Тёмное дитя

Напряженную атмосферу в убежище я почувствовала с первой же секунды, как только вернулась. Тишина вокруг давила, и для уверенности я положила ладонь на рукоять клинка. Стало спокойнее, лишь когда из глубины послышались недовольные возгласы Астрид. Слов было не разобрать, но факт, что она здесь, дал повод расслабиться. Я скинула вещи на пол и упала на кровать. Накатила усталость после месячного путешествия, и сознание моментально погрузилась в сон. — Иди ко мне, дочь моя. Услышав голос матери, я распахнула глаза. Она сидела на краю кровати и нависала надо мной, широко улыбаясь. Захотелось крепко её обнять, почувствовать родное тепло и запах, но меня будто прибили к кровати. Нельзя было ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Мама тем временем пригладила мои волосы и наклонилась к лицу. Холодные губы коснулись лба. Когда она отстранилась обратно, на её месте сидело мёртвое тело женщины. Лицо перекошено, челюсть сильно сдвинута в бок, глазницы пустые, а усохшее тело облачено в посеревшее от времени платье. Хотелось закричать, но и голос меня подвел. Мумия снова склонилась над моим лицом. Меня стало затягивать в пустоту глазниц. Я снова увидела огонь, услышала крики и запах гари. — Приди ко мне, моё дитя, я — твоё спасение, — просипел голос в голове. Тело дёрнулось, и я распахнула глаза. К мокрому от пота лицу прилипли волосы, сердце бешено колотилось, будто приготовилось выпрыгнуть наружу. Потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и оценить обстановку. Снаружи по коридору кто-то громко протопал мимо. Вдалеке тихо шумел водопад. Ещё одни шаги вприпрыжку. Бабетта? Она любила передвигаться вприпрыжку, но делала это абсолютно бесшумно. Соседняя дверь со скрипом открылась и захлопнулась, повернулся ключ в замке. Следом — неразборчивое бормотание. Я поднялась с кровати и вышла наружу. Бормотание и смех стали чуть громче, но разобрать слова так и не получалось. В убежище новенький? Или кто-то из старожилов, кого я ещё не встречала? Рисковать и заглядывать в комнату я не стала, а направилась на поиски знакомых лиц. Астрид обнаружилась за своим столом. Весь её вид выражал беспокойство и напряжённость. Я громко поздоровалась с ней, привлекая внимание. -А, это ты, — женщина подняла на меня взгляд. — Слышала от наших осведомителей, что ты хорошо справилась со всеми тремя контрактами. Поздравляю. Только один совет: старайся никогда не попадаться никому на глаза перед самим убийством. Чем меньше внимания привлечешь, тем лучше. Пусть ты хоть месяц будешь преследовать свою жертву, следить за ней издалека и ждать подходящего момента, главное — без свидетелей. Поняла? — Поняла, — я поникла и опустила голову. — Не переживай, я не ругаюсь, — Астрид отложила перо и уперлась спиной в спинку кресла, — всё прошло очень даже хорошо. Назира пока нет, так что задание могу тебе дать я. Но оно будет сложнее, чем предыдущие. Будешь браться? — не дожидаясь ответа, она протянула мне листок. «Цель: молодой бретонец. Внешность: средний рост, крепкое телосложение, волосы темные, глаза карие, рубец на подбородке. О цели: прислуживает ученому, который пытается построить из гномьих механизмов карету, которая ездила бы сама. Местоположение: Маркарт, руины под городом. Заказчик: второй ученик ученого, имперец. Светлые волосы до плеч, худощавое телосложение. Особая примета: трясутся руки. Ночует в «Муравейнике». Нищие шепчутся, что он творит Черное таинство. Проверить и связаться перед выполнением заказа, уточнить условия при подтверждении.» — Бывала в двемерских руинах? — поинтересовалась глава убежища. Я отрицательно покачала головой. — Ну, всё бывает впервые. Я бы сама отправилась, да здесь много дел… Кстати, да. Ты же не в курсе. У нас тут пополнение. Так что, если наткнешься на безумного шута, не пугайся. — Так это он разговаривает в соседней от меня комнате? — Именно, — Астрид нахмурила брови и подалась вперед. — Мы ждали его давным-давно, а прибыл он с Матерью Ночи только сейчас. Оправдался тем, что все эти годы искал… Слышащего, — она