For what I need… All that she wanted…
О неравнодушии
Дон Саммерс с самого утра приставала к сестре. — Ты должна отдыхать, Баффи! Нельзя патрулировать ночами напролёт! Сходи в клуб, вон, хоть со своим… — она замялась. Это слово применительно к этому не человеку произносить было неприятно, но Дон сделала над собой усилие: — парнем. Развейся! — Хорошо, Донни, — смирилась та, поняв, что объяснить сестре, что она не хочет отдыхать и веселиться, не выйдет. Да и жестоко это. Баффи не хотела расстраивать младшую сестрёнку. Она совсем недавно поняла, что, кроме Дон, у неё никого нет. Но этим разговор не закончился. — Баф, а если бы… — едва слышно начала и тут же испуганно осеклась Дон. Баффи продолжала готовить и ждала, когда она продолжит. И, набравшись мужества, Дон закончила, сказав не то, что хотела: — Ты вспоминаешь его? Хоть иногда? — Очень часто, — честно призналась Баффи. Её не удивил вопрос, ей только было интересно, что хотела спросить Дон сначала. И немного больно. — Он любил тебя, — вдруг проронила Дон и шепнула: — А если… — Говори уже, — подстегнула Баффи. И набравшись мужества снова, и набрав побольше воздуха, Дон выдала на одном дыхании: — Если бы он был жив, кого бы ты выбрала: его или… — Если бы он был жив, не было бы никаких «или», — безжизненным голосом откликнулась Баффи. Дон схватила её ладонь и сжала до боли. И близко, пристально посмотрела в повлажневшие глаза. — Обязательно сходи в клуб сегодня! — и выбежала с кухни, даже не тронув свой обед. Баффи села за стол и стала сосредоточенно есть. Самые простые действия требовали от неё полного напряжения сил, и единственным временем, когда она отдыхала от мерзкого чувства опустошённости, было патрулирование. Всё-таки смерть — её дар, и от этого никуда не деться. У неё — не получилось.О понимании
С тех пор, как Спайк вернулся в Саннидейл, и после — в Лос-Анджелесе — ему часто снились странные сны. В них он не был одинок, и хотя бы недолго у него были друзья, каких он всегда хотел: способные говорить правду в лицо, печалящиеся о его судьбе, но никогда не оскорблявшие ни напоминанием о тёмном прошлом, ни жалостью по поводу не более светлого будущего. Спайку нравились эти сны. В них он чувствовал себя целым, хотя с самого момента воскрешения, несмотря даже на временную бестелесность, ощущал, что разваливается (он и впрямь опасался порой, что может рассыпаться на кусочки прямо во время очередного собрания у Эйнджела). Белокурую девчонку из его снов, как ни странно, звали Ангелом, только звучало это совсем иначе, чем имя его босса, — словно и не имя вовсе. У неё были потрясающие искренние глаза и длинные волосы, укрывавшие, словно плащ, короткие, грязные и обломанные крылья. А ещё она пела. Напевала какие-то попсовые песенки чуть дрожащим тонким, но звонким и задорным голоском. И лишь однажды её спутник — её друг, во сне Спайк абсолютно точно знал, что они друзья, — согласился спеть с ней дуэтом. Это была смешная, нелепая песня, но пели они весело и с удовольствием. Хотя Спайк помнил этот сон по другой причине. «А если нет, то разбиванием посуды займёмся мы с тобой вдвоём!» — так звучала одна из фраз, и Спайк заметил Скептику (более чем странное имя, но он привык и к нему), что она выбивается из общей рифмы. — Сразу видно поэта! — рассмеялся тот, упав на подвальный пол. И добавил, переведя на Спайка проницательный взгляд тёплых тёмных глаз: — Вообще, да, в песне это «я займусь с тобой вдвоём», но тут такое дело: в русском языке не может быть конструкции «я с тобой», если речь о совместном действии, — он поджал губы, и они скосились немного вправо и вверх. — Например, не «я с тобой пойду», а «мы с тобой пойдём». Если только ты не собираешься увязаться за кем-нибудь! — усмехнулся он. — Тогда другое дело. — Я не вижу разницы, но — ладно, — Спайк постарался сказать это весело. — Разница есть, — начал Скептик с довольной улыбкой. — Дело в том… — Хоть Вилли не грузи особенностями русского языка! — возмутилась Ангел. И видение оборвалось. Наверное, решил