***
Молчаливая Рафа действительно нашла где-то повозку. Пока они ехали, Девин успел выкурить последнюю сигарету, смириться с мыслью, что через четыре или даже три часа ему на дежурство, и немного подремать. Разбудил его аккуратный, сдержанный толчок в плечо. — Приехали, — негромко оповестил Честер и, спрыгнув с повозки, обернулся, в любой момент готовый помочь Торнтону. Это несколько… раздражало, хотя умом Девин и понимал, что лекарь делает это из лучших побуждений — или просто не задумываясь. Проигнорировав протянутую руку, он спустился сам — пусть медленно и не очень-то ловко, но сам. Честер, дернув уголком рта, медленно отступил. Мокрая после дождя брусчатка блестела в свете одинокой лампы, закрепленной над аркой. После грозы улицы были пустынны и вычищены от мусора, а воздух — так упоительно чист и свеж, что если бы не необходимость идти в патруль рано утром и не раненная нога, Девин бы с удовольствием прогулялся еще. Не удержавшись, он остановился перед аркой, глубоко вдыхая ночную прохладу, и засунул руки в карманы куртки. Осознание было молниеносным. — Блядь, форма, — Торнтон осмотрел себя и едва удержался от более крепких словечек. «Хотя бы меч не проебал, молодец», — едко похвалил он себя и покосился на Честера. Еретик как будто ждал чего-то. — Что-то не так? — китобой заметил его взгляд и наклонил голову. — Рафа не будет всю ночь тебя ждать. — Меня? Зачем? — совершенно потеряв нить разговора, переспросил Торнтон. Честер прищурился. — Скажи-ка, верзила, что ты планируешь делать завтра? — он глянул на небо, найдя показавшуюся из-за туч тонкую полоску луны, и нехотя исправился: — Ну, уже сегодня. — Поспать пару часов и пойти на дежурство, как обычно… — пробормотал Девин, и по изменившемуся лицу еретика понял: ответ был в корне неверным. — Ты стоишь на своих двоих просто потому, что я перепутал дозировку! — прошипел Честер, придвигаясь ближе и уничижительно тыкая пальцем стражнику в грудь. — Через пару часов ты не то что стоять — лежать будешь с трудом! Стонать в подушку, блядь! И что-то я сомневаюсь, что у вас есть достаточно сильные обезболивающие! — Хорошо, хорошо, — Девин аккуратно оттолкнул ладонь китобоя. — Возьму пару дней отгула… Не найдя слов от возмущения, тот всплеснул руками и начал ходить туда-сюда. Навернув пару кругов перед стражником, Честер остановился, устало сжал виски и глубоко вздохнул. — Какой ты иногда все-таки идиот, видит Чужой, — он снова задрал голову, что-то ища. Девин проследил за направлением его взгляда. В окнах комнаты, которую занимал Эшкрафт, несмотря на позднее время, горел свет. — Судя по всему, твой капитан еще не спит. Отлично. Придется нанести ему визит. Такой поворот событий Торнтону совершенно не понравился. — Ты не посмеешь… — он шагнул ближе к лекарю, невольно подволакивая пострадавшую ногу, на что тот фыркнул: — Сначала догони. И, увернувшись от хватки на плече, легкой трусцой побежал на территорию казарм. Девин выругался ему вслед: — Стой, паршивец! — и услышал смешок из-за спины. Пылая от гнева и стыда, он обернулся, но сидевшая на козлах Рафа сгорбилась, сильнее натягивая на лицо капюшон. Закусив губу, толлбой захромал в темноту арки за китобоем. Честер ждал его у дверей в бывший паб, постукивая в ожидании носком ботинка. — У меня есть идея, — он натянул пониже рукав куртки, чтобы скрыть метку, — и если ты не будешь мне мешать или даже подыграешь, мы оба останемся в плюсе, обещаю. — Да что ты говоришь, — буркнул Девин, открывая дверь. Молча (но, к чести китобоя, в этот раз — без спешки) они поднялись на второй этаж и проследовали к самой последней двери в конце коридора. Постучав, Торнтон в последнем сомнении глянул на Честера — который снова выглядел необычно. Собрано, отрешенно, словно за несколько минут повзрослел лет на пять. Надо же, а всего лишь перестал улыбаться. — Входите, — раздался приглушенный дверью голос Эшкрафта, и Девин повернул металлически холодную ручку. Комната капитана была больше, чем их с Оливером, и совмещала в себе спальню и полноценный рабочий кабинет. Сидевший за заваленным столом Эшкрафт оторвал взгляд от папки с бумагами и хмуро захлопнул ее, увидев вошедших. — Девин? Что произошло? Кто это? Честер выступил вперед, сцепив руки за спиной, и коротко ответил: — Я лекарь, сэр. Девин помог мне выбраться из очень неприятной ситуации, но в результате был ранен. Получил пулю, которая предназначалась мне. Я сожалею, что так получилось. Взгляд капитана скользнул к толлбою и остановился на отлично заметной повязке. — Судя по всему, ранение не опасно для жизни, — Эшкрафт утомленно облокотился на стол и опустил подбородок на скрещенные пальцы. — В чем причина вашего присутствия, в таком случае? — В том, что этот кретин продолжает утверждать, что с огнестрельным ранением бедра способен выходить на патрулирование, — Честер даже тона не поменял, — с чем я абсолютно не согласен. Как лекарь, сэр. Манеру разговора Честер каким-то чудом выбрал совершенно правильную: лаконичные быстрые ответы и никаких попыток оправдаться или, не дай Чужой, домыслить, — все, как Эшкрафт любил. Но формулировки, конечно, как всегда подбирал… да в Бездну, не подбирал вообще. Девин старался не коситься на спутника укоряюще и вообще выглядеть максимально усталым, незаметным… и по возможности — не виноватым. Ну да, всего лишь влез во что-то мутное и словил пулю, защищая в первый раз встреченного парня, каким-то чудом оказавшегося лекарем. Со всеми бывало. Эшкрафт перевел взгляд на толлбоя. Тот на автомате выпрямился, готовясь подтверждать историю Честера — и врать как не в себя, но капитан его удивил. — Существуют определенные сложности, — задумчиво произнес он, — но я не вижу причин отказывать подчиненному в возможности восстановиться после ранения. Девин, ты читал текст контракта? Торнтон, все еще ожидая подставы, с подозрением кивнул. — В случае получения травм при исполнении у тебя было бы две недели оплачиваемого отпуска, — Эшкрафт принялся перекладывать отчеты перед собой, формируя ровные стопки, — которых хватило бы на восстановление. Хватило бы, господин лекарь? Честер в задумчивости отвел взгляд в сторону, на полупустой книжный шкаф у стены. — Более или менее, — осторожно согласился он. — Судя по моему опыту, три недели — более реалистичный срок. — Но ты был ранен не при исполнении, — неторопливо продолжил развивать свою мысль капитан. — Даже учитывая все те увольнительные, которые ты по своему желанию не брал, у тебя едва ли наберется неделя. За каждый последующий день отсутствия… — Я помню, — прервал его Торнтон. Кажется, он понял, почему Честер так бурно отреагировал пару минут назад. Действие анестезии начало понемногу сходить на нет, и в ноге проснулась пока еще слабая, но настойчивая, режущая боль. — Штраф с повышающим коэффициентом, более пятнадцати дней неисполнения обязанностей — судебное преследование как дезертира. Капитан даже не стал отчитывать его за то, что он не дал ему договорить. — Действительно читал, — пробормотал он с легким раздражением в голосе. И с молчаливым намеком посмотрел на Честера. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы Девин как можно быстрее вернулся к работе, — верно понял его китобой. — Он спас мне жизнь, и… Это меньшее, что я могу сделать. Последнее прозвучало настолько искренне, что даже Девин поверил бы, если бы не знал всей истории. — Отлично, — резюмировал капитан, перестав так мрачно хмурить брови, и снова открыл папку, возвращаясь к чтению. Вполголоса он добавил: — Но субординации, конечно, никакой. — У вас заметна легкая степень переутомления, я бы не рекомендовал… — начал было Честер, но Девин уронил ладонь ему на плечо и подтолкнул в сторону двери. Несколько мгновений они буравили друг друга одинаково раздраженными взглядами, пока Честер не закатил глаза и не подчинился, походя толкнув стражника в бок. Торнтон поморщился и хотел было извиниться перед капитаном, но тот наблюдал за ними поверх бумаг, тщательно скрывая усмешку. — Даже не старайся. Все лекари… такие, — в отсутствие этого самого лекаря Эшкрафт позволил себе расслабиться и откинулся на спинку кресла. — Им никто не указ, потому что они знают, как для всех вокруг лучше. — Богатый опыт? — невольно полюбопытствовал Девин. Капитан, прикрывая рот, зевнул и неторопливо размял ладонью шею. — У самого было несколько не самых удачных переломов, да и подчиненные, — он глянул на Торнтона с иронией, — любят подставиться. Так что увы. Молодец, что предупредил. Академия все-таки чему-то да учит. Две недели у тебя точно есть, дальше посмотрим. — Спасибо, — искренне ответил Девин. Он как-то ожидал, что его погонят на патруль в любом случае, как это обычно бывало в страже: сержант заметил утром, значит, можешь работать. Между ними повисло краткое молчание. — Что-то еще? — видимо, Эшкрафт решил все же последовать совету Честера и отложил папку в одну из стопок. Девин колебался несколько секунд. — Не могли бы вы передать леди Уотберри письмо? — набравшись храбрости, спросил он. Глорию нужно было как-то предупредить, и просить Честера еще и об этом было… как-то слишком. А еще китобой наверняка не постесняется, зараза, вскрыть конверт. — Использовать меня как посыльного… А ты высоко себя ставишь, — Эшкрафт отвлекся от наведения порядка и посмотрел на него с укоризной. Девин невольно вспыхнул, судорожно соображая, как оправдаться, но капитан недолго удержал осуждающее выражение лица. — Конечно. Что угодно, если она перестанет терроризировать меня. Чем ты так зацепил одну из самых богатых вдов Дануолла, Девин? Неужто она решила вспомнить молодость и отпраздновать кончину опостылевшего ей мужа? — Чужой забери, нет! — простонал Девин. Почему все вокруг думают только об одном? Капитан сдержанно рассмеялся. — А я вот в этом не уверен, — он привстал, пододвигая к краю стола планшет с закрепленной стопкой дорогой гербовой бумаги и авторучку. — Но серьезно, я надеюсь, что ты удовлетворишь ее аппетиты, какими бы они ни были. При текущих темпах заражения мне только захаживающих в карантинную зону своевольных аристократок не хватало. Прихрамывая, Девин взял планшет и ручку и на мгновение задумался. Как лучше написать о случившемся?.. «Глория, Я нашел твою потерю. Как только залечу полученное ранение, смогу передать лично. Лекарь сказал, что это займет половину месяца в лучшем случае. Пожалуйста, не приходи в карантинную зону сама.Торнтон»
