Дешёвая проституция — это рабство. В основе которого несчастье, нужда, зависимость от алкоголя или наркотиков. Зависимость человека от человека. — Новая девочка, — к Хосоку подходит мужчина, переодетый в женщину и разукрашенный настолько вульгарно, что любая заправочная шлюха позавидовала бы такому маскараду. Он смотрит на меня и начинает анализировать всё моё тело. Казалось, под его взглядом я полностью голая и он изучает каждый миллиметр моей кожи, оценивая словно драгоценный камень. — Ангел, я тебя хочу, — то ли мужчина, то ли женщина начал тянуть к моему лицу руку, которую успевает перехватить Чон. — Моему ангелу хочется посмотреть на место, куда он хочет упасть, — теперь голос Хосока был не тем, который я слышала с вечера. Это был другой человек, резавший своим голосом пополам, а взглядом испепелял. Он уже ходячая машина, убивающая эмоционально. Его боятся, и уважают. Я же только боюсь и продолжаю доводить, чтобы снова испытать страх. Я мазохистка, хоть и по случайности. — Веди в рабочую комнату. Переодетый в женщину мужчина улыбнулся, как змея, которая своим скользким телом обвивается вокруг, приглашая в мир грязи и красоты. Только для меня красота здесь умирает, а грязь становится более заметной. Я уже миллион раз пожалела о словах, что вылетели из моего неконтролируемого рта. — Добро пожаловать в мир похоти, — нам открывают дверь и я слышу стоны, который режут мой слух с такой силой, что охота закрыть уши руками. Перед нами предстала не очень презентабельная комната и в ней стояла кровать, на которой без капли стеснения три человека не занимались любовью, а жёстко трахались. От этой картины замираю с ужасом, а желудок ухнул к ногам, оставаясь там. Их голые тела были потными и касались друг друга с таким пошлым звуком, от которого хотело спрятаться. Шлепки, стоны, запах грязного секса — выбивали во мне весь воздух. Смотря на это представление тел, где девушка медленно умирала под двумя извращенцами, которые вдалбливали её в кровать. Я понимаю, что живу слишком прекрасно, хоть и в клетке. Хотелось глубоко вдохнуть свежего воздуха, который бы очистил меня от этого омерзительного кислорода, но тут нет окон, и чтобы сбежать нужно победить Хосока, который с азартом смотрит на это всё. Черти в его глазах ликуют. Его веселит вся эта ничтожная картина. Я склоняюсь перед превосходством Феникса. Потные, обнажённые тела были спутаны и смотреть, как двое парней измывались над бедной девушкой, было трудно, даже невыносимо. Молодую особу уткнули лицом в матрас, заставляя прогнуться в спине, как кошку. Она кричала и стонала, то ли от удовольствия, то ли от боли. Хотелось исчезнуть, провалиться лишь бы эта картина со звуками пропала и стёрлась из головы, но нет. Она въесться глубоко и будет изредка да всплывать, как и всё что я желаю забыть. — Нравится? — на вопрос заданный Хосоком я мотаю головой и подношу ладошки ко рту, останавливая поток того, что хочет вырваться из меня. Вдобавок алкоголь, который был влит меня, отравлял организм, требуя очиститься. — Смотри, какие они грязные и никчёмные. Ты под них лечь хотела? Хочешь, устрою? Так сказать будет тебе подарок к свадьбе. От его слов во мне что-то умирает и рождаться обратно не хочет. Ниточка самоконтроля натянута с такой силой, что порвётся в любой момент, высвобождая эмоции, что уже рвутся наружу. Крики и слёзы хотят увидеть свет, но я с трудом их сдерживаю внутри себя. Но сегодня точно они покажут себя, слишком долго эта волна держалась во мне. Я ломаюсь. Кусочек за кусочком опадаю, будто роза, чьи лепестки со временем отрываются и летят к земле, без шанса прирасти обратно. — Прости, я больше так не буду, — решаю проглотить всё и сказать слова, который с трудом даются. Сил смотреть на трёх полуголых людей, которые трахают себя уже вольтом нет сил. Сейчас мне кажется проще сдаться и дать Чону то, что он хочет. Чувствую, как тело вдруг перестаёт чувствовать пол. Открываю глаза и вижу Хосока, державшего меня на руках. Он разворачивается от омерзительной картины и направляется к выходу, а я утыкаюсь в его шею, давая волю эмоциям, что так долго держала в себе. Я боялась, что Чон заставит меня присоединиться к любовным играм незнакомцев. — Прости, — уже в шею продолжаю шептать это слово, в надежде, что оно меня спасёт хоть немного. — Ты либо доверишься мне, либо упадёшь, Джухён, — он гладит меня по волосам, но это ещё больше вселяло ужас и дрожь в моём теле непроизвольно появилась. Страх того, что в следующую секунду появится Чон, который уничтожит меня, накрывает волной безумства. Я боюсь его и хочу спастись, сбежать из ада, куда меня утягивают черти первого клана. Я сдаюсь. — Зови меня Джу, — отрываюсь от его шеи и резко хватаюсь руками за его плечи, боясь потерять равновесие. Сейчас я смотрю на него сверху вниз и пытаюсь принять факт своей будущей тюрьмы, в которую меня посадит Хосок. Лучше смириться и не сопротивляться, чтобы выжить. Его глаза. Те самые глаза, в которых я пойду на дно, без шанса вынырнуть. Я не готова упасть, значит надо довериться и принять факт всего этого, но не забывать о свободе, которая где-то вдали меня манит. Всегда после бури наступает покой и затишье. Надолго ли…?***
