А завтра будет рассвет. Часть 1

Вскрикнув от неожиданности, Рэтчет отшвырнул от своего фейсплета странную букашку. Ну знаете ли, это уже чересчур! Слишком много неприятностей и неожиданностей в один день, не находите? По крайней мере, Рэтчет считал именно так. И он мог бы быть просто в крайней степени раздражения (ещё более крайней, чем до этого), если бы не тот факт, что в данный момент ему было страшно. Потому что эта штуковина вновь кинулась на Рэтчета, с самыми, выражаясь земным языком, кровожадными намерениями. Прыжок, но медик вновь отшвыривает её от себя. Букашка благополучно приземляется и вновь идёт в атаку. Рэтчет отпрыгивает назад, прячась за компьютерами. Букашку это не останавливает. Она снова прыгает, и Рэтчет от неё уворачивается, переходя на другую сторону. Их вновь разделяют компьютеры. Нет, ну а что ему делать? Он, конечно, воин, но, в первую очередь, он медик. Да даже если опустить тот факт, что его призвание – спасать жизни, а не отнимать, всё равно Рэтчет не имел при себе огнестрельного оружия, которое тут было нужно. Потому что, учитывая размеры этой букашки, использовать лезвия будет весьма и весьма проблематично. Ещё один прыжок, и Рэтчет снова уворачивается. Прыжок был длинным и высоким, так что медик и букашка вновь по одну сторону от компьютера. Рэтчет пробует идти в атаку, но в этот раз уворачивается букашка, причём так изворачивается, что одновременно начинает контратаку. Не ожидавший такого Рэтчет слишком резко делает шаг назад и спотыкается. Его падение остановили компьютеры, стоявшие позади. Букашка прыгает, и Рэтчету нужно уворачиваться, но всё происходит слишком быстро и из-за инерции Рэтчет не успевает даже дёрнуться. Только выставить вперёд манипулятор в защитном жесте. Это мгновение Рэтчет хорошо запомнил. Запомнил, потому что время тогда словно бы замедлило свой ход. Медик ясно видел, как прыгала букашка, видел её взлёт и начало падения. И только здесь Рэтчет наконец её рассмотрел. И в полнейшем шоке узнал в этой букашке своё, сломанное Балкхэдом, оборудование. *** Я шагнула в свою тёмную из-за позднего времени комнату. Сделала ещё несколько шагов, остановилась. Огляделась. Как я уже сказала, было темно. Но в последнее время это не было для меня препятствием. Пару дней назад моё зрение перестало улучшаться. Видимо, достигло того необходимого максимума. Слух, к слову сказать, тоже. Про регенерацию вообще молчу. Мелкие царапины теперь даже болеть начать не успевали – мгновенно затягивались. Синяки не появлялись вообще. Да и болели ушибленные места доли секунды. И нет, я не мазохистка, чтобы нарочно ранить себя. Но… блин, проверить-то надо было, правда? Должна же я знать свой предел! Возвращаясь к теме зрения, могу сказать, что теперь в темноте я вижу не хуже, чем в свете дня. На большой скорости картинка не смазывалась, а виделась вполне чётко. По поводу слуха: ультразвук я, конечно, не слышала, как и инфразвук, но то, что слышала, слышала великолепно. Я слышала хлопки крыльев пролетающих мимо птиц; слышала гуляние тихого ночного ветра за окном, прежде не доходившего до моих ушей через шумоизоляцию дома; слышала голоса проходящих мимо дома по дороге людей... да много чего слышала. Мир открывался многообразием звуков, смешивался с яркостью цветов и чёткостью высоко парящих облаков, вызывая восхищение и отчаяние, когда я вспоминала, что совсем скоро могу навсегда лишиться того, что только сейчас открылось передо мной. Привычная волна страха прокатилась по телу, и я нервно дёрнула рукой, убирая со лба несколько выбившихся прядей. Улучшились также и физические способности: скорость, реакция, выносливость. Прежде, из-за полной погружённости в учёбу, я не уделяла должного внимания спорту: на уроках физкультуры от