So won’t you come and help me people? Cause I can't do this on my own. («Truth is…»)
О правде
— Шестой сезон шестым сезоном, — рассуждала Ангел, обходя неопрятные классы, в которых ещё не были завершены отделочные работы. — Сломанные стены, снесённые в порыве страсти дома, разгромленные склепы, краденые зажигалки. Всё это клёво, конечно, но тебе не кажется, Вилли, что Баф была неравнодушна к тебе задолго до своего фейкового воскрешения? Сколько раз она тебя спасала! Не говоря о том, что ей, кажется, только однажды пришла в голову идея убить тебя. — Это когда? — заинтересовался Спайк. Он не сомневался, Баффи желала убить его много раз, но было приятно думать, что это может быть и не так. — Дон, Светлейшая, — коротко пояснил Скептик, уже расположившийся на пыльной парте, не особо заботясь состоянием своей одежды, и подбирающий аккорды новой песни. У этого парня и правда был талант выхватывать самую суть. Спайк сразу вспомнил день, когда Баффи пришла к нему под видом бота. Она не спасала его в квартире Светлейшей, а шла убить первой. И когда ей это не удалось, захотела узнать, выболтал ли он безумной богине тайну Дон. Спроси она его открыто — он мог солгать, вот в чём была причина маскарада. Спайк не мог понять только одного: к чему был тот поцелуй? Она же сама себя выдала. — А, точно, — протянул он разочарованно, хотя обижаться, в сущности, было не на что. Он понимал: Дон — её сестра, а он ей — никто. И никогда никем не будет. — Если ты — всё, что она ненавидит, как сама говорила, слишком уж она о тебе печётся! — решительно подытожила Ангел, пристрастно изучая стены, не покрытые штукатуркой, и зло сощурила прозрачные глаза. — Фиго́вые у вас строители! И материалы. Это шлакобетон? Теперь понятно, как вы дома рушите. Было бы что… — Кому она говорила это? — прервав рассуждения девушки о строительных материалах, спросил Спайк напряжённо. — Что я — то, что она ненавидит? Ангел отвлеклась от стены, которую расковыривала, и быстро глянула на него — удивлённо и, как ему показалось, довольно. Спайк не понял, да и не пытался понять этот взгляд. В его мыслях была только Баффи — сейчас, как всегда. — Таре, — ответила она, впрочем, вполне безразлично. — Она одна знала о вас. Баф ей плакалась. — Может, я ещё успею поговорить с ней до рассвета, — пробормотал Спайк с надеждой. Он чувствовал доверие к Таре и, кажется, она его не ненавидела, как Скуби. Может быть… Додумать он не успел. — Ты же не в курсе, — расстроено вздохнула Ангел. — Тара умерла. — Точнее, была убита, — поправил Скептик. — Думаю, актриса отказалась от роли. — Как?! — пропустив упоминание о сериале, воскликнул Спайк. — Нелепо, — прищёлкнула языком Ангел. — Жаль, она мне нравилась. Спайк изумлённо уставился на неё. — Тебе нравятся женщины?! — эта новость по какой-то причине затмила для него предыдущую. Скептик внимательно наблюдал за вампиром, не в первый раз терявшим нить разговора. Как смайло-сапиенс, проводящий много времени на узкоспециализированных интернет-ресурсах, он уже был готов сделать первые выводы и прогнозы. Ангел странности поведения приятеля, кажется, не замечала. — Когда они хорошие люди, — просто ответила она. — Когда?! — мгновенно перескочив с темы, возмутился Спайк. — В смысле «если», — пояснил Скептик, продолжая следить за ним, забыв о гитаре и нотах. — Как «когда» может быть в смысле «если»?! — ещё более гневно возразил Спайк. — Особенности русского языка, — Скептик развёл руками. Он решил не сообщать Спайку и Ангелу о приближающемся беспамятстве. Спайк будет угнетён, Ангел огорчится, что он не запомнит ни их, ни этот разговор, и всё сбудется по сценарию, независимо от её желаний. Канон останется каноном. Как и должно быть. Но сейчас Скептик хотел дать им надежду. И проверить, что означает имя Фейт; доверять знаниям Ангела в том, что касалось