Вышло коротко и сухо, но на расшаркивания и двусмысленные формулировки у него не было желания. Сложив бумагу несколько раз, Девин проследил за тем, как капитан привычно-быстро убрал ее в конверт, подписал и запечатал воском. — Спасибо, — повторил Торнтон еще раз и, посомневавшись, коротко пожелал: — Ночи. И торопливо убрался из комнаты капитана. Их общение и так зашло слишком далеко. Честера в коридоре не было видно. Стараясь не шуметь, Девин прошел в свою комнату и, найдя сумку, попытался прикинуть, что ему может понадобиться. Усиливавшееся нытье в ноге мешало думать. Чистая смена одежды, бритва, нераспечатанная пачка сигарет… Зажигалка с ним, как и всученный еретиком амулет. Что еще? Толлбой случайно смахнул с тумбочки книгу, которую начал перечитывать, и та хлопнулась об пол. Оливер на соседней кровати всхрапнул, но не проснулся. «Мне б так спать», — позавидовал Торнтон, убирая книгу в шкаф — все равно не вернется к ней в ближайшее время. Кто-то из отряда, куривший на балконе, тяжело протопал мимо двери обратно к себе. Пистолет брать с собой смысла не было — в конце концов, Честер обещал за ним приглядывать. Да и чего бояться? Ведьмы из размытой бредовой галлюцинации? Проспавшего ограбление Мортона? Рафу, в конце концов? Хм. Возможно, пистолет был не такой уж плохой идеей… Хотя нет, придется отчитываться за каждый потраченный патрон — он же официально в отгуле. Торнтон в последний раз окинул взглядом комнату, поправил одеяло на кровати, чтобы лежало ровно, и прислушался к ощущениям в больной ноге. Скривился. Стоило поспешить. Захватив полупустую сумку, он покинул казармы с неким опасением: ночью они казались непривычно пустыми и тихими. Вымершими. Боль усиливалась, так что в этот раз он принял помощь Честера почти без возражений. Неприятно было это признавать, но в одиночку он, наверно, забрался на повозку куда как менее проворно. Если бы вообще забрался. До лечебницы китобоя они добрались за считанные минуты. Рафа бросила Честеру, что отгонит повозку на место и заглянет после и, щелкнув поводьями, укатила в намечающийся ночной туман. Поднимаясь по лестнице, Девин старался не показывать, как ему к тому моменту было больно — и что он на самом деле думает про любовь китобоев к последним этажам. Открыв дверь и щелкнув выключателем, Честер прошел в середину комнаты и упер руки в бока. Торнтон бесшумно прикрыл за собой дверь. Как раз подходящее время было для того, чтобы спросить, что Честер собирается делать — точнее, куда именно отправит его отлеживаться. Наверняка у него было на уме какое-то место… Честер двинулся к шкафам. — Обезболивающее и противовоспалительное, — пробормотал он больше для себя и обратился к толлбою: — Ты там форму где-то оставлял, не забудь. Девин буркнул что-то, выражающее согласие, и похромал за ширму. Китель обнаружился там же, где он его и оставил — в изножье кровати. — Вот, выпей, — голос китобоя отвлек Девина от попыток уместить форму в сумке так, чтобы не помять ее еще больше. На автомате стражник принял стакан и глотнул — и едва не подавился от неожиданности. Лекарство было на спирту и здорово отдавало мятой и еще чем-то травяным. Тем не менее, он допил его без возражений. Честер забрал опустевший стакан и произнес: — А за это — извини, — и что-то острое кольнуло в плечо. Девин опустил взгляд и разглядел в бледной ладони проблеск стального болта-шприца, уже пустого. Он хотел поинтересоваться, в чем дело, но не успел — накатила странная, отрубающая сонливость. Он заснул еще до того, как приземлился на нерасстеленную кровать.***
Даже не проснувшись до конца, Девин все равно чувствовал себя… разбитым. Как будто кто-то прошелся по нему на ходулях, да не один раз. Разум еще колыхался в ватной неосознанности, готовый отключиться в любое мгновение, но боль оказалась сильнее. Боль и странно, тревожно, одуряюще вкусный мясной аромат. Стражник нехотя приоткрыл глаза и не сразу признал место, в котором находился. Под этим углом он квартиру Честера еще не видел: огромное светлое пятно окна, темная громада стола, верхушки книжных стопок на полу… И поставленная параллельно столу, едва вместившаяся в свободное пространство хлипкая раскладушка, на которой, компактно свернувшись, посапывала подружка Честера. Девин узнал ее исключительно по буйным черным кудрям. Самого китобоя нигде не было видно, но, прислушавшись, Девин различил ровный стук ножа по разделочной доске и тихое дребезжание нагревающегося чайника. Для позднего утра было непривычно тихо. Мужчина попытался приподняться на локтях — и зашипел от радостно вгрызшейся в бедро боли. Заодно он осознал две вещи. Во-первых, его укрыли одеялом; во-вторых, он определенно лишился верхней одежды. Всей верхней одежды. Хорошо, что эта одежда была не его. Тихо зашелестел лежащий в изголовье амулет, привлекая к себе внимание. Вокруг него мягко кружило темно мерцавшее облачко — или у Девина опять слегка темнело перед глазами. Стражник зажмурился и потряс головой, а когда снова взглянул на амулет, облачко исчезло. В животе крайне невовремя заурчало от голода — но лениво, едва ощутимо. Девин глянул на спящую рядом наемницу: будить ее не хотелось, но… Закипавший где-то далеко чайник тоненько засвистел, и под отчетливо различимое Честеровское ругательство начал затихать. Рафа вздрогнула, зашевелилась и медленно вытянулась в полный рост, сладко потягиваясь. В следующее мгновение она рывком села. — Честер, сколько времени? — спросила она еще заспанным, но полным паники голосом. Раздались быстрые шаги, и заглянувший за ширму китобой шикнул на нее, но почти сразу же встретился взглядом с ничего не понимающий Девином. — А, тебя тоже разбудил, — он виновато улыбнулся и ответил Рафе: — Еще и десяти нет, успокойся. Девушка тут же как сдулась и медленно повалилась обратно. Раскладушка скрипнула, но выдержала. — Как ты себя чувствуешь? — Честер, вздохнув, отодвинул в сторону ширму, чтобы пробраться ближе к постели. Девин понял, что это адресовано ему, и скованно пожал плечами. — Хреново, — признался он и откашлялся, чтобы голос не звучал так скрипуче со сна. — Зеленокожие ведьмы больше не приходили? — едва подавил ухмылку Честер. Заученным жестом он мазнул тыльной стороной кисти по лбу, проверяя температуру, потом прижал пальцы стражнику к шее, нащупывая пульс. Девин терпеливо сносил довольно бесцеремонные прикосновения. — У тебя там ничего не подгорит? — спросила Рафа, не открывая глаз. Честер качнул головой: — Да нет… — он остановился. — Или подгорит. И, едва отмеряв необходимые десять секунд, рванул обратно на кухню. Рафа смешливо фыркнула ему вслед, переворачиваясь на спину. Видимо, сон к ней больше не шел, поэтому она, напоминая большую гибкую кошку, села, скрестила по-серконосски ноги, потянулась и зашарила на столе. Когда в руках у нее оказалась знакомая шкатулка и кожаный кисет, Девин устроился поудобнее. Теперь у него появилась возможность разглядеть шкатулку при солнечном свете. Изображение, данное Глорией, оказалось довольно точным: шкатулка была небольшая, красноватая, с красивой металлической филигранью на боках. Геометрический рисунок сверху оказался инкрустацией — скорее всего, чем-то вроде мутно-красного янтаря или одноцветного агата. Рафа покрутила шкатулку в руках, изучая, щелкнула по висевшей сбоку пушистой кисточке из толстых рыжеватых ниток и покачала головой. Девушка развернула кисет, и вытянувший голову Девин разглядел десяток разнообразных отмычек. — Мне говорили, что ее будет сложно взломать, — не удержался от комментария Торнтон. Рафа подняла на него темный взгляд. — Кому-нибудь вроде Честера — да, — она вытянула пару отмычек и устроила шкатулку удобней. Девин не без легкого интереса следил за тем, как она аккуратно шевелила маленькими, больше напоминающими проволоку инструментами в замочной скважине, подбирая подходящие положения, и молчаливо подивился, когда замок поддался. — Но не мне. Наемница отставила вскрытую шкатулку на колено и педантично убрала отмычки обратно в кисет. — Я разобралась с твоей шкатулкой, — громко оповестила она, потирая большим пальцем филигранную боковую сторону. — Не придешь сейчас — откроем без тебя! — Откроешь без меня — не буду кормить, — ворчливо отозвался Честер, чем-то шумя на кухне. Рафа задумчиво уставилась в потолок. — Уговорил, — спустя десять секунд размышлений признала она. — За твое рагу я готова даже простить тебе вчерашнюю выходку. Девин осторожно улегся на скрещенные руки. Рафа, казалось, совсем не тяготилась его присутствием. Как будто слов Честера о том, что он — его информатор, было достаточно, чтобы наемница сразу же зачислила стражника к безопасным «своим». Видимо, для некоторых китобоев информаторы действительно что-то да значили. Честер, на ходу вытирая мокрые руки, показался из-за ширмы. — Ну, давай, что там? — он присел на раскладушку так близко к Рафе, что без проблем уложил подбородок ей на плечо. Девушка удостоверилась, что все смотрят на шкатулку в ее руках и, горделиво усмехнувшись, медленно открыла ее. Первым пришел в себя Честер. — Это все — ради карт? — произнес он неверяще и потянулся к содержимому шкатулки. — Ради сраной колоды карт? Серьезно? Посмеиваясь, Рафа перевернула ее, и колода ровной стопкой выпала в подставленную светлокожую ладонь. — Ну, это очень хорошие карты, — дипломатично отозвалась девушка. Лекарь раздвинул их веером, чтобы оценить