Blue Jeans

Новость о возвращении Румпельштильцхена разнеслась мгновенно, собрав всю компанию в его палате за какой-то час. Генри привез живую воду, которую тут же опробовали на Белль, но вместо того, чтобы из призрака вновь стать живой, она просто… исчезла. Растворилась в воздухе. И только тогда стало ясно, что за радостью воссоединения они упустили один очень важный момент — проклятие не разрушилось с пробуждением памяти Румпеля, что стало неожиданностью даже для него самого. Тут же вновь закипела работа и все разбежались, оставив раненого с телефоном в руках. Самое важное задание было у Генри — найти кинжал Темного.  — Его там нет.  — Это невозможно, Генри, — сердце Румпельштильцхена пропустило удар. — Он был скрыт магией крови. И если это был не ты и не Гидеон, то больше никто не мог добраться до кинжала.  — Тем не менее кому-то это удалось, — из трубки донесся усталый голос Генри. — В любом случае, похититель скоро проявит себя, и тогда мы что-нибудь придумаем. Кинжал уже не первую неделю кто-то ищет.  — Не нравится мне все это… Сначала проклятие не разрушилось, теперь кинжал пропал и Белль. Не люблю действовать вслепую, а еще хуже бездействовать и ждать, когда враг сделает первый ход… — ворчал Румпель.  — Не волнуйся, скорее всего похититель кинжала и тот, кто напал на тебя — одно лицо. Его поисками занялись Марго и Гидеон, — успокоил его Генри. — Они сейчас в управлении, собирают всю полученную информацию по этому делу.  — А Белль нашли?  — Ее ищут Нил с Алисой. Я сперва отправил их по барам и клубам, памятуя прошлую проклятую личность Белль, — неловко произнес он, вспоминая один случай с тех времен. Однажды, возвращаясь из школы, Генри увидел, как мистер Голд, посадив Лейси на капот своей машины, жарко целовал ее в губы, стоя между широко разведенных ног красавицы, отчего ее юбка бесстыдно задралась до самого пояса, открывая кружевную полоску трусиков, а его руки жадно ласкали податливое тело девушки. Это было самое первое эротическое впечатление Генри, которое так и осталось в его памяти яркой вспышкой.  — Хорошо. Спасибо, Генри. Я присоединюсь к поискам, как только эти врачи убедятся лично, что моя рана полностью зажила, — раздраженно прорычал Румпель.  — Ну кто ж виноват, что у нормальных людей такие раны заживают неделю-другую, — насмешливо пожурил его Генри. — Если бы мы не придумали полить твою рану остатками живой воды, ты бы тоже надолго выбыл из игры.  — Знаю… — тяжело вздохнул он. — Я позвоню тебе позже. Генри отложил телефон и, присев за стол, уперся лбом в сомкнутые пальцы. Тот, кто смог обойти магию крови либо невероятно сильный маг, какого еще мир не знал, либо кто-то родной с Румпельштильцхеном крови. Из его горла вырвался тихий стон, и Генри позволил себе то, чего не позволял уже двадцать лет — надежду. Пожалуйста, пусть это будет какой-нибудь страшный маг… Как наяву перед сомкнутыми веками замелькали картинки далекого прошлого, которое, как ему казалось, он смог закопать в своей душе так глубоко, как только возможно, чтобы не думать, не вспоминать и больше не испытывать этой невыносимой боли. Но одна случайная мысль — а что если… — и прошлое вырывается на поверхность со скоростью выстрела. Ему было двадцать четыре года. Уже подающий надежды химик, в перспективе блестящий ученый, и она — простая лаборантка на пять лет младше с красивым именем Лана. Это была любовь с первого взгляда. Уже в общем-то не юный Генри чувствовал себя подростком, когда, робея и краснея, решился пригласить ее на первое свидание. Она также робко согласилась. Они гуляли целую ночь, а рассвет встречали на набережной рука об руку. Это была лучшая ночь в их жизни, когда они молодые, свободные и опьяненные любовью чувствовали, как за спиной будто вырастают крылья. Ему нравилось, что Лана любит его самого и ничего не знает ни о Сторибруке, ни о Зачарованном лесе. Для нее он был просто Генри, а не сын той самой Злой Королевы и Спасительницы, не внук Белоснежки и Прекрасного, и уж точно не наследный принц королевства. Это все, может, и будоражило его ум, когда он был младше, но с тех пор Генри достаточно повзрослел, чтобы понимать — кем бы ни были его родные, они заслужили славу и свое место в истории, а он еще нет. Поэтому посвящать возлюбленную в подробности своего генеалогического древа Генри не торопился. Да и что бы он ей рассказал? Лана была религиозной девушкой, и как бы она отреагировала, расскажи он ей всю правду о своей семье?  — Мои мамы-лесбиянки практикуют магию. Одна из них — Злая Королева Регина — в прошлом прикончила сотни людей, вырывая им сердца и складывая в ларцы, у нее целая коллекция была в склепе. Она и собственного отца убила, в честь которого меня кстати и назвали, а потом наложила проклятие на целый мир, чтобы разрушить жизнь моей бабушки. Но сейчас она милейшая женщина, мэр города. А другая мама Эмма, которая родила меня в тюрьме, сняла то самое проклятие, побывала в загробном мире и вытащила с того света своего тогдашнего бойфренда, и, знаешь, там совсем не так, как рассказывают. Да и дьявол едва ли сравнится с моим дедушкой — Темным магом. Заповеди люди нарушают каждый день и спокойно живут, а вот поди нарушь хоть один пункт сделки с Румпельштильцхеном, и моргнуть не успеешь, как смерть станет избавлением… Хорошо, если после такой истории она его просто бросит, а не вызовет санитаров. А уж если поверит… Лана росла сиротой, и вера в Бога была ее единственной опорой в жизни. Она каждое воскресенье ходила в церковь и придавала этому огромное значение. Генри не разделяет ее взглядов, но чтобы не огорчать любимую, иногда составлял ей компанию, и постепенно ему даже понравилось. Но отнюдь не месса, а то, как преображается ее лицо: как светятся голубые глаза, как она умиротворенно улыбается своим мыслям. В свете свечей Лана казалась одухотворенной и прекрасной, как никогда. И Генри даже помыслить не мог о том, чтобы внести в ее тихий мирок магический вихрь Зачарованного леса. Чего ей будет стоить разочарование во всем, что составляло ее духовную опору? Лана не так много рассказывала о своем детстве, но он понял, что жизнь ее была трудной. Сирота, детдомовец. Она напоминала ему Эмму, только в Лане было больше света и наивности. И, поколебавшись, Генри решил, что будет лучше и безопаснее никогда не привозить Лану в Сторибрук, и не говорить о ней родным. Он хотел во что бы то ни стало защитить свою любовь. Спустя год, они поженились. Это была тихая церемоний без свидетелей в любимой церкви Ланы. Невеста выглядела словно ангел в белоснежном платье и фате, сжимающая дрожащими пальцами букет розовых пионов. Даже спустя двадцать лет, Генри мог детально вспомнить ее светящееся от счастья лицо и слова клятвы, которые она произнесла. Они жили душа в душу. Купили небольшую уютную квартиру, которую сами обустроили: покрасили стены, купили мебель и гору безделушек. У Ланы никогда раньше не было места, которое она могла бы по праву назвать своим, и Генри с готовностью поддерживал любую, даже самую сумасшедшую идею о том, каким должен быть их дом. Пусть там будут яркие стены, пушистые ковры и огромные подушки на полу, кровать с балдахином, как у настоящей принцессы, а на кухне пусть растут цветы и везде будет светло. Это было веселое время, когда они вдвоем совершали настоящие набеги на магазины в поисках идеальных предметов интерьера. Они готовились встречать свое «долго и счастливо». Когда Лана сказала Генри, что ждет ребенка, их любовь стала еще сильнее. Вместе они подготовили детскую в ожидании малыша. Лана не могла сдержаться и скупала крохотные шапочки и носочки. А Генри с нетерпением представлял, как будет читать свою книгу сказок дочери или сыну перед сном. Девять месяцев промчались как прекрасный сон, а потом настало пробуждение. Врачи так и не смогли объяснить опустошенному Генри, что же пошло не так, и почему у здоровой молодой женщины сразу после родов вдруг остановилось сердце, которое запустить вновь уже не смогли. А может и объясняли, только он ничего не слышал, потому что это все уже не имело значения. Важно было лишь то, что его жены больше нет. Генри долго сидел на полу больницы, прижавшись спиной к стене, и смотрел в одну точку. Он чувствовал себя так, словно у него вырвали сердце, а на его месте осталась зияющая пустота, которая засасывала в себя и все другие эмоции и чувства. Мужчине не хотелось ни спать, ни есть, ни двигаться, и уж точно не хотелось видеть своего новорожденного сына. Первые дни, понимая состояние мужчины, медики оставили ребенка в больнице. Других родственников, которым можно было