языков, не стоило — в этом он убеждался не раз. — И что за жалкая отговорка, что у тебя нет души?! — возмутилась Ангел, похоже, на собственные мысли. — Как человек может быть без души?! — Я вампир, — слабо улыбнулся Спайк. — Сути не меняет! — гневно возразила девушка. — Что бы ты был без души? Ни чувств, ни желаний, ни боли, ни радости — ничего! — У тебя интересная философия, ангелок… — ещё более грустно усмехнулся Спайк, садясь на парту рядом со Скептиком и заглядывая в ноты. — Можно? — попросил он, ткнув пальцем в название песни. Скептик понимающе усмехнулся и протянул гитару. Он не сомневался, что слово «улыбка» привлечёт внимание Спайка. А пел тот и правда хорошо. Не прогадал Уэдон, что взял на роль поющего актёра, решил он, вслушиваясь в мелодичные переборы и печальный голос певца. — And smiles, smiles, smiles… — тянул Спайк и чувствовал, как тяжесть уходит из сердца. Скептик выбирает хорошие песни, подумал он. Следующей была «Dangerous». Спайк начинал петь её дважды — в первый раз его прервала Ангел. — Песня лоликонщика, — сказала она сердито. — И как только Джейми не стыдно в его-то возрасте? — Спайк посмеялся этим словам, и девушка сильнее разозлилась. — Серьёзно, что значит, она только через пару лет будет хороша для него? Несовершеннолетняя! Только это на ум приходит! — На твой извращённый сёдзе ум, — заметил Скептик негромко, и Ангел его не услышала. — А «Муншот»?! — заставив Спайка содрогнуться, возмущённо выкрикнула она. — Как там? Ты снова в школе, а я — в Космосе? Это поф, где он, хотя я б кинологов на квартиру вызвала, — Скептик сильно зажмурился и упал лбом на колено, сдерживая смех, а Спайк шутки не понял, — но она-то — в школе! Это статья! В России, во всяком случае. — В США тоже, — подтвердил Спайк со снисходительной улыбкой. — Что же ты слушаешь такие развратные песни, ангелок? — А я знала?! — тотчас стала оправдываться та, не заметив явной насмешки. — Пока через онлайн-переводчик не прогнала, я же не знала! — Скептик что-то, кажется, хотел сказать, но не смог справиться со смехом. — И песни такие красивые! Ты бы слышал, какие красивые и как их Джейми поёт! — Спайку стало стыдно за свои слова. Ангелок и правда была восхищена этим певцом, что и как бы он ни пел. — Ты тоже клёво поёшь… — вздохнула она, чуть погодя. Чувство вины Спайка стало невыносимым. «Нашёл над кем смеяться! Она же дитя!» — корил он себя, а вслух сказал весело, подзадоривая и ободряя: — Эй, ангелок! Ты смайло-сапиенс, почему ты не заявишься к этому типу и не потребуешь исправить тексты? — он улыбнулся, ожидая реакции. Ангел, по его мнению, должна была либо ухватиться за идею, либо разозлиться на него — в любом случае, она бы перестала грустить. Но она, вопреки предположениям, откликнулась уныло: — Так мы не можем. Это ты, вроде как, придуманный и далеко в прошлом, поэтому мы смогли устроить эту разборку, а в текущую действительность да ещё в своей реальности мы вмешиваться права не имеем. — Ты помнишь! — брякнув струнами, изумился Скептик. И, положив гитару на колени, добавил иронично: — А я-то думаю, и какого чёрта мы абсолютно не вмешиваемся в текущую действительность в своей реальности последние два с половиной года? Спайк постарался не рассмеяться — в глазах ангелка читалось желание прирезать товарища на месте, не стоило подливать масло в огонь. — Кто-то сильно нарывается, — проговорила девушка раздельно, устремив полный угрозы взгляд к лицу Скептика. Тот сосредоточенно нахмурился: — Я его знаю? И Спайк, перестав сдерживаться, весело расхохотался. — Послушайте, вы никогда не думали создать комедийный дуэт? — спросил он. — Уверен, у вас был бы успех! Ангел только неодобрительно качнула очаровательной растрёпанной головкой, волосы на которой теперь, ради удобства, были собраны в объёмный пучок, а Скептик откликнулся невозмутимо: — Пробовали, и у нас отлично получилось. В октябре семь лет будет, — он придвинул к Спайку ноты и протянул ему гитару. — Держи, поёшь ты лучше, чем шутишь. Улыбнувшись, неожиданно смущённый этой безыскусной похвалой, Спайк взял инструмент и снова начал подбирать мелодию. Ангел права, решил он, красивая. А слова напомнили о его чувствах к Баффи. Он боялся её — не как истребительницу, конечно, никогда, — но как женщину, которой хотел и готов был отдать всё. И которая никогда не просила у него этого, но никогда и не отказывалась. — Точно! — Спайк ударил по струнам, заставив вздрогнуть замечтавшегося Скептика. — Она не отвергала меня! Ну, кроме пары раз. — Логично, да, — согласился тот монотонно, поняв, что концерт окончен. — Если бы она действительно ненавидела меня, ничего бы не было! — спеша высказаться, тараторил Спайк, сжимая бока гитары, на которую Скептик смотрел с сожалением и тоской. — Но ведь было! — и вдруг он сник. — Или я принудил её? Я воспользовался её слабостью, когда она была так одинока и несчастна… — Снова здорово! — отбирая у него гитару, цыкнул Скептик и сдул густую волнистую чёлку с высокого лба. — Я не смотрел этот сериал много, но поверь моей наблюдательности, Уильям, — добавил он, усаживаясь на парту, — ты был единственным, кто поддержал Баффи после её воскрешения. Честно, — подтвердил он в ответ на изумлённый взгляд вампира. — Потом вы общими усилиями всё испортили, но начиналось очень хорошо… и даже с её стороны, если уж на чистоту. Я даже думал, вас так и сведут в шестом сезоне. Ошибся, — резюмировал он и, склонившись к гитаре, стал перебирать струны, даже не напевая, а вздыхая с печалью и нежностью в приглушённом голосе: — Oh, poor Robyn, don’t be scared. Let me hug you, let me take you there… — Да он издевается! — подскочив от негодования, выкрикнул Спайк. Он душу наизнанку выворачивает, а в ответ — это?! И что ещё за «дай обниму, бедняжка»?! Он выглядит настолько жалко?! Ангел накрыла его судорожно сжатый кулак тёплой, потёртой ладошкой и увлекла в другой конец класса — подальше от усмехающегося и, как ни в чем не бывало, продолжающего петь Скептика. — Не обращай внимания, — сказала она, заскочив на подоконник с ногами и жестом приглашая Спайка сесть напротив. — У него насмешливость в крови. Хотя он не плохой… — она едва дёрнула плечом и тут же сменила тему: — Говоря о Баф, знаешь, Вилли, не казни себя за то, что у вас вышло. Слабая она была или ещё как — человек она взрослый и за свои поступки отвечает сама. Это было её решение. — Она была подавлена после воскрешения, — слабо возразил Спайк. Ему бы хотелось верить, что Баффи была с ним, потому что ей было хорошо с ним, но ведь вышло, что ей из-за него было плохо? — Я использовал её уязвимость. Она бы никогда, если бы не это, не стала… — Ничего подобного! — резко возразила Ангел. — Она не дитя и не чокнутая, в конце концов! Если бы она хотела избежать этого, она бы этого избежала. — Я не позволил ей… — только начал Спайк и смолк, поражённый смехом девушки. — И много чего ты ей не позволил, кроме этого? — возразить было нечего, и он промолчал, а Ангел продолжила добрее и тише: — Однажды ты готов был отказаться от неё, оставить её в покое. Во всяком случае, не домогаться… — пояснила она. — Ещё до всех ваших, — она поморщилась, — отношений. — Никогда! — горячо запротестовал Спайк. Этого не было никогда! Он никогда не мог отказаться от Баффи; даже пожелать этого, не то что отказаться в самом деле! Он потому и хотел найти заклинание, что не мог ничего поделать с собой и глупо надеялся на магию, у которой, как оказалось, нет никакой власти над сердцем… и душой, если то, что говорит Ангел о его душе, правда. Ангел тоненько вздохнула и пару раз кивнула, разметав кудрявые пряди. — Был, был, — повторила она уверенно. — Дай мне покоиться с миром и всё