с обеих сторон. — Ручная работа. Посмотри на рубашку, и рисунок… Хм, это не игральная колода. Вот эту видишь? Честер послушно протянул колоду ей, и Рафа вытянула одну из карт. — Хм, а я вообще правильно ее держу? — она покрутила ее в руках. — О, они подписаны. Так аккуратно. «Колесо Фортуны»? Она вернула карту обратно, и Честер с любопытством начал листать колоду, пока не нашел еще одну необычную. — Смотри, а эта с башней, — он показал ее сначала Рафе, а потом, опомнившись, и Девину. Стилистика и правда была интересная: горящая башня, в которую ударяла молния, была нарисована черной и золотой тушью. Рубашка, выполненная в тех же цветах, завораживала ровным переплетением костяного белого, черного и золотого. С трудом верилось, что это ручная работа. Честер неожиданно глянул на Девина с хитрецой и начал тасовать карты — умело, не глядя на руки, явно не в первый раз. — Если это гадальная колода, то почему бы не… — он остановился и протянул колоду Торнтону. Повинуясь странному чувству правильности, мужчина не взял лежавшую сверху карту, а сдвинул часть колоды китобою на кисть и вытянул верхнюю из оставшейся половины. Карта оказалась гладкой, холодноватой на ощупь. Поверхность была словно покрыта лаком — идеально ровным, но чуток липким. Честер аж привстал, чтобы разглядеть, что именно вытащил стражник. Рафа, на которую он неосознанно оперся, несильно ткнула его локтем в солнечное сплетение, и парень задохнулся и рухнул обратно, едва не рассыпав колоду. — Девятка чаш, — сжалился Девин, возвращая ему карту. Китобой пихнул Рафу в ответ и пробормотал: — А эта вполне обычная. Как думаешь, что значит? — Что-то хорошее, наверно, — с нескрываемой иронией ответил стражник. — Для разнообразия. Не то чтобы я верил картам… «Даже суеверия, с ними связанные, не всегда оправдываются». В желудке заурчало еще громче, чем раньше, и Девин невольно смутился. — Хозяюшка из тебя так себе, Угорь, — хихикнула Рафа, возвращая колоду в шкатулку. Честер, все еще потирая живот, фыркнул и ретировался. Из кухни раздался его ехидный голос: — Хочешь есть — ищи тарелку. — Да я и одной ложкой могу, — воодушевленная Рафа торопливо натянула ботинки и, даже не завязав их толком, скрылась за темной тканью ширмы. Невозможность нормально передвигаться начинала утомлять. Девин вздохнул, пряча лицо у локтя. Пахло так, что слюной можно было захлебнуться, но голод привычно не донимал. Он перестал обращать внимание на шумно и беззлобно переругивавшихся китобоев и попытался вспомнить, что ему снилось. Ощущение, что снова это было что-то важное — или хотя бы интересное, — не хотело покидать его мысли, но в этот раз он спохватился слишком поздно, и сон совершенно забылся. Но там было что-то… эмоционально сильное, как реакция на что-то, или… А, нет смысла. Честер снова появился в комнатке, но ненадолго. Он сложил раскладушку и убрал ее к стене, убрался на столе, опять ушел. Вернулся сначала со знакомым стаканом и парой ложек, потом — с двумя кружками, от которых шел парок, и, в конце концов, принес две глубокие темно-синие миски, полные чего-то разноцветного и горячего. — Вот, — он придвинул одну кружку к краю стола, поближе к Девину, и поставил перед ним тарелку — прямо на подушку. — Я не то чтобы хорош в готовке… Стражник покосился на него с легким недоверием: Честер правда готовил? Для него? Такой заботы он совсем… не ожидал. С кухни раздался полный эротизма стон. — Бевдна-ах! Я обовглась и не валею! — невнятно простонала довольная Рафа, отчего лекарь ярко покраснел. Торнтон незаметно расплылся в улыбке: эти двое друг друга стоили. Прожевав, девушка произнесла: — Скромность тебе никогда не шла. И это что, мясо? Кого ты убил, чтобы получить его? Девин замер с не донесенной до рта ложкой и невольно опустил взгляд на рагу. На вид… — У Рафы просто дурацкие шутки, не обращай внимания. Это говяжья печень, — Честер устроился на стуле, подогнув одну ногу под себя, и принялся за свою порцию. — Поможет быстрее восстановиться после кровопотери. Задетым он не выглядел, но Девин все равно смутился. Это было глупым и необоснованным подозрением, и сам толлбой мог списать его только на то, что все еще до конца не проснулся. Печень он до этого не пробовал, но быстро понял, почему Рафа была так эмоциональна. Это было действительно вкусно — особенно после месяца на сытной, но простой армейской еде, сделанной в основном из консервов. Мясо практически таяло на языке, в меру острое и пряное, и даже слегка сладковатое — из-за овощей, наверное. Но главное, пожалуй, что это было первое за последние недели блюдо, которое Торнтон доел с удовольствием, а не через силу. — Хотел бы я уметь так здорово готовить, — невольно вздохнул стражник, откладывая ложку и слизывая с губ остатки соуса. Китобой, все еще розовеющий скулами, забрал пустую тарелку и пододвинул к нему стакан. — Спасибо, — пробормотал он недоверчиво. Не привык получать комплименты или Девин опять что-то не так сказал? — Обезболивающее. И травяной чай, чтобы запить. Кофе пока… лучше не надо. И сбежал на кухню, к Рафе. В стакане была знакомая, отдающая мятой настойка, которую Торнтон выпил одним глотком, а в кружке — что-то кисловатое, по вкусу напоминающее заваренные носки, как и все травянистое. Внезапная пришедшая на ум мысль вынудила мужчину отставить чай в сторону, на примятую подушку. Ему никуда не нужно было идти. Не нужно было ничего делать — то есть, конечно, об этом стоило поговорить с Честером, когда сержант придет в норму, потому что совсем ничего не делать было бы… По крайней мере неприлично, Девина не так воспитывали. Но в любом случае — ему не нужно было идти в патруль через полчаса, или завтра, или на этой неделе. Не нужно было поддерживать натянутые диалоги с сослуживцами и делать вид, что ему интересно. Он мог, в конце концов, как обычно читать до середины ночи — но имел возможность выспаться после. Если ради этого всего лишь надо было задружиться с еретиком, немного пожертвовать своей репутацией, выдав себя за любовника Честера, и получить пулю — то, Бездна сожри, это даже напоминало выгодную сделку. За пару недель без одного-единственного толлбоя чума не захватит весь город, в конце концов. На раздавшийся стук во входную дверь Девин бы и не обратил внимания, если бы не громкий голос Честера: — Открыто! Ну да, лекарь-то, в отличие от него, от работы не сбегал. Хлопнула входная дверь. Посетитель не назвал себя и не проявил элементарную вежливость — Торнтон разобрал только неторопливый стук каблуков по паркету. — В чем проблема? — тон у Честера был почти неестественно любезный. Секундой спустя он дал трещину. — О. Думаю, вы пришли не по адресу. — Где он? — требовательно спросил женский голос. — Не делай такое лицо. Ты наверняка второй вор. Сидеть! Где твой рыжий подельник и где моя шкатулка? Девин напрягся: если поначалу у него были сомнения, что где-то он уже слышал эту женщину, то только что они развеялись. И в этот раз он определенно не бредил. Нагретая кружка удивительно реально жгла ладони. Стук каблуков медленно приближался. В этот раз Девин был готов к их встрече. Эта действительно оказалась та женщина из его галлюцинации — даже цветочная бутоньерка с белой розой не изменилась. Незнакомка наставила пистолет на лежавшего Девина и довольно прищурилась: — А вот и ты. Неужели не научили, что нарушать Запреты — плохо? — она цокнула языком, осмотрела комнату и широко усмехнулась при виде открытой шкатулки. — А вот это я заберу… Как только ты скажешь мне, как ты это сделал. — Сделал что? — сухо уточнил Торнтон. Все в нем кричало: «бей или беги», но он держался, стискивая кружку так, что болели кости, и старался не двигаться. С людьми, которые направили на тебя пистолет, лучше не спорить. Дама нахмурилась. — Я провела ритуал два раза, и оба раза твой отпечаток двигался! Это невозможно! Что в тебе не так?! — она быстро вышла из себя, требовательно повысив голос. Снова оглянулась, быстрыми резкими поворотами головы, и мягко ахнула в понимании: — Ах, так ты китобой… Рафа соткалась из черных осколков справа от незнакомки и обеими руками поймала ее за предплечье, с силой сжимая кисть и отводя прицел вверх, в потолок. Дама с едва слышным хрипом выдохнула и в ужасе опустила взгляд на торчащее из правого бока острие, запачканное красным. Совсем рядом с ребрами… — Не угадала, — ласково произнес Честер, крепче сжимая левой ее плечо, чтобы всадить китобойский нож еще на дюйм глубже в печень. Незнакомка вскрикнула от боли, когда он провернул нож в ране, и Рафа вырвала у нее пистолет. — Китобой здесь я. Девин невольно отвел взгляд, разжимая до боли горячие ладони — смотреть на страдание, исказившее лицо умирающей женщины, было выше его сил. — Что за… — изумленный и полный отвращения голос Рафы привлек его внимание. Кожа незнакомки потемнела, становясь похожей на зеленоватую кору, лицо превратилось в безглазую маску, и оплетенная шипастыми лозами рука бессильно тянулась назад, пытаясь зацепить отросшими когтями отстранившегося Честера. Но это продлилось всего несколько секунд — рука упала, обвисла, снова стала человеческой, и вполне обычная, неровно стриженая женщина в темно-синем жакете завалилась набок. Бессмысленно распахнутые глаза потускнели, ухоженное лицо потеряло всякое выражение. — Рафа, постели что-нибудь, — тяжело пыхтя, выдохнул Честер. — Я пока ее держу. Давай, ну же, я не очень-то горю желанием отмывать потом пол! Наемница очнулась, кивнула и сжала в кулак левую ладонь перед тем, как раствориться в воздухе. Несколько секунд спустя она прибежала обратно и бросила на пол поблескивающую ткань с операционного стола. Вместе они опустили на нее тело, и Честер вытащил нож, обтерев его с долей брезгливости о синий жакет. — Глаза Чужого, а ведь тебя и правда преследовала зеленокожая ведьма, — выдохнул он с неверящим смешком. — Всякое я видел, но чтобы тело так трансформировалось… Может, разделать