Спайк ещё во сне, его добрая Рапунцель заметила, как он помрачнел. И в тот день, и много раз после он вспоминал слова Скептика. Несмотря на то, что тот не успел объяснить всё, как следует, Спайк понял эту разницу между «я с тобой» и «мы с тобой». Он очень ясно осознал её. И раз за разом приходил к выводу, что имел право сказать Баффи только «я с тобой» и никогда — «мы». «Мы» подразумевает взаимность. А её у них никогда, никогда не было. И не потому, что Баффи отталкивала его. Наоборот, с тех пор как он вернулся в Саннидейл, Спайк постоянно чувствовал, а иногда с изумлением видел, как она тянется к нему. Она беспокоилась о нём, жалела, защищала, заботилась. Всё, как обещала Ангел. Она искала его внимания почти так же жадно, как он недавно жаждал хоть один её ласковый взгляд. Конечно, Спайк осознавал разницу между своими и её чувствами: Баффи никогда не вернула бы те слова, не будь она уверена, что они разговаривают в последний раз. Но всё время до в обеспокоенном, заискивающем, одиноком взгляде своей истребительницы Спайк видел себя прежнего, и ему довольно было понимания: он нужен Баффи, — чтобы ни о чём не пожалеть после. Она долго и настойчиво искала близости с ним. Настоящей близости. И это было самым удивительным, ошеломляющим и горьким. Он знал: одно слово, знак — и всё переменится между ними, может быть, даже станет, как прежде. Но Спайк не хотел возвращаться назад. Только вперёд — так он решил. Кровавый ад! Их желания никогда, никогда, никогда не совпадали! Но это нисколько не отменяло того, что Спайк любил свою истребительницу ещё крепче, чем прежде. Рыбак из сказки Уайльда ничего не знал о любви. Он «любил» белую кожу, осыпанную серебром соли, длинные волосы, колдовские глаза и чарующий голос — набор пошлых штампов, как с возмущением отмечал, несмотря ни на что, не сдохший в Спайке поэт. Уильям любил Баффи. Любил человека со всем, что в нём есть хорошего и плохого, прекрасного и отвратительного. Лишись он зрения, слуха и осязания разом — ничего не изменилось бы для него, он по-прежнему безнадёжно любил бы Баффи, какая она есть. Да, с душой Спайк вернул и свою бездарную сентиментальность, причём в удесятерённом объёме. Он даже посвящал Баффи стихи. Правда ему хватало ума скрывать это. Дон единственная знала. Кажется, малышка жалела его, а может, была другая причина, но их отношения стали по-прежнему странно-доверительно-близкими. Что, разумеется, не могло закончиться хорошо. Случайно узнав о стихах и проникнувшись сочувствием к его безответной любви, девчонка, никому ничего не сказав, совершила вылазку в школу. Той ночью Спайк застал её в подвале, всю дрожащую, напуганную, не способную объяснить, что с ней произошло. Что произошло, он понял сам, увидев гитару из своих снов на койке. Он едва не сошёл с ума снова, представив, как Дон в одиночку пробирается тёмными коридорами по территории Первичного зла. Все женщины Саммерс — чокнутые! Но, отойдя от потрясения, на его гнев и жалобы Дон заявила, что ни о чём не жалеет. «Не о чем жалеть!» — сказала она. А днём достала нотную тетрадь взамен утерянной. В неё он и вписал по памяти шесть сочинённых в школе песен и продолжал вписывать новые. Он был безнадёжен. Когда им удавалось урвать момент — все были заняты подготовкой к Концу Света и никого не было рядом, — Спайк пел для Дон. Он старался делать это как можно тише, чтобы не быть услышанным снаружи, и такое пение, по его мнению, звучало не слишком хорошо, но она всё равно была в восторге. Она была тронута настолько, что Спайк, испугавшись, взял с неё честное слово Саммерс: Баффи никогда не узнает ни о чём, что происходило в подвале. С большой неохотой, но Дон торжественно поклялась сохранить тайну. Кажется, она стала взрослее. — Ты стала взрослее, малышка, — озвучил Спайк свою мысль. Дон посмотрела на него взглядом, полным жалости и понимания. — Знаешь? Только идиоты могли не ценить твои стихи, — сказала она. Раньше Спайка повеселила бы эта наивная ремарка, но в тот день от слов