такое. Музыкальная серия. — Музыкальный демон… — догадался Спайк. Он действительно сказал это Баффи? Он плохо помнил всё, что не касалось их поцелуя, и не мог поверить, что сказал нечто подобное. — Между прочим, эти слова звучали вполне искренне, — сделав ударение на слове «вполне», заметил Скептик, прервав песню о бедном Робине, которая, к досаде Спайка, ему, похоже, понравилась не меньше ковбойской баллады. — А Баф даже один-единственный раз выглядела виноватой, — поддержала приятеля Ангел. — Видимо, поверила. — Она всегда говорила… — снова попытался возразить Спайк, но Скептик быстро прервал его (может, он и не смотрел весь сериал, но то, что смотрел, помнил, похоже, наизусть). — Что ты не можешь любить, конечно. Но, насколько я помню, — он поднял голову от нот и пристально посмотрел Спайку в глаза, — в музыкальном шоу ни у кого из певцов не было возможности лгать. Ведь даже Баффи не смогла. А не мне тебе рассказывать, как она оберегала свою тайну. Это была правда, и Спайк снова промолчал. — Она поняла твои чувства, — вздохнула Ангел, — и вместо того, чтобы дать хотя бы шанс придушить их в зародыше… Хотя какой зародыш? Всё было вконец запущено!.. — она вздохнула ещё печальнее, — она потянулась к тебе. Это она всё начала. Да и вообще, инициатива всегда была с её стороны. — Нет, Баффи, она… — слабо возразил Спайк, ощущая боль и счастье, вину и надежду одновременно. Похоже, его душевные терзания сильно отвлекали Скептика от нот, и тот снова вмешался, бросив коротко и окончательно: — Поцеловала тебя первой, так? Так, конечно, но Спайк всегда считал, что это было частью музыкальной магии, как в фильмах старого Голливуда — в финале главные герои всегда целуются. Хотя почему именно они с Баффи должны были стать главными героями отвратительного шоу? Там, между прочим, была официальная пара! — Так, но… — Поцеловала! — фыркнула Ангел. — Зажевала она его, а не поцеловала! Спайк нахмурился, пытаясь понять смысл предложения: вроде, все слова знакомые, но что-то не складывается. — Она меня… — начал он и осёкся. — What?! — И она же склонила к близости! — безапелляционно заявила Ангел, не дав ему начать оправдываться или оправдывать — он не понимал, чего боится больше: выдать собственные слабости или обличить слабости Баффи. — В аварийном доме кто у вас был ведущим? — Я! — ещё не до конца осознав смысл вопроса, выкрикнул Спайк. И тут до него дошло: в сериале было и это! — Bloody hell! — его охватила паника. — Всё! Стоп! Довольно! Он хотел прекратить обсуждение интимной темы. Но Ангел, похоже, ничего особенного в ней не видела. Как ребёнок, вспомнив характеристику, данную Скептиком, заключил Спайк. — Да ну?! — беспардонно насмехаясь над его растерянностью, возразила она. — А когда она стала невидимкой, это, конечно, ты ей кабэ-дон устроил? — Говори на одном языке! — возмутился Спайк. — Прижал к стенке, — пояснил Скептик. — Вы и это… — Мы много чего и то, и это! — заставив его проклясть русский язык, нагло заявила Ангел. — Что она сказала? — обернулся он к Скептику. Возможно, в фразе всё же был смысл. Но, судя по реакции, вряд ли. — Забей, — со вздохом посоветовал тот. — И в истории с яйцами… — Ангел смолкла и, прищурившись, посмотрела в его испуганные глаза. — Кстати, откуда взялись яйца? — Хоть чего-то ты не знаешь, — невесело усмехнулся Спайк. — Но неужели, по-твоему, всё решала только Баффи, а я… Он не знал, как окончить свой жалкий вопрос, но Ангел и не ждала этого. — А ты — душа тонкая, ранимая, романтик по жизни! — отрезала она. — Так что получай свои кнуты и пряники! В основном, конечно, кнуты… — растеряв весь запал в одно мгновение, уточнила она. — Кстати, вопрос. Ладно ты, но у Баф почему кровь не течёт, когда её лупят? В том аварийном доме ты ей аж с ноги в лицо зарядил, и ни струйки. Утром только крохотный синячок был, и у