нас многого не требовали, там даже самые хилые пятёрки получали. Уровень образования в моей школе в принципе хороший, но ведь все мы не без недостатков. И в нашей школе этот недостаток — физкультура. Конечно, я это понимала. Но на тот момент я не считала физкультуру чем-то важным. Спорт меня не интересовал, в отличие от точных наук, языков, знаний, истории. Так кому нужна эта физкультура? Может, нужна олимпийским чемпионам, спортсменам, ну или тем, у кого проблемы со здоровьем (или просто хотят укрепить его). Но ни к одной из вышеперечисленных категорий я не относилась. Связывать жизнь со спортом я нужным не считала, а уж проблем со здоровьем отродясь не было! То есть, болеть я болела, но редко. И то, только если меня заражали, а от холода – никогда. Но об этом я уже говорила. И потом, отсутствие необходимости тратить время на спорт означало наличие большего количества времени на учёбу. Вот я и не жаловалась. А остальные ученики, скорее всего, не жаловались потому, что ничегонеделание на физкультуре их полностью устраивало. Как и халявные оценки. Однако, теперь, я считаю, что хорошая физическая подготовка ещё никому не повредила. Тем более мне. Ведь, если я выживу, а я твёрдо намерена остаться в живых, я должна уметь защищать себя. Банально уметь быстро бегать. Магия магией, но нельзя защищаться только ею. Так вот, появившаяся неплохая физическая подготовка была здесь как нельзя кстати. Но это не отменяет того факта, что мне необходимы тренировки. Сражаться-то я не умею! ”Пфф, тоже мне, проблема!” Нельзя опираться только на Силу! — в раздражении рявкнула я. “Почему это?” Потому это! До меня донеслось фырканье. “А-а, я понял!” Я моргнула. Что ты понял? “Гордость, да?” — снова фырканье, но я в нём расслышала умиление. — “Истинная Хранительница!” Мне стоило огромных усилий не морщиться. В смысле? “Уж не знаю, с чем это связано, но гордости Хранителям всегда было не занимать. Но, с другой стороны, настоящий Хранитель всегда должен уметь победить гордыню, если это необходимо.” Я мотнула головой и ничего не ответила. Просто потому, что мне было вообще не до лекций. Стоя здесь, посреди родной комнаты, я находилась в самых смешанных чувствах. С одной стороны, Огонь, говорящий, что мне не стоит бояться инициации. С другой – Мегатрон, говорящий, что я могу не опасаться, что он мне поможет, спасёт… “Спасёт? А ты не думала, что тебе может не понравится этот способ?” ...и если это так, если завтра Мегатрон и впрямь скажет мне, как он намерен меня спасать, то я, пожалуй, предпочту довериться лидеру десептиконов. Доверюсь, потому что умирать мне совершенно не хочется. За этим я и перешла на его сторону две недели назад. Сначала было тихо. Очень тихо. И я сразу поняла, что тишина эта давящая, нехорошая. А потом раздалось шипение: “Не смей. Ты слышишь меня, не смей ему верить!!!” — А кому же мне тогда верить? — спросила я вслух, не скрывая ядовитую усмешку. — Тебе? “Да!” — Как, скажи на милость, я могу тебе верить? Я прошлась по комнате, от одного угла до другого, стараясь успокоиться. Получалось не очень. Меня злила, бесила, пугала и доводила до отчаяния эта ситуация, это состояние, в котором я прибывала последние почти три недели, которая уже осточертела мне, вызывала желание драться и кричать. Хватит! Сколько можно! ХВАТИТ! Я действительно закричала и схватилась за голову. Не могу! Достаточно, перестаньте! У меня больше нет сил! “То есть, ты предпочитаешь верить Мегатрону? — дождавшись, когда я замолкну, и проигнорировав мои мысленные мольбы, жёстко осведомился Огонь. — Тому, кто уничтожил одного из твоих предшественников?!” Я встала на ноги и, пройдя всего несколько шагов, плюхнулась на кровать. — Мегатрон это отрицает! — рявкнула со злостью. “Да почему