Дон у него в груди стало так тепло, что он впервые поверил: его душа с ним. Просто почти сотню лет никто не пытался прикоснуться к ней, и он забыл, как это — чувствовать душу. В день битвы Спайк сказал Баффи, как учила Ангел из его снов, что чувствует душу, словно ощутил её впервые. Наверное, Баффи и остальные решили, что раскаяние (и солнечный свет) очистило его. Но он до сих пор не раскаялся во многих дурных поступках (прав был Скептик из его снов). И если что-то его очистило, это человеческая доброта и понимание: Ангел, Дон… Баффи. Он не мог сказать ей «спасибо» за это. А Дон сказал. Последнее, о чём Спайк подумал перед смертью, и первое, когда воскрес: как удачно он догадался взять с Дон слово никогда ничего не рассказывать Баффи об их беседах. Говорили-то они почти об одной Баффи. Ей не стоило знать. Он умер — так или иначе, — а Баффи ждёт долгая жизнь, и Спайк от всей души надеялся, что в этой жизни найдётся место для счастливой любви. Его истребительница заслужила счастье.О дружбе
Погружённый в свои воспоминания и грустные раздумья, Спайк следовал за Эйнджелом по улицам Рима. Они прибыли сюда, но что делать дальше не знал ни один из них. Где искать Баффи в древнем городе? Почему вообще она выбрала Европу? Рим? Сбежала из США? Спайка забавляла эта мысль, но его задумчивая улыбка не стала веселее. Эйнджел тоже выглядел подавленным. И Спайк понимал, почему. Ещё бы! Они отказались от своей истребительницы, желая ей счастья, и вот, она угодила в объятия — в лапы! — к какому-то бессмертному отморозку! Есть причина повесить голову, сказал бы Скептик из его снов. Вампир зажмурился, отгоняя наваждение. Русский язык со всеми его странностями въелся под кожу, и порой он думал на нём, а это действительно пугало, ведь на самом деле, кроме как во сне, он нигде больше не мог его изучить. Всё же в саннидейльской школе он серьёзно повредился головой. Так сказала бы Ангел из его снов... Обречённо вздохнув, Спайк постарался сосредоточиться на толпе римлян, идущих навстречу. В Риме живут привлекательные женщины — этого нельзя не признать. Как, например, вот эта юная девушка с длинными, прямыми и тёмными волосами, обтекающими стройную спину, мягким овалом лица и большими, выразительными, отчего-то вдруг такими испуганными и вмиг счастливыми влажными глазами. Спайк не понял, что это он вызвал столь сильные эмоции, а девушка, оставив приятелей, с которыми болтала до тех пор, уже рванула к нему. И он готов был поклясться душой: в этот миг с её ресниц сорвались слёзы. Осознание происходящего настигло до слепоты болезненным ударом под дых: Дон, малышка, трясла его, вцепившись в предплечья, плакала и всё повторяла, не отводя от его лица мокрых глаз со следами потёкшей туши под ними: «Спайк! Спайк!». А он-то надеялся… — Малышка? — ошеломлённо выдохнул он, пытаясь высвободиться, но Дон его, разумеется, не отпустила. Женщины Саммерс! — Дон? — послышался сзади удивлённый и обрадованный голос Эйнджела, но на него девушка не обратила внимания. — Спайк! — всхлипнула она ещё раз и задала вопрос из тех, какие могла задать только она: — Ты настоящий?! Спайк впервые улыбнулся. Может быть, Рим сделал Донни взрослее внешне, но в душе она осталась ребёнком. И от этого его исстрадавшейся в одиночестве душе стало немного легче. — Вполне, — подтвердил он. — Как ты, крошка? — и обиженно вскрикнул, получив удар в плечо. На глаза Дон снова выступили слёзы — теперь уже злые и гневные — и она продолжила молотить мужчину по плечам и груди, выкрикивая обвинения и нисколько не смущаясь всеобщим вниманием к этой сцене: — Мерзавец! Подлец! Сво-олочь! Мы столько плакали! — широким жестом вытерев нос, она бросила охрипшим от крика голосом: — Как ты выжил? — Даже не знаю… — снисходительно улыбнулся Спайк, осторожно сжав её запястья и разводя руки. И тут до него дошло. — Вы? Дон рванулась и с лёгкостью вырвалась из ослабевших рук, ещё раз, для порядка, ударила и, вскинув на онемевшего вампира недоверчивый взгляд, заявила требовательно: — Ты