Связанные долгом

Девина разбудили приглушенные голоса. — Ай! Слишком туго! — Тогда к вечеру оно растреплется. Будешь выглядеть как курица. — Почему сразу курица? Ай! Я готов пожертвовать… — Потому что перья. Готов он… посмотрим, что ты скажешь через пару часов. Стражник, переворачиваясь на противоположный бок, сонно гадал, что же он увидит. На раскладушке перед ним сидел, чуть сгорбившись, Честер. Половина его длинных волос была убрана в ворох мелких косичек, оголяя свежевыбритый висок; в некоторые были вплетены серебристые бусины и даже пара-тройка кирпично-бордовых перьев. Рафа, обладательница второго голоса, стояла за китобоем на коленях, и в ее пальцах мелькала очередная выплетаемая косичка. Зрелище было… необычным. Торнтон молча уставился на увлеченных делом еретиков. Честер ответил ему насмешливо вскинутой бровью — пока не ойкнул, морщась, и не глянул куда-то наверх. — Рафа, ну понежнее, — попросил он недовольно. — Я понимаю, что ты нервничаешь, но… — И ничего я не нервничаю, — китобой ловко затянула ленту на очередной косичке и, вооружившись тонкой расческой, принялась сооружать следующую. Честер глубоко вздохнул. — Повтори Девину то, что предложила мне, — попросил он с величайшим терпением в голосе. Рафа на мгновение перестала плести и откашлялась. — В общем, тут такое дело… — она быстро глянула на толлбоя и тут же уставилась обратно на свои руки, движущиеся словно вне ее контроля. — Я хочу устроить для одной своей… подруги… прогулку на Фугу, и для этого мне нужна помощь. Ваша помощь. Вас обоих. Я- Девин покачал вытащенной из-под одеяла рукой, прерывая ее речь. — Это все очень интересно, — пробормотал он, потирая глаз и стараясь не зевать, — но я все равно не воспринимаю ни слова, пока хотя бы не выпью кофе. Можешь не стараться. Честер наморщил нос, беззвучно смеясь. — Чужой, я и забыл об этой твоей особенности, — он снова ойкнул, продолжая посмеиваться — кажется, Рафа подопнула его коленом в спину. — Кофе вроде еще оставался, посмотри в верхних ящиках. Если сваришь и на меня… Толлбой кивнул ему. Затянув по-быстрому берцы, он побрел в сторону ванной, чтобы плеснуть в лицо холодной водой — отлично помогало проснуться. — И давно он варит тебе кофе? — расслышал он из-за стены приглушенный голос Рафы со странными, колкими интонациями. Честер зашикал на нее, но было поздно. Стражник фыркнул, с закрытыми глазами ища полотенце, чтобы вытереть лицо, но отвечать наемнице не стал. На самом деле, он и не заметил, когда варка кофе на двоих превратилась для него в рутину. Отмеряя полгорсти зерен в кофемолку, Девин честно попытался припомнить. Кажется, это началось где-то на середине его вынужденного отдыха. Рана уже затянулась достаточно, чтобы он мог самостоятельно добраться до кухни, и Честера в самый первый раз что-то отвлекло от перемалывания зерен — пациенты? посыльный? Бездна знает. Торнтон быстро понял, что это надолго, и закончил за китобоя: домолол кофе в пыль, отмерил чистой воды в джезву, нагрел… Задумался и чуть не проворонил быстро поднявшуюся пену. К счастью, Честер об этом так и не узнал — только, освободившись, удивился, что толлбой справился и без него. Девин, мывший в тот момент джезву, только фыркнул — варку кофе уж точно нельзя было назвать сложной задачей. Было в самом процессе приготовления что-то медитативное. В треске-скрежете кофемолки, в наблюдении за нагревающейся до нужной температуры водой, в осторожном пересыпании измолотого, одуряюще пахнущего кофе, в постепенном изменении цвета пенки… В том же ящике, где лежал кофе, Девин нашел немного пряностей, так что сейчас по всей кухне все сильнее разливался волнующий коричный аромат. Толлбой следил за тем, как сужается к центру светлое пятнышко, и отвлеченно размышлял. Как он мог вчера так легко сдаться? Его галлюцинации — приступу, видению, называй это как угодно, суть не изменится, — пока не было никакого рационального объяснения. Да, ему привиделось, что ведьма, которая преследовала их от паба Мортона… может быть как-то замешана в исчезновении Литы и Евжена. Да, он так и не нашел ножа; да, вырезанные на полу символы, в отличие от делирия, были вполне реальными. Но то, что факты стыкуются между собой, совсем не значит, что финальная версия верна. Ему нужны более весомые доказательства, чем галлюцинация. Возможно, те смотрители, которые дежурили у дверей, сказали чистую правду: Риннов действительно уволили, потому что кто-то вломился в библиотеку и в их отсутствие провел там еретический ритуал. Для служителей Аббатства это может быть достаточной причиной. Правда, тогда нельзя было отбрасывать и вариант, в котором символы вырезали сами Ринны — но в это Девин верил еще меньше, чем в ведьму и ее ожившие лозы. Лозы. Придумал еще. Когда китобои присоединились к Торнтону на кухне, кофе был уже готов, и Девин разливал его по кружкам. Заслышав шаги, он коротко глянул поверх плеча. Рафа оперлась крестцом на кухонную тумбу, скрестив руки на груди, Честер уселся на второй свободный стул. Из-за туго заплетенных волос и острых перьев прямо над ухом выглядел лекарь непривычно, как-то совсем по-дикарски — но менее притягательным не стал. — И я все равно не понимаю, что вы находите в этой жиже, — вздохнула Рафа, наблюдая за тем, как Торнтон ставит на стол кружки, в одну из которых он добавил, как всегда, немного молока (сам он предпочитал сладкий и черный). — Когда понадобится сохранять бодрость и точность в течение целого дня или двух, поймешь, — ответил ей лекарь, обхватывая свою обеими ладонями со счастливым, по-кошачьи довольным выражением лица. — Но лучше бы не потребовалось. Рафа пожала плечами, молча наблюдая за тем, как Девин сооружал себе завтрак из того, что нашел в ящиках (сегодня это было соленое китовье мясо и свежий хлеб). Честер уткнулся в кружку, неторопливо смакуя свой кофе. — Как я уже сказала, — произнесла наемница суховато, поправляя ворот рубашки, — мне нужна ваша помощь. Честер сказал, что у него планов на Фугу нет, и я подумала, что у тебя, скорее всего, тоже. — Зачем тебе мы оба? — прожевав очередной кусок, спросил Торнтон. Честер незаметно потянулся к тарелке с сэндвичами, и толлбой, подавив вздох, сам подвинул ее к нему. Рафа потерла шею, разминая мышцы. — Две девушки на Фугу могут… вызвать ненужное внимание, — неохотно пояснила она. — Честер не выглядит слишком угрожающе… Тот, вцепившись в пожертвованный сэндвич, молча оскалил крепкие зубы — но как-то без запала, предупреждая, а не угрожая. — Я бы поспорил, — осторожно заметил Девин. С его татуировками, этой дурацкой прической и зажатой в зубах полоской солонины выглядел лекарь сейчас очень воинственно. И немного, возможно, забавно. — Да и не очень-то это вежливо будет, — Рафа улыбнулась, отчетливо сдерживая смешок. — А так — мы вдвоем и вы вдвоем, никто не чувствует себя пятым колесом в телеге. Улыбка чуть померкла, и девушка, помявшись, добавила: — А еще я не хотела бы без особого повода показывать, что умею обращаться с ножом. Резать мясо — да, возможно, людей — нет. — Не мне тебе говорить, к чему ведут секреты от «подруг», но… — Честер покачал головой, баюкая кружку в ладонях. Наемница отвела взгляд в сторону пустующего операционного стола. — Если бы я могла, Угорёк, если бы я могла, — пробормотала она как-то тоскливо. — Угорёк?.. — вполголоса переспросил Девин, поглядывая на китобоев. Лекарь заметно порозовел, отгораживаясь от него ладонью. — Язык твой без костей, Рафа! — пробурчал он с укором. — Мы же договорились без этого… прозвища. Я же не настаиваю! Рафа раздвинула в кривоватой улыбке пухлые губы, но не ответила. По сжатой позе и крепко сомкнувшимся на предплечье пальцам несложно было догадаться, о чем она думала — что рассказала бы, и давно, но что-то серьезное не давало. Честер негромко вздохнул. — И что ты хочешь ей показать? — ровно произнес он, все еще не глядя на Торнтона. — В западном Дануолле не на что смотреть. — Поэтому я хочу показать ей восточный, — Рафа смену темы поддержала оживленно. — Я все продумала. От и до. И пару запасных планов тоже. — В твоем умении планировать я не сомневаюсь, — заметил Честер, покачивая оставшуюся в кружке гущу. Поднял темный, проницательный взгляд на толлбоя. — Ну так что, пойдешь с нами? Торнтон прикончил последний сэндвич и обхватил ладонью нагретую, приятно обжигающую кружку. — Мне бы лучше не светиться во время Фуги, — подумав, произнес он. — Но, думаю, в восточном Дануолле будет безопасно. — И кто это имеет на тебя зуб? — Честер, прищурившись, облокотился на столешницу. Не разрывая с ним зрительного контакта, Девин с долей иронии заметил: — Тебе напомнить, что я вообще-то стражник, которого есть, кому и за что не любить? — Всего-то, — разочарованно откинулся на спинку стула китобой. — А я-то уж подумал… Он не закончил фразу — под пристальным взглядом Девина, неторопливо потягивавшего кофе. — …Не важно, о чем я там подумал, — пробормотал Честер, потупив очи долу и снова розовея, и одновременно с этим Рафа звучно хлопнула себя по бедрам. — Отлично, вы оба согласны, — она оттолкнулась от тумбы, выпрямляясь с широкой улыбкой, ощутимой в голосе. — Тогда встречаемся в час пополудни у Грин-Уорф. И, махнув на прощание, сбежала с кухни. Однако даже хлопок входной двери не заставил Девина отвлечься от прожигания дырок в китобое. Тот не смотрел ему в глаза, ерзал и краснел все заметней, крутя пустую кружку меж ладоней — пока не сдался, со стуком ставя ее на стол. — Ты, как говорится, или целуй, или отъебись, — рявкнул он, красный до кончиков ушей, и Девин наконец-то перестал сдерживаться и позволил себе заржать. Он смеялся так долго, что заныл пресс, а в уголках глаз собрались непрошеные слезы. Девин смахнул их костяшкой пальца, а когда опять посмотрел на китобоя, натолкнулся на искреннее изумление на скуластом лице. — А ты, оказывается, умеешь смеяться, — пробормотал китобой недоверчиво, и Торнтона чуть не накрыло вторым приступом хохота. — Поразительно. Похоже, ты неплохо справляешься… со вчерашними известиями. Девин застыл, чудом удержав лицо. — Я… нет, — он улыбнулся китобою взвешенно и почти неискренне, — я просто стараюсь не зацикливаться. Со мной все будет в порядке. Он подхватил обе кружки и отошел к раковине, чтобы вымыть их. Не признаваться же Честеру, что он не верит в… реальность галлюцинации. Лекарь вчера ясно дал понять, что не одобряет дальнейший интерес, и помогать Девину желанием не горит. Ну и в Бездну, и без него справится. — И чем ты обычно занимаешься, чтобы не задумываться? — голос Честера, негромкий и словно бы немного виноватый, пробился сквозь шум воды. — Рафе, например, хватает заплести кому-нибудь пару кос, чтобы прийти в себя… Шорох ножек стула по паркету и легкие шаги. — Обычно, — вздохнул китобой где-то у него за спиной. — Но тут я сам виноват, сказал побольше. Думал, поможет. А ты? — Не знаю, — Девин устал намывать и так чистую кружку и выключил воду. — Чтение? Тренировки? Он повернулся за полотенцем. Честер, усевшийся на край кухонного стола, скрестил босые ноги. — Что-то такое и ожидал услышать, — признался он, наклоняя голову набок. Черные косы, поблескивающие серебристыми бусинами и красными росчерками перьев, качнулись к плечу. — Если ты согласился на прогулку только из вежливости… Девин неопределенно качнул кистью. — Я похож на того, кто соглашается на что-то из вежливости? — ответил он вопросом на вопрос. — Да, — не задумываясь ответил лекарь. И ухмыльнулся — попробуй, мол, поспорь. Девин потер колючую утреннюю щетину, скрывая негодование. — Побриться, что ли, — пробормотал он. — Надо прилично выглядеть, все-таки дамам компанию составлять… Честер фыркнул ему вслед. — Как-нибудь я передам Рафе, что ты отнес ее к «дамам», и посмотрю на выражение ее лица, — Девин почти скрылся в ванной, когда его догнало: — И вообще, не смей — тебе и так идет! Дамы только спасибо скажут! «И ты, похоже, тоже», — едва не поддразнил его Торнтон, но промолчал. Щетину он все же сбрил, несмотря на последовавшее за этим тщательно выказываемое разочарование китобоя — у которого, как и у большинства морлийцев, щетина практически не росла. Отчасти Девин ему завидовал: иногда ему бы не помешало умение неделю обходиться без бритвы и не выглядеть при этом заросшим, как куст по весне. Они с Честером собирались параллельно, ничуть не мешая друг другу. Толлбой застегнул по привычке пуговицы на форменной рубашке под горло и присел, чтобы затянуть шнуровку берцев, когда мимо него прошел китобой в уже знакомых кожаных штанах. Девин, к своему стыду, дал узлу в пальцах развязаться. Черная кожа облегала длинные ноги плотно и бескомпромиссно, и невольно стражник задался вопросом: почему обязательно кожа, это ведь ужасно неудобно, тесно и наверняка жарко? Впрочем, когда Честер в поисках чего-то наклонился, заглядывая под стол, и