тебя тоже, а вы друг другом стены прошибали. И в другие разы, бьёте-бьёте — и потом ни синяка, ни гематомки, ни кровоподтёка. — Это синонимы, — отозвался Скептик. — Но вопрос интересный. Хотя мы говорим о сериале конца девяностых — начала нулевых, там своя специфика, хоть бы эти драки на каблуках. — Вот точно! — охотно согласилась Ангел. — С прыжками на шпильках Баф давно должна была стать инвалидом! — Мне всё ещё нельзя закурить? — спросил Спайк, прислоняясь затылком к стене и закрывая глаза. Он, как ни старался, не мог уследить за скачущими мыслями Рапунцель. То она сожалеет о его судьбе, то тут же переключается на бетон, перевязочные материалы и синяки Баффи. Спайк виновато вздохнул. Должно быть, в сериале всё было показано несколько чище, но он много раз был жесток к своей истребительнице и их бой в том доме тоже закончился не бескровно — как и все другие их бои. — Нет! — гневно ответила Ангел. — У нас вечная антитабачная кампания, — с лёгкой улыбкой проговорил Скептик. Спайк даже не расстроился. Не так он хотел курить, как сдохнуть, думая о том, кем был всю свою никчёмную жизнь. А смерть от рака лёгких вампиру, к его искреннему сожалению, никак не грозила. — Так значит, ведущей у нас всегда была Баффи, — уточнил он с горечью, спустя некоторое время. — Это она всё решала? — Однозначно, — подтвердила Ангел. — Тебе хватило решимости только на признание. — А вот ей — нет, — произнёс Скептик осуждающе и снова забренчал: — It’s over now. I think I get it. It’s been years since I saw your face. But now I don’t want to hear for you, I don’t to hear about anyone or anything… — Жалкое признание, — едва слышно сказал Спайк. — Баффи никогда не приняла бы моих чувств… — он болезненно усмехнулся вдруг пришедшим на память словам, — в какую бы форму я их ни облёк. Скептик перестал напевать песню о Робине, которого нужно срочно обнять, и перевёл на него заинтересованный взгляд, а в прозрачных глазах Ангела полыхнул чистейший природный газ. — Баффи трусиха! — выпалила она гневно. — И лгунья! Вампиры не должны краснеть, поскольку у них и кровотока-то нет, но при звуке этих несправедливых обвинений Спайк покраснел до ушей. — Неправда! — воскликнул он на какой-то странно-высокой ноте. Но раньше, чем спор перерос в ссору, в него вмешался Скептик: — Думаю, девушка просто сильно запуталась, — произнёс он, заставив обоих замолчать и слушать. — Да и опыт с мужчинами у неё был исключительно негативный. — Это точно! — не сдержалась Ангел. — Точно, — вздохнул Спайк. Когда-то он сам говорил Баффи, что она не умеет выбирать мужчин, а теперь он — одна из её ошибок. Скептик окинул собеседников ироничным взглядом. Они совершенно не умеют слушать, отсюда всё непонимание, заключил он и закончил мысль: — Что не отменяет того, что она нуждается в тебе. Спайк снова ощутил странное чувство, похожее на смесь боли и счастья, но постарался скрыть свои переживания и спросил, как мог, равнодушно, что, конечно, не получилось никак — дрожащие влагой глаза и дрогнувший голос выдали его с головой: — Зачем я Баффи? — Ты её любишь, — не раздумывая, ответил Скептик, — а каждому хочется, чтобы его любили. — По-твоему, она настолько одинока? — Что согласна на любовь вампира? — ни капли не считаясь с его чувствами, уточнил Скептик. — Ну, твоя любовь ещё не худшего качества. Да и опыт с вампирами у неё есть. Последнюю фразу Скептик сказал будто в сторону, но достаточно чётко и громко, чтобы собеседник разобрал каждое слово. Спайк до скрипа стиснул зубы. Он начинал понимать ангелка. Этот брюнет был не менее бесячим (что бы ни значило это слово), чем Эйнджел! — Удивительно, что ты способен так раздражать, — произнёс он сдавленным голосом. Скептик поднял на него отстранённый взгляд и ответил просто: — Правда часто вызывает недовольство. — Баффи не любит меня, — не для