Подстилка

Если бы кто-то спросил Сокджина, почему он не оттолкнул этого странного парня, притворяющегося его доктором, то ничего кроме невнятного бормотания в ответ не получил бы. Потому что он и сам не знал, что двигало им в тот момент. Ещё секунду назад Джин был готов что угодно сделать, лишь бы снова не лежать безвольной куклой, которая все слышит, но никак не может влиять на происходящее, а теперь просто застыл, удивленный развитием событий. Так не должно было случиться. Если этот врач не Со Доён, который обещал прийти и объяснить, что с ним происходит, то это один из тех врачей, кто заставлял его тонуть в той черноте без возможности пошевелиться. Но тогда что, черт побери, он сейчас делает? Несмотря на все попытки Джина отстраниться и рассмотреть лицо странного парня, у него ничего не получалось. Слишком крепко тот держал его голову, слишком сумрачно было в палате. Однако напор, с которым целовался парень, казался почему-то знакомым, хотя Джин был уверен, что они не встречались раньше, и уж точно не целовались. Но все, от мягкости губ до наклона его головы во время поцелуя, каким-то образом вызывало необъяснимую ностальгию. И грусть. Какое-то давящее изнутри ощущение, которое с каждой секундой становилось только сильнее, останавливало Джина от того, чтобы действовать радикально. — Останов... — пытается выговорить Джин, но его слова тонут в поцелуе, на который он отвечает, вспоминая слова женщины, которая рассказывала им о том, как вести себя с насильниками. Нужно удивить его своим поведением, не вырываться и кричать, а ответить, обнять, тогда есть шанс, что вас отпустят, посчитав странным или неинтересным. Несмотря на то, что, когда весь их курс заставили слушать лекцию, рассчитанную в основном на женскую половину, Джин не был в восторге, и даже злился, что его время так бессмысленно тратят на ненужные вещи, сейчас он готов был лично поблагодарить эту женщину, если ее способ сработает. Он обнял за талию парня, отмечая, что его одежда насквозь промокла. В ответ тот вплел свои пальцы ему в волосы, цепляя рану на виске, чем вызвал недовольный стон Джина. Больно вообще-то. Тут же Сокджин почувствовал, как поцелуй стал глубже, чувственнее. На долю секунды ему стало нечем дышать, когда этот странный парень напротив сначала коснулся языком его неба, а потом продолжил как ни в чем ни бывало поцелуй, слегка покусывая Джина за нижнюю губу, и сразу же зализывая место укуса. Единственное, о чем не предупреждали на той лекции, так это как поступать в ситуации, когда поцелуй начинает приносить удовольствие. А именно это и происходило с Джином. Мысли о том, что парень может быть опасен, что он почему-то украл халат и его одежда насквозь мокрая выветривались из головы Сокджина, заменяясь ощущениями теплых и мягких губ на его собственных. Это было приятно. И это пугало, потому что почему-то было знакомо. Внезапно Джин засомневался в том, что происходящее реально. Всё и так казалось ему слишком странным, даже не считая этого поцелуя. Будь то заговор врачей, непонятное лекарство, странные то ли сны, то ли видения, где он, Джин, выступает на огромной сцене и даже то обещание, в котором Со Доён говорил, что поможет ему только потому, что Джин и сам спас кого-то дорогого для него — всё это больше напоминало плохо срежиссированную драму, чем жизнь обычного студента института искусств. Да Джин никогда и не спасал никого, крупнее соседского котенка, которому хватило глупости полезть в будку к соседскому же псу! Все было слишком уж странно для размеренной жизни Ким Сок Джина. Зато, если предположить, что произошедшее с ним просто сон, то все вставало на свои места. Мало ли чего можно ожидать от своего подсознания. Ему стало так неожиданно легко от этой мысли, что он отвечает на поцелуй уже по настоящему, отдаваясь, встречаясь своим языком с языком этого фантомного парня, сталкиваясь периодически зубами и отстраняясь только за тем, чтобы наполнить лёгкие необходимым обоим кислородом. Голова кружилась, становилось жарко. — Остановись, Джин, — слышит он