мягкий расплывчатый блик проскочил по его заднице… Вопрос отпал сам по себе. Девин вспомнил блядский сон про кое-чей проигрыш, о котором старался вспоминать поменьше, и уткнулся взглядом в шнуровку. Шнурки разной длины. Надо поправить. Срочно. — Как ты обычно проводишь Фугу? — голос китобоя звучал одновременно заинтересованно и немного отстраненно. Торнтон отвлекся от выравнивания шнуровки — все равно это было почти бесполезное дело. Честер замер посреди комнаты, задумчиво ведя ладонью по ребристому плетению на макушке — и специально или случайно демонстрируя все свои татуировки, от волн и знака на левой и змея на правой до игриво вынырнувшего из-под неширокого ремня черного плавника. Задев пальцами перья, Честер тут же отдернул руку. — Да как и все, — чуть пожал плечами Девин, стараясь не думать о том, что стилизованная змеиная голова, опасно распахнувшая пасть, лежит у китобоя почти на грудных мышцах, а тонкий длинный язык словно лижет под острой ключицей. — Находил заранее какое-нибудь безопасное место, чаще всего снимал новую квартиру, запасался едой и книгами и не высовывался. — И всегда один? — Только последние пару лет, — толлбой чуть улыбнулся, поймав подозрительный взгляд. — А ты? — Фуга — золотое время, чтобы обстряпать кое-какие дела, не заморачиваясь прикрытием, — китобой снова оглянулся. — Так точно думали командиры Угрей. Так что это всегда было соревнование: накидаться как можно раньше до состояния нестояния, чтобы не заставили работать. Ну, или достаточно хорошо это изобразить. Он рассмеялся, качая головой, и Девин засмотрелся на искреннюю, абсолютно меняющую его улыбку. Наконец-то заметив то, что искал, Честер вытащил из-под завалов на столе свой лекарский пенал. — Слушай, я одолжу у тебя сумку? — спросил он, скрываясь за ширмой, и Девин беззвучно выдохнул. Он-то считал, что у него все в порядке с самоконтролем, но на Честера это, похоже, не распространялось. — И зайдем кое-куда перед встречей с Рафой? Времени как раз должно хватить. — Конечно, — отозвался сержант, наконец-то затягивая несчастный узел. От окна тянуло прохладой, да и видимый кусок неба белел тучами, так что Девин решил захватить куртку. Подаренную, кстати. Было бы неплохо как-то ответить на этот жест. Честер в операционной проверял содержимое пенала: чисты ли скальпели, игла и пинцет, хватает ли во флаконах обеззараживающего и обезболивающего. Косы лекарь прихватил на середине длины черной лентой — чтобы, видимо, не мешались и держались вместе. На краю стола лежал большой, туго набитый кошель. Застегивая ножны на бедре и кобуру на груди, Торнтон в задумчивости разглядывал звездную россыпь серебристых бусин в прическе и немного — приятно развитую мускулатуру светлокожей спины. Где-то посреди треугольника родинок под лопаткой он лишний раз пожалел, что не подумал заранее о маске. С другой стороны, он и не собирался выходить. За скупыми, умелыми движениями лекаря следить было невероятно интересно. Девин накинул куртку и снова обратил внимание на следы проколов на розоватых ушных раковинах — и в этот раз неожиданно не побоялся спросить: — У тебя были проколоты уши? — Почему «были»? — чуть рассеянно отозвался китобой, втискивая в стеклянное горлышко темную пробку. — Все еще есть. Просто не ношу. — Почему? — полюбопытствовал Торнтон. Честер наморщил нос. — С китобойским противогазом плохо сочетается, — он убрал флаконы в пенал. — И я их теребил постоянно. Китобой покосился на Девина и вкрадчиво предложил: — Могу надеть. Серьги еще при мне. — Не боишься, что в таком виде сманишь подругу у Рафы? — подначил его Торнтон. — Конечно, я не откажусь посмотреть, как ты с ними выглядишь. Честер победно ухмыльнулся и скрылся за ширмой. Девин уловил звук открываемого ящика стола… шебуршание… и негромкий недовольный шепот: — Ай, как бы заново пробивать не пришлось… Девин не удержался и заглянул за темную перегородку. Лекарь стоял спиной к нему и без спешки застегивал небольшие серебристые колечки, чуть потемневшие от времени. Когда он обернулся, стражник ненадолго потерял дар речи. Нет, он видел, что следов было больше одного, но не представлял, что настолько! Три прокола в одном ухе и четыре в другом; справа — одна серьга в мочке и две в хряще сверху, слева — одна сверху и три ровным рядком снизу. Честер ухмыльнулся шире, миножьи, и вот теперь Девин без труда мог представить его Угрем. И прическа ничуть не выбивалась из образа. Девин постарался дышать ровно и не думать о том Честере из сна: несомненно умелом, распутном и довольном своим распутством. — Тебе… идет, — коротко признал он, с тем же успехом игнорируя прокатившийся вдоль позвоночника колкий жар. Лекарь демонстративно потер одинокий прокол в правой мочке. — Правда? — протянул он вот совсем не самодовольно, вскидывая черную бровь. Девин едва удержался от ругательств: татуированные кисти, длинные пальцы, пирсинги, на мгновение показавшийся верткий язык, смочивший тонкие губы… Это было слишком. На это не просто хотелось смотреть; это хотелось ощутить. — Я курить, — бросил толлбой, разворачиваясь на пятках и малодушно сбегая. Он остановился только внизу, за дверьми, на совершенно пустынной улице. Пальцы подрагивали, и Девин не сразу справился с зажигалкой. Все же закурил. Прикрыл глаза. Итак, у него практически встало на Честера. Ситуация приобретала немного… тревожащий оборот. Тиская сигарету и представляя, в противовес, что-нибудь отвратительное, чтобы вернуть себе достоинство, толлбой пытался понять: что изменилось? Он знал китобоя чуть больше двух с половиной месяцев. Они жили бок о бок полные две недели. И только сейчас у Торнтона словно открылись глаза. Так… так, мать его, невовремя. Да, Честер был хорош собой, да, у Девина давно, очень давно никого не было — но все это время ему это никак не мешало! Девина не слишком волновал пол партнера — ему был важен человек, его характер, привычки и предпочтения, а не остальное, — но он быстро понял, что об этом безопаснее не распространяться. Не таких на Рынке не любили, не важно, в чем именно не таких. Неужели он просто… расслабился в компании открытого, самоуверенного и не знакомого с концептом стеснения китобоя? В таком случае это может дорого ему обойтись. Им обоим. Было бы проще, если бы они не стояли по разные стороны закона. Честер вышел из парадной, когда Девин уже подумывал о второй сигарете. Китобой жестом предложил следовать за ним, а стражник мысленно выругался — крепко, но почти со смирением: серьги Честер так и не снял, а к кожаным штанам добавил темную рубашку с закатанными по локоть рукавами и ножны с китобойским ножом. Левую ладонь непривычно тщательно — от костяшек до самого запястья — обматывал свежий бинт. «Хотя бы не кожаный жилет на голое тело», — мрачно подумал Торнтон, снова припоминая сон, и тут же об этом пожалел: абстрагироваться от неприличных мыслей (да и, чего таить, доли зависти по отношению к беспринципному Марву) становилось все сложнее. Безлюдной оказалась не только улочка, на которой находилась лечебница китобоя. По сравнению со вчерашней толпой у Канцелярии Верховного смотрителя это ощущалось почти… неправильно. Наверное, все дело было в зябкой прохладце и разноцветных украшениях, развешанных тут и там. Те, что были сделаны из бумаги, потемнели и потеряли форму из-за утреннего тумана. Если обычно город выглядел притихшим и напряженно чего-то ожидающим, то сегодня Дануолл казался мистически покинутым всеми своими жителями, несмотря на середину дня. Только разбросанные по центральным улицам цветы, повядшие и раздавленные, напоминали о вчерашнем шествии. Девин чуть усмехнулся, отбрасывая с дороги очередную травянистую кочку. Интересно, в этот раз Верховного смотрителя смогли наконец-то сбросить в Ренхевен? Уже третий год пытаются, но Кемпбелл то успешно прячется, то откупается и сбегает. Они как раз шли к реке, вроде бы в сторону Грин-Уорф, ближайшего причала, но Честер забирал немного южнее нужного. Перед одним из совершенно обычных, на первый взгляд, доходных домов он притормозил и махнул толлбою: — Подожди меня здесь, окей? Постарайся не отсвечивать. Девин коротко кивнул и развернулся в сторону ближайшего переулка. Ему в спину донеслось недоуменное: — И даже не спросишь, почему мы здесь? — Я знаю, когда лучше не задавать вопросов, — отозвался стражник — и едва не фыркнул, расслышав едкое «да что ты говоришь!». Он занял наблюдательную точку так, чтобы его не было видно с улицы, и приготовился ждать. На самом деле, сложить два и два было несложно. Кошель, одолженная сумка — Честер собирался купить что-то большое, или дорогое, или требующее скрытной переноски. На Фугу мало кто из продавцов был готов торговать, исключая только черный рынок, которому беззаконие давало шанс работать без опаски. А то, что обычные серые доходные дома могли скрывать в себе Бездна знает что, Девин уже понимал. Люди на улице все-таки были, просто им повезло до этого не пересекаться. Со своего довольно незаметного места Торнтон углядел несколько одиночек — они почти бегом прошмыгнули мимо и оглядывались подозрительно, хотя один в итоге зашел в тот же дом, что и китобой ранее, — и шумную группу из шести рабочих, распивавшую виски и горланившую несложную моряцкую песенку. Все были вооружены, не ножами, так дубинками. Бездумно следя за не слишком-то прямой траекторией поддатых рабочих, Девин неожиданно вспомнил слова Оливера. «Ему плевать, с кем спать, — напарник в воспоминании ударил по заклинившему щитку. — Угорь же». Стражник поморщился — даже думать такое о китобое было неприятно, — но не мог не признать, хотя бы сам себе: Честер не казался… верным любовником. Ветренным, скорее. Полагающимся на сиюминутную симпатию — синеглазая работница Эмпирея за его спиной тихонько вздохнула: «И где он таких находит?». И не слишком внимательным к чужим чувствам — пример Эрики, позволявшей Честеру звать ее унизительным прозвищем и согласной даже переспать с ним и с кем-то совершенно незнакомым, только бы получить толику внимания от бывшего Угря, говорил не в его (и не в ее) пользу. Честер мог быть внимательным. Он умел. Просто бывшая «коллега» перестала быть интересной. Или полезной?.. Лекарь вернулся спустя десяток минут — долгих, словно липнущая к зубам патока, и наполненных невеселыми размышлениями. Он прижимал к себе изрядно набитую сумку и озирался в поисках Торнтона. Когда Честер заметил его, выходящего из переулка, тревожная морщинка меж его бровями разгладилась. — Для такого верзилы ты удивительно хорош, — походя бросил он, перекидывая тяжело качнувшуюся сумку за спину. «В чем?» — едва не спросил Девин, но удержал язык за зубами. Лучше не задавать вопросы, на которые не хочется получать ответ. До Грин-Уорд они добрались в молчании. Короткий причал был пуст, и Ренхевен тихо плескала где-то под потемневшими от влаги досками. Здесь было прохладнее, чем в глубине города. В воздухе как будто стояла мелкая водяная пыль. Честер поморщился, пряча руки в карманах. — Ненавижу эту речную вонь, — пожаловался он, при этом расплывшись в едва заметной улыбке. — И то, что я к ней привык. — А вы выходили в море? — поинтересовался Девин, становясь плечом к плечу с ним и тоже обращая взгляд на Ренхевен. Из-за облачной погоды вода казалась серовато-стальной, темной, а противоположный берег едва виднелся в полупрозрачной дымке. — Я слышал, у вас свой корабль… — Ты об «Ундине»? — фыркнул лекарь. — Нет, это корыто не предназначено для моря. Только если вдоль берега плыть. По реке ходили, да, и довольно далеко поднимались. Не скажу, что прямо до истока, но пару излучин проходили. Милл Энд, Бригмор, Молсфолд, Клив… Он помолчал. — С корытом я, может, загнул, — добавил он задумчиво, — протечек не было, да и за двигателем следили… По реке ходит куча кораблей в худшем состоянии. Каюты тесные, конечно — но Чужой, у меня хотя бы была своя, и даже с запиравшейся дверью. Остальные ютились в кубриках, никакой тебе приватности и личного пространства. Стражник глянул на него с молчаливым любопытством, но Честер не заметил — слишком погрузился в воспоминания. — И почему же у тебя была своя каюта? — аккуратно подтолкнул его Девин. — Ну, во-первых, — Честер беззвучно рассмеялся, потирая и чуть оттягивая серьгу в хряще, — я был той еще сволочью. Жить со мной было испытанием не для слабонервных, и не в последнюю очередь из-за того, чем я занимался. Во-вторых — лекарские привилегии. В-третьих, мне нужно было помещение с хорошим замком. Не все Мертвые Угри понимали, что мои запасы спирта, лауданума и кое-каких составов вообще-то для дела нужны, а не для личного употребления. Пару раз украли, пришлось изымать нормальный алкоголь и тратить его почем зря. Несколько истерик и трепок, которые моему помощнику пришлось пережить на своей шкуре, и Лиззи освободила мне одну из кают. Девин вспомнил Марва, которого видел во сне — как минимум на полголовы выше Честера, тяжелого, крупного, по комплекции похожего на грузчика в доках, — и честно попытался не фыркнуть от мысли, как худощавый тогда-еще-не-китобой задает тому трепку. Честер покосился на сержанта, но в выражении его лица не было и намека на обиду. — Тебя, вижу, веселит мысль о том, что я могу отпинать кого-то больше меня, — китобой предвкушающе ухмылялся. — Хочешь проверить? — Как-нибудь скрестим клинки, — легко пожал плечами Девин, улыбаясь в ответ так непринужденно, как мог. — Только не сегодня. Или хотя бы не сейчас. — Почему? Боишься проиграть? — это прозвучало отчасти лукаво, но Девин не поддался. — Нет, просто к нам кто-то приближается, и я ставлю на то, что это Рафа с ее подругой. Первое впечатление важно. Они, не сговариваясь, обернулись. Девушки остановились у самого выхода на причал, и Честер первым, не скрывая любопытства, сорвался к ним. Торнтон не стал так торопиться, и у него было на несколько секунд больше, чтобы оценить обстановку. Рафа преобразилась. Обычно спутанные кудрявые волосы были расчесаны и аккуратно убраны к вискам, китобойский темно-синий макинтош сменила недлинная темная куртка, меж полами которой оливково зеленела рубашка. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, из-за чего девушка приобрела одновременно привлекательный и лихой вид, особенно на контрасте со спутницей, выглядящей женственно и даже скромно. Белая блуза с пышными рукавами, темная юбка до лодыжек, аккуратный корсет в вертикальную полоску, ярко расшитый бирюзовый платок, накинутый на плечи. Девушка смущенным жестом убрала за ухо прядь длинных темных волос, и когда она посмотрела на Девина, его поразили ее глаза. Пронзительные, светлые и очень прозрачные, они практически… сияли, приковывая к себе все внимание. Из-за них девушка выглядела словно чуть напуганной — или оторванной от своих грез, в которых только что витала. И Бездна, как она была похожа на Далию. Девин не мог не ощупывать ее взглядом в полном бессильной надежды порыве, но чем дольше он смотрел, тем меньше общего видел — немного другая форма лица и разрез глаз, иная улыбка, чуть сильнее вьющиеся волосы… Но этот за живое берущий взгляд… — Надеюсь, вы не слишком долго нас ждали, — Рафа расплылась в белозубой улыбке и положила спутнице ладонь на плечо. — Позвольте представить вам мою дражайшую подругу… — Эйлин, — сказала та с несмелой улыбкой, и Девин, услышав нежный голос вслед за движением розоватых губ, постарался скрыть разочарование. Только похожа. — Эйлин Холт. Девушка снова поправила волосы, едва заметно сдвинувшись ближе к Рафе. — Приятно познакомиться, — толлбой чуть склонил голову в приветствии, скрывая истинные эмоции. — Девин. Эйлин застенчиво порозовела и, не смотря ему в глаза, кратко кивнула в ответ. — Честер, — представился китобой с широкой улыбкой — наверняка гораздо более приветливой и открытой, чем у Торнтона. Рафа прищурилась, и Честер шкодливо заложил руки за спину. — Я надеюсь, Рафа меня не ударит, если я скажу, что у тебя очаровательная улыбка? Нет, правда! Холт покраснела еще гуще, пробормотав что-то о том, что Честеру идут перья; наемница незаметно погрозила смеющемуся еретику кулаком. — Предлагаю не задерживаться, — Рафа взяла подругу за руку, поддерживающе погладив большим пальцем по кисти. Эйлин вздрогнула, панически глянув на них с Честером, и чуть кивнула. Девина снова накрыло тоскливым разочарованием — ну почему ему все еще чудится старый призрак за каждым ее движением? Как будто ему имевшихся проблем не хватает. — Наш перевозчик уже, наверное, ждет нас. Придется, правда, спуститься на берег реки, он настаивал. И китобой, показывая путь, потянула Эйлин к едва заметной каменной лестнице, огибавшей причал. Девушка последовала за ней без вопросов. Честер беззвучно фыркнул. «Контрабандист», — на дактиле показал он и ткнул в сторону, куда шла Рафа. Торнтон в ответ пожал плечами и приложил палец к губам, намекая, что при Эйлин говорить этого не стоит. Честер легонько толкнул его локтем в бок и заспешил за подругами. Внизу оказалось довольно грязно и глинисто-скользко. Эйлин шла осторожно, придерживая одной рукой платок на груди и подобрав другой юбку повыше, чтобы не замарать. Рафа постоянно оглядывалась — как будто в любой момент готовая подставить девушке руку, локоть или плечо. Девин старался не слишком заметно улыбаться: ассоциации он контролировать не мог, и все это напоминало ему о нем самом и Далии. Как будто со стороны смотрел. Контрабандист действительно уже ждал их за первым же кустом дикого камыша, почти уткнув небольшую моторную лодку носом в берег. Рафа ловко запрыгнула на борт и протянула невзрачному, какому-то серому на вид мужчине тяжелый кошель. Девин помог забраться Эйлин, заслужив тихую благодарность девушки и жгучий взгляд от наемницы; Честер запрыгнул последним. Они устроились на невысоких холодных скамейках ближе к носу, контрабандист вырулил из зарослей и развернулся в сторону восточного берега. Лодку неприятно покачивало и чуть подкидывало на волнах. Девин, зная о подлом нраве Ренхевен, заранее намотал на ладонь ближайший крепкий на вид такелаж — и порадовался, что из-за шума мотора разговор затих сам по себе. Он старался наблюдать за серыми водами, но одного взгляда, случайно мазнувшего по занявшим противоположную скамейку девушкам, хватило: они сидели бок о бок, и под прикрытием бирюзового платка, сержант был готов побиться об заклад, держались за руки. На лице Рафы блуждала едва заметная полуулыбка, Эйлин явственно розовела бледными щеками, уставившись куда-то в сторону, за борт. Совсем как… Воспоминания затопили его мысли. …Темно. От приоткрытого окна тянет прохладой, влагой и свежим грозовым запахом. Далия лежит на боку, прижавшись спиной к его груди и устроив темную растрепанную голову на его плече; вторая его рука перекинута через ее талию и лежит на пыльном матрасе ладонью вверх. Они оба одеты. Далия чертит слова на его коже, рассказывая, как прошел ее день. Девин, хмурясь, негромко повторяет ее реплики — он неплох в дактиле и освоился в более сложных жестах, но в этом языке все еще не слишком хорош. Он ошибается и чувствует ее улыбку раньше, чем она вычерчивает ее. …«Почитай мне сегодня», — жестами просит Далия, смотря на него прозрачными бездонными глазами. Девин замечает синяк на ее кисти и хмурится, но девушка одергивает рукав и повторяет: «Почитай мне. Пожалуйста.» Девин мог бы узнать, что за ублюдок опять распускал руки в таверне, но он не собирается настаивать, если Далия не хочет говорить об этом. Вместо этого он устраивается на постели, опираясь спиной на деревянную стену, ждет, пока девушка свернется у него под боком, и достает из сумки учебник. Далия не слишком внимательна сегодня, чтобы заметить, что он выдумывает на ходу. «У тебя такой красивый голос», — говорит она спустя пару страниц. — У тебя тоже, — отзывается Девин тепло; Далия несогласно мычит и прикрывает ладонью губы, но Девин только крепче обнимает ее. — Ну вот, я же говорил? …По большей части они оба молчат — и вслух, и на жестовом. Просто обнимаются, пока не уснут — Девину не привыкать возвращаться в академию рано утром, еще до рассвета. Но сегодня Фуга, сегодня у них в распоряжении целые сутки, а не несколько часов после тяжелого, наполненного работой дня (чуть меньше, на самом деле, они проспали и завтрак, и немного обед), и Далия ужасно разговорчива. Это почти непривычно, но приятно. «Я хочу научить тебя паре новых жестов», — она устраивается на постели напротив него, и Девин без лишних вопросов протягивает ей записную книжку и карандаш. Пишет Далия медленно и усердно; не все жесты интуитивно понятны, не все слова можно объяснить, просто указав на предмет. Наконец, она откладывает блокнот. «Запоминай», — делает она собирающий жест у виска с серьезным выражением лица. Мягко похлопывает себя правой ладонью по груди. Показывает блокнот, где чуть неуверенным почерком выведено: «нравиться». Девин чуть усмехается, и Далия повторяет: показывает на себя (я), на Девина напротив нее (ты), прикладывает правую к груди (нравиться). «Ты мне нравишься». Она глубоко вздыхает. «Следующее». Она складывает обе руки на груди крест-накрест. Показывает следующую страницу в блокноте. «Любить». Девин вскидывает брови в изумлении. Далия улыбается, повторяя свои же жесты. Я. Ты. Лишившись речи, Девин ловит ее ладонь и осторожно целует тыльную сторону. Далия тянет ладонь обратно, и вместе с «любить» прижимает его пальцы к своему плечу. Девин прикрыл глаза, надеясь, что это можно было бы списать на порыв ветра; меж ребер словно напихали тлеющих углей, но он все равно не мог сдержать улыбки. Контрабандист, лавируя между буйков и плывшего по реке мусора, заложил довольно крутой вираж, очередная волна неудачно поддала в бок лодки, и стражник едва успел поймать Честера — ни за что не державшегося! — за шкирку, спасая от полета за борт. Удостоверившись, что самоуверенности в ухмылке лекаря поубавилось, Девин выпустил его и снова отвернулся к реке, чтобы не смущать девушек. Он вспомнил и то, что после этого неожиданного признания — взаимного, конечно же, — Далия серьезно спросила: «И сколько ты собирался молчать?». На его неуверенные объяснения — что он понимает, что ей приходится ежедневно встречаться с неуместным мужским вниманием, и что он не хотел добавлять ей проблем, и что он всего лишь кадет… — она смешливо махнула рукой и жестами произнесла: «Для такого храброго и самоотверженного человека ты удивительно сильно боишься рисковать». «Возможно, она была права», — подумал Девин, краем глаза наблюдая за темным китобойским силуэтом. Возможно, рискнуть стоит… хоть раз. Контрабандист высадил их недалеко от Башни Колдуинов, буквально в нескольких кварталах. Рафа о чем-то с ним переговорила перед тем, как присоединиться к остальным, уже ждавшим ее на берегу, мощенном камнем и оттого гораздо более чистом. Они были почти что в квартале особняков. По аккуратной лестнице (даже с перилами!) они поднялись от реки на уровень улиц. Рафа аккуратно тронула Эйлин за локоть перед тем, как взять за руку. Девин заметил, что девушка снова смутилась и стрельнула взглядом в сторону Честера — и Торнтона тоже. Они встретились взглядами, Холт тут же отвернулась и покраснела гуще прежнего. Китобой взяла неторопливый, но ровный темп — как раз такой, чтобы успеть смотреть по сторонам, но не слишком плестись. Девушки шли первыми, они с Честером — замыкали, и лекарь, как ни странно, тоже нет-нет да крутил головой. Правда, лицо у него было кисловатое. Стражник попытался понять, что такого достойного внимания может быть в квартале особняков. Небольшие, часто встречавшиеся парки, аккуратная и чисто выметенная брусчатка улицы? Сами особняки, сейчас пустующие — или довольно похожие друг на друга трех- и четырехэтажки в оттенках от серого до темно-зеленого и красноватого, или поместья, скрытые где-то далеко за стенами и коваными воротами? Отсутствие чумных знаков? Украшения к Фуге, развешанные тут и там? Они, кстати, в этом году были неплохи: вдоль улицы от одного фонаря к другому тянулись нити непременных треугольных цветастых флажков, где-то на булыжниках поблескивали разбросанные прошлой ночью праздничные конфетти, на дверях висели пышные венки из цветов, балконы обвивали серебристые и золотые ленты. Бумажные фонарики, сейчас лежащие там бесформенными цветными горками, вечером зажгут и подвесят оставшиеся в поместьях доверенные слуги. В окнах, занавешенных плотными портьерами, тоже можно было разглядеть выставленные на подоконники аккуратные вазы со свежими цветами… То же самое, что и на западном берегу, только богаче. Не дубовые и ильмовые ветки, а грабовые и темные сосновые; не фиалки, васильки или маргаритки с осокой, а лаванда с Серконоса, морлийский вереск и лучшие гристольские розы и лилии, оплетенные подобранными в тон лентами. Квартал особняков на Фугу умудрялся выглядеть одновременно довольно покинуто и весьма красочно, словно старая леди в лучшем платье и с новым веером. Они свернули на улицу, полную лавок и магазинчиков, и тут стражник пожалел, что сейчас Фуга. Обычно, чтобы привлечь клиентов, за высокими стеклянными витринами устраивали целые декоративные инсталляции, но сейчас их едва можно было разглядеть в полумраке за металлическими решетками. Вот здесь было бы, на что посмотреть. Особенно Торнтону взгрустнулось при виде оружейной лавки. Бездна знает, когда еще ему удастся оказаться на этом берегу. Рафа о чем-то переговаривалась с девушкой, но до того негромко, что до них не долетали даже обрывки фраз. Девин пересекся взглядом с Честером, и тот жестом протянул: «Скука». Правда, почему-то он выбрал не обычное покачивание ладонью, словно сдерживаемый зевок, а чуть более редкий