Трудности перевода

      Чжухон и Чангюн не просто провожают меня до подъезда, но и дожидаются, пока помашу им из окна квартиры, словно боятся — убегу к Кихену, раз он один дома в данный момент, и натворю очередных бед. А я могу, потому что профи в этом.       Однако сегодня у меня чуйка — не стоит быть навязчивым, Ю было слишком некомфортно. Если так подумать, то у нас налаживались отношения во время поисков Чангюна. Просто мой профессионализм по классу «испорти все» достиг своего апогея, вовлекая Минки в расследование. Его глаза были полным неподдельной ярости, грусти и переживания, а я как всегда — просто принимал удар. Потому что знаю — заслужил.       Никак не выходит из головы та ситуация, сломавшая зародившееся понимание между нами. А с другой стороны, благодаря ей же, появилось дело, которое интересно и подходит мне. Кроме того, позволительно посещать дом Ю… Однако между нами с Кихеном снова стена, очень крепкая, хотя и не неприступная, ведь реакция на мои прикосновения всегда яркая, а потому хочется верить, что растопить его удастся.       Заваливаюсь на постель с телефоном, так и не понимаю, что лучше сделать — начать наступление или же попытаться игнорир… пффф, самому смешно — я и не слушаться собственных желаний?! — Сынок, ты так рано дома! — удивляется мама, а у меня в груди все опускается — не сидеть мне сегодня спокойно со своими думами. — Привет, мамуль, — подхожу, обнимаю и целую в щеку женщину, — как твои дела?       Пока мне рассказывают про здоровье и кучу бытовых вещей, пытаюсь отложить в своей голове кубик памяти с тем, о чем думал, потому что поток информации от родителей всегда перекрывает любые собственные мысли.       Я ничем не лучше их — могу без умолку тараторить обо всем на свете, однако самому быть собеседником тяжело. И со мной другим также. Вероятно, тихому парню, вроде Кихена, со мной невыносимо… — Что хочешь на ужин? — направляемся на кухню, где всегда приятно и удобно вести долгие беседы, а у нас в семье не принято обращать внимание на время. — А что есть? — открываю холодильник. — Я тебе свежее приготовлю! Ты же так редко бываешь дома после поступления в университет… Рано уходишь, поздно приходишь… Совсем тебя не видим, — искренне расстраивается женщина.       Всегда бегу от них, от привязанности, излишней заботы, долгих разговоров ни о чем. Я такой же, как и они — сам навязываю общение с собой, болтлив, могу опекать чрезмерно. А к себе подобного отношения не приемлю. Тяжело и больно. И им, и мне. Ведь наверняка буду жалеть в будущем, что не относился с участием к их добру, что сам не сбавлял обороты в общении с другими. — Не надо утруждаться, пожалуйста, ма! У нас полный холодильник… Я же говорил, чтобы на меня не готовила, — грустно, они всегда думают, надеются, что буду с ними. А я продолжаю отдаляться…       Как-то раз так долго бежал, лишь бы быть одному, а наткнулся на Чжухона. И мне было все равно на его удары — в душе больнее было. Только заранее страшно, как будут родители суетиться вокруг, увидев разбитые губы. Потом меня спас Вонхо — его забота отлична от опеки близких.       Наверное, вырос такой язвой, потому что пытался отстраниться от матери и отца… Возможно, принимая их чувства, а не реагируя на них с такой яростью, смог бы быть лучше, умел правильно любить. Впрочем, правильно — тоже понятие относительное. — Расскажи, как у тебя дела в учебе? Как поживают твои друзья?       Им все, конечно, интересно, однако никуда не пускаю. Они не в курсе даже ситуации с Чангюном, потому что таким суетливым людям было бы необходимо участвовать в поисках. А толку от обычного секретаря и электрика? У Хосока и Кихена — родители с возможностями. Даже Че — и тот смог помочь.       