криво ухмыльнулась. — Кто такая Мать Ночи и Слышащий? — поинтересовалась я. — У меня сейчас нет времени объяснять тебе так много, — вздохнула Астрид и пододвинула к себе очередные бумаги, — если не побоишься, спроси у шута. Его зовут Цицерон, он тебе всё объяснит. Или дождись других членов семьи. Можешь идти. Я вернулась к себе в комнату и ещё несколько раз перечитала контракт. После заучивания всех пунктов листок по правилам был сожжен. Бормотание и смех за стенкой то прекращались, то возобновлялись. Любопытство взяло вверх, я собралась с силами и через мгновение постучала к соседу. Возникла минутная тишина, дверь отворилась и передо мной предстал… мужчина в красной шутовской одежде. Он был выше меня на голову, колокольчики на его шапке звякнули, когда он слегка склонил голову. Что-то в его заостренных чертах лица и безумных глазах показалось мне знакомым. — Это… это ты! — он воскликнул так, что я вздрогнула. Видя моё непонимание, он продолжил говорить высоким счастливым голосом: — Маленькая любопытная добрая девочка, чей отец так любезно помог бедному Цицерону и его мамочке наладить колесо на телеге! Ах, теперь НАШЕЙ мамочке! Ха-ха-ха! Как всё чудесно сложилось! Перед глазами мелькнули воспоминания из детства. Тогда лицо шута, застрявшего на дороге у нашего дома, покрывало не так много морщин, и сам его вид был не такой помятый. — Ооо, заходи, сестра, заходи! — он схватил меня за руку и затащил в комнату. — Не обращай внимания на беспорядок, мы с мамочкой прибыли всего пару дней назад и Цицерон ещё не успел всё прибрать. Сперва надо привести в порядок нашу госпожу после долгой дороги! А потом и Цицерону можно будет! Комната была в три раза больше моей и, думаю, всех остальных. Оказывается, витражное стекло принадлежало именно ей, возле него на постаменте вертикально стоял железный гроб, на нём выгравированы рисунки костлявых рук, обнимающих гроб, и множества ребер до самого низа, а навершие украшало скалящееся лицо с закрытыми глазами. Недалеко от гроба стоял раскрытый сундук, из содержимого: всякие баночки и различные инструменты для бальзамирования. Шут продолжал что-то рассказывать про трудную дорогу, много лет поисков некого Слышащего и бедную Мать ночи. — Цицерон, скажи, — я прервала его стенания, — кто такая Мать Ночи? — Что? Кто такая Мать Ночи? — брови Цицерона взлетели вверх. — Аай, ха-ха. Ты шутишь! Издеваешься над глупым Цицероном! — захохотал шут, но говорить не перестал: — Ты, конечно, знаешь, что Мать Ночи — это наша Тёмная Госпожа. Бессмертный дух великой женщины, которая родила детей Ситису! — он хлопнул в ладоши и вожделенно глянул на гроб. — И убила их! В его честь! — Ну… да, — замешкалась я в ответ. — А Слышащий? — Слышащий? — повторил за мной мужчина. — О, Слышащий, ну… он слышит! Мать Ночи говорит с ним, направляет. Когда Мать Ночи говорит, Слышащий повинуется. Ибо её слова — воля самого Ситиса. Ситис — суть Тёмного Братства. Ей должны подчиняться все! Но… она ни с кем не говорит. Уже очень давно. А Цицерон пытался слышать, но Госпожа молчала и продолжает молчать. Ах, бедная мамочка! А эта Астрид… — Извини, Цицерон, — я отступила на шаг назад, больше не в силах его слушать, — у меня контракт, мне нужно готовиться. — Ооо, Цицерон понимает. Контракт — это важно, — закивал тот головой. — Иди, иди, сестра. А я пока натру Мать маслами и мазями, за телом Матери нужно тщательно ухаживать! Хотя, кажется, я рано прервала его речь. Он что-то начал говорить про Астрид. Возможно, следовало дослушать и сообщить ей. У него явно не всё в порядке с головой. С другой стороны всех в убежище можно было так описать… даже меня. *** Маркарт поразил меня ещё издалека: город, построенный прямо в горе и уходящий довольно высоко по ней. Двемеры воистину умели эффектно строить и изобретать. Чего стоили только рассказы о них в книгах различных путешественников, сумевших выбраться из руин их городов. Мои родители также восхищались их изобретениями, однако не желали даже одной ногой снова ступить на территорию гномов. Не из-за