жест — мазнул разведенными указательным и средним от носа до подбородка. И потом добавил на ходу, не глядя в сторону Девина: те же пальцы, резко выпрямленные на уровне лица, и короткий взмах обеими ладонями на уровне ребер. Девин мог ошибаться, но вроде бы это «бесполезные богачи». Или, скорее, «сраные аристократы». Рафа остановилась около одного из особняков, отделанных сероватым мрамором. На дверях под пушистым вересковым венком толлбой заметил металлическую отполированную табличку. Там было что-то про «…ый музей лорда С…»; остальное закрывали нежно-розовые цветки. — Мне нужно немного времени, чтобы найти моего знакомого и предупредить о том, что мы пришли, — Рафа коротко и тепло улыбнулась, отведя от лица Эйлин растрепавшуюся прядь. — Подождете меня? Получив подтверждающие кивки от остальных, она нехотя выпустила руку Холт и скользнула в переулок между домами. Честер задумчиво потер подбородок, глядя ей вслед. Заметив, что Девин смотрит на него, он мимолетно прочертил указательным прямую около тонких губ и тут же отнял руку. «Лжет». Эйлин закуталась в платок, глядя в сторону серой стены. Улица оставалась пустынна, исключая их троих, ближайшие дома молчали. Между ними повисла неловкая, какая-то тяжелая тишина, и Девин не сразу решился нарушить ее. — Чем вы занимаетесь, миледи? За пределами Фуги? — спросил он осторожно. — Какая я вам «миледи», — Эйлин тихонько рассмеялась, прикрывая лицо платком. — Мне досталась по наследству небольшая аптека, если вы об этом. — Аптека? — встрепенулся Честер; темно-красные перья мягко колыхнулись от этого движения. — А у тебя случайно не найдется эфирного масла из дикого розмарина? Не сейчас, конечно, а вообще. Эйлин улыбнулась чуточку шире. — Багульника, ты хотел сказать? Да, найдется, — она проницательно прищурилась. — Ты ведь лекарь, не так ли, Честер? — Даже не знаю, что меня выдало, — тихонько рассмеялся китобой, расслабленно цепляя большими пальцами шлевки, в которые был продет ремень. Девин честно попытался не смотреть на аккуратные бледные ладони с татуировками… Попытался. — Обычно люди реагируют немного иначе, — пронзающий светлый взгляд Эйлин скользнул обратно к Торнтону. — А вы… а ты тогда — стражник? Кажется, Рафа говорила о вас двоих. — И что же про меня рассказывала моя лучшая, смею на это надеяться, подруга? — китобой любопытствующе наклонил голову набок. Темные глаза искрились едва сдерживаемым смехом. Холт чуть округлила глаза. — Пожалуй, мне не стоит… — забормотала она, и Честер снова негромко рассмеялся. — Узнаю Рафу, — он покачал головой, и перья легонько заплясали. — Что-то насчет «громкий», «болтливый» и «непослушный»? Эйлин пристыженно замерла, избегая смотреть на лекаря, и Торнтон укоряюще толкнул его в плечо. — Ты не выдала какой-то страшный секрет, милая, — тут же исправился Честер. — Рафа не из тех, кто стесняется высказаться в лицо, я слышал это от нее и в менее расплывчатых формулировках. Я просто дразнюсь. Эйлин чуть кивнула, наконец-то приопуская сжимавшие платок ладони на грудь. — А как вы познакомились? — осторожно спросила она. Китобой ткнул пальцем в сторону Девина: — С ним, — и показал на переулок, где скрылась Рафа, — или с ней? Эйлин чуть покачала головой в раздумьях. — И то, и то. — Девин меня как-то раз спас, а с Рафой меня свел один общий друг, которому я обязан, — Честер задумчиво почесал щеку. — Бездна, вокруг меня слишком много людей, которые меня спасают. Надо исправляться. — Исправится ли он на самом деле? Не думаю, — пробормотал Девин, ни к кому особо не обращаясь — но поймал смеющийся прозрачный взгляд и улыбнулся сам. Китобой издал возмущенный нечитаемый звук и отвернулся от них, прижимая сумку к животу. — Вы, кажется, неплохо друг друга знаете, — Эйлин тихонько смеялась. — Точно так же, как ты и Рафа, я думаю, — Честер вытянулся на носках, чтобы заглянуть в окно — бессмысленная попытка, потому что за стеклом темнела непрозрачная узорчатая портьера. — Думаю, что все-таки… не так, — девушка укуталась в платок, избегая смотреть на них. Девин хотел было как-то ее успокоить, сказать, что в этой компании неодобрения она точно не встретит, но именно в этот момент двустворчатая дверь приоткрылась. Выглянувшая Рафа поманила их с улыбкой на пухлых губах. Честер, как всегда сгорая от любопытства, взлетел по ступеням первым. Торнтон жестом пропустил Эйлин вперед, и наемница аккуратно прикрыла за ним дверь. — Нам разрешили осмотреть коллекцию, — Рафа понизила голос до негромкого шепота, — только не шумите сильно — охрана сейчас напивается на втором этаже, и я боюсь, что они могут забыть о нашей договоренности. Эйлин кивнула, осматриваясь с восторженным интересом. Весь первый этаж особняка был отдан под музей, и мягкий половинчатый свет освещал десяток высоких витрин, стоявших у стен и по центру комнаты. Слева стражник заметил проем, полуприкрытый странной шторой, состоявшей словно был из мелких округлых бусин, раскрашенных в бирюзовый и глубокий розовый. За ним виднелась небольшая полутемная галерея с контрастно ярко освещенными картинами. С другой стороны симметрично проему располагалась закрытая дверь. И ее, вот совпадение, кто-то подпер под ручку стулом с мягким красным сиденьем. Рафа продолжала улыбаться, держа руку Эйлин в своих и не отрывая от нее глаз — с каким-то беспомощно-мягким выражением в каждой черте. Девин сдержал тяжелый вздох. Он нашел взглядом Честера — тот уже прикипел к ближайшей витрине, стекла, тем не менее, не касаясь. — Как думаете, что это? — прошептал китобой, не глядя подзывая Торнтона и остальных ближе. Девину хватило одного мимолетного взгляда на выставленные экспонаты. — О, это раковины моллюсков с Серконоса. Не помню названия, правда, — негромко произнес он. Небольшие распахнутые раковины отливали синим, зеленоватым, а кое-где и темно-золотистым перламутром. — Сами моллюски съедобны, а из раковин в основном украшения делают. Стражник заметил, что спутники уставились на него в изумлении, и потер покрасневшую щеку. — Я много читал, — буркнул он, защищаясь. Честер покачал головой, переходя к следующей витрине. — Просто расписанные тарелки, надо же, какая редкость, — фыркнул он. — Тоже напоминает серконосское, — Торнтон оценивающе глянул на геометрические узоры, в которых без труда угадывались цветочные мотивы. — Кроме той, что слева. Изображения животных и птиц на посуде — это тивианское, тем более краска какая-то другая, более густая и неровная, что ли. И вопросы посыпались со всех сторон. — А это что за наперстки? — Специальные бокалы для тивианской настойки. Она делается на основе ядовитого растения — то ли кустарника, то ли лозы… Эйлин, может, знает. — Паслен, наверно, или черная бузина. Или горькая полынь? — Что-то из этого, да. Настройка получается настолько крепкой, что для нее делают отдельную посуду. Чтобы не превысить дозировку. — Зачем кто-то покрасил жемчуг? — Розовый жемчуг иногда находят на побережье около Саггунто. Это природный цвет. Говорят, что из-за обилия красных водорослей. Даже такие мелкие и неровные жемчужинки довольно дорого ценятся. — Это чучело совы? Почему оно белое? — Белые совы водятся в Тивии. Там есть места, где снег не сходит круглый год, и белое оперение маскирует гораздо лучше. И это вроде бы филин, но в птицах я реально ужасен. — Снег не сходит круглый год? Да ты шутишь. — А это откуда? — подала голос Эйлин, ушедшая ближе к центру. Девин обернулся к ней — и большому, по пояс, камню, огороженному красными лентами. — Я могу ошибаться, — медленно ответил толлбой, хмурясь и окидывая взглядом изрезанную полустершимися символами поверхность глыбы, похожей на бледно-золотистый песчаник, — но это напоминает одну из находок Соколова, которую он привез с собой из Пандуссии. Вроде бы натурфилософы надеялись, что в этих письменах будет какой-то смысл, но не смогли разгадать шифр, и Соколов обменял глыбу на ящик «Кинг-стрит». Эйлин беззвучно рассмеялась, щуря прозрачные светлые глаза, и Девин слабо улыбнулся ей в ответ. Нет, на Далию она все же ничем не походила. — Что здесь делает, Бездна возьми, земля? — недоуменный шепот Честера привлек его в левый угол комнаты. Китобой посторонился, и Торнтон действительно увидел несколько мисочек с разноцветной землей: две с мелким белым и грубым желтым песком и три — с грунтом, красноватым, черным с зеленью и совершенно обычным темным. — Могу предположить, что это земля с разных островов, — пожал плечами он в ответ на озадаченный взгляд китобоя. — И я тоже не знаю, зачем. Краем глаза сержант заметил, как качнулась завеса из крашеных бусин. Девушек в зале не наблюдалось. Девин переглянулся с Честером, и лекарь закатил глаза. Он безмолвно двинул ладонью в сторону галереи, а потом приложил указательный и средний левой к губам, чтобы после постучать ими по точно так же выпрямленными пальцам правой. «Ушли целоваться». Девин едва не засмеялся, да и Честер ухмыльнулся с долей озорства. «Веди себя, как будто ничего не заметил», — добавил он и поманил стражника к себе. Вместе они осмотрели серконосские яркие мозаики, деревянные и костяные гребни для волос из Морли с узором из орхидей, какой-то тонконогий столик со столешницей, на которой мелкими кусочками дерева разных пород был выложен герб Колдуинов… Девин старался не прислушиваться и дать девушкам немного личного пространства, но не думать о том, что может происходить за стеной, он не мог. Это как не думать о белом ките — заранее обречено на провал. Возможно, они смотрят картины. Возможно, пользуясь одиночеством… делают что-то еще. Иногда он замечал пробегавшую по тонким губам Честера легкую шаловливую улыбку — тот явно подумывал о чем-то похожем. Морлийский гобелен, изображавший сцену борьбы с каким-то мифическим змеем, заинтересовал китобоя особо — он замер рядом с ним на добрых три минуты, рассматривая плетение, и постукивал себя пальцами по плечу. Девин, пользуясь тем, что Честер казался ушедшим глубоко в себя, рассматривал не гобелен, а лекаря. Проколотые уши, бритый висок с небольшим белесым шрамом, парочка кирпичных перьев, вплетенных в косы. Бледная шея, чуть движущаяся в дыхании грудная клетка, татуированные предплечья. Впервые Честер не создавал впечатления туго сжатой пружины, готовой к действиям немедленно, или же поверхностного балагура. Девин смотрел на него, увлеченного гобеленом, и, чтобы не думать о непотребщине (очнувшееся либидо все-таки доставляло определенные неудобства), серьезно размышлял: стоит ли рисковать откровенно неплохой дружбой? Предположим, они все же переспят. Возможно, даже не один раз — может, пару-тройку, если Девин окажется достаточно умелым любовником, — а потом Честер увлечется кем-то еще, и- Нет, наверное, лучше будет остаться так — просто немного слишком близкими друзьями, без всяких… сложностей, которые вносит секс. Даже секс без… без обязательств. Сложно, конечно, будет, особенно поначалу, учитывая кое-чьи привычки, но… — Ты так на меня смотришь, как будто поджечь пытаешься силой мысли, — негромкий голос Честера заставил его встрепенуться. — И в этот раз я даже ничего еще не сказал. Что, перо заманчиво торчит, а воспитание не позволяет выдернуть? Девин кашлянул в кулак, все же отводя взгляд на гобелен. — Да думаю, не об этом ли змее ты думал, когда делал татуировку, — пробормотал он, не отнимая ладони. Китобой отрицательно качнул головой, переходя дальше, к еще не осмотренной витрине. — Я — нет. Насчет художницы, делавшей эскиз, сказать ничего не могу, — он остановился и склонил голову набок. — А здесь что? Косы скользнули к плечу вместе с этим легким движением. Девин бесшумно встал за спиной китобоя, чуть левее, чтобы сумка не мешала, с трудом заставляя себя сосредоточиться на освещенной витрине, а не на том, что замер он явно ближе всех приличий; протеста он, тем не менее, не уловил — Честер или не заметил, или был не против. — Карнакское серебро, — произнес он, стараясь звучать сдержанно и не слишком вкрадчиво — потому что говорил почти что Честеру на ухо и не хотел делать ситуацию еще более неоднозначной. — Нож для писем — скорее всего напыление, а вот колье и браслеты могут быть из чистого серебра. — А почему думаешь, что нож не серебряный? — Честер глянул на него поверх плеча. Темно-зеленые мшистые глаза светились задумчивым любопытством. — Серебро — мягкий металл, — чуть пожал плечами Девин, стараясь смотреть китобою в глаза и только в глаза — и не соскальзывать взглядом вниз, на тонкие обветренные губы. — Легко царапается, темнеет, быстро тупится. «Серебряный нож» звучит красиво, но на практике он не слишком хорош. Гораздо выгодней обойтись напылением поверх более твердого металла… Взгляд Честера до того недвузначно медленно опустился в район его губ и поднялся обратно, что Девин сглотнул. Ошпарившей нервы вспышке желания он уже и не удивился. Их