А мои? Было бы стыдно… и обидно, больно, потому что желания их — всегда искренние. Страшно, что, осознав свою беспомощность, они бы в себе разочаровались, ведь столько раз слышал, что им неловко за то, что живем в «так себе» условиях, и не могут дать мне большего. — Ничего нового, откровенно скучно, — и про журналистику они не знают, ведь скажи я им, поднимется шквал переживаний, не лучше ли синица в руках, чем нестабильная и непонятная деятельность, которая может и не удаться. И неважно, что потом я могу всю жизнь жалеть о выборе, о том, что не попытался… — О, Вонхо хочет стать воспитателем в детском саду, — как бы невзначай произношу, громко хрустя кимчи. — Серьезно? Звучит нелепо, — удивляется мама, впрочем, смеясь, продолжая, что таким добрякам, каким по мнению знающих парня людей, он и является, подобное подходит. Интересно, расскажи маме о журфаке, отнеслась бы так же легко к моему выбору?.. А ведь родителям будет очень обидно узнать потом… что за их спиной я провернул столько изменений в своей жизни, не доверяя им.       Слушаю про то, какие цветы хочет посадить уже следующим летом, несмотря то, что только осень началась. Непостоянство и спутанность — то, что присуще семье Ли. Хочу стать собраннее, я ведь могу, не глупый, пусть Кихен и вряд ли с этим согласится… Почему всегда думаю о том, как он отреагирует? Дурацкая сила любви…       Необходимо расставить точки на i, однако… Начать с родителей я не могу, смелости не хватает.

***

— Тебя настолько раздражает мое присутствие? — вхожу в дверь, открытую Кихеном. Парень совершенно не скрывает своего недовольства, но молчит и игнорирует вопрос.       Нетерпеливость приводит уже на следующий день к уже хорошо знакомым дверям. А реакция парня на мое появление вызывает ураган чувств, что уже в лоб хочется спросить: «Почему ты? Вот зачем я влюбился в такого вредного человека, которому даже улыбнуться мне сложно?!» Разумеется, не озвучиваю. — Мама придет через полчаса, — игнорирует вопрос. — А отец? — Ю, собиравшийся уже скорее подняться к себе, оборачивается и смотрит с вызовом, мол: «А тебе какое дело?» Будто мы не знаем оба, что в четыре часа дня в будни такого занятого человека априори дома быть не может.       Осточертели в конец все эти косые взгляды, недовольные лица, губы, что при виде меня превращаются в сплошную тонкую нить, и глаза порой испепеляющие. А в противовес им — розовый румянец, когда невзначай проведу по плечу, проходя мимо, или выдохом в затылок пощекочу кожу. С тех пор, как поцеловал его шею и прошелся по нежной коже под футболкой, я вижу, что он реагирует сильнее. Хочу большего. Я же — Ли Минхек — человек безбашенный. Так какого хрена так торможу, даже уже признав свои чувства и озвучив их ему?! — Ю… — он срывается с места, будто я снял с предохранителя ружье, и сам не понимаю, почему такая странная ситуация вообще происходит, но бегу за ним.       Ступени кажутся бесконечными. Кто придумал такие лестницы? — Эй, придурок, ты жив? — чувствую, как мои щеки растягиваются, будто я — резиновый человек, вроде Луффи… — Гому-гому? — Идиот! — Резиновые обнимашки! — хватаю и оплетаю расстерявшегося парня руками и ногами. — У тебя точно бошка резиновая! — как всегда раздражен, но чувствую волнение в голосе. Даже удивительно, но Кихен не сопротивляется. — Не переживай, все хорошо, — делаю шумный вдох, ведя носом по шее, и тут он все-таки дергается, бурча что-то нечленораздельное и определенно с матом. Я хорошо приложился головой, пока летел, видимо, раз она кружится и со слухом не очень. Но нельзя упускать момент позлить ботана… Позлить? Я же вроде любить его хочу…       Ю пытается отстраниться, но сам себе создает ловушку: приподнимаясь, открывает шею, по которой сразу веду языком; прикрывая её, наклоняя подбородок — оказывается лицом к лицу. Все немного расплывается, и я не уверен, что дело в падении. — Ты очень мило смущаешься. — Прид… — прерываю оскорбление прикосновением к губам. Я ожидал, что меня укусят, оттолкнут, побьют и, конечно, все с криками, какая я скотина. А в итоге — мне жадно отвечают, шумно дыша и покусывая совсем нежно.       