ты ему веришь больше, чем мне?!” — Так назови хоть одну причину, по которой я обязана тебе поверить! — ярость охватывала волнами, но Огонь в этот раз не вспыхивал. Мы словно отделились друг от друга. Наружу лезли не только страхи, но и обиды, глубоко ранившие меня ещё до того, как я получила подтверждение того, что являюсь Хранительницей. — Ты лгал мне с самого начала! Ты сказал, что будешь меня защищать, сказал, что всегда будешь со мной, моим щитом будешь, другом, а что в итоге?! Ты пытаешься меня убить!!! Хороша дружба! Огонь зарычал, зашипел в какой-то бессильной ярости и… горечи? Я изумлённо замерла, услышав эту горечь, смешанную с болью. Что это? Как это? Почему? А Огонь, выдохнул и сказал таким голосом, что мне резко стало холоднее: “Ну, раз ты мне не веришь… Смотри же, Хранительница!” В следующий миг Огонь окутал меня изнутри. Схватил, сжал горящими пальцами всё внутри. Сжал душу. А потом меня, мою душу, словно бы выдернуло из тела. Вот только что я была человеком, сидела на кровати в своей комнате, дышала, смотрела, слушала. А теперь я ничего не видела, ничего не слышала и не дышала, потому что я была ничем. Или нет, не так. Я была всем. Я была землёй, что столько лет хранила и оберегала тех, кто живёт на ней. Я была ветерком, гуляющим по этой земле. Была водой, что текла то медленным, то быстрым потоком, взмывала высокими волнами, иногда превращаясь в цунами… Была огнём, ярким, как тысяча звёзд. Ярче Солнца, тёплым, ласковым, но в то же время грозным, устрашающим. А потом я резко обрела форму. Я так же была огнём, но не тем, что горит в каминах, не тем, что мы разжигаем в лесах, а другим: живым. И этот Огонь был велик. Он был древним, как само время. А ещё он был печален. Если бы Огонь мог плакать, он бы рыдал взахлёб, ибо невозможно не рыдать, когда на тебе такая ноша. Когда ты убиваешь, ради мира. Когда умирают те, кого ты знаешь, а ты всё живёшь и живёшь… И снова всё поменялось. Я обрела свою изначальную форму. Только я стала трансформером, не человеком, но как-то не полностью. Так обычно ощущаешь себя во снах. Вроде ты есть, но ты лишь образ. — “Я думаю, так тебе будет удобнее,” — раздалось у меня прямо под ухом, и я резко обернулась. Рядом был он. Вечный, великий, могучий, древний… и очень печальный Огонь. Он имел форму, похожую на форму обычного разгоревшегося пламени. Отличие было в том, что он имел лёгкие человеческие очертания, светился ярче и стоял на месте. — Где мы? — спросила я, оглядываясь, но ничего не видя. Вокруг была чернота, и лишь отблески пламени разбавляли её. — “Вне пространства и времени,” — Огонь скользнул ко мне ближе. — “Именно здесь проходили инициацию Хранители. Отсюда мы можем отправиться в любую точку мира.” — Ты собираешься меня инициировать? — я содрогнулась. — “Пока нет”, — успокоил он меня. — “Сначала, ты должна кое-что увидеть.” Огонь загорелся ярче и окутал меня кольцом. Яркая вспышка света озарила меня, а потом, когда глаза привыкли, я обнаружила себя… на корабле десептиконов. Тёмные стены, фиолетовое освещение… трудно не узнать. — Что мы тут делаем? — спросила я Огонь, когда он расступился. — “Ты не хочешь мне верить. Надеюсь, глазам своим ты поверишь. Смотри!” Я послушно повернула голову в указанном направлении. Перед нами стояло какое-то устройство, гигантское, похожее на какой-то генератор или вроде того. — “Ты же смотрела фантастические фильмы?” — я молча кивнула, и Огонь небрежным жестом махнул в сторону этого «генератора». — “Мы в лаборатории. Это то, что они прятали от тебя. Перед тобой самый классический поглотитель энергии. Ты ведь знаешь, в чём принцип его работы? Хотя тут даже по названию понятно...” Я разглядывала поглотитель и всё сильнее хмурилась. — Когда я здесь была, я не видела