ее на всякий случай? Чтобы точно не вернулась? Рафа скривилась, отступая назад. — Иногда твое бандитское прошлое встает в полный рост, Угорь, — с отвращением сказала она, поглядывая то на тело, то на китобоя. — Нам за это даже не заплатят. — У меня все равно нет подходящего инструмента, — Честер придирчиво осмотрел нож, но остался недоволен результатом — и Торнтон с неприятным удивлением понял, что еретик не шутил. — Да и уделаем все вокруг… — Честер! — к отвращению в голосе наемницы добавился упрек. Еретик отбросил нож в сторону и демонстративно вскинул ладони. — Хорошо, давай тогда как обычно, — бросил он кисло. — Но если она вернется, то явно не за тобой! Девин молча наблюдал за их перепалкой — и, надо признать, тошнило его с обоих. Утро быстро теряло краски. — Обязательно было ее убивать? — он старался не звучать обвинительно, неприязненно… Разочарованно. Честер перевел взгляд на него, все еще ожесточенный и полный раздражения, но в следующую секунду слегка смягчился. — Если ты предпочитаешь оставлять в живых врагов… людей, которые угрожали оружием тебе или твоим друзьям, и были готовы его применить — хорошо, делай, как считаешь верным. Проявляй милосердие, — не торопясь произнес он, скрещивая руки на груди. Рафа поглядывала на Девина с нескрываемым удивлением, но выжидающе молчала. — Но в моем случае это вопрос репутации. Я лечу всех, кроме людей в форме, потому что они обычно требуют моей помощи, считая, что я не могу им отказать. Могу. Но если они догадаются сменить форменные кители на что-нибудь другое и попросить, как обычные люди — вылечу, даже стражника или военного. И много кому это не нравится. Человек, который в надежде… получить реакцию пришел в мою лечебницу угрожать кому-то — и неважно кому: мне, очередному пациенту или кому-то еще, — должен быть поставлен на место. Девин упрямо не разорвал с лекарем зрительного контакта, набрал воздуха, чтобы возразить. Честер качнул головой в сторону тела. — Она могла этого не знать, наверное, хочешь сказать ты, — удивительно прозорливо предположил он. Девин сжал губы. — Предположим, она не стреляет, я извиняюсь и отпускаю ее. Она рассказывает об этом кому-то еще, тот передает дальше — и в итоге эта череда может привести к тому, что кто-то чуть более сильный, но чуть менее умный решит, что свести счеты в моей лечебнице — отличная идея. Ведь пациент, скорее всего, ранен и слаб, да? А то и вовсе без сознания? Ну, а то, что с ним пара друзей — кто-то же заплатил мне за лечение, иначе пациента бы здесь не было — плевать, трупом больше, трупом меньше? И в итоге я имею резню на моей территории, которая мне не очень-то выгодна. Я не просто потеряю деньги и нескольких клиентов, я потеряю ебанных полдня, которые потрачу на отмывание паркета от крови. Он перевел дыхание и встряхнул рукой, которую, неосознанно жестикулируя, излишне напряг. Совершенно подавленный, Девин покачал головой в несогласии, но желание спорить пропало — позиция китобоя, как неприятно это было признавать, имела свою извращенную логику. Да и, если отбросить моральную сторону вопроса, Честер спас ему жизнь. Опять. Рафа смотрела на него с невеселым сочувствием. Торнтон сделал вид, что не замечает. — И ты так легко избавишься от трупа? Будет куча свидетелей, — нехотя поменял тему он. Честер не перестал хмуриться, но напряжение из его позы пропало. — Все знают, что я лекарь, — китобой присел у тела, начав равнодушно обшаривать карманы. — И никого не удивишь тем, что из этой квартиры выносят кого-то в саване. Не все можно вылечить, не всех удается спасти. Всякое бывает. Он нашел кошелек, заглянул внутрь и бросил рядом, на пол. Рафа присела с другой стороны, и они продолжили в четыре руки обыскивать тело. К кошельку отправились небольшой подсумок с пояса, найденное под перчаткой тонкое кольцо, серьги и… Дальше Девин не смотрел. Опустошил махом кружку, отставил в сторону и не глядя взял из стопки рядом с постелью верхнюю книгу. Сейчас он готов был читать про что угодно, и яды, на самом деле, были не худшим вариантом. Из вопросов удобства или, может, из уважения к нему китобои, закончив, оттащили тело куда-то в операционную, ближе к дверям — только прошуршала гладкая ткань по неровностям паркета. Торнтон старался не думать, чем они занялись дальше. — И ты вот так вот убиваешь всех, кто угрожает твоей лечебнице? — тихонько полюбопытствовала Рафа. — Всех, кто достаточно глуп, чтобы обнажить оружие, да. С этими людьми иначе нельзя, — голос Честера звучал рассеянно. — Мягкотелость считается за слабость, а слабому подчиняться не будут. Неподчинение — сомнение, сомнение — недоверие. Представь, если бы пациенты ставили под вопрос каждый мой шаг. Как Владко на занятиях. А ты уверен, что это поможет? А ты знаешь, как с этим обращаться? А я точно потом смогу пользоваться рукой? Рафа негромко рассмеялась. — Мотай крепче, Угорь, — не отсмеявшись до конца, бросила она. — Может, сойдет за чумную. Девин уронил книгу на подушку и спрятал лицо в ладонях. Он ее даже не знал. И имел полное право ненавидеть — просто за то, что причинила ему боль. Но если бы эта незнакомка не попала в него, то была бы сейчас жива. Почему он чувствует вину за то, в чем абсолютно не виноват?***
Навалившейся апатии Девин совсем не удивился. Она была почти привычной — суховатой, равнодушной, обманчиво безопасной. В конце концов, так заканчивались все его «хорошие» периоды. Чувством, что он снова подвел всех, начиная с самого себя. Что необъяснимо тонет в чем-то липком, бесконечном, темном, не желающем его отпускать, и у него, как и раньше, нет сил сопротивляться и пытаться выбраться. Иногда он погружался по горло и едва мог дышать, все силы тратя на то, чтобы держать голову над поверхностью. Иногда он поднимал веки и едва мог разглядеть, где же эта поверхность находится — настолько глубоко он опускался. Дни тянулись и пролетали мимо. Девин ел, что давали, почти не чувствуя вкуса и удовольствия — и голода тоже. Пил лекарства и болеутоляющее. Не возражал, когда Честер говорил, что необходимо осмотреть ранение и сменить повязки. Осторожность и предупредительность китобоя в такие моменты выглядела издевательской попыткой молчаливых извинений, от которых мужчина раз за разом закрывался. Закрывался бы и от остальных попыток проявить заботу, если бы… Если бы были силы. Возможно, почувствовал бы себя менее бесполезным — и просто неблагодарным. Бессонница и не думала уходить, и Девин долгие часы лежал без сна, лишь под утро или в редкие дождливые ночи погружаясь в слабое подобие дремы. Когда китобой помогал дойти до ванной — а именно она, как Торнтон и предполагал, обнаружилась за таинственной дверью сбоку от ширмы, — сержант брал с собой зажигалку и сигареты и, открыв пошире узкое окно, долго курил, иногда по нескольку сигарет за раз. Каждый раз, глядя на свое изможденное отражение в зеркале над раковиной, он тер щетинистый подбородок и меланхолично думал, что стоит побриться, а то совсем уже зарос. И в следующий раз снова не брал с собой бритву. Просто на всякий случай. Честер, если и замечал что, с душеспасительными беседами не лез. Хмурился, конечно, когда на его «что приготовить?» получал совершенно бесцветное «что хочешь», на «тебе не больно?» — запоздалое «кажется, да». Зачем-то начал таскать книжки — Девин замечал на столе новую стопку, перевязанную бечевкой, едва ли не каждый день. Заниматься стражнику все равно было нечем, так что он читал, с равным безразличием поглощая как легкую литературу — путевые заметки, легенды островов, фантастические романы, — так и более тяжелые вещи, вроде исторических многотомников, заумных рассуждений натурфилософов и даже учебников. Прочитанные книги сами по себе куда-то исчезали. Примерно так же исчезала из памяти Девина полученная информация. Иногда китобой пропадал — утром, вечером, посередине дня, — но Торнтон всегда находил на столе еду и записку с примерным временем возвращения; время от времени там же встречались дурацкие советы вроде «не открывай никому дверь» (как будто он мог) и «обезбол в шкафу на средней полке». В остальное время Честер дежурил в лечебнице, и стоило признать — клиентов у него было предостаточно, как вполне законопослушных, так и не очень. Со многими он был хорошо знаком. Толлбой старался не вслушиваться в их разговоры, но приветливый, свободный, чуть насмешливый тон Честера игнорировать не мог. Китобой профессионально отвлекал, успокаивал, забалтывал, вытягивал требуемую информацию. По большей части, конечно, нужную для лечения — но не всегда. И никто из пациентов и понятия не имел, что в квартире, помимо лекаря, есть кто-то еще. Торнтон не до конца понимал логику, которой Честер руководствовался, когда требовал оплату. Иногда он задирал цены за обычную процедуру, а иногда — не брал оплаты вовсе, как, например, с Крысоловами. Иногда требовал деньги за совет, иногда — нет… Но самым неясным оставался вопрос, куда все эти монеты в итоге девались. Жил китобой не то чтобы обеспеченно: старая мебель, посуда с поблекшими от времени узорами или вовсе без них, тщательно чинимая одежда, — но на еду (и для Девина в том числе) он не скупился; часть заработанного Честер отдавал Рафе, часть отстегивал Крысоловам, платя за собираемые слухи и мелкие курьерские услуги. Что-то, несомненно, уходило на лечебницу, но не столько же? А может, она действительно обходилась так дорого. Девин не разбирался, как оказалось, в обидно многих вещах. При внешней расхлябанности у Честера оказался довольно четкий распорядок дня, которому он следовал — но так же странно, нетребовательно, легко сдвигая временные границы. Единственное, что он делал всегда — после каждого пациента оставлял небольшую запись в том журнале-дневнике, и по вечерам всегда отводил десять минут на короткое принятие ванной. После этого он пренебрегал рубашками (и соседство Девина его ничуть не