ведь не разлюбил Баффи?! — Дон… — ещё раз попытался напомнить о себе Эйнджел. Помимо того, что ему внушало опасения настроение младшей сестры Баффи, которая могла и покалечить Спайка (что стало бы анекдотом среди вампиров лет на сто), он должен был узнать, где сама Баффи. И да, Дон так говорит о любви Спайка к своей сестре, словно… одобряет? Благословляет это? Эйнджел нахмурился. Да ну, чепуха! — Малышка… — сглотнув пересохшую слюну, сипло выдавил Спайк вместо ответа. Но Дон не собиралась с ним церемониться и не отвела прямого и честного взгляда, бьющего куда больнее её кулачков. — Ну?! — прикрикнула она дерзко. И Спайк, совершенно сникнув перед ней, опустив голову, произнёс до того тихо, что Эйнджел едва расслышал его слова: — Нет, конечно. Как бы я смог? — Ты пришёл за ней? — быстро спросила Дон, утирая слёзы, а Эйнджелу показалось, что в её глазах засветилась робкая радость. Спайк покачал головой. И хотя он нашёл в себе силы говорить твёрдо, но голос прозвучал ещё печальнее, чем прежде. Эйнджела покоробило от того, что он, кажется, сопереживал боли соперника. Всё было слишком погано, и он хотел, чтобы этот разговор закончился скорее. — Я пришёл проверить, как она, — отозвался Спайк смиренно. Точно. Спайк смирился с тем, что должен отказаться от Баффи, понял Эйнджел. Он так долго не соглашался с этим, и вот — признал, наконец, что иного выхода нет. Как признал это когда-то он сам. Всё было поганее некуда! Но Дон и в этот раз осталась глуха к чужим чувствам, сосредоточенная на одной единственной, только ей известной, мысли. — Не за ней? — гневно уточнила она, перестав размазывать тушь по щекам. — Дон, — вздохнул Эйнджел безысходно. Как же эта девочка не понимает? — Мы слышали, что Баффи может грозить опасность… Спайк уцепился за спасительный шанс. — Да, Донни, это важнее наших споров, — быстро подхватил он. — Где твоя сестра? Скуби… то есть, Ксандер и другие всё ещё с вами? И… мы слышали, есть какой-то парень… Бессмертный. Что его связывает с Баффи? Мы не уверены, но возможно он опасен… — Есть такой парень, — словно и не услышав остальную часть сообщения, злорадно подтвердила мелкая бесовка, — и он постоянно! — она значительно протянула это слово, — крутится вокруг Баффи, если тебе интересно! Просто постоянно! — Малышка, — вздохнул Спайк с понимающей улыбкой и, наклонившись к Дон, завёл за ухо прядь отросших с их последней встречи волос, секундным нежным касанием ладони тронув заалевшуюся щеку. — Мы оба знаем то, что знаем, — он улыбнулся, и Дон улыбнулась тоже одной им понятной фразе. — Но сейчас ничто так не важно, как безопасность Баффи, — Эйнджел молчал, уверенный, что его вмешательство ни к чему. Он не знал причины, но чувствовал, что Спайку Дон доверится быстрее, чем ему, что бы он ни сказал. Тем более что Спайк в кои-то веки говорил разумные вещи и не юродствовал, как за ним водилось. — Поэтому просто расскажи нам всё и скажи, где найти Бессмертного? Когда мы разберёмся со всем, обещаю, мы ещё поговорим. Дон метнула быстрый взгляд на Эйнджела, и улыбка, которая расцвела на её лице, мгновенно исчезла. Девушка сердито нахмурилась. Она знала, что никакой опасности от Бессмертного нет — он не сравнится ни со Спайком, ни с Эйнджелом, выпендрёжник, больше ничего. Но говорить это не собиралась. Она помнила, пусть это и фальшивые воспоминания, но помнила чётко, как защищал Баффи Эйнджел — прячась и скрываясь от неё, причиняя ей боль! Сволочь бессердечная. И она не собиралась, если помешать этому в её силах, допускать повторение истории со Спайком. Ну уж нет! — Ты ведь встретишься с ней и скажешь, что жив?! — вскинув на вампира, терпеливо ожидавшего ответа, яростно сверкающий взгляд, сказала она. — Ты ведь не сбежишь?! — Зачем ей это? — попытался отшутиться Спайк и тотчас отскочил, получив ещё один удар — теперь в живот, Дон выбрала место побольнее и вложила в удар всю злость и гнев. — Ай! Ауч, Донни! Прекрати! Перестань! — негодовал он, уворачиваясь от новых ударов; малышка Саммерс действительно