Просыпаюсь от лёгкого прикосновения чей-то руки, гладящей меня костяшками по щеке. Хосок привёз меня к воротам особняка, в котором только все начали пробуждаться. Все мои ночные приключения закончились и сейчас меня встречает утро, уже не кажущееся добрым, но отменить его нельзя. Чон выходит из машины и направляется к моей двери, чтобы помочь выбраться из автомобиля. — Твоя сестра просила тебе отдать, — Чон протягивает мой телефон, который я давала на время поддержать сестре на вечеринке. Видимо она отдала его Хосоку из лучших побуждений. Тянусь к вещи и разблокировав, вижу сообщение от Намджуна, и рада, что глава второго дома у меня назван детским прозвищем, которое сам себе придумал. {Моня} «В 8:00. Кладбище.» — У тебя свидание на кладбище? — слышу голос Чона, стоявшего так же рядом, и понимаю, что он читал сообщение, которое пришло ко мне на телефон. Что я должна ответить ему? Если сама не знаю, что у меня будет на кладбище. Мотаю отрицательно головой и слышу предложение, от которого хочу отказаться, но знаю, что это будет бессмысленно, потому что Хосок не предлагает, а утверждает. — Тогда, я подожду тебя пока ты переоденешься и поедем, — на этом я не нахожу, что ответить и быстрыми шагами направляюсь к входу своего дома. Кажется, что теперь я у него на коротком поводке, ослаблять который не собираются. Я серьёзно сегодня оступилась с выпивкой и наркотой и уверенна, что если сейчас Чон молчит и не напоминает об этом, то значит, он уже готовит наказание. Лучше бы умерла в машине Чонгука от столкновения со столбом или в уборной от передозировки порошка, смешанным с алкоголем.***
— Думаешь, это так легко? — вопрос, который мне бросает Тэхён, звучит, как очередная пощёчина. Усмехаюсь на это и понимаю, что очень хорошо знакома со словом «смерть», которое каждый день дышит мне в спину. А в будущем связав жизнь с Хосоком, полностью обручусь с ней. Лучше всего её принять, а позже отпустить, как прах, который развеется на ветру. Я пытаюсь с этим жить, со смертями которые видела. И вспоминая о вчерашнем дне, думаю, что смерть не самое лёгкое, что может быть. Люди сами вестники смерти, поэтому нельзя поддаваться этому злу, готового окутать и утянуть в бездну отчаяния. — Тэхён, боль — это часть человеческой души, и если ты её не примешь, то жизнь в твоих глазах потухнет, — говорю со всей серьёзность. Потому что смотрю сейчас не на парня, который старше меня, а на мальчика, который боится мира и боли. Мне жалко тебя, Тэхён. Я сама такая же. Только, если я принимаю этот ужас и стараюсь жить с ним, каждый день, то он поддаётся страху, который, как червяк его пожирает и самоуничтожает изнутри. — Позвони мне, — протягиваю ему листок со своим номером телефона и направляюсь к лестнице, ведущей вниз со склона кладбища. В последний раз я здесь была на похоронах Пак Кёна, мало времени прошло с того дня, зато столько произошло. Уже у ворот оборачиваюсь и смотрю на Тэхёна, продолжающего стоять у могилы своей матери, которую любил и любит. Он как полубог, которого отправили на землю страдать за все человеческие грехи. Его чистую душу охота спрятать от грязного мира. Его глаза были потерянными, словно он не знает, куда в следующую секунду направит его жизнь. У него словно нет дороги, по которой он шагает. Он идёт наугад. Мы похожи. Наверное. — Мой водитель отвезёт тебя, а мне пора работать, — подхожу к Хосоку, стоявшего опираясь на капот собственной машины. Когда мы ехали сюда, к нам присоединился его кортеж, начавший оберегать своего будущего главу. Смотрю на него и вид у него немного потрёпанный, ему бы в душ и поспать, но он сейчас возится со мной, тратя время на мои заботы. Хотела бы я, чтобы он не контролировал меня так сильно, но что-то мне подсказывает, что я уже на шаг в золотой клетке, где обитает Феникс, ждущий добычу. — Хорошо, — обхожу молча парня, смотря прямо вперёд. Наверное, сейчас мы были похожи на настоящую криминальную пару, что умеет высоко держать голову. Я считаю, что взгляд опускать можно, как и уводить, потому что выдержать давление трудно, но опустить голову нельзя. Это ещё одно правило, которое знают члены всех семей. Мы выше всех и опустив голову, поставим себя на одну планку со всеми, поэтому осанка, выпрямленные плечи и поднятая голова — как привычка, о которой я вспоминаю, как только снимаю толстовку.Хочешь сбежать, иди напролом…