спустя какое-то время, но и не думает слушаться воображаемого парня из сна. Нет ничего позорного в том, что ему снятся эротические сны, он молодой парень, он студент, в конце концов страннее было бы, снись ему розовые пони верхом на радуге. Он проводит дорожку из поцелуев сначала вниз по шее парня, а потом и ниже, оттягивая ворот его толстовки, пока его запястье не перехватывают. В ответ он слегка прикусывает кожу рядом с ключицей, касаясь позже этого места языком. Парень сбивается с дыхания, и Джин слишком уж доволен его реакцией. — Джин! Послушай меня! — парень отстраняется, ловит лицо Кима руками, пытается заглянуть ему в глаза, но Сокджина волнует только тот факт, что в его фантазии одежда на парне мокрая. Он ухмыляется, догадавшись, что скорее всего это он так метафорически изобразил «мокрый сон»*.  — Ким Сокджин, да что с тобой? — голос парня казался странно знакомым, но, распаленный прелюдией, рассуждать над этим Джин не собирался. Ровно как и обращать внимание на то, что говорил парень. Это его сон, и в нем он будет поступать так, как сам того хочет. Джин не помнит, как они дошли до кровати, не помнит, в какой момент остался без верхней части своей пижамы, и когда наконец заткнулся его… Партнёр? Как называть своего парня из сна Джин все ещё не определился. — Джин, остановись сейчас, если не хочешь чтобы мы переспали прямо на твоей больничной койке, черт побери, — фразы парня, по оголеному животу которого сейчас спускался поцелуями Сокджин, исследуя границы своего сна, были рваными, и какими-то отчаянными. — А кто сказал, что я не хочу? — решает все же вступить в диалог Джин, ища место, куда бы бросить свои штаны так, чтобы они не мешались. Место на тумбочке кажется ему идеально для этого подходящим. Он не смотрит, приземлились ли штаны куда нужно, перекидывая ногу через тело парня, раскинувшегося на подушках под ним. Джин слабо различал черты его лица из-за полумрака, царящего в палате, но расстраиваться из-за этого было бы глупо. Все происходящее просто сон, пускай странный и откровенный, но скорее всего Джин забудет его уже к утру, так что пока он может, он хочет взять от своей фантазии все, что пожелает. — Я очень хочу, — шепчет Сокджин, наклоняясь все ниже к лицу парня, но тут неожиданно загорается свет с той стороны, в которую секунду назад были брошены штаны Джина. Видимо, задели выключатель. Это происходит одновременно. Дикая боль, которая пронзает голову Сокджина, как только он видит черты лица лежащего под ним парня, и звук открывающейся двери. Но Джину уже нет дела до того, что происходит вокруг него. Его голова раскалывается на сотни маленьких кусочков, причиняя невероятную боль. Он пытается зажать ее руками, но ничего не помогает. Перед глазами все ещё мелькали картинки, звуки, обрывки разговоров, которые заполняли его мозг под завязку, распирая изнутри. Джин потерялся в ощущениях и во времени, все что ему оставалось это терпеть и ждать, когда все закончится. Но боль не проходила, нарастая, набегая волнами, иногда почти отступая на секунды, и возвращаясь обратно с новой силой, пока невнятные обрывки голосов и фраз не стали складываться в отдельные эпизоды. «Куда ты собрался? У нас запись через час!» — перед глазами лицо того же парня, с которым он целовался только что, но цвет волос не тот. Яркий, смесь зелёного и синего, похоже на морской бриз или бирюзу. А ещё у этого парня злое выражение лица. «Чонгук просил передать, что он тобой недоволен. Ты даже с мелким справиться не способен?» — Ким Сокджин, вы в порядке? А вы здесь что делаете? Он узнал вас? — на периферии сознания Джин слышит тот же голос, что обещал ему помочь. Он пытается попросить помочь ему прямо сейчас, убрать эти картинки, вызывающие боль не только в голове, но и в груди, из его сознания, но снова проваливается в видение. «Сегодня ты останешься на всю ночь с Юнги, понял? Он злой как черт ходит второй день, орет без причины, короче, ты знаешь, что делать» — говорит какой-то незнакомый низкий голос, от которого по спине ползут мурашки страха, а