него, а для себя повторил Спайк фразу, которую твердил себе последние месяцы. Он не ожидал услышать ответ и удивился, когда Скептик сказал, звякнув струнами: — Сейчас — нет. В будущем всё возможно. Эти слова внушали опасную надежду, и Спайк сосредоточенно отгонял от себя пустые мечты, но Ангел, кажется, расхотела жалеть его. — Тем более, учитывая ваше прошлое, — заставив мёртвое сердце застонать от боли, а пугливую душу съёжиться от страха, сказала она. — У нас нет нашего прошлого, — опроверг обнадёживающие слова Спайк. — Аж со второго сезона, — похоже, и правда устав быть доброй, фыркнула Ангел. Спайк благодарно улыбнулся ей. Слова этой девчонки вселяли в него веру, пусть даже ложную, но такую сладкую веру в будущее, которое у него могло быть рядом с Баффи, хоть и недолго. — Как ты её терпишь? — обернувшись к Скептику, поинтересовался он. Тот оборвал припев и посмотрел ему в глаза. И, поняв всё одним взглядом, тоже улыбнулся: — И рад бы посетовать, но, похоже, я просто привык. А Спайк снова порадовался, что его последняя ночь перед тем ужасным и прекрасным будущим, о котором говорила Ангел, так хороша и светла. Чуть грустно, конечно, и немного больно, и по неизжитой привычке всё ещё жаль себя. Но он научится быть лучше для Баффи. И для себя тоже. Но кое-что ещё томило и мучило его неокрепшую после длительной спячки душу: его вина перед Баффи, самая страшная из них. — У меня не было души, поэтому я едва не совершил нечто столь ужасное с той, которую люблю, — решив, что после всего скрывать что-то не имеет смысла и ведь должен же он выговориться, неумело покаялся он. Ангел озабоченно на него покосилась. — Надеюсь, он оклемается и снова заговорит нормально. — Я ещё не сошёл с ума, не волнуйся, ангелок, — горько улыбнулся Спайк. А Скептик неожиданно спросил: — С чего ты взял, что у тебя не было души? Спайк не знал, что отвечать. Ангелок упрямо внушала ему, что он никогда не терял душу, но он не верил ей, и, в конце концов, он не чувствовал души! В голове крутились слова из жуткой сказки Уайльда: «Я не вижу души, не могу коснуться души, вовсе не знаю души… — и это заставляло его улыбаться ещё безнадёжнее и жальче. Действительно, — что мне прока в душе?» — После своего едва не совершённого ужасного поступка ты ведь мучился? — не дождавшись ответа, спросил Скептик. Спайк вскинул на него горящий негодованием взгляд. Мучился ли он?! — Я спать не мог! — выкрикнул он неожиданно громко даже для себя. Но не для Скептика, остававшегося невозмутимым и хладнокровным. — Понимаешь ли, Уильям, муки совести присущи только людям, — сказал он. — Причём далеко не всем! — резко заявила Ангел. Спайк чувствовал себя оглушённым. Слова Скептика убедили его в том, в чём не смогли убедить никакие другие. Совесть. Она есть только у людей! — Хочешь сказать, в той пещере меня всё же надули? — чувствуя, что во рту пересохла вся слюна, спросил он. Скептик кивнул. — Тебе продали пустоту. Твоя душа всегда была с тобой. — Но я за многое не ощущаю… — Спайк запнулся. Горло сводило от страха, но задать этот вопрос было необходимо, — мук совести. Скептик ответил всё так же уверенно. Он, кажется, вообще ни в чём не сомневался и по каждому вопросу имел своё окончательное мнение. — Ожидаемо и объяснимо. Мы стыдимся того, чего нас приучили стыдиться — в семье, в обществе, через книги. А ты подзабыл это за сто лет вампиризма. Животные вот, например… или боги, — после непродолжительного раздумья добавил он, — не стыдятся ничего. Спайк выдохнул через рот. А он почти поверил, что этот парень всерьёз! — Ты сейчас уравнял меня с богами или с животными? — подавляя растущее раздражение, уточнил он. Скептик его настроение не замечал или не хотел замечать. — Всего лишь указал на явное сходство, это ещё не означает уравнять. Хотя к животным, конечно, ближе, — добавил он