***
«Отец» довольно представляет меня своим партнерам и друзьям, которых набралось больше двух сотен, я же мило всем улыбаюсь и не разочаровываю папочку, исследуя людей на доверие. Именно гости — мой последний шанс, потому необходимо, не вызывая подозрения у приставленного ко мне бугая, найти того, кто мне поможет. Мероприятие знаковое — здесь много директоров компаний, конгрессмены и, соответственно, пресса. Журналистов, конечно, ограничивают первым этажом гостиницы, где расположен огромный банкетный зал, в котором из-за приглушенного света все выглядит еще более вычурно. То, что происходит выше — скрыто от посторонних, поскольку там творятся те еще закулисные интриги. Мне до сих пор непонятно, чем точно занимается Джехан, кроме того, что играет на бирже акциями, рост цен которых каким-то образом фальсифицирован, чтобы нужные люди оставались в прибыли. И все же… не уж-то так много людей, даже иностранцы, впутаны в подобное? Тут либо мировой заговор, либо — просто ставки выше, чем я могу себе представить. Брожу с бокалом кока-колы, когда Джехан уже ушел наверх, и, к величайшему удивлению, вижу знакомое лицо — Ю Минки. Сердце сначала застыло, а потом начало биться с бешеной скоростью. Она рассказывает о том, чему посвящена встреча — тот самый блеф, что придумали люди отчима для прессы. Женщина, улыбаясь, завершает фразу и показывает условный сигнал «стоп» оператору. Мне бы подбежать, попросить их увести меня, спасти меня, но чертов амбал рядом, и ему нельзя знать, что мы знакомы. Стоп. Они должны знать… Тогда как она здесь оказалась? — Ох, Вы — сын Ок Джехана? — идеальная актриса спасает мое положение и идет на контакт первая. Я же сросся подошвой ботинок с полом и лишь легко кланяюсь, не делая шаг навстречу. — Да, все верно, — как можно спокойнее и приветливо отвечаю я. — Я — репортер KBS, Ю Минки. Слышала, что Вы живете в Америке, а потому редкий гость на родине. Могу я взять у Вас интервью? — гости с интересом поглядывают на нас, будто смогут узнать обо мне больше, чем рассказал при знакомстве. — Нет, — резко встревает Чальсу. — Что такого? Это же доказательство, что я существую, — усмехаюсь в лицо широкоплечему мужчине, за эти секунды успеваю немного взять себя в руки. Охранник игнорирует нас и обращается к кому-то по рации, отойдя на пару шагов. — Через двадцать минут в туалете рядом с выходом в оранжерею, — шепчет госпожа Ю, продолжая громче: — Вы такой же красивый, как и Ваш отец, несмотря на то, что не родной. — Можете сказать это на камеру, дали добро, — кивает Чальсу, и мы встаем на фоне красивой лестницы, ведущей к виновнику всех моих бед, а возможно, что и к бедам страны. Речь идет о моей жизни заграницей, «чудесных» отношениях с отчимом и том, как много он сделал хорошего. Внутри меня тошнит от всей произнесенной лжи, а потом — уже на самом деле в туалете, потому что нет сил носить эту маску.***
— Чангюн, по глазам вижу, что ты тут не добровольно, — тихо произносит женщина, как только прикрываю за собой дверь кабинки, и кладет ладони мне на плечи. Хочу вцепиться в нее, чтобы увела отсюда, но сдерживаюсь и запоминаю тепло чужих рук, накрывая их своими, — единственное, чем могу помочь — записать твою историю, ты сможешь? — киваю, собирая силы и мысли для истории. Ю Минки опускает один мобильный в специальном чехле в бачок унитаза, другие два оставляет в руках, — не смотри на меня так. Репортерам тоже нужна подстраховка. Я должна предупредить: съемка — это лишь начало всех трудностей. После этого будут суды, взгляды посторонних, возможно осуждение и то, что тебе не будут верить. Но, если раскроешь правду, нам будет проще выпустить сюжет, а значит — и шанс упечь за решетку выше. — Снимайте, — произношу, как можно тверже. Мой последний шанс на спасение, если я не ухвачусь за него — это будет самой большой ошибкой в моей жизни. Я никогда не верил в правосудие, в то, что мне сможет кто-то помочь общественно-признанными