была зла на него. — Идиот! — прикрикнула Дон, перестав, наконец, бить его и отмахнувшись от Эйнджела, нерешительно попытавшегося встрять в драку между своими. — Дай руку! Это адрес клуба. Баффи будет там со своим парнем, — она дала себе время насладиться несчастным выражением на лице Спайка, прежде чем добавить: — Ну, уж как-нибудь разберёшься с ним. — Малышка… — выдохнул тот благодарно, отводя странно поблёскивающие глаза. Дон, не сдержавшись, крепко обняла его и, оттолкнув, выкрикнула на всю площадь, посреди которой они стояли, должно быть, мешая людям пройти, а автомобилям — проехать: — Мы плакали! Баффи до сих пор плачет, идиот! И если ты пришёл не за ней, тогда забудь о нашей дружбе! — развернулась и унеслась. — Спасибо, малышка, — прошептал Спайк, едва касаясь, поглаживая кожу на своей руке, чувствуя, будто он может прочитать эти буквы подушечками пальцев. — Обязательно приходи! — донёсся из толпы отчаянный голос. — Или мы с Уиллоу проклянём тебя! Встрёпанная голова на секунду возникла вдалеке и исчезла, поглощённая пёстрой толпой. Едва заметно усмехнувшись, Эйнджел потянул Спайка за руку и прочёл надпись на сгибе запястья. — Ну, идём? — Идём, — согласился тот. Оба они понимали, что раз Дон не встревожили их слова, Бессмертный не представляет опасности. Но они хотели ещё раз увидеть Баффи. И знали, что ни один из них не покажется ей на глаза.О решениях
— Что ж, теперь у неё всё наладилось, и нет смысла врываться в её жизнь и портить всё… — уныло рассуждал Спайк, потягивая спиртное и наблюдая за Баффи, такой счастливой с этим своим бессмертным хмырём. Эйнджел грустно кивал, соглашаясь. Они устроились у стойки и заказали напитки, и собирались покинуть и клуб, и Рим, едва допьют их. Баффи была счастлива, ей ничего не угрожало, и никто из них не был ей нужен. — Да, нам лучше вернуться в Лос-Анджелес, — сказал он. — Самое время, — ещё горше вздохнул Спайк. — И нечего было даже думать… — он оборвал сам себя. — А! Идём. Это лучшее решение. — А по мне, так это трусость и очень смахивает на бегство! — беловолосая девчонка заскочила на табурет рядом с ним и заглянула ему в самую душу безумно синими глазищами. — Ты что, и правда забыл, о чём мы говорили?! Эйнджел изумлённо промычал, пытаясь собраться с мыслями. Если его не обманывает зрение, а у вампиров хорошее зрение, у этой девушки из спины растут крылья. Крохотные, обломанные и грязные, но крылья, как у ангелов. Ещё большее изумление отразилось на его лице, когда Спайк, едва не рухнув со стула, выкрикнул в рыжее от веснушек лицо незнакомки короткое и радостное: — Ты! Значит, это не был бред, вызванный безумием! Всё, что он видел в своих снах, случилось на самом деле, ведь его ангелок — медоволицая, синеглазая, белокурая драчунья — сидит напротив, смотрит ему в глаза и спрашивает, не забыл ли он! Конечно, он не забыл! Он просто… не верил, что такое могло с ним произойти. — Привет, Вилли, — усмехнулась девчонка и, отпив из стакана что-то ярко-красное, звонко причмокнув губами, как ребёнок, поинтересовалась: — Как поживаешь? — Вилли… — пробормотал Эйнджел потерянно. Давно он не слышал, чтобы кто-то называл Спайка так. — Ангел! — выдохнул Спайк взволнованным полушёпотом. — Откуда ты? — Мы, вообще-то, вместе приехали, — озадаченно произнёс Эйнджел. Девчонка смерила его оценивающим взглядом. — В «Костях» ты лучше, — заявила она, вызвав у вампира вопль возмущения. Так изощрённо отправиться в ад ему ещё никто не желал. — Я потом объясню, — жестом успокоив его, пообещал Спайк и улыбнулся. — Так откуда ты, ангелок? — С просмотра пятого сезона «Ангела», — недовольно ответила та. — Так вот, о Баф. Ты серьёзно намерен оставить всё, — она указала на танцующую пару в глубине зала, — так?! — Я ей не нужен, — безнадёжно вздохнул Спайк. Эйнджел согласно кивнул и невольно отступил перед взглядом синих глаз, полоснувших по нему двумя острыми лезвиями — едва не до крови. — Ты её спросил? — поинтересовалась девчонка, отставляя сок. Приглядевшись, Эйнджел