бы доверить новорожденного, все равно нигде не значилось. Генри дали время немного прийти в себя. Однако, обезумев от горя и потери, с запавшими от бессонницы лихорадочно-красными глазами и трясущимися руками, он был далек от самого себя, как никто. Тонущий в своей боли, он принимал собственноручно изготовленные лекарства горстями, желая забыться, и ему это удавалось. Громил квартиру, которую они с Ланой обустраивали с такой любовью, плакал, зарываясь в одежду жены, все еще хранящую запах ее тела. Но с особенной ненавистью Генри уничтожал детскую комнату. Рождение сына должно было быть самым счастливым событием, положившим начало их семье, но вместо этого стало началом конца. Он выливал весь свой гнев на плюшевые игрушки и резную кроватку, осознавая с безнадежностью приговоренного к смерти, что в его сердце уже никогда не поселится новая любовь. Через несколько дней к нему пришли из социальной службы — мистер Миллс должен забрать ребенка или отказаться от него. С холодной пустотой в сердце, Генри молча подписал документы. С ним сыну не видать нормальной жизни. Ребенку нужна любовь и забота, а Генри ощущал себя слишком сломанным и одержимым, чтобы дать хотя бы каплю и того, и другого. Он дал сыну лучший шанс, который когда-то дали и ему самому. Так он убеждал себя. Больше Генри никогда не слышал о мальчике, не пытался его найти или вернуть, но и вытравить память о нем, как и жгучий стыд, был не в силах. Несколько лет он посвятил поиску магического способа вернуть любимую. Одержимый, Генри даже связался с царством Аида, которое по привычке все продолжали так и называть, но это тоже не дало никаких результатов. Ланы там никогда не было. Генри ничего не оставалось, кроме как отпустить ее. Он пришел в ту самую церковь, что так любила Лана, и впервые в жизни помолился за ее душу. И как он мог сомневаться, что такое чистое существо, как его жена, могла оказаться где-то еще, а не в раю, о котором она столько ему говорила. «Тебе нужно лишь поверить» — вспомнились Генри слова Питера Пенна. О да, в любом мире волшебство зиждется на вере. И даже среди каменных джунглей и повального атеизма, оно пробьет свой маленький росток. Вера Ланы была словно одуванчик, вырастающий из трещины асфальта вопреки здравому смыслу. Ее сердце было таким же истинно верящим, как и у Генри когда-то. Весь мир твердил ему, что он сошел с ума, но он знал — его книга сказок правда и терпеливо ждал, когда поверит и Эмма. Так и Лана терпеливо ждала, когда же Генри поверит, и теперь так и произошло, но ее уже рядом нет… Он долго стоял в церкви рядом с ее любимой иконой Девы Марии и плакал, ощущая, как что-то черное и жестокое на мгновение отпустило его душу. Никто так и не узнал о событиях тех лет: о Лане, о ребенке, о мучительном исцелении Генри. Как и Румпельштильцхен, он не мог стерпеть жалости к себе, не выносил собственной слабости и беспомощности, предпочитая гореть в одиночестве в своем личном аду. Хотя со временем он научился жить заново, погружаясь в работу с головой, пустота навсегда осталась его спутницей. Многие женщины обращали внимание на привлекательного мужчину с тяжелым взглядом и острым языком, но никто не мог даже вскользь коснуться его сердца, да и едва ли от него что-то осталось.  — Нет — нет… Это невозможно, — шептал себе Генри, подавляя паническую атаку. Он налил себе стакан виски и выпил его залпом, пытаясь взять себя в руки. — Должен быть другой ответ. * * *  — Это намного веселее, чем возиться с пыльцой фей и зельями в трейлере, — Нил довольно потягивал пиво, оглядываясь по сторонам. Стриптиз-клуб «Dark Paradise» был популярным местечком в городе. Здесь выступали самые красивые танцовщицы, а охрана бдительно следила за тем, чтобы посетители вели себя прилично, не приставали к девочкам и не устраивали потасовки. Именно здесь Алиса и Нил и обнаружили Белль, случайно заметив афишу с ее изображением на улице. На постере было сказано, что сегодня в клубе будет проходить тематическая вечеринка, с участием местной звезды Фокси Френч.  — Может лучше сами отвезем ее к Румпелю? — неуверенно предложила Алиса. — Вряд ли он обрадуется, когда узнает, чем занимается его жена…  — Она же сейчас сама не своя, — покачал головой Нил. — Мой отец вообще был женат на другой женщине, пока Эмма не сняла проклятие. И потом, как ты собираешься ее «отвезти»? С чего ей с нами куда-то ехать? Она нас даже не знает.  — Ты прав, — огорчилась Алиса и тоскливо добавила: — И что мы тогда будем пока делать? До начала шоу еще пол дня.  — Как насчет устроить свидание? — предложил он чуть смущенно. — С тех пор, как все закрутилось, нам толком и некогда было побыть наедине…  — Отличная идея, мой шериф, — одобрила она. Настроение Алисы стремительно взлетело вверх: — Тогда как насчет партии в бильярд?  — Играем на желание? — изогнул бровь Нил.  — Идет! На что? — в ее глазах вспыхнул азартный огонек.  — Хм, если выиграю я, то ты примешь участие в шоу, — коварно предложил он, заставив Алису в изумлении открыть рот.  — Ты хочешь, чтобы я… танцевала… там? — Нил бы отменил свою ставку, если бы не видел, с какой улыбкой предвкушения Алиса посмотрела на сцену.  — Именно, а что какие-то проблемы с чувством ритма? — поддел он ее.  — Ни малейших, — твердо ответила она, хитро улыбнувшись. — Впрочем, я не собираюсь проигрывать, а раз так, то тебе лучше позаботиться о своих танцевальных навыках.  — Черт, мне стоило этого ожидать, — усмехнулся Нил, не особенно расстроившись ее ставке.  — В конце концов, целью нашего путешествия было делать сумасшедшие вещи, от которых у твоей мамы волосы бы на голове дыбом встали! — жизнерадостно сказала Алиса, выбирая кий.  — Хм, а я думал, мы мир спасаем или типо того… — с тоской произнес Нил, глядя как она загоняет три шара подряд точно в лузы. Наконец, Алиса промахнулась, и Нил взялся за кий. Но шар, летевший точно в цель, постучал по краям лузы, но так и не упал, застыв на самом краю.  — Да так нечестно! — вскричал Нил. — На него дунуть — и он упадет!  — Умей проигрывать с достоинством, милый, — пропела Алиса, с легкостью забивая оставшиеся шары. — Ты проиграл! Ну что выбрал песню, под которую будешь танцевать? У тебя есть еще пара часов на репетицию! Нил в ответ только застонал и вернулся в бар за выпивкой. * * *  — Наконец-то! — Румпельштильцхен вышел из больницы и с наслаждением втянул свежий вечерний воздух. В его кармане зазвонил телефон. — Дедушка, это я. Приезжай в клуб «Dark Paradise» немедленно! — скороговоркой произнес Генри и повесил трубку. Румпель хорошо знал этот клуб, и хорошо помнил Лейси, поэтому сразу догадался к чему такая срочность. Он поймал такси и, откинувшись на спинку сидения, вспоминал проклятую личность супруги. Все говорили о том, как она отличалась от настоящей Белль, и только он знал, что не так уж и сильно. В тихом омуте Белль водились и не такие черти, просто она показывала их только ему. Не такой уж и ужасной была Лейси: ей не хватало манер и сдержанности в поведении, но она была милой девушкой. Поэтому подъезжая к клубу, Румпель не особенно торопился. Однако, когда он вошел в переполненный зал и взглянул на сцену, то замер, пораженный открывшемуся зрелищу. На сцене стоял бокал размером чуть более метра в высоту. Двое танцоров в брюках, расстегнутых рубашках и шляпах-дерби наливали в него шампанское из бутылок. Оно пузырилось, пена пышно поднималась по ободку, но не это приковало взгляд Румпеля. В самом бокале по колено в шампанском грациозно танцевала девушка, в которой Румпель без труда узнал Белль. На ней было одето черное кружевное белье в стиле бурлеск: тугой корсет обтягивал ее талию, делая ее фигуру похожей на песочные часы, перчатки выше локтя подчеркивали плавные движения рук, алые губы изгибались в дразнящей улыбке, а к идеально уложенным волосах была приколота маленькая вуаль, чуть прикрывающая левый глаз красавицы, делая ее взгляд еще более таинственным и манящим. В бокале было не так уж много места, но Белль умудрялась показывать просто чудеса гибкости и изящества. Мелодия текла плавно и тягуче, увлекая за собой. И она, танцуя, изгибаясь, кружась и наклоняясь, манила и очаровывала. Невозможно было оторваться от ее белоснежной кожи, брызгов шампанского, летящих в толпу, когда она игриво поднимала ножку, от ее улыбки и синих глаз…  — … Румпельштильцхен! — видимо, уже не в первый раз Генри пытался дозваться до него.  — Что? — Румпель даже не подумал отвести взгляд от супруги.  — Вот ЗЛ-2. Надо забирать Белль отсюда и вернуть ей воспоминания, ты что забыл? — недоуменно переспросил Генри. Он был, пожалуй, единственный, на кого магия танца девушки не подействовала, впрочем никому, кроме него, она бабушкой и не приходилась.  — Это может и подождать… немного, — рассеянно ответил Румпель, продолжая любоваться красотой жены. Он чувствовал сильнейшее возбуждение, и ему было глубоко плевать на всех этих пускающих слюни мужланов — Белль принадлежала только ему, и никто не посмеет до нее даже пальцем дотронуться.  — Как скажешь, — понимающе хмыкнул Генри, скрываясь в толпе. А в это время возле бара:  — Я это не надену, — категорически произнес Нил, с отвращением глядя на блестящие голубые стринги. — И это не ТАКАЯ вечеринка.  — Ладно-ладно, но попытаться стоило, — едва сдерживая смех ответила Алиса. — Не нервничай ты так, выпей еще стаканчик. Шоу начнется через пятнадцать минут, когда закончится выступление Белль, ты выходишь третьим.  — Эй, Нил, ты чего такой кислый? — подсел к парочке Генри, и знаком показал бармену налить ему то же самое.  — Он мне проиграл желание в бильярд, и теперь участвует в конкурсе начинающих танцоров, вот и волнуется. — пояснила Алиса, снова доставая блестящие стринги, чтобы продемонстрировать их прибывшему другу.  — Ого, — Генри покосился на стринги, потом на шерифа Сторибрука и подумал, что любовь меняет людей до неузнаваемости. От этой мысли в груди вновь зашевелились черные змеи ассоциаций, но Генри усилием воли загнал их куда поглубже, чтобы не досаждали хотя бы в этот вечер. Генри проверил зарядку своего телефона — шоу Нила достойно того, чтобы быть записанным на видео для истории. Фокси закончила свое выступление и скрылась за кулисами под громовые аплодисменты зрителей, однако вскоре вновь появилась в зале. Она почти не изменила свой наряд. Лишь дополнила корсет и перчатки длинной полупрозрачной юбкой с широким вырезом на бедре и туфлями на шпильках. Танцующей походкой она подошла к бару, где ее уже поджидал Румпельштильцхен.  — Можно вас угостить? — обратился он к Фокси. Она смерила его оценивающим взглядом и медленно кивнула. Румпель сделал знак бармену, и тот тут же поставил коктейль с вишенкой в середине.  — Я вас тут раньше не видела, — мелодично сказала танцовщица, расслабленно опираясь на барную стойку.  — Меня зовут детектив Уивер, — ответил он, наблюдая, как она ласкает пальцами ножку бокала. Румпель не знал, чего ожидать от этой роковой версии Белль. Без сомнения, Фокси Френч знала силу своего очарования и применяла его не хуже любого оружия, парализуя противника одним взмахом ресниц. Но Румпельштильцхен не был легкой добычей, и хорошо знал все приемы обольщения, которыми владела его жена.  — Детектив значит… — задумчиво повторила красавица и, загадочно улыбнулась ему: — За что выпьем?  — Только за любовь, дорогуша, — они осушили бокалы. ЗЛ-2 мгновенно подействовал. Белль пошатнулась, и Румпель приобнял ее, давая возможность прийти в себя. Постепенно, ее глаза стали проясняться.  — Румпель? — неуверенно и чуть удивленно произнесла она.  — Белль, — его глаза наполнились счастьем, которое зеркально отражалось в ее. Несколько бесконечных мгновений они просто стояли посреди переполненного ночного клуба, не замечая ничего и никого, и улыбались друг другу. Не важно, кем они были: Румпельштильцхен и Белль, Голд и Лейси, Уивер и Фокси — они всегда найдут путь друг к другу, в этой жизни и в следующей. За столиком раздались крики и громовые овации — это Алиса, Генри и только что прибывшие Марго с Гидеоном поддерживали выходящего на сцену Нила. Белль и Румпель удивленно переглянулись и присоединились к компании. Заиграла классическая «Sweet dreams are made of this», и Нил, видимо, решив, что терять ему, кроме чувства собственного достоинства, уже нечего, показал настоящий класс. Генри, не переставая хохотать, снимал его танец на телефон. — Сейчас же пошлю видео Белоснежке, — перекрикивая шум, сказал он Белль. — Она как только это увидит, сама разрушит проклятие и перебьет всех врагов, лишь бы забрать своего малыша из этого вертепа! — Отличный план, — смеясь одобрил Румпель. Несмотря на нависшую угрозу, они, как никто, умели наслаждаться такими вот мгновениями покоя и радости, когда все живы и вместе. Враги всегда будут появляться, и битв не миновать, но это счастливое «сейчас» надо прожить и прочувствовать, как будто в последний раз.