нормами, но понимаю, что-либо так, либо — очередной побег, жизнь в опасениях, поимка. Постоянные прятки и страх — я больше не могу продолжать этот образ жизни. Теперь действительно должен подумать о себе. И я подумал, рассказав все на камеру, продемонстрировав следы, что еще не зажили, обнажив со слезами ту боль, что не показать наглядно. Женщина не ожидала, что было и сексуальное насилие, и ей явно дурно от этой информации, извиняется, что не может помочь прямо сейчас, забрать меня от этого дьявола во плоти. Услышав шаги поблизости, прячет шустро телефон с записью прямо под юбку, оставляя последний на диктофоне, его отбирает Чальсу, успев зафиксировать от женщины лишь: — Может, у Вашего отца есть какие-то тайны, — и мой ответ: — Ок Джехан — честный человек, — еще одна ложь, после которой меня тошнит, и я могу забрать телефон из бачка. Там вбит ее номер и светится одно не прочитанное сообщение: «Пиши только на этот номер. Снимай любые доказательства. Через неделю, в воскресных новостях выйдет репортаж». Охранники же решили, что телефон в руках — единственный, и выпроводили журналистку. И отчиму решили даже не докладывать, потому что ничто не произошло. Для них, не для меня. Что меня напрягает — они же должны были ее знать, ведь нашли меня именно у дома Ю. Это брешь в их системе или же подстава? От этого человека ожидаю все, что угодно, но все-таки надежда, что женщина все-таки унесла с собой доказательства, греет сердце. Сейчас, в гостиничном номере, я отчетливо понимаю, что в моих обстоятельствах невозможно выиграть бой в одиночку. И, зная, что меня ожидает, прячу сразу телефон с включенной записью видео в высокий цветочный горшок с какой-то обильно растущей травой, пока Джехан прощается с последними посетителями мероприятия. Уж лучше полный позор и очередная смена страны, чем жизнь в постоянном страхе. Пусть люди увидят мою боль.***
— Известный миллиардер и акционер крупнейших компаний, как в Корее, так и за рубежом — Ок Джехан — признан виновным в фальсификации торговых объемов, которые приводили к росту акций компаний, дающих ему взятки. Умелые махинации позволили бизнесмену сколотить состояние и отправить сына учиться в Америку. Однако, как выяснилось, на то были совершенно другие причины: Им Чангюн — приемный сын господина Ок — сбежал от него сам несколько лет назад и буквально недавно решился на то, чтобы рассказать правду, насколько на самом деле ужасен Джехан… — голос мамы Кихена наполняет отделение полицейского участка, куда доставили всех, кто был на территории коттеджа. — Выключите, пожалуйста, — мне известно, что дальше будет нарезка, которую сделала Ю Минки из тех записей, что получала от меня. Хорошо, что полицейские понимают, насколько мне это неприятно и переключают каналов пять, чтобы найти что-то нейтральное, а не горячие новости про нас с отчимом. — Может, тебе кофе? — киваю, опустив взгляд на свои руки, ожидая, когда проведут в комнату допроса. Джехана же забрали сразу и не отпускают уже часа три. Нам бы устроили перекрестный, но меня в первую очередь отправили в больницу для того, чтобы зафиксировать травмы и взять анализы. Им было с чем поработать, ведь Джехан устроил мне тот еще ад на земле за то, как потрепал его нервы побегами. Бинты вокруг запястий скрывают стертую от наручников после недельного заточения кожу, что до сих пор щиплет от мази. Мне кажется, врачи бы меня как мумию обмотали, да только я попросил обойтись пластырями, а где-то и вовсе не обращать внимания. Мне не то, чтобы больно, хотя безусловно, я измучен, мне… Пусто? Да, это слово наиболее подходящее. Получается, теперь я совсем один? В смысле — без семьи. Хотя… какая он мне семья — лишь на бумаге. И все же… грустно немного, ведь этого человека выбрала моя мать, а в итоге он же нас и погубил. Странные мысли. Наверное, мне просто не хватает настоящей семьи и уюта. Вот уже половину моей короткой жизни. — Чангюн, — тихий