вполне убедился, что это обыкновенный томатный сок, а не кровь, как ему померещилось сначала. — И вообще, как насчёт снять с неё груз вины? Наверняка она до сих пор вспоминает твой ответ в Адской пасти и винит себя! — она ткнула пальцем Спайку в нос. — Как прикажешь ей жить счастливо? — Но она счастлива, — тихо ответил тот, оглянувшись на сияющую девушку среди танцующих фигур. Эйнджелу стало жаль его. Действительно, только слепой не заметит, как счастлива Баффи без них обоих. И если он привык к этому и смирился уже давно, то Спайк… всегда был наивным идиотом. — Я не думаю… — попытался заговорить он, но незнакомка прервала его агрессивно и дерзко. — Продолжай в том же духе, но молча! Эйнджел нервно сглотнул и покосился на серебро. Спайк пальцами отвёл лезвие от его горла и снова приветливо улыбнулся девушке. — Ни капли не изменилась. Спасибо, ангелок. Но я не нужен Баффи, и я не буду… Девчонка гневно сузила глаза и, судя по всему, решилась на что-то. — А спокойный сон Баффи нужен? — бросила она, придвинувшись к Спайку и опершись локтём о стойку. — Мне тут стало известно из открытых источников, что твоя безвременная кончина сильно повлияла на её душевное состояние! — Фанатское видео? — грустно усмехнулся Спайк. Эйнджел нахмурился и только хотел уточнить, что ещё за видео такое, но не успел. — И оно, — отмахнулась девчонка и продолжила едко: — Но, конечно, если ты хочешь, чтобы Баф мучилась всю жизнь, вспоминая, как несправедлива была к тебе, погибшему ради неё… и человечества, — нехотя уточнила она, — ты выбрал лучшую тактику, — она ехидно ухмыльнулась, что ей, как отметил Эйнджел, поразительно не шло. — Пусть ей каждую ночь снится твой голос: «Нет, не любишь, но бла-бла-бла»… — Баффи призналась тебе в любви?! — ошарашено выдохнул Эйнджел. — Было дело, — отмахнулась незнакомка. — Пусть снятся многочисленные, — она насмешливо протянула это слово, — моменты, когда она была жестока с тобой и отвергала твои лучшие чувства, пока ты ещё мог чувствовать, а она — нет, не можешь! Пусть она просыпается в слезах по ночам, гадая, почему же ты не поверил ей, ведь она в кои-то веки не солгала! — резко выставив наваху перед носом встревоженного бармена и правой ладонью отпихнув Эйнджела, она заговорила ещё быстрее, злее и возбуждённее: — Пусть думает, что же с ней, дефективной, не так, раз даже ты, любивший её больше жизни, жизнь ради неё отдавший, в её любовь не поверил! Может, это было не «я не могу любить тебя», а «я не могу любить»?! В принципе и вообще? Может, она и правда не человек, раз не человек даже для тебя?! И ведь она бросила тебя умирать! Со слезами, но бросила! Ты бросал её хоть раз?! — у Спайка быстро задёргался кадык, а влажный взгляд испуганно забегал в поисках спасения. Но бармена уже не было за стойкой (наверное, побежал за помощью), а Эйнджел сам как под гипнозом слушал гневную речь Ангела. — Ты не поверил в её любовь даже в самый последний миг! Это же насколько бесчувственной ты её считал?! — выкрикнула она обвинительно. — И хочешь снова сбежать, чтобы она счастливо жила без тебя?! Да, её жизнь наладится! Ведь прошлое не будет довлеть над ней неотмоленной виной; она не будет думать, встречая нового парня, «а имею ли я право на счастье, ведь Спайк умер, а я не смогла утешить его даже перед смертью?»! — Спайк вздрогнул всем телом. Ему ни разу не приходило в голову это. Ему ни разу не приходило в голову, что своим молчанием он может обречь Баффи на такое. Но ведь это возможно? Его истребительница не из тех, кто забывает долги и прощает себя. Ох, нет, его Баффи совсем не такая. — И так — всю жизнь! — озлобленно выкрикнула Ангел. — Конечно, её жизнь будет счастливой! — Кровавый ад, не такой встречи я хотел! — скомкано выпалил Спайк, соскакивая с табурета и решительно направляясь в центр зала. Это вывело из ступора Эйнджела. — Что за чертовщина… — пробормотал он и крикнул в спину удаляющемуся вампиру: — Куда ты?! Девчонка подпрыгнула, оттолкнувшись от перекладины табурета, и, повиснув на