фалмеров, захвативших подземные владения, а из-за до сих пор работавших защитных механизмов. Вот и меня пугала перспектива столкнуться с этими механизмами воочию. Но контракт есть контракт, и отказаться от него было стыдно. Да и в душе я надеялась, что глубоко заходить не придется. Свободный номер для ночлега нашелся только в третьей гостинице. Я скинула пожитки, нормально пообедала и легла отдохнуть до вечера — большинство будут расходиться по домам или кабакам после работ, а когда на улицах города много народу, легче передвигаться незамеченной, подслушивать разговоры и искать нужные места. В нужный час я вышла за разведку. Местные рыночные торговцы прибирали свои лавки и прятали пожитки внутри магазинов, фермеры же загружали ящики с нераспроданным товаром в телеги, туда же грузили клетки с животными, чтобы вывезти за городские стены. Я старалась придерживаться местного темпа ходьбы, но меня выдавали неуверенные шаги по сколотым ступеням зачастую разного размера. Некоторые из лестниц были перекрыты деревянными барьерами. Ступени в таких местах вообще отсутствовали, а рядом лежали новые, ещё не уложенные, и прочие строительные материалы. Всё таки какие-никакие восстановительные работы здесь ведутся. Шушуканье местных сплетников привели меня в бедный район. В самый низ Маркарта. Указанный в заказе «Муравейник» находился здесь. Вход в него выдала компания из трёх нищих в лохмотьях, стоявших возле входа и что-то обсуждавших. Я сидела на ступеньках лестницы, находившейся на двух ярусах выше «Муравейника», и наблюдала за входящими и выходящими из него мужчинами и женщинами, пока не приметила нужного мне человека. Светлые волосы заплетены в низкий хвост, спину он держал ровно, а подбородок горделиво вздернут. Трясущиеся руки было видно даже издалека. Одет он был приличнее местных обитателей, чем приковывал к себе завистливые злые взгляды. Имперец скрылся за покосившейся дверью и больше не выходил. Я вернулась в свою комнату в гостинице и решила дождаться глубокой ночи. Тёмное одеяние Братства ощущалось, как вторая кожа. Лёгкая броня, зачарованная на отвод чужих глаз. Когда с улицы перестали доноситься голоса горожан, я тихо приоткрыла окно и выскользнула наружу. Миновать патрули получало легко, работали они здесь не особо добросовестно. Я добралась до «Муравейника» без происшествий, прошла тихо скрипнувшую покосившуюся входную дверь и оказалась в длинном коридоре. Внешне похожи на армейские бараки. Частично стены были украшены двемерскими росписями, несколько треснутых колон по бокам заставляли задуматься о том, безопасно ли тут вообще находится. Меня не покидало ощущение, что они в любой момент рухнут. Но двемерские постройки славились своим долголетием. Комнат здесь было не так много — всего десять. Некоторые остались без дверей, их функцию выполняли тонкие потрёпанные временем ткани. С периодичностью из разных комнат доносился храп и возня. Вокруг царила темнота. Только из дальней левой комнаты сочился лёгкий свет. Я тихо прошла весь коридор и замерла у полуоткрытой двери. Со временем она осела и не закрывалась полностью. Я заглянула вовнутрь, рассматривая обстановку. Свет исходил от свечей, расставленных вокруг ритуальных костей и прочей атрибутики. Попала, куда надо. Напротив своеобразного алтаря на коленях стоял имперец, трясущимися руками прокалывая воссозданное чучело того, чьей смерти от желал. Я потянула дверь на себя. Огонь на свечах шелохнулся, парень замер и повернулся в мою сторону. Я слегка показалась на свет, не заходя при этом полностью в комнату. Лицо моё скрывала маска, видны были только подведённые углём глаза. — Вы… вы пришли! — восхищённым голосом заговорил имперец. На вид ему было не больше двадцати лет, вполне приличный и ухоженный. Кто же ему не угодил? — Не думал, что сработает. Я повторял ритуал каждую ночь… А, впрочем, Вам не должно быть интересно. Гм. — он прочистил горло и отложил кинжал в сторону, показывая мне свои раскрытые ладони. — Дверь нужно запирать, — предостерегла я его, — слишком много людей