смущало), и ежедневно у Торнтона выдавалась возможность краем глаза наблюдать за тем, как полуголый китобой расхаживает по квартире, дописывает в дневнике строку-другую, то хмурясь, то улыбаясь, перебирает и читает книги… Так стражник обнаружил, что как минимум один костяной амулет на цепочке Честер не снимает никогда, а в дополнение к татуировке пенящегося моря на левой и оплетшего всю руку змея на правой у бывшего Мертвого Угря есть еще одна: на животе где-то чуть ниже пупка лоснился темным боком не то кит, не то косатка. Пару недель назад это вызвало бы у Торнтона весьма несдержанное любопытство; сейчас он не смог почувствовать ничего, кроме равнодушного «о». А еще у Честера было довольно много шрамов, если присматриваться. Они сливались со светлым тоном кожи, но на розоватой после горячей воды — заметно белели, растворяясь неохотно и не сразу. Девин старался об этом не думать. К концу недели лекарь убрал дренаж и окончательно зашил рану. Надобность в обезболивающем понемногу пропала, а осмотры и смена повязок становились короче, и каждый раз после этого китобой почему-то избегал встречаться с Девином взглядом. Иногда даже сбегал за ширму или в ванную, лишь бы пациент не успел задать неудобные вопросы. Стражнику хотелось надеяться, что он делал так не потому, что хромота могла остаться навсегда. Хотя Честер каждый раз замечал, что рана заживает хорошо, и прогнозы весьма благоприятны… Но кто его знает. Мог ведь и беречь, думая, что так будет лучше для Торнтона. В начале второй недели Честер опять пропал — на добрых полдня. Вернулся вечером, встрепанный, крепко пахнущий вишневым табаком и почему-то с бутылкой крепленого инжирного вина. Первым, что он спросил у толлбоя, было: — Слушай, не можешь сказать, открывали ее уже или нет? Девин отложил в сторону книгу и осторожно сел на постели, выпрямив больную ногу. — Почему ты думаешь, что я могу определить, открывали ее или нет? — ответил он вопросом на вопрос. Честер глянул на него несколько рассеянно, почти дезориентировано, словно его хорошенько огрели по голове и теперь ему было сложно сосредоточиться. — Не знаю. Ты стражник. Не приходилось досматривать винокурни? Девин отрицательно покачал головой, но протянул ладонь. — Давай посмотрю, — китобой с готовностью передал ему увесистую бутыль. Вблизи вишнево-пепельный аромат стал еще сильней и слаще. — А с чего вообще появились сомнения? Порозовевший от уличной жары Честер расстегнул верхние пуговицы рубашки, обмахиваясь, а потом пожал плечами, развернулся и сбежал в ванную, так и не ответив ничего внятного. Пока за стенкой шумела вода, Девин добросовестно изучил пробку и темно-красный сургуч на ней — и, кажется, подозрения Честера все же были необоснованными. Обычная нераспечатанная бутылка вина урожая прошлого года. Лекарь вернулся быстро — как всегда полуголый и с убранными наверх волосами. На груди темнела угловатая звезда амулета. На бледной, покрытой мурашками коже еще можно было разглядеть капли воды. — Сургуч вроде не поврежден, не думаю, что ее открывали, — сказал ему Девин. И из долбанной вежливости добавил: — По какому случаю празднуешь? Честер закинул руки за голову, потягиваясь с видимым удовольствием. Кожа натянулась на ребрах, гибко напряглись подъеденные худобой мышцы живота, косатка показала верхний плавник из-под пояса свободных штанов… Девин почти заставил себя не смотреть. Чтобы не стало потом опять тошно от самого себя и от того, что он вольно или невольно вкладывал в эти взгляды искоса. — Не праздную, — выдохнул китобой, жмурясь и медленно протягивая боковые мышцы, — заглянул в один бордель, осматривал куртизанок. На выходе поймали, впихнули вино, хотя я каждый раз повторяю, что платы не требуется. Торнтон сжал пальцы на шершавой обложке книги. Искушение было велико, но он и без того изрядно досаждал лекарю своим присутствием, чтобы еще и пялиться в неподходящие моменты. Когда он рискнул снова посмотреть на Честера, они столкнулись взглядами. Китобой глядел неотрывно, с пристальной задумчивостью, и в какой-то момент это стало ощущаться даже несколько неуютно. Словно он пытался зарыться ему в голову. — Тебе, конечно, по всем пунктам нельзя вино, — медленно, с сомнением сказал он, — но я не хочу пить один. Присоединишься? Хорошо, что Честер тактично игнорировал его взгляды. Девин пожал плечами, стряхивая неприятное ощущение. Ему было все равно, напиваться или нет. — Отлично, — сдержанно улыбнулся китобой и присел на корточки у письменного стола. Толлбой как-то не удивился, когда из нижнего ящика на свет появился штопор. Действительно, где же его еще хранить. Пока Торнтон возился с сургучом и удивительно крепко сидевшей пробкой, Честер приоткрыл окно, впуская в комнату отдаленный шум засыпавшего города, раскинул перпендикулярно кровати раскладушку и сбегал на кухню. Вернулся он почему-то с только одним бокалом для виски и тарелкой с маленькими, пахнущими медом булочками. Усевшись на середину раскладушки по-серконосски, лекарь с молчаливым благодарным кивком принял открытую бутылку и наполнил бокал почти до краев. — Это — твое, — он протянул бокал Девину, усмехаясь. Не расплескать вино оказалось непростой задачей. — А это — мое. И Честер, не отрывая нахального взгляда от стражника, глотнул с горла. Девин не стал спорить — кто тут лекарь, в конце концов? — и аккуратно отпил. Вино оказалось плотным, ужасно сладким и с обещанным инжирным послевкусием. — И как тебя занесло в бордель? — спросил стражник, просто чтобы не пить молча. — М? Да не занесло, — немного рассеянно ответил лекарь, занятый вдумчивой дегустацией. Наблюдать за выражением его лица в таком близком разговоре (их действительно разделяло меньше ярда) оказалось довольно интересным делом. Похоже, Девин все-таки не мог не пялиться. — У нас договоренность. Самые осознанные, м-м-м, руководительницы давно не мешают мне осматривать девочек. — И не боишься заразиться? — проявил слабое беспокойство стражник: плевать на еретика, но подцепить что-нибудь «по-соседски» и, тем более, принести в казарму как-то не было желания. Честер приподнял амулет, висящий на цепочке. — Если бы не это, ни в жизнь не стал бы вообще кого-то лечить, — буркнул он. — Незаменимая штука. Гарантирует, что я не могу ничего подхватить и не могу стать переносчиком, пока он на мне. Теоретически… Китобой глянул на трехконечную звезду в пальцах и отхлебнул еще вина. Он пил его как воду — не то стремился побыстрее дойти до определенной кондиции, не то тяжело переносил царившую на улице духоту и страдал от жажды. — Наверно, он и от чумы защищает, — пробормотал он, отставив на время бутылку и закинув булочку в рот. — Но предпочту не проверять. — И ты вот так просто берешь на веру, что он действительно работает? — Девин локтем подтолкнул подушку, чтобы та удобнее легла под спину, и снова оперся на невысокое изголовье. Честер, прожевав, пожал плечами. — У меня была возможность убедиться. Предыдущий его владелец занимался вивисекцией и посмертными вскрытиями голыми руками — и ничего, прожил до пятидесяти с чем-то, так и не заразившись ничем ни разу, — китобой опять приложился к бутыли, сделав сразу несколько больших глотков; натянувший кожу кадык отрывисто двинулся несколько раз. Утерев костяшками губы, еретик негромко пробормотал: — Это его и подвело. Он больше не улыбался, и Девин решил, что лучше сменить тему. — Но я все равно не понимаю — к чему такая благотворительность? Честер усмехнулся, остановившимся взглядом смотря куда-то в стену правее Торнтона. Нечто смурное не ушло до конца из его черт, но оттенилось почти нежностью — и чем-то вроде гордости, уже нетрезвой. — Это не я, — признался он. Судя по понемногу проявляющемуся розоватому румянцу и слегка заплетавшемуся языку, его наконец-то догнала подлая, незаметная крепость подслащенного вина. — Это Рафа. У нее много информаторов среди куртизанок. Она пару раз просила, чтобы я оказал девочкам помощь. Кого-то клиент избил, кто-то перебрал и словил передоз, кто-то… Просто поскользнулся неудачно. Всякое бывало. И каждый раз находилась две или три, которые ловили меня после и… Он встряхнул головой и иначе глянул на бутылку вина. — А не такая уж вода, — с одобрением заметил он. — Ловили, стыдливо спрашивали, где найти лекарство от трипака или еще какой заразы. В какой-то момент понял, что проще систематически их осматривать и лечить поодиночке, а не ждать, пока весь бордель заразится. Да и прочее… Девин слушал его молча, потягивая сладкое вино. — Я понял, почему Рафа с ними возится. Помощь предлагает, контакт поддерживает. Помимо того, что куртизанкам часто разбалтывают всякие вещи, чтобы похвалиться, конечно, — Честер вздохнул. — Омерзительная работа. Каждая вторая готова в петлю лезть, если бы не необходимость в деньгах. У кого-то вообще выбора нет, как в Кошке… Он исподлобья глянул на толлбоя и натянуто улыбнулся. — Но тебе, наверно, не очень-то интересно это слушать. Девин пожал плечами. Бокал подошел к концу, и он наконец-то ощутил что-то, похоже на легкий туман опьянения, размывший ненадолго тяжелые мысли, вину и разочарование, так что ему было не сложно еще немного помолчать. Торнтон потянулся к лежавшей на столе открытой шкатулке — в последнее время он пристрастился к весу карт, лежащих в ладони. Было даже немного жаль, что их рано или поздно придется вернуть Глории. Они отлично отвлекали. Честер проследил за его тягучим движением и встрепенулся. Темно-зеленоватые глаза пьяно блестели. — Тебя уже рана не так беспокоит, да? Сможешь мне помочь, если что? — спросил он, устраивая бутыль с вином на скрещенных лодыжках и обнимая ее обеими ладонями. — Смотря с чем, — карты приятно легли в руку, и Торнтон принялся неторопливо и бесцельно их тасовать, наслаждаясь скольжением покрытой лаком плотной бумаги. — Забалтывать выпендрежников и убегать под ливнем не придется, — зазубоскалил подвыпивший