перед глазами тот же парень. Он помятый, уставший и, кажется, даже не заметил, что в комнате с ним находятся ещё два человека. Он весь был увлечен чем-то в компьютере, а Джину почему-то хотелось плакать, слушая заполнившую комнату Юнги музыку. — … слышишь меня? Посмотри мне в глаза, Джин! — Ким не понимает уже, где звуки и картинки реальности, а где то, что ему подкидывает подсознание. Ему больно дышать, но еще больнее пытаться понять, кто такой этот парень и почему ему кажется, что он знает его. Он был уверен, что то, что он видит — его воспоминания, но также, что такого никогда не было в его жизни. И это сводило его с ума. В лицо дохнуло морским бризом, ветер так приятно раздувал волосы на голове. На душе было легко и спокойно, настолько, что хотелось остаться в этом месте навсегда. Только они вдвоем и этот пляж. Оба молчали, но им не было от этого некомфортно. Наоборот, тишина устраивала обоих. Особенно такая: их личная, уютная. Джин удобно устроился головой на ногах Юнги, наблюдая за ним, пока тот рассматривал звезды. Джин чувствовал, что сейчас самое время сказать что-то очень важное, его сердце билось в груди так быстро и громко, что он боялся, как бы черноволосый парень над ним этого не заметил. Но Джин не успевает ничего сказать, его лучший вечер убивают всего парой слов: — Не говори этого. Ничего не изменится. Головная боль неожиданно проходит, оставляя после себя только головокружение, тошноту и ощущение разбитого на осколки сердца. От чувства потери чего-то очень дорогого хочется плакать, хотя Джин не понимает, что он только что видел. Глаза печет от подступающих слез, но он упрямо открывает их, чтобы тут же встретиться с парой одинаково обеспокоенных глаз напротив. — Ким Сокджин, как вы себя чувствуете? Боли в голове, тошнота? — доктор, в котором Джин узнал того самого Со Доена, продолжал задавать вопросы и давать указания, проверяя одни ему известные показатели. Его не заботило, что его пациент был практически без одежды или в какой ситуации застал парней, когда зашёл. Он задавал вопросы, касающиеся только самочувствия Сокджина, за что тот был ему невероятно благодарен. Ему нужно было время прийти в себя. — Все показатели в норме, подозрение на инсульт не оправдалось. Даже швы не разошлись. Правда снова открылось кровотечение на голове, что не есть хорошо, но это не самое страшное из того, что могло произойти, — доктор присел на край кровати Сокджина, зарываясь руками в волосы. — Да вы везунчик, господин Ким, — с нервной улыбкой произносит врач, на что Джин только морщится, — Но вот активные движения с переломами ребер и после операции по удалению селезёнки вам категорически запрещены. — Просто Джин, если можно. Вы всё-таки старше меня, — понять почему надежда на лице обоих парней так быстро сменилась разочарованием он не может. — Значит он ничего не вспомнил? — наконец произносит что-то с момента, как Джин пришел в себя, Юнги. Почему-то теперь Джин был уверен, что это настоящее имя парня. Видимо, это он и должен был вспомнить. — Тебя зовут Юнги. Зачем ты приходил? — Сокджин говорит ломано, сил нет даже на то, чтобы сидеть ровно, не то что разбираться со всем, что только что произошло, но услышать ответ на этот вопрос ему по какой-то причине жизненно необходимо. Глаза Юнги расширяются от удивления, он явно хочет что-то сказать, но врач останавливает его, замечая, что Джин засыпает на ходу. — На сегодня достаточно. Мин Юнги, нам стоит поговорить, давайте оставим господина, — секундная заминка, — точнее, Джина одного, после приступа ему необходим покой. Доктор выходит из палаты, но Юнги не торопится за ним. — Почему? — ещё раз спрашивает Джин, уже проигрывая войну со сном. — Потому что ты дурак. И я не лучше. Джин не успевает услышать как закрывается дверь в его палату, он проваливается в сон, но на этот раз он точно знает, что проснется и почему-то ему хочется, чтобы тот странный парень в мокрой одежде, который на самом деле Мин Юнги, пришел ещё раз. Он должен понять, почему ему так хочется плакать, когда он видит его.