знает, что ты тут делаешь. Проигнорировать это было бы кощунственно. — Да, точно, постараюсь быть осторожнее в следующий раз, — парень часто закивал головой и удобнее уселся на коленях. — Вам, наверное, нужны подробности. Цель — мой однокашник. Среднего роста, крепко слажен и с тёмными волосами, карие глаза. Ходит так же, как я, в учениках местного учёного-старикана. Всегда за ним по пятам. И язык подвешен, как соловушка распивается и лестью своей в душу лезет. Этим-то он только и полюбился Эглабору. Это учёный, у которого мы на ученичестве. Ни знаниями особо не обладает, ни талантами, лишь языком мелет и руками работает. И метит на место в главных подмастерья Эглабора. Имперец тяжело вздохнул, перевёл дух и внимательно посмотрел на свои трясущиеся руки, сложенные на коленях. Я терпеливо ждала продолжения жалостливой истории и оправдания будущему убийству, и парень не заставил его долго ждать: — Подумаешь, работа руками, — фыркнул он, — головой надо больше работать. Устройство, которое строит учитель, может стать величайшим изобретением со времён исчезновения гномов. И я не потерплю, чтобы такой невежа… Чтобы его имя осталось в истории, хотя он ни капли не вложил в это изобретение. Только грубую силу и свои льстивые лживые речи. Он ещё какое-то время бормотал проклятия в сторону бретонца-однокашника, пока я не прокашлялась и не попросила ускориться. — Да, да, прошу прощения, — имперец снова прочистил горло. — Способ… избавления от него не важен. Хотя… лучше бы несчастный случай, чтобы особо не вызывать подозрения. В Маркарте, знаете ли, часто падают с лестниц, — хмыкнул он. — И лучше бы избавиться от него в несколько ближайших дней. Мастер как-то обмолвился, что в скором времени Маркарт должен посетить сам Архимаг коллегии магов! Говорят, он очень умён и приветствует различные изобретения на подобии дверемских, и что сам хорошо их знает и разбирается в них. И Архимаг не должен увидеть этого невежу-бретонца! Сердце опустилось в пятки, всё тело сковал страх, его холодные руки впились в позвоночник. Я медленно кивнула, оставила имперца без ответа и тихо растворилась во тьме коридора. Имперец принялся убирать алтарь, тихо напевая себе под нос песню. Свет от последней свечи погас, я выскользнула наружу, вздыхая полной грудью. После затхлости и вони нищих «Муравейника» свежий ночной воздух Маркарта показался слаще мёда и отрезвил. Сердце вернулось на место и с бешенной скоростью принялось отплясывать в моей груди. Она едет сюда. Они едут сюда. Меня могут заметить, могут понять. Я давно не давала о себе знать, но она могла догадаться. Она всегда знала обо всём, чтобы я ни делала и что бы ни задумала. У неё везде друзья, везде знакомые, везде глаза и уши. Вечно убегать и прятать свой выбранный путь я не могла. Только вот почему именно сейчас. Я помчалась в свою комнату. Все уроки о том, как вернуть себе спокойствие в непредвиденной ситуации, мгновенно забылись. Я несколько раз привлекла к себе внимание, чуть не наткнулась на патрули, споткнулась о неровные ступени и с шумом вернулась в свою комнату через окно. В голове мельтешили мысли, оправдания, различные ситуации нашей встречи. Паника взяла вверх. Я сидела на полу у каменной кровати, обняв себя за колени, и уставившись в одну точку. Успокоиться никак не получалась. Я взмолилась всем известным Богам, чтобы помогли мне. Молилась Ситису в частности, в надежде на его милость. Спустя какое-то время сознание успокоилось, всё пришло в старое безразличное состояние. Отдалённо лишь в голове трепыхалась тревожная мысль. Что ж, раз так сложилось, нужно просто это пережить. Мы ещё не встретились, я ещё не натворила дел, не выполнила контракт, никто из родных ничего ещё не узнал обо мне и моей профессии. Я переоделась и легла кровать, укрывшись одеялом. Завтра с утра нужно начать приготовления, разузнать расписание бретонца и его пути, придумать, как от него избавиться. Как только я закрыла глаза, меня будто обволокли чьи-то заботливые руки и принялись убаюкивать. Я погрузилась в сон без сновидений.