китобой. — Судя по тому, что я узнал, где-то на днях случится крупная стычка между бандами. И что-то мне говорит, что все пострадавшие пойдут ко мне. Не хотелось бы, чтобы стычка продолжилась в лечебнице. Меня обычно боятся, но в этот раз… Не могу гарантировать. Ничего сложного делать не надо, тебе достаточно будет просто сделать хмурое лицо и маячить на виду, чтобы не дурили. Ну и если пациентов реально много будет — помочь по мелочи, приносить-подавать. Девин бросил на Честера короткий взгляд и незаметно перевел дыхание, тасуя карты чуть быстрей. — Из меня так себе помощник будет, — признал он неохотно. — Я… Мне от вида крови хуево. Он ожидал любой реакции, но не булькающего смешка: Честер закашлялся, подавившись очередным глотком вина. — Да я, знаешь, заметил, — хихикнул он, когда наконец-то смог говорить. — Два… нет, три раза. Да ничего страшного, резать не дам. Бинты принести, обезбол, всякое такое. А если до ампутации дойдет… Девин медленно перевел дыхание, остановившись и сжав карты в кулаке. — Как побледнел-то, а, — несдержанно развеселился Честер, откидываясь назад, на выпрямленные руки. Бутылка ткнулась горлышком ему в голый живот. — Да выгоню я тебя нахер. Я всех обычно выгоняю, кроме тех, кто с пациентом пришел — их же заботит, чтобы тот выжил. Не переживай. Меня тоже поначалу мутило, но лицо держать надо было. Если лекарю не по себе, то окружающие вообще в панику ударяются. Он облизнул покрасневшие от выпивки губы. — А все-таки весело было в Мертвых Угрях, — неожиданно признал он, пьяновато ухмыляясь. — Сейчас понимаю, что пиздец полный, но тогда было весело. Его взгляд остановился на колоде, которую стражник все еще сжимал. Честер резко выпрямился, чудом поймав бутылку, и заговорщицки прищурился. — А я рассказывал, — протянул он, тщательно выговаривая слова, — как однажды проиграл себя в карты? Девин подумал, что он ослышался. — Ты что? — переспросил он неверяще. Честер закивал, с трудом сдерживая ухмылку. — Я играю так себе, что честно, что шельмуя, — легко признался он, крутя почти пустую винную бутыль в ладонях. — Как-то после одного хорошего рейда все были при деньгах, так что собрались сыграть в покер, пока есть, на что. Мне карта как назло не шла, но блефовал, видимо, неплохо. Через пару раздач остались втроем — я, Марв, мой помощник, и Мирти, тоже из громил, как Кри-кри. Ставки уже не по десятке за раз, а по сотне-две, и в какой-то момент я вспоминаю, что буквально днем закупился лекарской мелочевкой, пока деньги были. И если проиграю, то все — одну сотню еще наскребу, хоть и с трудом, а остальное брать просто неоткуда. А я все думал, что Марв так удивлялся каждый раз, когда я поднимал! Девин разрывался между желанием рассмеяться, глядя на возбужденно-смеющееся лицо Честера, и накрыть глаза ладонью. Как можно? Китобой заерзал, наклоняясь ближе к стражнику и понизив голос. — Последний круг, нервы у всех натянуты, карты — полное дерьмо. Пара десяток максимум. Шанс, что я выиграл бы, конечно, был, но я иллюзий не питал — расклад хуже представить сложно, — Честер прервался на то, чтобы быстро глотнуть вина. — И я решаю — а в Бездну, хоть повеселюсь напоследок. Ты бы слышал те вопли, когда я вместо суммы сказал «играю на себя»! — Боюсь представить, — Девин вспомнил Угрей, которых они встретили в пабе, и их манеру поведения. — Как тебе вообще это в голову пришло? — Даже если у тебя ничего нет, всегда остаешься ты сам, — Честер легко пожал плечами. «Кажется, мы вкладываем в эту фразу разные смыслы», — с неприятно отрезвляющим холодком подумалось Торнтону. — Делать было нечего, открылся первым. Наблюдавшие свистеть начали, когда увидели, какая у меня была рука. Полное поражение. Мирти открывает свои — две пары. Уже почти сдаюсь, как Марв кидает поверх ее карт свое каре. Спаситель, бля! Закинул на плечи при всех, как мешок с мукой, и потащил в каюту «долги взимать». — И чем… м-м, чем закончилось? — Девин снова принялся тасовать карты, но они так и норовили неловко выскочить из пальцев. Одна все же выпала, и на мужчину укоряюще глянул перевернутый рыцарь чаш. Торнтон побыстрее толкнул его обратно в колоду. Честер несколько секунд молчал, недоверчиво прищурившись на собеседника, а потом коротко дернул плечами и допил оставшееся вино в один длинный глоток. — Да готовил я ему неделю, вот и все, — он улыбнулся, коротко облизав губы. Улыбка казалась несколько застывшей и фальшиво беспечной. — Марв знал, чем я реально ценен. Он настолько очевидно недоговаривал, что Девин на секунду перестал перебирать карты. — Готовишь ты действительно хорошо, — осторожно согласился он; остальные пришедшие ему на ум ответы были или еще хуже, или бестактнее в разы. Честер наклонился, чтобы поставить пустую бутыль на пол рядом с раскладушкой, и чуть не потерял равновесие. — Что-то не стоит это сладкое того, — пожаловался он, не меняя неудобной позы. Судя по побелевшим костяшкам ладони, сжавшей боковую рейку, заштормило его знатно. — Не такое уж и вкусное под конец. «Смотря как пить», — почти посочувствовал Торнтон. Честер медленно улегся на живот, по очереди вытянув длинные ноги, и обеими руками обнял подушку, уместив на ней подбородок. Вид при этом он приобрел забавный — немного надутый. Змей на руке обтянул жесткий рельеф напрягшихся мышц. — И что в нем находят?.. — пробубнил китобой, глядя на стражника из-под приопущенных ресниц. — Ну, а ты что-нибудь ненормальное в своей жизни творил? Или я, как всегда, вне конкуренции? Девин не удержался от короткого смешка. — Ты думаешь, что я правильный и скучный? — легко поддразнил он в ответ. Колода успокаивающе шелестела. Честер фыркнул, потираясь о подушку. — Ты стражник. Без обид, но ты, скорее всего, не правильный и скучный. Но для разнообразия, — он зевнул, — было бы приятно ошибиться. Девин честно задумался, что могло бы впечатлить Честера. Первой на ум, конечно, пришла Глория и ее интересные предпочтения, но вываливать на лекаря подробности личной жизни было как-то… неуместно, да и Торнтон был слишком трезв, чтобы делиться такими вещами. Если уж даже пьяный китобой не стал скатываться в пошлость, тактично о чем-то умолчав, то он-то… Вылет из академии? Это было грандиозно, и правильно, и в какой-то степени неизбежно, и Девину все еще не было стыдно — не за итог, но за саму идею. Стражник покосился на сонливо моргающего в ожидании ответа Честера. Нет, слишком долго объяснять. — Пожалуй, — протянул он, размышляя, — самое ненормальное, что я делал… Он съехал чуть ниже по постели и закончил, выбрав низкий, негромкий, крадущий внимание тон: — Я отказался стать смотрителем. Сонливость мигом слетела с Честера. Он приподнялся на локтях и уставился на довольного эффектом собеседника. — Что? Как? Они разве принимают отказы? — китобой даже изумленно потряс головой, пытаясь взглянуть на вещи трезвее. — Они дают кому-то выбор? Торнтон выдержал паузу, чтобы подогреть чужое любопытство, но не смог сохранить серьезного лица и рассмеялся. — Не знаю, — честно признался он. — Может, это я такой особенный. Или в матери дело. Когда брат Эдрин завел при ней разговор о том, что я трудолюбив, умен, достиг значительных успехов в учебе и подхожу Аббатству, я спрятался за нее и вцепился ей в юбку. И плевать, что мне тогда было… восемь? Или девять? Смотрители мне уже тогда не нравились. К концу его короткого рассказа Честер уткнулся лицом в подушку и сдавленно ржал. Его всего потряхивало, вместо звуков слышался какой-то прерывающийся хрип, и острые лопатки двигались на вдохах. Глядя, как костлявые ладони с черными татуировками тискают подушку, Девин невозмутимо добил его: — И получается, что технически отказала все-таки она. Но я держался крепко. Когда китобой не смог остановиться ни через пять, ни через десять секунд, ни через минуту — его все накрывало и накрывало, с короткими перерывами на судорожный вдох, похожий больше на икоту, и по-новой, — Девин решил сжалиться. Он поднялся, чтобы вернуть колоду в открытую шкатулку и сходить на кухню — вымыть свой бокал и налить в него воды. Может, это хоть немного успокоит Честера. Когда он вернулся, китобой уже затих и не двигался, вяло раскинув руки. Девин мягко толкнул его прохладным и мокрым бокалом в голое плечо. — Я думал, сдохну, — хрипло пожаловался китобой, приподнимаясь на локте. Улыбка все еще гуляла по его лицу, искренняя, но слабая, утомленная. — Булочки унеси на кухню, если не сложно. И накрой чем-нибудь, там было… И свет выключи… Бокал он все же взял и сразу же отпил. Девин молча сделал, как просили. Еще и пустую бутылку захватил на всякий случай, чтобы на обратном пути не запнуться. В полумраке он дошел обратно и улегся, стараясь не потревожить китобоя. Но тот, оказывается, еще не дремал — когда в квартире установилась тишина, негромкий, любопытно-пьяный шепот ее нарушил. — Ты не думал… что было бы, если бы ты решил иначе? И все-таки им стал? Девин почему-то тоже понизил голос. — Смотрителем, ты имеешь в виду? — Честер согласно промычал что-то вместо ответа. Толлбой задумался, глядя в потолок; он бы перевернулся на бок, чтобы хотя бы видеть черноволосую макушку, но отчего-то это казалось слишком интимным. — Ну… Я был бы правильным, хорошим смотрителем. И плохим человеком. В темноте сосредоточиться на чужом голосе, уловить все полутона и оттенки оказалось неожиданно легко. — То есть сейчас ты хороший? — мягкая усмешка сделала колкую фразу совсем беззубой, незлой. Девин задумался. — Я не плохой, — наконец ответил он. — А ты? — А я — не хороший, — было в негромком тоне Честера что-то обреченное, признающее — и странно уязвимое. — Даже не знаю, где я в жизни мог бы свернуть туда. В правильную сторону. У меня никогда… не было выбора. Девин отчасти понимал, что китобой имел в виду. — Выбор был, — выдохнул он сочувственно, — просто остальные варианты были еще хуже. — Это ты думаешь, что выбор был. Это для тебя, — хрупко, ломко, но