воротнике его пальто, согнув его до своего роста, настойчиво потянула к выходу. Эйнджел отметил, что она цепкая и сильная — вырваться из захвата тонких пальцев удалось не сразу. В любом случае, момент был упущен: когда он обернулся к танцполу снова, Спайк стоял перед Баффи. Вздохнув и печально улыбнувшись, вспомнив свой последний разговор с ней, Эйнджел галантно пропустил незнакомку к выходу и вышел следом. По пути он смог рассмотреть её лучше; раньше, поглощённый её словами, на внешность он не обращал внимания. А внешность у неё была нерядовая. Невысокая, миниатюрная, но даже на первый взгляд не хрупкая — крепкая, с рельефными мускулами — она казалась очень сильной, как спортсменка или… воительница? Эйнджел сразу отбросил нелепую догадку: наличие ножа в кармане не делает эту девчонку воительницей! Сколько ей? Семнадцать, не больше. Белокурые курчавые волосы, удивительно длинные, забраны на макушке и оплетены вокруг головы тоненьким плетением, от которого тянутся многочисленные косички, ниже затылка сходящиеся в толстую спираль, и заканчивается сооружение мохнатой пампушкой на конце косы. В причёске — разноцветные резиночки, несколько непослушных прядок прихвачены заколками с блестящими зелёными бабочками. Высокие белые кроссовки с золотыми звёздами, короткие шорты, оборванный полутоп на одной верёвочке, который вообще чудо, что держится на ней… Типичный подросток. Крылатый подросток — напомнило вампирье зрение. Но кем бы она ни была, откуда ей знать Спайка? А она знает его и очень неплохо, судя по всему. Во всяком случае, она знает о Спайке и Баффи больше, чем сам Эйнджел. — Как думаешь, сразу расцелует или сначала врежет, а потом расцелует? — поинтересовалась девушка, как ни в чём не бывало, едва они оказались на улице. Стемнело, в воздухе пахло сыростью, и во дворе этого клуба Рим не был похож на тот Рим, который привык представлять себе каждый по книгам и телепередачам. Эйнджел зябко поёжился. — Зная Баффи, скорее второе, — ответил он, запахиваясь в кожаный плащ. На плечи крылатой Рапунцель лёг пиджак, и вампир услышал приятный баритон из темноты: — Повёлся? — А то! — усмехнулась та, поведя плечами и сбросив пиджак. — Я же говорила! — Не зря его фикрайтеры идиотом рисуют, — вздохнул незнакомец, подняв одежду и следуя за ней к выходу на улицу. Это был самый обыкновенный средних лет мужчина, с тёмными волосами и глазами, со вкусом одетый, но и только. Странно, что рядом с такой необычной девушкой оказался кто-то вроде него, подумал Эйнджел. — И тебе не будет жаль гигантских жуков? Ведь если АУ получится, в космос он уже не полетит. — И пофиг! — решительно провозгласила Рапунцель, отбрасывая косу за спину так, что та легла вдоль позвоночника, между крыльями. Пампушка, унизанная блёстками, или что это было, вампир не мог понять, но выглядело мило, весело плясала на уровне… несколько ниже её поясницы и ещё чуть ниже, и Эйнджел отвёл виноватый взгляд, поняв, что следит за ней. Он пошёл за незнакомцами. Он решил не обращать внимания на мелочи, вроде крыльев, не выяснив, кто эти люди (если только они люди). И что они говорили о путешествии в космос, кстати? — Похоже, в Лос-Анджелес я вернусь один, — пробормотал он. — Не факт! — пробежав по парапету, Рапунцель спрыгнула на тротуар и, описав круг, обернула к нему медовое лицо. — Может, Баф присоединится к вашей борьбе с этим культом шиповника. Может, остановите Апокалипсис. Кстати! — она снова побежала по парапету, игнорируя попытки Эйнджела уточнить название, которое упомянула. — Я впервые в Риме! Я хочу в Колизей и… Что ещё есть в Риме? Эйнджел достал из кармана сотовый телефон и набрал номер офиса. — Хармони, — дождавшись ответа, произнёс он, продолжая наблюдать за девчонкой, которой её спутник растолковывал, что есть интересного в Риме, попутно излагая историю города, начиная с Ромула и Рема. — Я задержусь в Риме на пару дней… — он немного растерялся поначалу, но это уже прошло. — Эй! — крикнул он, завершив разговор. — Погодите! — парочка остановилась