разделяло дюйма два. Честер, если бы хотел, мог бы легко прикрыть глаза и чуть потянуться вперед… Из галереи раздался сдержанный грохот чего-то тяжелого и мягкого, упавшего на пол, и они, одинаково вздрогнув, отстранились: Честер повернулся на звук, хлестнув стражника косами по горлу, Девин шагнул назад, увеличивая дистанцию между ними до приемлемо дружеской. Из галереи вылетели Рафа и Эйлин — обе немного встрепанные. — Там ковер со стены упал, — прошептала наемница, заправляя кудрявящиеся волосы за уши, и Эйлин испуганно добавила: — Это не мы! — Валим! — зашипел Честер, делая страшные глаза, и все четверо, не дожидаясь появления охранников, ринулись в сторону выхода. К счастью, Торнтон, бежавший последним, додумался придержать дверь, и она не хлопнула. Снизили темп они только после того, как их и здание музея разделило две улицы. Эйлин остановилась, согнувшись и пытаясь отдышаться. Несмотря на тяжелое дыхание, она смеялась — до того искренне и заливисто, что даже Девин поймал себя на невольной улыбке. — Я не буду… ух, — Честер шумно выдохнул, прижимая ладонь к груди. — Я не буду спрашивать, что вы такое делали, что у вас упал ковер… Рафа вспыхнула едва ли не ярче своей подруги и потянулась к китобою — дать ему подзатыльник или ущипнуть, — но до того, как Девин успел встать между ними, Честер демонстративно поднял ладони. — Я не буду, — повторил он, смеясь. — Ну, что дальше? — Только не так быстро! — взмолилась Эйлин. — Для вас, может, привычны такие нагрузки, но для меня… Рафа подставила ей локоть, и Холт приникла к ней с облегчением. — Здесь не очень далеко, на самом-то деле, идти, — мягко сказала ей Рафа, убирая с лица непослушную, выбившуюся от бега прядь. — И торопиться нам некуда. Пройдем через парк — там сейчас есть, на что посмотреть… Холт чуть кивнула, потираясь щекой о смуглую ладонь, и они двинулись дальше — в этот раз откровенно прогулочным, неторопливым шагом. Девин одернул сбившуюся куртку. Его не покидало чувство, что он стал свидетелем чего-то крайне интимного, что из вежливости стоило бы пропустить мимо глаз. Не сговариваясь, они с Честером последовали в отдалении от девушек, чтобы не мешать им. Правда, Торнтон не учел одного: теперь один на один с Честером он чувствовал себя неловко. Очень, очень и очень неловко. Его поймали на том, что он пялился, и они, возможно, пару минут назад чуть не поцеловались. Или ему показалось. Или все же нет: выражение лица у Честера было непроницаемое и оттого слегка недовольное, несмотря на окрасивший скулы полупрозрачный румянец. И он, кажется, избегал смотреть на толлбоя, без особой радости обращая взгляд на украшенные дома, декоративные кусты, брусчатку под ногами… И не торопился заводить разговор. Вслед за девушками они зашли в растянувшийся на добрый квартал парк, огороженный высоким кованым забором. Высаженные по бокам от дорожки грабы, подстриженные аккуратно, слабо шелестели на ветру. Розоватый гравий похрустывал под подошвами. Отчетливо пахло какими-то медовыми цветами. Честер шел, чуть сутулясь, и время от времени подпинывал особо крупные камешки. Сейчас был хороший момент, чтобы прояснить, что все-таки произошло в музее, но толлбой неожиданно для себя обнаружил свое абсолютное бессилие в формулировках. Он просто не знал, как об этом говорить. Был бы Честер девушкой… Мысленно Девин махнул рукой: была бы та же херня. А от формулировки «был бы Честер кем-нибудь другим» хотелось рассмеяться. Да, не тому его учили в академии. В напряженном молчании, прерываемом только редкими птичьими трелями, они дошли почти до центра парка. Дорожка плавно петляла, деревья и кусты постоянно загораживали часть обзора, и стражник сначала не понял, почему Честер вдруг напружинился и рванул вперед так, что гравий прыснул во все стороны. В следующее мгновение и он заметил: у фонтана на небольшой площади чуть впереди Рафа и Эйлин стояли не в одиночестве. Трое неизвестных окружили девушек, заставив их прижаться к самому бортику фонтана. Рафа задвинула подругу за спину и напряженно сжимала кулаки, поглядывая на противников не предвещающим ничего хорошего взглядом. Подбегая, Девин уловил окончание фразы, сказанное неприятно сальным мужским голосом: — …делают на Фугу одни? — Не боитесь нарваться на неприятности? — посмеиваясь, поддержал говорившего кто-то еще, и бежавший впереди Честер рявкнул: — Вот ты, блядь, уже нарвался! Троица обернулась, и стражник с неудовольствием заметил, что все вооружены тесаками. Внешне троица напоминала Шляпников — характерный комбинезон у одного, цветная рубашка и подтяжки у другого. — Малец, — протянул недовольно третий в черной высокой шляпе, — иди, куда шел, мы первые их нашли. Честер затормозил, выдохнул, перекинул сумку за спину, коротко и угрожающе размял шею и без лишних слов вытащил клинок из ножен. Троица тоже похваталась за оружие. Подоспевший Девин остановился рядом с китобоем и коротко взмолился: — Без трупов в этот раз, пожалуйста! Честер бросил на него косой быстрый взгляд. — Почему? — ровно спросил он, следя за перемещениями бандитов. Девин мог бы напомнить ему, что за ними наблюдает непривычная к бойням Эйлин, но вместо этого тяжело вздохнул, тоже обнажая нож: — Из сострадания к местной страже. Висяки… Он не закончил, легко уходя от атаки бандита в комбинезоне — было бы странно, если бы им дали договорить. — Как я сказал, — Девин легко парировал следующий удар и заученно выбил из руки противника тесак, — висяки после Фуги — это пиздец сколько бумаг, поверь. От клинка второго бандита он увернулся, отступая. На автомате, не прекращая следить за двумя противниками попеременно, он отметил: Рафа незаметно отходит подальше, все еще закрывая Эйлин собой, Честер обменивается весьма неловкой чередой ударов с третьим бандитом. Вообще борьба с двумя противниками одновременно была заранее обречена на провал, но эти двое действовали до того нескоординировано, что Девин диву давался. Пьяны, что ли? Они не сразу атаковали его одновременно, не сразу додумались зайти за спину; стоило одному из них попытаться, как Торнтон отступил к фонтану, занимая ту же самую позицию, что и девушки недавно. Как он и думал, его все же атаковали — и в этот раз выбитый из чужой руки тесак улетел точно в воду. Девин с долей издевки глянул на отступившего, теперь безоружного бандита — и вдруг заметил на заднем плане прекрасное. Китобойский нож и тесак валялись в стороне; безоружный, растрепанный Честер каким-то невообразимым образом умудрился уронить на землю и придавить своим весом противника раза в полтора больше его, и теперь с чистым, злым, написанным на лице удовольствием превращал его лицо в один большой кровавый синяк. Черная шляпа откатилась в сторону. — Только не до смерти! — воскликнул толлбой: противник под бывшим Мертвым Угрем уже перестал пытаться сбросить его и даже не дергался от ударов. Его товарищи тоже замерли, напрочь забыв о Девине. Они с каким-то суеверным ужасом наблюдали за разошедшимся китобоем. Честер в очередной раз занес окровавленный кулак, но так и не ударил. Подождав несколько мгновений, он текучим движением поднялся на ноги и быстро отступил — но бандит не двинулся, похоже, действительно отрубился. Китобой сплюнул на землю, на ходу подобрал свой нож, отправляя его в ножны, и знакомым жестом размял шею. — Кто, блядь, следующий? — процедил он, переводя взгляд с одного бандита на второго. В наступившей тишине единственным звуком был звонко журчащий фонтан. Девин еще никогда не видел, чтобы бандиты так стремительно, по-собачьи поджав хвосты, отступали от безоружного противника. Он тоже спрятал клинок, но так и не рискнул повернуться к врагам спиной, обойдя фонтан вслепую, вдоль бортика. Честер таких опасений не испытывал. Рафа и Эйлин ждали их неподалеку, на одной из дорожек, отходящих от площади. На куртке и темной юбке виднелись сучки и листья. При виде все еще хмурого Честера — сейчас толлбой заметил, что у него не только ссажены до крови костяшки, но и рассечена нижняя губа, — Эйлин прижала ладонь ко рту. — А ты говорила, что они не пострадают! — пробормотала она тревожно. Честер осмотрел обеих внимательным взглядом и зрительно расслабился, махнул замотанной в грязный бинт левой: — Я же лекарь, не забыла? У меня есть чем обработать, — он опасливо надавил языком на слабо кровившее рассечение и чуть прижмурился. Рафа склонила голову в короткой молчаливой благодарности и опустила ладонь на укрытое бирюзовым платком плечо. — Оранжерея неподалеку, — произнесла он уверенно. — Там будет относительно безопасно. Пойдем. Однако в этот раз Честер не стал оставлять девушек вдвоем, и Девин, спрятав руки в карманы, шел за троицей в одиночестве. Меж аптекаршей и лекарем быстро завязался какой-то явно специфичный разговор — Рафа заметно заскучала. Озаренный внезапной идеей, Торнтон догнал их и легонько коснулся локтя наемницы, привлекая ее внимание. Та, поколебавшись, чуть замедлилась, пропуская увлеченную разговором парочку вперед. — Я верно понял, — толлбой, обращаясь к наемнице, намеренно понизил голос, чтобы их не услышали, — что ты собралась показать Эйлин императорскую оранжерею? Рафа, поглядывавшая на него с долей подозрения, медленно кивнула. — Если что, в зале, посвященном Гристолю, есть одно очень удобное место, — Девин чуть усмехнулся. — Небольшая полянка в отдалении от основной тропинки с мягкой травой и пышными деревом рядом. Увидишь розовые кусты — иди вдоль них почти до самой стены, там будет небольшой промежуток… — Зачем ты мне рассказываешь об этом? — Рафа чуть нахмурилась — но заалевшие щеки ее выдали. Девин чуть пожал плечами: — Во-первых, место действительно укромное, дотуда редко кто добирается, и весьма уютное. Во-вторых, легко заметить, если кто-то подходит — вход на полянку один, и без шума подкрасться сложно. В-третьих, — он помолчал, — мы с Честером будем держаться от нее подальше. Просто на всякий случай. Вне зависимости от того, воспользуешься ты моим советом или нет. Рафа фыркнула, пряча ладони в карманах куртки. — А ты-то сам как о ней узнал? — она прищурилась. Девин насмешливо вскинул бровь. — Да, я уже бывал в оранжерее. Что ты ждешь услышать, что у меня была любовница-аристократка, с которой мы никем не замеченными предались порочной любви на этой полянке? Китобой, не в силах сдержать смех, демонстративно скривилась. — Твоя фантазия кошмарна, — прошептала она с наигранным отвращением. Девин только ухмыльнулся. Он не стал говорить ей, что идея изначально была не его. В этот раз у Рафы был ключ, и на территорию оранжереи они проникли… то есть попали, конечно же, не проникли — на территорию оранжереи они попали без проблем. Сооружение всегда вызывало у Торнтона что-то среднее между искренним изумлением и молчаливым благоговением: четыре зоны, образующие большой квадрат, с застекленными потолками, в каждой из которых каким-то образом поддерживались индивидуальные условия, соответствующие одному из островов. Температура, влажность, циркуляция воздуха, количество света — кто бы ни спроектировал эту оранжерею, он был как минимум гениален. В центре квадрата находился небольшой открытый сад, но он, насколько Девин знал, особым интересом у посетителей не пользовался. Договорившись встретиться на том же месте, где они зашли, через час, они разделились. Рафа повела Эйлин в противоположный от гристольской зоны зал, а Девин наоборот решил начать с него — меньше шансов пересечься невовремя. Внутри высокой залы с серовато-изумрудными стенами горел свет. За прошедшие года ничего, кажется, особо и не поменялось — только дуб в центре стал еще раскидистей. Рядом с каждым растением была, как и раньше, воткнута в землю небольшая табличка с названием. Честер лениво зализывал костяшки, осматриваясь. Когда стражник аккуратно спросил его о более… соответствующей лекарю помощи, тот лишь небрежно фыркнул. Девин вздохнул и постарался не следить за тем, как влажный язык неторопливо и тщательно скользит по светлой коже. Конкретно в этом зале смотреть было почти не на что: все растения были более или менее знакомыми, а яркие благородные цветы, так ценимые аристократами — розы, гортензии и лилии, в основном, — не вызвали у китобоя любопытства. Они неторопливо обошли стоявший в центре дуб и по дорожкам, вымощенным небольшими необработанными плитками, двинулись к переходу в следующую зону. — Ты все драки заканчиваешь мордобоем? — Девин прервал повисшее между ними молчание. — Не все, — Честер странно оскалился, снова проходясь языком по покрасневшим костяшкам. — Но такую — грех не закончить. — Опять твои бандитские штучки? Обязательно надо показать, что у тебя яйца крепче? — хмыкнул стражник. Честер чуть прищурился. — Не в этот раз. И почему сразу «бандитские»? Разве аристократы не занимаются тем же самым? Торнтон хотел было поспорить, но лекарь, если