со все возрастающей тихой твердостью, — он был. Никто не выбирает бедность и бродяжничество. На это Девину возразить было нечего. Когда молчание затянулось, и он уже было решил, что их странно откровенный, неудобный, неуместный разговор закончен, Честер снова заговорил. — Может, знаешь и так, может, нет — но смотрители держат в Дануолле несколько приютов для беспризорников. Там ничего не поменялось с тех пор, когда я был… младше. Еда, крыша над головой, даже новую одежду дают, если прилично себя ведешь. Всего пара условий: подчиняться порядкам смотрителей и ходить на занятия в их школу, — он усмехнулся. — Вот — выбор. Безликость и послушание или свобода и голод. И холод. И… все остальное. Снаружи кто-то что-то уронил, и в молчании спящего города грохот вышел жутко громкий, раскатистый. Честер зашевелился, устраиваясь удобнее, и, уже засыпая, пробормотал: — Ни разу к ним не приходил… И хотя после чужих откровений на душе у Девина было неспокойно и печально, уснул он неожиданно быстро. …Ему уже снились такие сны. В какой-то заумной книге — названия Девин не помнил, но это не было важно — их называли осознанными. Там говорилось, что это довольно редкая штука: когда разум находится где-то между Бездной и реальным миром и может не до конца ясным образом воздействовать на сновидение, сдвигая его в нужную сторону. Формируя в соответствии с тем, что человек хочет увидеть. Торнтон знал, что вокруг него — Дануолл, что он где-то недалеко от реки и что на улице глубокая ночь. Он толкнул дверь, появившуюся перед ним — или прошел насквозь? Разницы, на самом деле, не было: собравшиеся внутри люди, шумевшие, распивавшие виски и что-то праздновавшие, не обратили на него ровным счетом никакого внимания. Он был всего лишь молчаливым бестелесным наблюдателем. В середине зала вокруг одного из столов собралась плотная галдящая толпа. К ней Девин и двинулся, смутно понимая, что-то, за чем он сюда пришел, находится именно там. Он легко протиснулся ближе к центру — и увидел круглый стол, вокруг которого сидело семь человек. Трое отодвинулись от столешницы, одна стояла, коленом опираясь на табурет, и крутила меж пальцев что-то круглое — не то фишку, не то монету. Трое держали ладони поверх столешницы, рядом с несколькими лежавшими рубашкой вверх картами. Девин с удивлением узнал в одном из этой троицы Честера — правда, волосы у него были еще короткими, едва держащимися в хвосте, а правая рука сияла чистой бледной кожей. Второй парень, крупный, стриженный коротко, светло-русый, задумчиво постукивал пальцами по столешнице рядом со своими картами. Видимо, это был Марв — или то, как разум Девина его представлял. Мирти, плотная и коренастая, с глубоко белеющим на ключицах шрамом, сидела на одного человека левее от китобоя и улыбалась хищно и уверенно. Крутившая меж пальцев монету девушка, видимо, исполняла роль крупье. У нее были проколоты бровь, уши, губы, даже в носу и на переносице что-то темнело. Она медленно огляделась, выжидая, пока установится некое подобие тишины, и опустила ладонь на колоду. — Итак, готовы узнать, кто сегодня сорвет такой соблазнительный банк? — она подмигнула Честеру, и тот ответил ей улыбкой. Ему еще недоставало умения и выдержки — улыбка вышла слегка приклеенной, не слишком-то расслабленной. Крупье резким жестом открыла последнюю карту, выкладывая ее к уже имеющемуся столу. Честер выдал себя с потрохами почти мгновенно. Увидев, как он растерянно вылупился на карты, толпа засвистела и затопала. — Кажется, Угорь, ты теперь сожалеешь о своей ставке, — расхохоталась крупье. — Давай, вскрывайся, не тяни. Лекарь совладал с изумлением и уже спокойней перевернул карты. Залихватский унизительный свист стал громче. — Иди к мамочке, Угорь, — низко промурлыкала Мирти, качая перед лекарем своей рукой: две пары. Честер засмеялся шутке, вторя смеху остальных Мертвых Угрей, и неторопливо, с достоинством встал на ноги, опираясь ладонями на столешницу. Девин пригляделся внимательней: пальцы у лекаря подрагивали. — Ну уж нет, — хриплый голос Марва больше напоминал скрежет заржавевшего металла. Бандит приподнялся, чтобы кинуть карты на середину стола — так, чтобы и Мирти, и Честер их разглядели. — Как ты… — с возмущением начала его соперница, но Марв показал ей средний палец и смахнул стопку монет в кошель на поясе. Он приближался к Честеру неторопливо, и Угри невольно замолкали и расходились, освобождая ему путь. Девин отвел взгляд — крупье, посмеиваясь, собирала колоду. Честер сдавленно ругнулся, его помощник хекнул, Угри заржали, кто-то закашлялся; снова посмотрев в сторону лекаря, Девин знал, что увидит. Марв действительно закинул того на плечи, прижимая над коленом и крепко держа за кисть. Честер, зажмурившись, безвольно повис и стыдливо краснел скулами. Девин проследовал за ними, держась в отдалении. Через очередную дверь он успел проскользнуть до того, как Марв захлопнул ее ногой. Честера сгрузили на пол, и он, ссутулившись и потирая голый живот, видневшийся между полами расстегнутого кожаного жилета, недовольно пробурчал: — И зачем? Марв остановил на нем свой тяжелый взгляд. Лекарь не сразу, но заметил это и застыл, пряча руки за спину и удушливо краснея. — Ты правда был готов лечь под Мирти? — спросил Угорь медленно, выделяя каждое слово. Честер неохотно признал, скользя беспокойным взглядом по комнате: — …Н-не думаю, — от волнения он начал покусывать губы. Марв вздохнул. — Это точно, — сухо заметил он, шагнув ближе к Честеру. Тот на автомате шагнул назад, запнулся о низкую постель и рухнул на нее. Испуг, промелькнувший в его взгляде, был почти паническим. — Ты иногда такой… наивный. Честер смотрел на помощника во все глаза, быстро вдыхая и выдыхая ртом. Ему как будто резко перестало хватать кислорода. — Думаешь, то, что ты — лекарь, тебя спасет? — Марв покачал головой. Их все еще разделяло пол-ярда, помощник вел себя удивительно сдержанно, и Девин не до конца понимал, с чего Честер так остро и заметно паникует. — Да всем плевать на то, кто ты, выебут все равно. И мне плевать. Легче к этому относись, раз уж… начал. Не зря Лиззи сказала за тобой присматривать… — И поэтому меня выебешь ты? — нашелся Честер — в его голосе теперь звучал неприкрытый вызов напополам с едкой издевкой. Незаметно он сжал в кулаках потрепанное одеяло. Марв заложил пальцы за пояс. — Тебя никто за язык не тянул, детка, — ехидно подметил он и сделал вид, что задумался. — Слышал, что у тебя волшебный ротик, которым ты не только остроумно хамить умеешь. Сойдемся на одном минете и неделе готовки? Честер хохотнул. — А спрашиваешь ты, чтобы?.. — Получить твое согласие, конечно, — Марв расплылся в ухмылке. — Я ж не насиловать тебя собрался. Цени, мог бы и не спрашивать. Ты же проиграл и мне задолжал, все честно. — Ох. Вот как. Честно. И я должен… — в тоне Честера проскользнули горчащие нотки, взгляд на мгновение опустел. Когда он снова посмотрел на Марва, на худом скуластом лице играла легкая, прохладная, неуловимо порочная усмешка, словно не было этой глупой бравады пару минут назад, почти не скрывавшей его страх. Словно теперь ситуация находилась полностью под его контролем. — Да кто я такой, чтобы отказываться от такого щедрого предложения? Марв расплылся в широкой довольной ухмылке и одним намекающие-коротким движением головы приказал лекарю подойти ближе. Тот, мгновение помедлив, оттолкнулся от постели и неторопливо выпрямился, и в этом движении не было ни намека на скованность. Глядя «помощнику» в глаза, Честер сократил расстояние до неприлично близкого, почти вплотную встав перед тяжело задышавшим Марвом, и медленно опустился перед ним на колени. Закусив губу в явной попытке выглядеть соблазнительнее, Угорь положил ладони ему на бедра, обтянутые черными кожаными штанами… Усилием Девин смахнул все в сторону. Картинка расплылась темными туманными изгибами, и он проснулся — просто открыл глаза, как будто и не спал вовсе. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах. «И что это, блядь, было?» — мысленно обратился он к собственному подсознанию. Или к Бездне — но он отчего-то сомневался, что дело было в ней. Очень, очень сомневался.***
С утра Честер мучился страшным похмельем, и ночной разговор они больше не вспоминали.***
Слухи оказались правдой: не прошло и пары дней, как перед ужином в лечебницу забежал встревоженный Крысолов, предупредивший о стрельбе в доках. Честер ответил на его слова тяжелым вздохом и кошелем с деньгами. Крысолов отнекивался, но стоило Девину выглянуть из-за ширмы, тут же схватил деньги и сбежал. Доужинали они в неуютной, напряженной тишине. Честер раздвинул темную перегородку полностью, вновь отгораживая часть квартиры от операционной, одобрительно кивнул, когда увидел, что Торнтон закрепил на бедре короткий меч, и тихим, но уверенным голосом начал перечислять, что где лежит. Девин все запомнил — благо, китобой объяснял емко и четко, — но эти знания ему не пригодились. Честер отлично справился и в одиночку. Стражник несколько часов подпирал стену, скрестив руки на груди и хмуро зыркая на помятых Угрей и Шляпников, но те и без его вмешательства выглядели пришибленно и в драку не лезли. Из обрывков разговоров толлбой узнал, что в перестрелке погибло несколько командиров с обеих сторон, и сейчас бандиты несколько потерялись без приказов сверху. Только сейчас Торнтон задумался: если бы он как-то передал страже информацию о возможной стычке, то многих удалось бы повязать и надолго упрятать в Колдридж… Хотя из этой информации все еще можно было, при желании, извлечь пользу. Последнего пациента Честер отпустил, когда было уже далеко за полночь. Устало оперевшись на выпрямленные руки, лекарь молчаливо проследил за тем, как Шляпника вывели его товарищи и как за ними закрылась дверь. Девин с невольным уважением покосился на полку шкафа, где бандиты, не спрашивая, оставляли кошели с