задумчиво, спустя секунду. Спайк ничего не ответил на эти оскорбительные слова, и некоторое время прошло в молчании. Ангел не пыталась рассудить мужчин и лишь жалостливо поглядывала на него и гневно — на спутника, но этого, как оказалось, было вполне достаточно от Ангела: похмурившись, Скептик заговорил снова. — Ты кое-что не учитываешь, — он, похоже, как следует, всё осмыслил и был готов аргументировать свою точку зрения. — Конечно, отношения с вампиром требуют смелости… — Спайк хотел возразить и, вдруг передумав, продолжил слушать размеренный, усталый голос, надеясь услышать что-нибудь, что дало бы ему больше веры в себя. Сейчас он не мог справиться один, и ему нужен был друг, — как и любые отношения. Но самое страшное для твоих приятелей по сериалу — признать свою уязвимость. Это крупный косяк сценаристов: тысячелетний демон, затем вампир не просто полюбили людей, но и нашли в себе мужество и силы признать свои чувства и жить с ними. Приспосабливаться, меняться, даже прогибаться под любимых, — Скептик поджал губы, он явно не одобрял такое поведение. — Жить любовью и ради любви, — тем не менее, добавил он, а Спайк затаил дыхание. — А вот люди, что Баффи, что Ксандер… что с ними не так? — Скептик свёл тёмные брови до глубоких морщин. — Почему они так тру́сят любить? Она не сбегает — это вариант для Ксандера, не для Баффи, — но оба делают всё возможное, чтобы их не любили. В чём причина? Я не знаю. Я знаю только, что сложно любить того, кто вытирает о тебя ноги, а недоверие — худшее унижение от любимого, способное убить и самое сильное чувство. Как по мне, — он помолчал, хмуро глядя на руки, сцепленные поверх гитары в крепкий замок. Потом закончил холодным голосом, ставя точку в неприятном разговоре: — Что касается твоего срыва, оправдывать не буду, не мой стиль — врать в глаза. Но понять могу, чисто по-мужски. Потому что когда тебя отвергают, это больно, не так ли? Он посмотрел Спайку в глаза, и тот впервые увидел в кофейной глубине то, что мог соотнести с собой — своими чувствами и переживаниями, — что-то ярко-янтарное и болезненное. Да, у всех есть секреты и боли. Ему захотелось крепко обнять этого раздражающего парня, но это выглядело бы странно, и он, широко улыбнувшись, не сумев скрыть блеска глаз, громко произнёс: — Просто бальзам на душу! — и рассмеялся. — Теперь и я могу так сказать! — Ты меня совсем не слушал, — вздохнул Скептик. — Но в любом случае, не записывай себя в душевные инвалиды, — добавил он, открывая книгу. — Физиология — одно, душа… — он снова вздохнул, — совсем другая материя. — Ты об этом читаешь? — удивлённо спросил Спайк. — Я читаю о смерти. Спайк коротко выдохнул и сделал рукой неопределённый жест. А чего он, собственно, ожидал? — И как, интересно? — спросил он снова. Скептик посмотрел на него из-за разворота. — Познавательно и слог хороший, — сдержанно ответил он. Спайк задумался на мгновение. — Может, и мне начать читать что-нибудь философское… — произнёс он скорее для себя, чем как вопрос. Скептик заложил книгу большим пальцем и внимательно посмотрел на него. — На твоём месте я бы начал читать комиксы и готовиться к полёту в космос, — изрёк он. — Раз уж спасать свою жизнь ты не намерен! — разгневанно бросила Ангел, но тут же расцвела радостной улыбкой. — Зато у тебя будет свой звездолёт и разумные жуки в услужении! — заявила она. — Такие приколисты! Всех будут пугать небылицами о своей планете… Правда, будут терять клешни в твоей каюте… — озадаченно добавила она. — Зато будут убираться там! И звать тебя господином! По мере того, как девушка открывала перед Спайком детали его будущего, глаза у него становились всё больше и изумлённее. — И это она не курит? — возмущённо спросил он, обернувшись к Скептику. — Да она должна курить самую ядовитую дурь, чтобы придумать такое! — Это Веден с компанией