голос, что явно боится спугнуть. На соседний стул почти беззвучно приземляется Чжухон и заключает в объятия. Вероятно, сказать что-то еще довольно сложно, учитывая обстоятельства, но я чувствую теплое ко мне отношение, и становится легче — будто что-то нежно заполняет меня. Я — не один. — Тебе не мерзко?.. — единственное, что волнует, прежде чем довериться полностью. — Мне больно, что тебе пришлось это пережить, — гладит по волосам, пока плачу ему в плечо. Я срываюсь эмоционально, потому что наконец-то были услышаны мои просьбы о помощи. — Чжухон, а ты что тут делаешь?! Эй! — возвращается полицейский, принося мне кофе. — Господин Ким, мы — друзья, учимся вместе, — не отпуская меня, начинает тараторить Ли, — я так переживал, особенно после репортажа, что не мог оставаться дома! Да, и куда он теперь пойдет? Все имущество арестовали… — К себе что ли заберешь?! Вали отсюда! А отцу твоему выговор сделаю, что в участок пропустил… — Не трогайте папу, его-то за что?! Меня все знают, хожу спокойно, всех наказывайте! — обидчиво причитает парень. — За плохое воспитание! — неожиданно для них меня пробирает на смех сквозь слезы. Ну вот что за комедия, когда у меня такая драма?! — Гюн, ты как? — отстраняется Чжухон, — хочешь, правда поживи с нами… мой отец здесь охранник, так что у нас — безопасно, — но слезы все-таки побеждают, потому что за это утро, по словам полицейского, три семьи — Кихена, Пак, у которых живет Хенвон, и Вонхо — предложили мне опеку, а теперь и Ли. — Я так счастлив, что встретил вас, мне бы не хватило сил закончить этот кошмар, — полицейский вздыхает на мои слова: — Ладно, побудьте вместе, кажется, правда хорошо друг друга знаете. Пойду узнаю, как проходит допрос, — слышу удаляющиеся торопливые шаги. — Чжухон, это смешно, но я ведь на самом-то деле почти ничего о тебе не знаю, — вытираю слезы рукавом, хотя они не собираются останавливаться, и мутно смотрю в черные глаза. — Если останешься жить у нас, то узнаешь лучше. А пока что, — копошится в рюкзаке, — твое любимое — малиновое, — улыбается, демонстрируя обаятельные ямочки. Ли тоже не так легко, как кажется, даются слова, ведь перед ним, как говорится в репортаже по телевизору, «мальчик, подвергавшийся много лет насилию». Руки дрожат, когда вкладывает в мои ладони холодный стаканчик, и это явно не из-за температуры лакомства. Как же рад — такое общение стирает ощущение грязного прошлого. Я же так не хотел, чтобы меня жалели. Пусть жизнь меня научила быть взрослым, я — все еще ребенок, и хочу успеть добрать этого нелепого общения со сверстниками, затмив происходившее со мной раньше. Эти парни — моя надежда, что получится. — Чангюн, мы все очень переживали и скучали, — ворошит волосы и отпивает мой кофе, — если бы ты знал, какие нам махинации пришлось провести, чтобы все получилось! Рассказать или устал? — Расскажи, конечно, я должен знать, чем занимались мои герои, — ставлю стаканчик мороженого на стол и поедаю, одной рукой держа ложку, другой — его ладонь, которая периодически дергается из-за любви Чжухона к активной жестикуляции. У Ли смешная манера речи, то тараторит, что наоборот тянет слова, а иногда даже как-то по-детски, будто обижается на чьи-либо действия. Так я узнаю о диких ссорах Минхека и Кихена, потому что Ю не хотел впутывать мать во что-то опасное; о Вонхо, поднявшего сразу же после первого видео прокуратуру на уши; Хенвоне, друг которого, как оказалось, член семьи, приехавшей на прием, и именно они помогли организовать возможность съемок для Ю Минки, ведь отбор прессы был очень тщательный даже для крупных телеканалов и издательств. Теперь понятно, почему Ю Минки смогла попасть, было бы странно, откажи Джехан своим партнерам из-за личной неприязни. — По сути, от меня было меньше всего толку, потому, — сжимает мои пальцы крепче, — позволь помочь тебе сейчас, — оглядывает взволновано. — Спасибо, — кладу голову на плечо, — позаботься обо мне.