Моя хватка ослабевает, руки ползут ниже, собираясь забраться под свободную футболку, но Ю, пользуясь моментом, отталкивается и вскакивает. Вытирает губы тыльной стороной руки, садясь на пол по-турецки, а я наблюдаю, продолжая лежать на полу, ощущая, что еще бы немного… Уверен, прикоснись я к нему не через ткань, он бы уже не убежал. Не смог бы. — Ких… — Молчи. — … Ён, я люб… — Пожалуйста… — …лю тебя, — все смотрю глаза в глаза, а он отвечает своим печальный взглядом. Потом вздыхает и поднимается, протягивая руку. — Вставай, скоро мама придет, — такой расклад совсем не по душе, но руку принимаю и даже встаю, сразу резко целуя. В этот раз встречаю сопротивление, которое гасят ближайшие стены и мое ярое наступление. Однако, отстраняюсь резко, как и он, в голове произнося 1:1. Парень тоже это чувствует. Надо научить его проигрывать, чтобы был готов к главному поражению в своей жизни. — Скажи четко — в чем проблема? — надоело невозможно. — Тебе ведь приятно… — Я тогда… очень разозлился из-за мамы… — опускает взгляд в пол, прижавшись спиной к стене. — Не тогда, а сейчас, — вздрагивает, когда касаюсь легко пальцами подбородка парня, чтобы посмотрел уже на меня. — Проблема в том, что тебя слишком много в моей жизни в последнее время. Исчезни, пожалуйста, — тогда почему столько грусти в глазах? Веду пальцами ниже, по шее, а парень лишь собран внутренне, но ничего не предпринимает. — Меня слишком бесит то, что ты, именно ты, вынудил меня так переживать. Зачем лез к моей семье… Да, у меня даже матрас тобой пропах! — внезапно восклицает последнюю фразу, будто это — самое главное. — Я и сам устал, но… все-таки подожду, когда позовешь обратно, — получив все-таки самое важное — эмоции, что не смог скрыть, быстро, на долю секунды, касаюсь его губ и разворачиваюсь, чтобы уйти.       Угораздило же влюбиться в такого вредного придурка.       POV Кихен       Он совсем идиот? Как можно просто взять и уйти?! Стою с открытой дверью. Уже минуты две прошло, а его прикосновения вновь не покидают меня сразу. Опять мучиться, ощущая касания, которых нет?.. Надоело.       Когда в своей жизни я делал что-то такое же безрассудное? Не помню. Перепихи в барах не в счет, потому что после них почти никогда нет продолжения, а то, что я делаю сейчас подразумевает его. Вероятно, заразился импульсивностью? Или дебилизмом?       Я все бегу в сторону станции, и дорога кажется бесконечной, однако, розовая толстовка виднеется метрах в двух ста — врезаюсь на полном ходу в блондина, обнимая сзади, несмотря на сопротивление. Сначала даже кажется, будто я ошибся, и все же запах подтверждает, что это — Мин. — Ты серьезно думаешь, что я соизволю тебя звать?! — начинает смеяться, вызывая во мне бурю ненависти. — И кто так целует на прощание?! Чмок непонятный, пфф… — Мне поцеловать тебя нормально прямо здесь и сейчас? Ты даже сам прибежал… — Да, хоть прямо здесь! — с вызовом отвечаю я, игнорируя вторую фразу и отпуская парня, забывая, что Минхек — человек эмоциональных порывов. Получаю то, на что напросился. И как бы он меня не бесил, целуется парень хорошо. — Это все равно не значит, что ты мне нравишься, просто… — Ага, форма ненависти такая.