платой. Даже навскидку сумма выходила внушительной. — Как же я заебался, — кратко, но эмоционально высказался китобой и окинул взглядом комнату, остановившись на Девине. — А еще убираться. Торнтон хотел было предложить свою помощь, но Честер мотнул головой. — Дружеский совет: хочешь помочь — не лезь. Из нас двоих только я с амулетом, — он с неожиданной брезгливостью осмотрел заляпанные уже подсохшей кровью ладони. — А за чистоту вот этого я не отвечаю. Девин пожал плечами — резковатый тон явно уставшего китобоя его не задел, — и расстегнул перевязь с ножнами. — Как, кстати, твое ранение? Не болит? Не беспокоит? — вдогонку спросил лекарь. Девин протиснулся мимо ширмы и приоткрыл окно — слишком уж тяжело, болезненно пахло в лечебнице. — Да не особо. А что? Все ждешь момента, чтобы сказать мне, что я останусь хромым? — обернув все в шутливый тон, стражник невольно выдал мысль, которая тревожила его последние несколько дней. Ладонь сама потянулась к колоде карт, заманчиво поблескивающих из шкатулки. Честер удивленно ответил: — С чего такая угрюмость? Наоборот, я практически уверен, что у тебя и шрама-то почти не будет заметно, — звучал он довольно искренне. — Пуля не задела ничего важного, воспаление я купировал, постельный режим ты соблюдал, ногу берег. Сниму через пару дней швы — и можешь даже в патруль идти. Почаще делая перерывы, конечно, но в остальном… Не сочти за оскорбление, но заживает на тебе, как на собаке. — От собаки и слышу, — беззлобно ответил Девин. — У самого аккуратный такой шрам на плече от пулевого. Сказал — и прикусил язык. — А ты, значит, заметил, — Честер, орудуя в операционной, тихонько посмеивался. Говорить через ширму, не видя реакции собеседника, было странно безопасно, как будто лекарь не мог в любой момент заглянуть в свою спальню. Девин все же прихватил карты и осторожно уселся на край незаправленной постели, начиная их перебирать — чтобы не ляпнуть чего-нибудь еще. — Что, даже оправдываться не будешь? — Не то чтобы у меня был шанс не заметить, — не задумываясь парировал он. После краткого молчания китобой хмыкнул: — Твоя взяла. К этому диалогу они тоже не возвращались, но со следующего утра Девин начал то и дело ловить китобоя на задумчивых косых взглядах. Которые в любом случае долго не продлились. Через пару дней швы были окончательно сняты, немногочисленные вещи, включая с сожалением закрытую на замок шкатулку — убраны в холщовую сумку, и Честер, коротко махнув на прощание, скрылся у себя, наверняка с удовольствием падая на вернувшуюся в его распоряжение кровать. Покидая квартиру-лечебницу под палящим полуденным солнцем, Девин понял: кое по чему он будет скучать. Например, по их беззлобным перепалкам. Да, всегда оставался Оливер — но есть большая разница между человеком, который хочет с тобой общаться, и человеком, который делает это ввиду отсутствия альтернатив. А еще Честер здорово подбирал книжки. На ходу закурив, Девин мысленно застонал. В казарме его ждал набитый уже прочитанными книгами шкаф. И недоступная библиотека. И проблема с Риннами — уже две недели прошло, только бы с ними ничего не случилось! И капитан, имевший полное право потребовать объяснений. И наверняка потерявшая всякое терпение Глория. И работа — несложная, но тяжелая и требующая концентрации. И куча полумертвых от чумы плакальщиков. Ох, Бездна и все ее левиафаны. На базе его возвращение быстро заметили: сначала встреченный Генри хлопнул по плечу и не очень изящно пошутил про достойные Оливера загулы, потом почти у входа в их комнату Торнтон столкнулся с выходившими из курилки Джеффом и Закари… И буквально через несколько минут обнаружил весь отряд, рассредоточившийся по их комнатушке. Кто-то стоял у двери, кто-то приютился на ручке кресла, кто-то забрался на стол. Девин оперся на деревянное изножье своей постели и скрестил руки на груди; быть в центре внимания опять ощущалось… неуютно. — Ну, рассказывай, — азартно поерзал Оливер, устроившийся на своей постели, и вперил в Торнтона пристальный взгляд. — Рассказывать что? — недоуменно уточнил Девин, оглядывая одинаково заинтересованных сослуживцев. Напарник норовисто фыркнул: — Почему ты отсутствовал две недели, конечно! Кто эта милочка? — А Эшкрафт разве не сказал?.. — толлбой сделал попытку избежать неудобного разговора, но не прокатило. Закари пренебрежительно махнул рукой. — Ну сказал он, что ты получил какую-то травму, кого-то там защищая, — он расплылся в недоброй улыбке. — После того, как мы отказались заступать на дежурство, пока он не расскажет, куда ты пропал. Девин едва удержался от того, чтобы хлопнуть ладонью по лбу — просто замечательный способ выбесить капитана с самого начала разговора! Как только додумались? — Мы уж грешным делом подумали, что тебя за что-то прикопали в ближайшем парке. Аристократка та… Бездна ее знает, — вздохнул Джереми. — Не так на нее посмотришь — и все, пиздец. — И спорить не буду, — невольно согласился Девин, посмеиваясь: Глория всегда умела производить правильное впечатление. — Ну, капитан все правильно сказал: я получил кое из-за кого пулю и восстанавливался. Мне повезло… с лекарем. Оливер присвистнул. — Единственный лекарь в округе, которого я знаю, — сказал он со знанием, — стражников не лечит. Как и смотрителей, я слышал, но сейчас не в них дело. Девин невольно вспомнил слова китобоя о форме. — Ну, возможно, он не знал, кто я, — беспечно бросил он. И преувеличенно бодро продолжил: — Да хватит обо мне. Что я пропустил? Толлбои переглянулись и расплылись в одинаковых усмешках. — Большую, мать ее, кошачью свору ты пропустил, — веско высказался Генри, подпиравший стенку рядом с дверью. — Приезжали какие-то хлыщи из штабских крыс с проверкой. Из-за тебя, кстати. Девин молчаливо уставился на сослуживца. «Да меня здесь даже не было, блядь!» — так и крутилось на языке. Генри хохотнул. — В душе не ебу, откуда они узнали, что ты ушел в загул, но буквально через пару дней приехали втроем и с утра начали доебывать капитана какими-то бумагами. Что у них, мол, «не сходится». Капитан был вот настолько, — он почти соединил указательный и большой, — близок к тому, чтобы сказать, что у них не сходится на самом деле. Остальные толлбои заржали, и Девин тоже не сдержал смешка. — Капитан им твердил, что они могут подтереться своими бумагами, потому что ты временно снят со снабжения, они талдычили об обратном, и так — целый день. В итоге эта «проверочная комиссия» убежала, поджав хвосты. Капитана просто так не прищучить. — Интересно, на что они надеялись, если все это время меня просто не было в казарме, — задумчиво пробормотал Девин. — И получать я ничего не мог… — Оливер пиздил твою порцию в столовой, — обличающе высказался Джефф. Под прищуром Торнтона напарник стушевался и взлохматил волнистые волосы, отказываясь смотреть ему в глаза. — А тебе-то какое дело? — полюбопытствовал Закари. Джефф тем же укоряющим тоном ответил: — А он, сука, не делился. — Аргумент, — признал толлбой, и отряд снова рассыпался в неприличном гоготе. Открывшаяся дверь и показавшийся в проеме Эшкрафт махом срезали половину веселья. Толлбои невольно выпрямились, кто как мог. Капитан, странно-расслабленный без привычного красного кителя, окинул подчиненных ироничным взглядом — слышал, значит, как минимум часть разговора, — и остановился на Девине. — На пару слов, Торнтон, — он чуть качнул головой, предлагая выйти. Девин подчинился сразу же, ловя сочувствующие взгляды сослуживцев. Вызовы на ковер никто не любил. Но Эшкрафт направился не в свою комнату, а в противоположную сторону, на пустующий сейчас балкон. Значит, разговор ожидался неформальный. Первый делом капитан поинтересовался его здоровьем, как любой хороший командир, и Торнтон вежливо ответил: — Я в полном порядке. Лекарю стоит… отдать должное. Эшкрафт кивнул и неспешно закурил. Оперевшись крестцом на теплую от солнца каменную балюстраду, он уставился на Торнтона цепким серым взглядом. — Леди Уотберри, к счастью, в этот раз ограничилась письмом, — сухо произнес он в промежутке между длинными затяжками. — Прислала приглашения на званый ужин. Гордись, не каждому выдастся возможность побывать на ее рауте. Это не Бойлы, конечно, но… — Что? Она пригласила и меня тоже? — недоверчиво переспросил Девин. Капитан кивнул, сдержанно усмехнувшись. — Ты, конечно, отрицаешь, что вы как-то связаны, но я тебе уже не верю, — признался он и веским жестом приподнял ладонь с зажатой сигаретой, не дав Девину и слова вставить. — Можешь не стараться, мне плевать. Если слухи не врут, то леди Уотберри срочно нуждается в муже. Ни на что не намекаю, но будь осторожен — одного она уже пережила. Девин не удержался. — Учитывая их разницу в возрасте, это не было слишком сложно, — фыркнул он и тоже вытащил портсигар. Сигарет там, правда, не нашлось, но капитан удивительно широким жестом предложил свой. И, конечно, его сигареты были получше. — А во-вторых, — Эшкрафт затушил окурок в пепельнице, — тебя искали смотрители. От неожиданности Девин подавился дымом и шумно закашлялся. — По поводу тех двух бедняг, которые осматривали с вами еретический алтарь, — невозмутимо продолжил капитан. — Приходил один, представился старшим дознавателем Торли. Опросил Джеффа. Хотел и тебя, но не смог по очевидным причинам. Найди его, и лучше не затягивай с этим. Я пообещал, что ты сделаешь это сразу, как вернешься в строй. Девин проглотил все рвущиеся на язык ругательства и максимально нейтрально спросил: — И где мне его искать? — В Канцелярии Верховного смотрителя, конечно, — капитан неторопливо скрестил руки на груди. Они обменялись долгим, полным молчания взглядом. — Понял, значит, что этот Торли в Аббатстве — не последний человек, — одобрительно кивнул капитан. Его губы искривила легкая, пустая усмешка. — Пожалуйста, не испорть там ничего. Мне нужен полноценный боеспособный отряд. Девин пожевал кончик сигареты… и промолчал.