этой штуки. — “Конечно, она ведь спрятана. Вот, смотри. Тощий пришёл как раз вовремя.” Огонь развернулся и посмотрел на стену. И тут же стена раздвинулась, явив нам Старскрима. Я вздрогнула, но Тощий меня не видел. Лишь повернулся обратно и крикнул кому-то: — Выносите! “Давай отойдём, а то, когда через тебя проходят, словно ты призрак, это не очень приятно.” Я тут же отпрыгнула в сторону… а потом завизжала, потому что я прошла сквозь стены! Мамочки!!! — “Спокойно. Ты сейчас не материальна.” Дышим. Дышим. Дышим. Тем временем, вехиконы осторожно вытащили поглотитель из тайника и вопросительно посмотрели на командующего. — Прочь! — велел тот. Короткий поклон головы, и вехиконы покинули лабораторию. — “Ждём. Скоро должен появиться и Мегатрон.” И действительно, не прошло и минуты, как двери лаборатории вновь открылись и вошёл Мегатрон, собственной персоной. Старскрим почтительно склонился. — Повелитель. Мегатрон подошёл к устройству. — Надеюсь, вы были осторожны? — Да, мой повелитель. Они очень аккуратно выносили её. — Отлично, — Мегатрон смотрел на этот поглотитель, как студент на письмо о зачислении в престижный институт, но было одно “но”: его взгляд напоминал ещё и взгляд маньяка. И мне, глядя на это, стало откровенно не по себе. Старскрим ухмыльнулся, довольный похвалой, и спросил: — Когда прикажете использовать? — Когда у Ангелины начнётся инициация, — выражение фейсплета Мегатрона стало хищным, и смотреть на него стало совсем страшно, — вот тогда я извлеку эту силу из неё. И никто, даже Оптимус Прайм, не сможет меня остановить. Старскрим сначала ухмыльнулся, однако потом на его фейсплете возникло выражение озабоченности, и он уточнил: — Но, повелитель, а что будет с девчонкой? — Сдохнет, скорее всего, — равнодушно отозвался Мегатрон. — Процедура будет болезненна для неё, так что вероятность выжить, считай, отсутствует. Я пошатнулась и вдруг почувствовала, что задыхаюсь. — Но если она выживет? — Тощий всё не унимался. — Плевать, — Мегатрон развернулся в намерении покинуть лабораторию, — даже если выживет, всё равно она уже не будет Хранительницей. А, если вдруг будет доставлять трудности, убить её будет уже вполне реально. — “Думаю, ты услышала достаточно”. Перед глазами поплыло, и я потеряла сознание. *** То нечто, что было не так давно его оборудованием, достигло самой высокой точки своего прыжка и начала снижение. И местом его приземления явно был фейсплет Рэтчета. Выставленный манипулятор был единственным препятствием для благополучного приземления, однако у этой членистоногой букашки явно были острые ноги. Все ниже, ниже… И тут, когда до манипулятора оставалось совсем чуть-чуть, раздался выстрел. Меткий. Букашку отшвырнуло куда-то в сторону, и Рэтчет, не успевший осознать своё чудесное спасение, застыл на несколько кликов, молча глядя в то место, где только что была букашка. Раздались шаги, и медик, более или менее придя в себя, повернул голову и увидел Оптимуса. Ну конечно… кто ещё стреляет так метко? Прайм шагнул в ту сторону, куда, по всей видимости, упала букашка, и Рэтчет молча проследил за лидером взглядом. На полу, еле-еле заметно, трепыхалась букашка. Точнее, это сначала она трепыхалась еле заметно, но когда Оптимус приблизился к ней, букашка предприняла попытку встать. И довольно решительную. Но Прайм был быстрее – в ту же секунду он наступил на бывший прибор Рэтчета, раздавив его. — Сломан окончательно! — констатировал наконец полностью пришедший в себя Рэтчет. — Но… что это за штуковина? И Прайм ответил, озвучивая, наконец, свои самые худшие опасения, оказавшиеся, к сожалению, не напрасными: — Есть одна страшная догадка, Рэтчет, — произнёс Оптимус, прекрасно понимая, что это уже не догадка, а факт. — Боюсь, это тёмный энергон.