подумать, был по-своему прав. — Их методы… не знаю, цивилизованней? — нашелся он. — Не пробуй убедить в цивилизованности аристократских методов наемного убийцу, — с долей пренебрежения ответил Честер, следуя за ним в небольшой мраморный холл, отделявший залы одну от другой. — Я не пытаюсь оправдать всех, — разговор нравился Девину все меньше. Голос китобоя в полупустом гулком помещении прозвучал с небольшим эхом: — А еще есть, кого оправдывать? Девин не ответил, налегши на туго идущую дверь. Из-за нее пахнуло душным теплом. Серконос. Честер наконец-то отвлекся. В залу он входил с отчетливо читавшимся на лице недоверием, и толлбой, закрывая дверь, подумал, что у него, наверное, в первый раз было такое же выражение. Описывая серконосскую флору, любой автор рисковал завязнуть в бесконечном «красочная» и «сочная». Добавь к этому теплый прогретый воздух (Девин сразу же снял куртку и расстегнул на рубашке верхние пуговицы), непривычный, травянистый и густой, но не неприятный запах цветов, акации, раскинувшие несоизмеримо большие для таких узких стволов кроны… Здесь траву не выстригали ровными ухоженными площадками, как в гристольской зале, и из-за этого зала выглядела диковато. Над изгибавшейся дорожкой тянулись лианы с некрупными бело-фиолетовыми чашечками цветков. — Охуеть, — охрипло выдавил Честер, когда они вступили под сень очередного дерева — из-за листьев свет был неверным, чуть рассеянным. Дорога переходила в небольшой деревянный мостик с крепкими перилами, пересекающий маленькое искусственное озерцо. Рядом глухо урчал небольшой водопад, и от стоявших в воздухе брызг и жары дышать было тяжеловато. На водной глади замерли небольшие, окруженные зеленью листьев цветы. Честер оперся ладонями на перила, рассматривая их внимательней. — Я думал, что не существует ничего красивее Дануолла летом, — пробормотал он. Девин замер в отдалении. — А в Серконосе так почти круглый год, не только летом, — заметил он негромко. — Зимой, правда, сезон дождей, но все равно сравнительно тепло. — Тепло зимой… — голос у китобоя приобрел странный, задумчивый, обесцветившийся оттенок. Видеть бы его лицо сейчас. — Ему бы, наверное, понравилось. Он потянулся вверх, чтобы поймать наклонившуюся к мосту ветку дерева с длинными узкими листьями, но ему не хватило всего пары дюймов. Девин шагнул ближе и легко опустил ее так, чтобы лекарь дотянулся. Тот сорвал пару листьев и обернулся, снова ощутимо хлестнув косами по горлу. Его шипящее «спасибо» больше тянуло на негодующее «зачем влез, верзила?». Девин вскинул бровь, натянул ветку чуть сильнее и быстро отступил, и Честер оказался осыпан мелкими белыми лепестками и золотистой пыльцой. Сплюнув попавший на губу лепесток, лекарь демонстративно угрожающе поддернул рукава рубашки выше. Девин давно так быстро не бегал. Пользуясь тем, что он знает зал, он немного покружил меж цепкими красноватыми кустарниками и странными гладкими деревьями без веток, за которые было удобно хвататься, чтобы не сорваться на поворотах, пробегая меж крупными, с кулак, цветами пионов, качавшимися вслед за ними, и по расползшимся по земле хищным лианам, и наконец, крепче прижав к себе куртку и мысленно приготовившись к удару, с размаху вписался в дверь плечом. Что-то неприятно хрустнуло — в двери или в плече, он не понял, — но тяжелая створка поддалась, и Девин выскользнул в очередной скользкий прохладный холл. Не оборачиваясь, толлбой свернул к следующим дверям, ведущим в залу, посвященную… посвященную… Тивия или Морли, Морли или Тивия? Тивия. После жары серконосского зала здесь было даже неуютно, особенно вспотевшим и разогретым из-за долгого бега, и Девин на ходу натянул куртку. Темная хвоя деревьев и невысокие спутанные кусты с мелкими, контрастно светлыми цветами промелькнули мимо. Встреченные у цветущего багряным тонкого деревца девушки отступили к краям дорожки, пропуская его, и Девин не придумал ничего иного, чем на ходу жизнерадостно прокричать: — Все в порядке! Честно! — Не в порядке! А ну стоять! — ответный вопль Честера, такой же спертый из-за бега, заставил его расхохотаться. Кажется, Рафа что-то крикнула им вслед, но из-за перебивавшего любые шумы ритма собственного сердца Девин не разобрал. Он пролетел сквозь зал, не останавливаясь на то, чтобы оценить растения — хотя тут были прелюбопытные образцы, которые даже в бесснежной оранжерее оставались блеклой, словно подмороженной с краев расцветки, — и снова заскользил по натертому мрамору холла, пытаясь вписаться в поворот и не врезаться в стоявший по центру безмолвный фонтанчик. Морли встретила его недушным теплом и влажностью — тут словно только недавно прошел летний дождь. Здесь не было высоких мощных деревьев, но преобладали кустарники и много, очень много разнообразного мха — даже нашлось место привезенным с острова глыбам камней, на которых причудливые мхи росли охотнее. Чувствуя, что он уже на пределе, Девин снизил темп, а потом и вовсе остановился у очередного крутого поворота, глубоко дыша и оборачиваясь. Того, что в следующую секунду перед ним закружатся меандры черного дыма, и вылетевший из переноса Честер всем своим весом врежется в него, он не ожидал. Они рухнули на газон. Обильно росший здесь белесый мох смягчил падение, но ненамного: Девин больно ударился спиной и локтями, повезло, что не головой, Честер приземлился рядом на бедро и плечо, получив сверху сумкой. Не успел толлбой перевести дыхание, как Честер оттолкнулся от земли и ловко оседлал его, стиснув коленями под ребра. Он тоже тяжело дышал, косы растрепались, на рубашке расползлись темные пятна пота и золотистые росчерки пыльцы. — Добегался? — прохрипел он торжествующе и ловко пресек попытку Девина освободиться, вдавливая его руки во влажновато-холодную, мягкую землю. Стражник взбрыкнул, пытаясь сбросить противника с бедер, но против Честера не сработал даже десятки раз отработанный прием: китобой держался, как приклеенный. И вместо того, чтобы продолжать бессмысленную борьбу, Девин заставил себя расслабиться. Ведь это же Честер, а у них совсем не спарринг. Китобой продолжал держать его распятым еще несколько мгновений, внимательно отслеживая его реакцию; цепкий темный взгляд скользил по лицу, их разделяло не больше пары дюймов, и если Девин хоть что-то понимал в моментах, то сейчас был вполне подходящий. Он прикрыл глаза, ожидая любого исхода — а потом ощутил, как разжимается стальная хватка на кистях. Честер выпрямился, медленно, гибко… с неохотой. Девин пошевелил ладонями, стряхивая с них перемешанную со мхом землю. Вес китобоя ощущался приятной тяжестью — исключая сумку, болезненно давившую на бедро. — Тебе удобно? — учтиво поинтересовался Девин, сцепляя руки на груди в замок — чтобы не опустить их на горячие, плотно обтянутые черной кожей бедра, как хотелось. «Потому что мне нет», хотел добавить он, но Честер напоказ задумался и чуть поерзал. — Не особо, — признал он, ухмыляясь, — но когда мне еще выдастся возможность посмотреть на тебя сверху вниз? Девин откинулся на землю и уставился в застекленный потолок — за которым, судя по серым тучам, начинался дождь. И все же не сдержался и намекающе поддал бедрами Честеру под задницу. — Какой энтузиазм, — хихикнул лекарь, вставая на ноги и протягивая Торнтону руку. Они вернулись на дорожку. Честер глубокомысленно протянул: — Мда, кто-то завтра будет рвать и метать, — он смотрел на результаты их падения. Девин, отряхивавший брюки и куртку от земли, был вынужден согласиться: темная проплешина выделялась весьма отчетливо. Китобой попытался смахнуть с темной рубашки пыльцу, но у него ничего не получилось. Бинт на левой руке пришел в плачевное состояние: бурые пятна на костяшках, грязь и зелень на ребре ладони… — Погуляли, называется, на Фугу. Девин фыркнул, пытаясь сдержать смех, но безуспешно — и спустя пару мгновений они оба смеялись. Девушки опоздали ко времени совсем ненамного. Эйлин выглядела донельзя воодушевленной — прозрачные светлые глаза буквально пылали от восторга, и она не переставала негромко восхищаться собранной в оранжерее коллекцией. А у Рафы сквозь ошеломление нет-нет да проглядывали довольство и изрядная доля нежности. Снаружи набирал обороты дождь, но даже это не испортило ее благостного настроения. Перебегая от одного навеса к другому, они пересекли канал и добрались до Минтри-стрит. Мокрая брусчатка темно блестела под ногами, яркие украшения едва можно было заметить в привычной Дануоллу серости, которую оттеняла только густая зелень парков. Единственным, кто не пытался как-то прикрыться от дождя, оказался Честер, и уже через пару перебежек он промок до нитки. Темная рубашка (наконец-то избавленная водой от белесых полос пыльцы) облепила его плечи и руки, перья в волосах влажно поникли, но бывший Мертвый Угорь только фыркал, если вода заливала глаза, и не обращал внимания. В отличие от Девина. Рафа уверенно толкнула одну из высоких дверей, и они оказались в сумрачной душной парадной. Эйлин с любопытством оглядывала стены, отделанные понизу темным деревом, и кадки с растениями в углах, и старалась держаться рядом с наемницей. На последнем, четвертом этаже Рафа остановилась и, покопавшись в подсумке, достала ключ. — Нам не помешает немного просохнуть, — улыбнулась она, открывая замок. Даже имея определенное представление о том, как выглядят съемные квартиры в квартале особняков, Девин все равно был поражен. Эта квартира занимала весь этаж. Огромная светлая гостиная со стеклянной дверью, ведущей на балкон, несколько кабинетов, три внушительные спальни с отдельными ванными комнатами… Да даже здешняя кухня по размеру была со всю Честерову лечебницу! — Ты помнишь, о чем мы договаривались? — Рафа аккуратно толкнула замершего в дверях гостиной Честера, пораженного увиденным. Тот хмыкнул, оглядывая изящную мебель и дорогие ковры: — Никакой готовки, пока не обсохну! Надеюсь, Эйлин простит мне полуголый вид… — Я подумаю, — скромно отозвалась Холт, расправляя промокший платок. Китобой, расстегивавший рубашку, сдержанно рассмеялся. Девин и сам решил сполоснуться: после короткой потасовки и тесного знакомства с морлийским мхом он чувствовал себя не слишком свежим. Некоторые мелочи в спальне, которую он выбрал, и в самой ванной показались ему странными, и обратно на кухню он возвращался практически уверенным в правоте своей догадки. Честер уже занимался готовкой. Косы он расплел, и мокрые черные волосы лежали на плечах. Обнаженный бледный торс, черные узоры татуировок, делавшие его силуэт зрительно тоньше… Девин устроился за центральным столом с мраморной столешницей и подпер кулаком щеку, наблюдая за уже освоившимся в новом месте китобоем. — У меня есть вопрос, — негромко произнес он. Честер походя глянул на него и вернулся к быстрому и аккуратному нарезанию большого куска красной рыбы. — Эта квартира кому-то принадлежит, не так ли? — Все квартиры кому-то да принадлежат, — с долей иронии заметил лекарь, — или нет? — Избегаешь прямого ответа? — острый нож в руках китобоя двигался гипнотически ровно и уверенно. — Это Фуга, — все же сдался Честер, едва заметно улыбаясь. — Но не думай о Рафе плохо. Она, может, и выглядит на первый взгляд сорвиголовой, но на самом деле весьма хороша в планировании. По ее словам, квартира была уже оставлена хозяевами, когда она нашла ее, но она все равно выждала пару дней перед тем, как поменять замки. И пару дней после — не заявятся ли арендаторы. Используя нож, он переложил нарезанную полосами сочную рыбу в стоявшую рядом миску и взялся за второй кусок. — Потом убралась, потом обновила запасы еды… — Честер обернулся и понизил голос: — К тому же, ты реально думаешь, что она бы привела свою драгоценную туда, где той могла бы грозить опасность? Девин отрицательно качнул головой, и китобой одарил его ослепительной улыбкой. — Так что все в порядке. Почисти картошку, пожалуйста, — попросил он деловито, махнув ножом в сторону раковины. Толлбой молчаливо послушался, становясь с ним плечом к плечу. На какое-то время в кухне повисла тишина. Нарезав рыбу, Честер обильно посыпал ее пахучими пряностями, залил чем-то кисловатым и отставил. Он начал замешивать что-то в миске: мука, яйца… Девин наблюдал вполглаза и все думал, как лучше начать диалог. Ничего умнее «Мне показалось, или мы сегодня несколько раз чуть не поцеловались?» на ум не шло. Озарения так и не случилось. Честер отправил порезанную картошку на одну сковороду, а на второй начал обжаривать рыбу — в этом странном, похожем на тесто соусе. Вкусные запахи приманили на кухню девушек, Рафа ушла в кладовку за вином, и Девин быстро обнаружил себя втянутым в разговор с Эйлин. — Девин, я давно хотела спросить: почему стража? — Холт, сидя на высоком стуле, смущенно крутила в руках пока пустой бокал: Честер весьма ревниво отнесся к предложению ему помочь, а