и, нагнав их, Эйнджел предложил, как мог, непринуждённо: — Давайте зайдём куда-нибудь? Если вы в Риме впервые, обязательно нужно попробовать здешнюю кухню, она очень вкусная, — он улыбнулся. — Посидим в хорошем месте, и вы расскажете немного подробнее об Апокалипсисе… — Рапунцель смерила его недружелюбным взглядом, и он добавил: — А потом можем сходить куда-нибудь… — он попытался припомнить подслушанную лекцию. — Капитолий? Аппиева дорога? Фонтан Треви? Замок святого Ангела? Ну? — Единственный твой плюс, — недовольно пробормотала блондинка. — Будь ты человеком, понравился бы Светлейшей. Эйнджел напрягся. Он знал о безумной богине, но не мог понять, при чём здесь она. Незнакомец улыбнулся и тихо пояснил: — Она имеет в виду, пить твои мозги, — Эйнджел содрогнулся, и он уточнил: — Она назвала тебя умным, — глаза вампира выражали ужас, и незнакомец произнёс, словно снимая с себя ответственность: — Её бывает сложно понять. — Толмач из тебя — так себе! — прокричала девчонка, убежавшая вперёд, и добавила, оглянувшись на Эйнджела: — Я хочу в Колизей! — Закрыт он ночью, — вздохнул её спутник. Заметив огоньки недовольства в глазах незнакомки, Эйнджел решил, что незаконное проникновение к памятнику архитектуры и истории — меньший проступок, чем допустить гибель мира. — Думаю, нам не помешают, если мы будем вести себя тихо, — улыбнулся он. Девчонка довольно взвизгнула и побежала дальше, кажется, она шла на рекорд в беге по парапету, а незнакомец понимающе усмехнулся. — Она угрожала ему навахой? — с улыбкой поинтересовался он. У этого парня было исключительно располагающее лицо и добрые глаза, и Эйнджел улыбнулся в ответ, недоумённо пожав плечами. — Чем? — Этим! — у его носа блеснуло серебро. — Да не шарахайся ты так! — гневно сверкнула очами в попятившегося вампира Рапунцель. — Чтоб ты знал, моя наваха никогда не пила крови! Это оружие мира! Тот согласно кивнул, рассудив, что спорить с девушкой со способностями не то ниндзя, не то высшего существа себе дороже (когда она добежала до него он даже не заметил). — Поверю на слово, — ради безопасности выставляя вперёд ладонь, сказал он, и, обернувшись, ответил на вопрос: — Нет, этим она угрожала мне. — Уже подружились, значит, — протянул незнакомец немного недовольно. Или это только казалось так. Всё же парочка была весьма странная. Эйнджел неопределённо пожал плечами, решив, что, наверное, это можно расценить и как дружбу — в очень извращённом понимании дружбы. — Эй! — возмущённо вскрикнула девчонка. — Я умею быть убедительной! — С навахой — особенно, — даже без насмешки согласился её спутник. Улыбнувшись, Эйнджел протянул ему руку и представился. — Скептик, — ответил тот, пожав его ладонь, и под непонимающим взглядом уточнил: — Это имя. А она — Ангел. Только, ради бога, ей не называйся. Эйнджел кивнул, решив, что в общении со странной девушкой он вполне может довериться мнению этого странного парня. — Айлбигут, айлбигут! — пугая редких прохожих, распевала Ангел, убегая всё дальше от них. У неё были неутомимые ноги. — Ужасное произношение, — заметил Скептик. — Пофиг! Айлбигут, айлбигут! — На каком это языке? — недоумённо прищурившись, спросил Эйнджел. Он решительно не мог понять. — Она считает, что на английском, — удручённо откликнулся Скептик, прибавляя шаг. — И, кстати, это не заклятие, если что. — А что? — мысль о магии и правда на миг пришла ему в голову. — Самовнушение, — Скептик с насмешливой улыбкой развёл руками. И как далеко ни была от них Ангел, на эти слова она быстро обернулась и бросила коротко и угрожающе: — Нарываешься! — и побежала дальше, на ломаном английском обещая быть хорошей.***
— Привет, Баффи. Я только хотел сказать, что я выжил… ожил, — Спайк не знал, чего теперь ожидать, и мялся на месте, борясь с желанием сбежать, но взгляд Баффи, повлажневший от слёз, и её жалко дрогнувшие губы придали ему решимость идти до конца. — И тогда, ну, тогда, — чувствуя, как голос садится в самый ответственный момент, выдавил он, — я поверил тебе.