придумали, а не я! — обижено вскрикнула Ангел. Скептик кивнул, соглашаясь: — Я комиксов не читал, но из открытых источников знаю, что звездолёт и жуки будут. — Разумные и ростом с человека? — ехидно уточнил Спайк. — Ну, почти с человека… — сдалась Ангел. — Чу-уточку ниже. Зато смешные такие! — Кровавый ад… Девчонка вылупила огромные изумлённые глаза, и даже Скептик прервал чтение, чтобы взглянуть на него. — Ты сказал это по-русски! — сообщили они то, что Спайк и сам понял. И Ангел довольно улыбнулась: — Переучили! — Медаль вам за это, — откликнулся вампир угрюмо. Он через час или два начнёт сходить с ума, миру грозит очередной Апокалипсис, а этих чудиков ничто так не интересует, как вирусное распространение русского языка! — Ты главное не забывай, о чём мы говорили, — внезапно оказавшись рядом и коснувшись ладошкой его плеча, сказала Ангел. Спайк обернулся к ней и увидел в больших синих-пресиних глазах такую острую жалость, что стало больно. Девчонка сжала губы в злую полоску, потянула носом, успокаиваясь, и соль не упала с её ресниц. — Помни, что Баф любит тебя. Или очень скоро полюбит. Помни, что должен вернуться к ней, ну, из Лос-Анджелеса. Хоть тут не тормози? И плюй на всех парней, Эйнджелы они, Бессмертные или ещё кто, — всхлипнула она. Спайк бережно провёл ладонью по её щеке. — Она любит тебя, Вилли. Я смотрела сериал, я точно знаю. Когда она поцеловала тебя в первый раз, не было никакой магии. — Такого не было никогда, — грустно улыбнулся Спайк. Ангел посмотрела ему в самую душу, которую, наверное, чувствовала она одна, и улыбнулась вдруг так мудро и взросло. — Когда она поцеловала тебя в благодарность за Дон, — уточнила она. — В благодарность, — пожал плечами он. — В благодарность она могла бы тебя перестать шпынять. Но того, кто тебе противен, ты не будешь целовать даже в благодарность, — возразила она. — А шпынять не перестала! — рассмеялся Спайк и крепко зажмурился, ловя момент нежности, когда пальчики Ангела стёрли его слёзы. — Баф как-то сказала, что ты любишь боль, — тихо ответила она. — Думаю, терпя боль, которую она причиняет, ты проявляешь свою любовь. И, может быть, она делает это прямо наоборот, — Спайк распахнул глаза и увидел на её лице ласковую улыбку. — И потом, если бы она не била тебя, у неё вообще не было бы повода прикасаться к тебе. Вампир и истребительница, блин! — разом смазав всё впечатление, обрубила она. Спайк улыбнулся. Она казалась взрослой, но её хватило лишь на минуту. — Просто не забывай это, Вилли. А если струсишь… — она тяжело вздохнула. — Тогда хотя бы скажи ей в Адской пасти, что чувствуешь душу. Хоть какое, а утешение… — она посмотрела на светлеющее небо. — Через полчаса взойдёт солнце, ты должен спуститься в подвал. Спайк развернулся к зияющему дырой дверному проёму — двери ещё не повесили. Всё правильно, его тихая ночь подошла к концу, и он должен — он улыбнулся, вспомнив эти слова и то, как они были сказаны, — искупить грехи, показать этим уродам, почём фунт лиха, и зажить как нормальный вампир. А к искусству он и так был достаточно приобщён. — Ты уверен, что хочешь пожертвовать жизнью ради этой неблагодарной девчонки? — уже в спину окрикнул его Скептик. Спайк обернулся и удивлённо поднял брови. Тебе ли не знать, приятель, ведь ты так проницателен! Он едва не сказал так, но вместо этого ответил: — Я живу ради этой девчонки, и если умирать, тогда ради неё — лучшая из смертей. — Что ж, тогда удачи, — серьёзно и искренне произнёс Скептик. — И тебе удачи с твоей сумасшедшей! — улыбнулся Спайк, потрепав Ангела по небрежно забранным в косматый пучок волосам. Скептик опустил и быстро поднял на него взгляд снова. — Минуту, — он протянул ему гитару и нотную тетрадь. — Тебе это больше пригодится. Уже в подвале, когда смайло-сапиенсы покинули его, Спайк обнаружил, что тетрадь пуста.