вымыть зелень много времени не заняло. Девин облокотился на холодную каменную столешницу напротив девушки. — Почему нет? — подумав, ответил он. — Платили неплохо и стабильно, да еще и бесплатным жильем обеспечивали. — Для того, чтобы пойти в стражу, нужно иметь определенный… склад характера, — осторожно заметила Эйлин. — Думаю, ты бы смог найти себя и в каком-нибудь другом деле. — Например, в оружейном, — заметил Честер. Он казался с головой увлеченным готовкой — и спасением голого живота от капель раскаленного масла, — но, видимо, все равно прислушивался к разговору. — Или репетитором. Ты создаешь впечатление начитанного человека. Девин представил, как возвращается в высшие слои общества, теперь будучи для них никем, и пробормотал: — Чужой упаси. Ты правда можешь представить меня обучающим каких-то чистоплюев? Эйлин улыбнулась, заправляя за ухо прядь. — Теперь, пожалуй, уже не могу, — призналась она. — А как долго ты служишь? — Года три? — прикинул Торнтон. Честер, переворачивая шипевшую рыбу, тихонько присвистнул: — И уже сержант? Что ты сделал, чтобы получить повышение так рано? — А это рано? — заинтересовалась Эйлин. Девин неохотно пояснил: — Обычно сержантов дают за выслугу. Пять, семь лет в страже. И для безродных это предел: чтобы стать офицером, нужно закончить обучение, которое стоит… — он не дал слететь с языка привычному «дохуя», — прилично. Он посмотрел на стоявшего к ним спиной Честера и вкрадчиво добавил: — То, что я сделал, и вынуждает меня отсиживаться на Фугу. Честер едва слышно застонал. — Не смей кидаться такими словами и не рассказывать! — он погрозил толлбою лопаточкой. В кухню вошла Рафа с темной бутылкой в руках. — Они опять ругаются? — посмеиваясь, спросила она у разулыбавшейся Холт, а потом вздохнула: — Иногда я завидую, что меня по утрам не встречает на кухне полуголый Честер, готовящий завтрак. Эйлин спрятала лицо в ладонях и тихонечко пробубнила: — Я могу, если хочешь… Девин вынужденно отвернулся — Рафа накинулась на «подругу» с совсем не дружескими намерениями. После этого девушки, кажется, вспомнили, что они не одни, и остаток ужина прошел без неловкостей. Они отдали должное отлично приготовленной еде и хорошему вину (Честер, похоже, был осведомлен о своем неумении пить и ограничился одним бокалом), потом перебрались в гостиную, продолжая неторопливый разговор. Когда на улице стемнело, как всегда по-летнему быстро, Рафа вспомнила про карты. Девин отнекивался, пока к загоревшимся идеей девушкам не добавился Честер, задумчиво намекнувший: — Кажется, Толкования все еще лежали в сумке, когда я ее брал. Девин сдался и пошел за картами и книжкой. В сумку стражник заглядывал с долей опасения, однако все, что он нашел там — несколько жестяных, плотно закрытых коробок и костяной амулет, напоминающий желтоватую фалангу пальца. К еретической штуке Девин постарался не прикасаться. Толкования действительно лежали на самом дне, и темная обложка, на удивление, осталась сухой. Когда Девин вернулся в освещенную гостиную, он увидел, что его ждут. Рафа с Эйлин, обнявшись, устроились на диванчике, Честер, скрестивший по-серконосски ноги, восседал в кресле. К Девинову месту пододвинули небольшой кофейный столик. Торнтон уселся в мягкое кресло, поглядывая на остальных с сомнением. — Это глупо, — напомнил он, листая книжку в поисках какой-нибудь информации о раскладах. Эйлин пожала плечами. — Это забавно, — она ненадолго опустила голову на плечо Рафе. Переплетенные пальцы, смуглые и светлокожие, смотрелись контрастно и в какой-то степени красиво. — Есть что-нибудь про любовь? — Это же карты. Конечно есть, — вздохнул Девин, тасуя колоду под негромкий смех Холт. Под внимательными взглядами он выложил семь карт — три рядком в центре и по две с краев, — и отложил остальные. Заглянул в книжку. — Первое — это «ваши желания, или же то, что вы ищите в отношениях», — прочел он и перевернул левую верхнюю карту. — Перевернутая четверка мечей… Где там толкование… Он нашел страницу и, откашлявшись, прочел: — «Нетерпеливость. Усталость. Выгорание. Проблемы всего мира лежат на ваших плечах, но вы продолжаете сражаться, не разрешая телу и духу отдохнуть и восстановиться от испытаний. Не позволять жизни сломить вас — важная цель, но не менее важно найти момент спокойствия, чтобы продолжить борьбу позже, освеженными и окрыленными. В некоторых раскладах может означать незначительную, обидную ошибку». Бездна, ну и вода. — А по-моему, весьма поэтично, — отозвалась Эйлин позабавленно. — Значит, ты ищешь покоя и отдыха? — Ну, отдых тут бы всем не помешал… — пробормотал Честер. Девин перевернул верхнюю правую. — Это, судя по всему, желания противоположной стороны, — он снова углубился в книгу. — «Восьмерка жезлов, перевернутая». Везет нам на перевернутые, я смотрю. «Препятствия. Ожидание. Хотя вы можете обладать завидной неутомимостью, сейчас вы столкнулись с таким количеством проблем и задержек, что почти потеряли контроль над ситуацией. Все, что вы можете — остановиться и подождать. Возможно, оно и к лучшему. В некоторых раскладах может означать эмоциональную нестабильность, ссоры». — Ну вот, отдых, я же говорил! — Честер откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Рафа задумчиво произнесла: — А вторая сторона, получается, ищет… Отвлечения? Передышки? Девин развел руками и открыл нижнюю левую карту. — Различия, — объявил он, с изумлением глянув на знакомую ему Звезду, и уткнулся в книгу, — не обязательно ведущие к разрыву. Просто… различия. В общем. Откровенно недоумевая, он все же зачитал остальным прямое толкование карты — про надежду, скорое завершение пути и положительный исход ситуации. — Разное… понимание надежды? Разная вера? Разный взгляд на то, что считать хорошим исходом? — нахмурилась Рафа. — Что такое вообще «хороший исход»? — Всего один шов, — тут же отозвался Честер из глубины кресла. — Все остались в выигрыше, — одновременно с ним произнесла Эйлин. — Хм. Если задача выполнена и никто не пострадал, — медленно произнес Торнтон, поглядывая на остальных. Рафа махнула рукой. — Даже тут можно найти различие, надо же, — Холт подняла на нее испытующий взгляд, и наемница свела брови, задумавшись. — Согласна с Девином, пожалуй. Если все прошло без сучка без задоринки, по плану. Девин перевернул последнюю оставшуюся карту в правом столбце и вчитался в книгу: — Сходства. Или, согласно описанию, «Что вы интуитивно понимаете о партнере?». Двойка пентаклей, хм… «Баланс. Приоритеты. Готовность меняться. Кажется, вы привыкли к быстрым изменениям в окружающей вас ситуации. Разбираться с противоборствующими силами в некоторых случаях неизбежно, но, к счастью, вы достаточно гибки, чтобы справиться с этим. В некоторых…», — он пропустил часть, — «готовность работать с самоотдачей, забывая о себе». — Оу, это даже мило, — хмыкнула Рафа. — Как будто про тебя писали, а, Честер? Тот фыркнул. — Ты просто никогда не оставалась до момента, когда я называл цену за свою самоотдачу, — саркастично заметил он. — Нам обязательно надо будет обсудить сотрудничество, — задумчиво произнесла Эйлин. — Мне бы не помешал стабильный клиент… Она солнечно улыбнулась в ответ на подозрительный взгляд своей подруги. — Давай следующую карту, Девин, — попросила она. — Если у тебя какие-то проблемы… — начала Рафа, но Холт лишь приложила палец к ее пухлым губам. Девин кашлянул, привлекая внимание. — Эмоциональная сочетаемость, — он открыл верхнюю карту из центральной тройки и нейтрально дочитал: — «Какие чувства вы вызываете друг в друге?». Он постарался не измениться в лице — так сладко и наигранно это звучало, — но, судя по фыркающему звуку из кресла, вышло у него так себе. — Перевернутая… ммм, перевернутая Умеренность. — Звучит интригующе, — Эйлин коротко толкнула Рафу в плечо. — Не-умеренность? Отсутствие контроля? Следование желаниям? Рафа почему-то не ответила и только покраснела. Читал толкование Девин так же нейтрально, старательно избавляясь от эмоций в голосе: — «Невоздержанность. Крайности. Нехватка баланса. Слишком много чего-то может вести к краху. Вы сосредоточены на цели, остро и непоколебимо, но что вы оставляете за плечом? Вы забыли о чем-то важном в вашей погоне за превосходством», — он думал в этот момент — невольно — о Глории. — Также тут написано, что в перевернутом виде Умеренность смягчает значение остальных карт. — Все плохо, но не совсем. Хорошая карта, — хмыкнул Честер. — Что дальше? Девин вернулся к раскладу, несколько секунд вглядывался в следующую строчку и, не справившись, в глаза ему соврал: — Сочетаемость во взглядах и идеях, — он открыл нижнюю вместо центральной. — Королева мечей, прямая… — Прямо твоя карта, Раф, — заметил Честер, пряча хитрую улыбку за ладонью. Наемница молча показала ему неприличный жест. Толлбой нашел нужную страницу — и приятно удивился значению. — «Сложность. Восприимчивость. Незамутненное мышление», — зачитал он. — «Королева мечей — женщина неоспоримой сложности. Иногда ее видят равнодушной и бессердечной, но также она является обладательницей острого ума и незаурядного остроумия, природной независимости и вели”- — А, не, не твоя, — и в Честера полетела диванная подушка. Китобой, поймав ее, хихикнул и трепетно прижал к голой груди. — «И великой способности к организации и анализу», — чуточку укоряюще закончил прерванный на середине Торнтон. Дочитывать до конца, про альтернативные значения — излишняя темпераментность или преследующие неудачи, — он не стал. Лекарь демонстративно поднял ладони — ладно, мол, молчу. — Наверное, это значит что-то хорошее, — заметила Эйлин. Рафа все еще немного дулась, и она успокаивающе погладила ее по тыльной стороне переплетенных ладоней. — Что вы одновременно равны по разуму и по эмоциональности. И видите друг друга насквозь. Для этого нужно хорошо друг друга знать. Под нежными прикосновениями Рафа немного оттаяла. Девин сдержал тяжелый вздох — озвучивать значение последней карты он не хотел. — Что там дальше? — нетерпеливо выпрямился Честер, и стражнику пришлось нехотя перевернуть центральную карту. — Физическая сочетаемость, — пробормотал он. — Влечение. Желание. Все такое. Остальные с любопытством уставились на карту. — Это… кролики в окружении шести кубков? — вопросительно пробормотала Холт, опираясь ладонью на столик. Девин закрылся от остальных Толкованиями, изо всех сил изображая вдумчивый поиск. Честер вдруг вскинулся: — Вы слышали?.. Только что. Как будто стреляли где-то. Рафа первым делом глянула в стеклянные двери и заторопилась: — Чуть не забыла! Бездна, Эйлин, пойдем, ты должна это видеть! Она вскочила, потянула за собой подругу, накинула ей на плечи плед, на котором они сидели, и подтолкнула в сторону балкона. — Эй, не толкайся! Что там? — Холт рассмеялась, поддаваясь непонятному энтузиазму Рафы. — Сейчас увидишь, — наемница улыбалась широко и заговорщицки. Они выскользнули на улицу — из открытой балконной двери тут же потянуло влажноватой дождевой свежестью, и Честер, несколько секунд зрительно разрываемый выбором, все же последовал за ними. Снова раздались звуки выстрелов — или, скорее, канонада взрывов. Девин быстро пробежался взглядом по толкованию. «Шестерка чаш, прямая. Счастливые воспоминания. Воссоединение. Знак счастливой встречи между прошлым и настоящим. Чувство волшебной ностальгии о временах давно минувших. Сладкие воспоминания, проносящиеся перед глазами, могут быть настолько захватывающими, что можно забыть свое настоящее. В некоторых раскладах может означать окончание полосы неудач». «Счастливые воспоминания, — мысленно повторил Девин, тоже захватывая с собой один из пледов — мягкая, дорогая шерсть огладила ладонь. — К которым захочется вернуться». Он вышел на широкий балкон, оставляя дверь полуприкрытой. С одной его стороны Эйлин и Рафа, завернувшиеся в один плед, прижимались к металлическим перилам и запрокинули головы в небо. Честер стоял с другой стороны, в отдалении от них, облокотившись на наверняка влажный и холодный металл, и тоже выглядел восторженным и завороженным зрелищем. Над Ренхевен — их, оказывается, отделяло от реки не больше квартала, — затухали яркие вспышки фейерверков. Серебристый, красный, синий — разноцветные блестки разлетались на темном небе, осыпаясь в глади воды. Секундой спустя раздался еще один звук выстрела, и новые цветные всплески раскрасили небо в золото и императорский пурпур. Эйлин негромко ахнула. Толлбой накинул плед полуголому Честеру на плечи; волнение билось в животе в ритме пульса. Парень обернулся с изумлением, и легкие лиловые отблески легли ему на скулу. Если Девин хоть что-то понимал в моментах, то этот был подходящим. Он коснулся пальцами щеки, шеи, скользнул к бритому затылку — выдерживая короткую, но достаточную паузу, чтобы осознать его намерения и, при желании, уйти от