***
В один день Кара встала с постели и поняла, что нужно поменять шторы на окнах. Просто надо — и все. Это назойливое желание не желало пропадать, как бы женщина ни старалась занять себя другими делами. В итоге Кара сдалась и покорно пошла на рынок, дабы выбрать новые шторки. Какие-то более веселые и интересные, а не просто кусок однотонной ткани. Нужно же как-то облагородить собственный дом? Первое, что бросилось в глаза женщине, непонятная ей суматоха. Люди то и дело шептались и выглядели крайне возмущенно. Многие из них выжидательно смотрели на нее, и это немного пугало. Кара коснулась головы, но прическа была в порядке, она посмотрела на одежду, но и с ней ничего не случилось. Все было как обычно. Поэтому она переборола свою природную стеснительность, подошла к торговцу фруктов и неловко спросила: — Что-то случилось? Крепкий мужчина воззрился на нее, едва не покрутил пальцем у виска, но все-таки объяснил. Он нагнулся и достал из-под прилавка сложенную вчетверо бумажку. Край ее был заляпан чем-то красным, возможно, фруктовым соком. Он протянул листок Каре и с интересом стал следить за ней. Прокашлявшись, Кара дрожащими пальцами взяла бумагу и осторожно развернула ее. Если бы у женщины была корзина, наполненная едой, то она оказалась бы на полу, ибо женщина обязательно бы выронила ее. Причина бурной реакции стал портрет Луна, над которым было объявление о розыске. — Мы думали, вы разъясните нам… это, — молвил человек, покупавший до этого яблоки у торговца. — Я не знаю, как такое могло произойти, — Кара побледнела, едва не выпустив листок из ослабевших рук. — Это какое-то недоразумение! Лун же не мог, не мог же? — Мы тоже так посчитали, но не все с нами согласны. Все-таки большой мир меняет людей до неузнаваемости. Что ж, пойду-ка я по своим делам. Увидимся завтра, да? Все в силе? Кара вяло кивнула, не оторвав взгляда от портрета, нарисованного чернилами. Сумбурно поблагодарив торговца за помощь, женщина поторопилась домой. В это время ее муж все еще работал в поле, и ей необходимо было поделиться с ним шокирующими новостями. Может, Бонао придумает, как разрешить данное недоразумение? Не мог Лун сделать описанные на бумаге вещи! Молодой человек был порядочным и умным, это было видно по его поведению и речи. Бонао, как и предвидела Кара, нашелся на грядке. Он усердно вспахивал землю, иногда утирая пот со лба. Свою жену он заметил еще издалека, поэтому отложил плуг и за время, которое понадобилось женщине, чтобы дойти до него, успел отдышаться. — Ты в порядке? — взволновался Бонао, когда перед ним застыла смертельно испуганная жена. Она молча отдала ему смятый листок. Все еще ничего не понимающий мужчина медленно разгладил бумагу, дабы, взглянув на нее, замереть соляным столбом. Лицо Бонао стремительно покраснело, а верхняя губа нервно задрожала. — Что за вздор! — возмутился он, громко фырнув. — Быть такого не может. Кара, чья это нелепая шутка? — Но, дорогой, — замялась женщина, сжав подол потрепанного платья. — Эти объявления висят по всему городу и даже вне его. Это о-офиц-цальное об-бъявление. Муж сердито нахмурился. И, не долго думая, решительно заявил: — Любимая, собери мне вещи. Я поеду в это поселение над рекой!***
Вам знакомо странное ощущение, когда получаешь совершенно неожиданную помощь от малознакомых людей? Вы вроде и не знакомы толком, общались всего пару раз, а в нужное время именно почти что незнакомцы протягивают тебе руку помощи. В такие моменты я чувствую невероятную благодарность не столько за помощь, сколько за участие. Таких людей хочется носить на руках. Когда я узнала о заключении Бонао, то тут же поняла, что обязана вызволить его из тюрьмы. Он не заслужил быть повешенным. Подобную участь заслужили те твари, которые и придумали весь этот бред, который, в свою очередь, и заставил Бонао все бросить и приехать в поселение над рекой. Господи, как там Кара? Как я посмотрю в глаза женщине, если?.. Нет, никаких если! Бонао не казнят, меня тоже. Сомневаюсь, что тюрьмы в этом веке такие же неприступные, как в моем. Ни тебе сигнализации, ни камер наблюдения, ни запрограммированных дверей. Уж распилить местные решетки я как-то смогу. Тем более тюрьма не должна быть особо большой, только если люди вдруг не научились строить многоуровневые подземные этажи, которые бы ушли аж к центру Земли. Что-то я разволновалась. Новой проблемой стали сами контрабандисты. Они не хотели меня отпускать, но причину данного желание не могли толком объяснить. Поверить в их мнимую заботу было слегка трудновато. Почти невозможно. Поэтому их предводители, то есть Фунг и Джонг Джонг, устроили хорошо мне известные шушуканья. Это когда ты отходить от заинтересованной группы людей на пару шагов, образуешь с собеседником круг и начинаешь с ним тихо балалакать, нарочно нагоняя страх на публику, словно они там решают судьбу вселенной. Как итог, со мной отправили нескольких солдат, как бы «в помощь». Наблюдателей в этих солдафонах не увидел бы только слепой. Но я не противилась, ибо в чем смысл? Ори не ори, протестуй не протестуй, а я явно в меньшинстве, и от моего желания ничего не поменяется. Легче смириться. Раньше начнем — раньше закончим. План был проще некуда. Выдвинуться из лагеря перед закатом, дойти до деревни к сумеркам и ночью пролезть в тюрьму. С собой я предусмотрительно взяла лопату, пилу и ножовку. Вышла я во всеоружии, подготовившись на все случаи жизни. Если надо будет сделать подкоп, если решетка будет из дерева, если надо будет спилить замок. Иными словами, пыталась использовать киношные трюки главных героев, ибо лично я никогда не была ни в тюрьмах, ни в концлагерях даже на экскурсии. Мне было страшно. Пусть я немного привыкла к жизни в этом мире, мне все еще было боязно заблудиться в лесу, умереть от голода, попасть в рабство и, самое банальное, не найти работу, когда накопленные деньги закончатся. А всю жизнь проторчать в кафе, работая официантом, глупо. У меня же есть столько ценных знаний, которые могут буквально устроить здесь революцию, а я маюсь какой-то ерундой. Конечно, повидать мир тоже полезно, но что потом? Куда я пойду? Так странно жить в неизвестности с сумрачным будущим. — Нам сколько идти до селения? — поинтересовалась я у главного, который отвечал за наши шкуры. — От часу до трех. Какой-то он неразговорчивый, еще и смотрит странно. Когда же я успела и ему в жизни нагадить? Я встать с кровати не успеваю, как уже кого-то оскорбила до глубины души! Нет бы нормально объяснить, где косячу и как исправить, а не это многозначительное молчание. Хоть до драки не доходит, и на том спасибо. Кажется, по жизни я все-таки пацифист. Самое то стать сторонником мира и любви во времена местного средневековья. Мысленно махнув на все рукой, я уверенно спросила: — Выдвигаемся? Всё-таки у меня шикарный голос. Может, стать оперным певцом? Если тут, конечно, вообще слышали, что такое опера.