прикосновения, сказав невербальное «нет», — но Честер не стал. Он прикрыл темные (смотрящие в самое нутро, пронзительно, понимающе, нестерпимо…) глаза и, помедлив, сам потянулся навстречу. Его обветренные губы оказались неожиданно шершавыми, рассечение на нижней — солоноватым и горячим, а язык — гибким и непокорным. Они привыкали к друг другу неторопливо: Честер явно предпочитал активничать, и Девин не сразу, но дал ему вести. Исследовать. Касаться. За прикрытыми веками рассыпались зелено-золотые искры, а внутри — красные и пылкие, когда китобой стиснул в кулаке его форменную рубашку, но не у воротника, а на ребрах. Алчно. Требовательно. Удерживая. Уловив шелест ткани, Девин распахнул глаза. Честер нехотя выпустил его рубашку и с демонстративным недовольством накинул обратно на плечи наполовину упавший на пол плед. Девин тут же скользнул ладонями в тепло, коснулся горячей поясницы, грубого ремня, привлекая китобоя вплотную. — Кажется, я знаю, чем ты хочешь заняться по возвращении, — протянул Честер приятно низким тоном, изучая его лицо. — А ты? — пробормотал Девин и снова поцеловал его — коротко и не так глубоко. Получив столь воодушевляющий ответ, он, кажется, уже физически не мог заставить себя оторваться от Честера — такого горячего, гладкого, поджарого… желанного. Китобой хмыкнул в поцелуй. — Чтобы ты занялся мной, — вкрадчиво ответил он, и Девин ощутил, как жар разливается по лицу. — Мне расписать в красках? — Не лучшая идея, — толлбой с трудом перевел дыхание. — Обойдемся без конкретики… пока. Взгляд, которым одарил его Честер в ответ, мог, кажется, вполне реально опалить. Девин хотел было отстраниться — им еще нужно было убраться, вымыть посуду, столько дел, так долго ждать… — но Честер удержал его на месте. — Последний вопрос. Что значила последняя карта? — китобой едва заметно усмехался. Девин, подумав, ответил: — Тебе понравится. Потом были и неловкие первые минуты возвращения в гостиную, к девушкам, и рассыпанная случайно колода, и куча взглядов искоса (Холт смущенно и сдержанно любопытствовала, Рафа щурилась, Честер как будто уже раздевал), и быстрая — в четыре-то руки — уборка, и едва не забытый бирюзовый платок, и щелчок замка, и короткая прогулка по пустым в преддверии конца Фуги улицам; знакомый контрабандист ждал их недалеко от моста Колдуин, Ренхевен затихла к ночи, и только буйки иногда мерцали в темноте; шелест камыша и осоки с другого берега, серые насупившиеся доходные дома, короткое молчаливое прощание, ладонь Честера, крепко стиснутая и не менее крепко стиснувшая в ответ. Они добрались до лечебницы, наверное, почти бегом. Честер тщательно запер дверь изнутри, скинул с плеча сумку и одарил стражника взглядом, полным колкого предвкушения. — Мне потребуется минут двадцать на подготовку, — лекарь не глядя расставлял коробки по шкафам. Амулет он, покатав в пальцах, показал стражнику. — Помогает против бессонницы. Надо? Девин хмыкнул, находя свой сержантский китель и вешая его на крючки у входа, к оружию — чтобы утром не забыть забрать: — Думаю, сегодня он будет контрпродуктивен. Честер сдержанно рассмеялся. — Хороший настрой, — его улыбка лучилась довольством. — Если хочешь принять ванную, иди первым. Я пока, — он наигранно закатил глаза и добавил в голос придыхания, — сменю постельное. Девин не удержался — поймал его за бедра, плотно обтянутые гладкими штанами, притянул ближе и поцеловал, коротко и влажно. Искорки возбуждения, тлевшие до этого, вспыхнули снова, еще острее и жарче; Честер закинул руки ему на шею и застонал в поцелуй. — Я смотрю, тебя вообще не ебет, что я не слишком похож на женщину, — китобой поймал его ладонь и приложил сначала к совершенно плоской твердой груди, а потом с ухмылкой опустил к паху, дав почувствовать напряженный член. Вместо ответа Девин чуть крепче сжал пальцы, ощущая льстящую пульсацию и разом потяжелевшее дыхание любовника, и негромко уточнил: — Что насчет следов? Засосы, — он сделал небольшую паузу, — укусы?.. — Блядь, да, — простонал Честер, тряхнул головой и нехотя отстранился, давя ему на плечи. — Давай-давай, в ванную — и я тебе, может, даже отсосу. Он ловко выскользнул из объятий и, уже будучи у ширмы, обернулся и подмигнул: — Оказывается, твои веснушки отлично сочетаются с красными щеками. «Засранец», — подумал Девин, растирая действительно покрасневшую щеку. Все это было так… правильно и так привычно, что волнение накрыло стражника только где-то на моменте выхода из ванной. «Чужой и все его левиафаны, — подумал Девин, сумев кратко улыбнуться Честеру, с которым столкнулся у дверей, — я реально собираюсь с ним переспать. С ним. Блядь, тут нельзя облажаться!» Пользуясь тем, что в ванной шумит вода, Девин нервно прошелся от кровати до стены и обратно. Блядь. Блядь-блядь-блядь. Что делать? Одно дело — поцеловать, а другое… Хорошо, что у Честера есть этот дурацкий амулет, хотя бы о дурных болезнях можно не задумываться. Нет, в каком-то смысле это было даже проще, чем в первый раз спать с женщиной — тут у Девина было хоть какое-то представление. Знакомая анатомия, как минимум. Он вдруг вспомнил о давным-давно виденной в завалах фривольной книжке с гравюрами. Любая информация могла быть нелишней. Книжка оказалась там же, в стопке у ножки стола. Девин пролистал ее вдумчивей — вдруг там найдется что-нибудь об однополом сексе? — и… Нашлось. Шесть гравюр с женщинами и целых четыре — с мужчинами. Ожидания оправдались. Девин несколько мгновений разглядывал каждое изображение, мысленно примеряя ситуации на себя — так и эдак, — но, заслышав, что шум воды затих, тут же захлопнул книжку и спрятал обратно. «Разберемся, если что», — подумал он, внезапно сожалея, что нет возможности и времени закурить. — Для человека без опыта ты подозрительно спокоен, — подметил вышедший из ванной Честер, придерживая недлинное полотенце у пояса; помимо полотенца и белесого амулета на цепочке, он был возмутительно и восхитительно обнажен. Девин тоже начал раздеваться и заметил: — Я не совсем уж без опыта, — он помолчал, снимая рубашку и складывая ее аккуратно, и признался: — Я очень рад, что вы, еретики, не умеете читать мысли. Честер фыркнул и все-таки рассмеялся. Он вытащил из ящика стола непрозрачный флакон без рисунка и как-то мягко и ненавязчиво оттеснил Торнтона к постели. — Я, как ты очень точно подметил, мысли читать не умею, — он вздохнул. — А жаль. Снимай уже гребанные штаны, что я там не видел. Девин удержал нахальный ответ и послушно выполнил требование. Честер вскинул одну бровь, потом вторую — Торнтону под темным горящим взглядом очень захотелось прикрыться, но он только заложил руки за спину и выпрямился. Стесняться, если подумать, было нечего. Китобой кинул флакон на постель и медленно опустился на колени. — Часть меня сейчас очень довольна видом, — он обхватил ладонью наполовину вставший член Девина, заставив его вздрогнуть от пробежавшего по телу жара и напрячься еще сильнее, и приложил пальцы второй руки, высчитывая длину. — Оу, и это еще не все? Значит, вторая часть будет крайне… крайне недовольна. Завтра. Честер поднял на него смеющийся, пылающий взгляд, от которого стало жарко, и пробормотал: — Но это будет завтра, — и он обхватил влажными губами головку. Девин зажмурился и до боли сжал себя за кисть, но и этого не хватило. Внутри все перевернулось: от горящей на внутренней стороне век картинки, от ощущений — влажно, тепло, Честер слегка мычит, довольно и почему-то насмешливо, умелые губы обхватывают его тесно, язык скользит по стволу, нежно гладит уздечку и… Словарный запас Девина рисковал сократиться до исключительно матерного лексикона. Пальцы ломило от желания коснуться, так что когда Честер в последний раз широко лизнул — до дрожи — и поднялся на ноги, молчаливо подталкивая Девина к постели, он воспринял это с облегчением. Они повалились на скрипнувший матрас, неловко завозились, не то устраиваясь удобнее, не то беспорядочно, несдержанно ласкаясь — так, что ладони горели чужим теплом, а в легких стало тесно от чарующего запаха разогретых тел. Полотенце осталось лежать на полу, места на постели едва хватало на двоих, поэтому Честер то и дело терся об него членом — правда, сразу же отстранялся, пока Девин, рыкнув, не поймал любовника за основание шеи и не заставил буквально улечься сверху. Ощущение было… непривычным, да и только: Честер был жестче и тяжелее, и не ощущалось знакомой мягкой округлости фигуры. Поначалу он почему-то не давал целовать глубоко, крепко смыкая губы, но стоило Девину скользнуть ладонью на упругие ягодицы, как китобой беззвучно застонал, чем Девин бессовестно воспользовался. На слабый горьковато-мускусный привкус он, дорвавшись до желаемого, не обращал внимания, и Честер, приподнявшись на вытянутых руках, слабо усмехнулся: — А ты не из брезгливых, я смотрю, — по затуманенному взгляду было заметно, насколько он уже поплыл. Девин мягко хмыкнул. — Как ты хочешь? — спросил он, продолжая тискать в ладонях задницу и крепкие бедра. От последнего китобой едва заметно подвис, закатывая глаза, и Девин мысленно пообещал себе запомнить. — Я хочу вот это, — очнувшись, Честер перенес вес на одну руку, а второй нашел Девинов член, — в себе. Но есть определенные… мхмм… сложности… Наблюдать за тем, как китобою все сложнее становится говорить — потому что Девин перешел с задней стороны бедер на переднюю, массируя напряженные мышцы, — было определенно забавно. Правда, Честер в отместку приласкал головку члена, и закусывать губу пришлось уже Девину. Во флаконе оказалось что-то густое и маслянистое. Честер уселся на бедрах толлбоя, вылил немного на пальцы и, прикрыв глаза, завел руку за спину. Девин не мешал ему, что бы он ни делал — хотя не мог остановиться и перестать легонько гладить повлажневшую от пота горячую кожу. Задержав дыхание, он кончиками пальцев проследил татуировку изогнувшейся в прыжке косатки — непроглядно-черная, хищная, она дотягивалась хвостом до самого изгиба тазовой косточки. На ощупь татуированная кожа не слишком-то отличалась от чистой, но выглядело это — его пальцы поверх рисунка — дурманно. Он старательно обходил вниманием напряженный член, сочащийся предсеменем — не столько из-за возможного неприятия, сколько из-за смущения и опасения помешать. Честер и без того выглядел так, как будто он уже на полпути к оргазму — румянец, искусанные губы… — Главное — не дави, — охриплый голос отвлек его от рассматривания партнера. Честер принялся обильно покрывать маслянистой смазкой его член, тщательно и почти что вдумчиво, и Девин напрягся, жмурясь, и даже подался навстречу. — Я все сделаю сам. Иначе есть шанс… что ты мне навредишь. Ничего смертельного, но… Девин демонстративно отнял руки от бледных бедер, хотя хотелось, наоборот, вцепиться в любовника, прижать к себе и не отпускать. Честер едва заметно кивнул и придержал его член уверенными пальцами, осторожно опускаясь. Сказать оказалось проще, чем сделать. Честер внутри оказался обжигающе горячим и тугим, таким тугим, что от яркости ощущений было почти больно; насаживался он, в противовес, медленно, жмурясь и кусая губы. Все, чего хотел в этот момент Девин — нарушить обещание, сжать на бедрах пальцы и толкнуться быстро и грубо, на всю длину. Вместо этого он на ощупь нашел чужую ладонь и крепко сжал. Китобой с напряженным смешком переплел с ним пальцы и сжал в ответ не менее крепко. Время растянулось и замедлилось. Теперь вместо секунд и минут было бешеное сердцебиение и шумные выдохи Честера, близкие к слабым стонам. Красивое лицо изломало странное сочетание боли и незамутненного наслаждения. Понемногу Честер приноровился, нашел нужный темп, без лишней спешки растрахивая себя чужим членом. — Перерыв, — выдохнул он, опустившись до основания и тяжело дыша. — Это была долгая… дорога… вниз. Он усмехнулся, выпуская занемевшую руку Девина и в молчаливом намеке опуская ее на свой живот. Тому не надо было намекать дважды, и он зашарил ладонями по жилистому телу: коснулся татуированного плеча, острых локтей, груди, ребер… Честер лениво надрачивал себе, наблюдая за любовником сверху, и было в нем в этот момент что-то непередаваемо царственное. Когда пальцы скользнули к бледно-розовым соскам, поглаживая и чуть оттягивая, он весь напрягся (и томительно крепче сжался вокруг члена) и коротко выдохнул: — Сильнее, Бездна тебя… — и слабо ахнул, когда Девин мгновенно подчинился. Реакция была… приятной, более чем, где-то между удивлением и острой вспышкой удовольствия, и Девину, чтобы не спустить в тот же момент, пришлось мысленно начать считать. Особенно когда Честер, тяжело дыша и краснея, подставился снова. — Ты- ах! Ты сделаешь все, что я скажу? — Если тебе это нравится, — Девин намекающе огладил выступы тазовых косточек. — Хах, я запомню. Согни колени, мне нужен хороший упор, — пробормотал Честер, чуть ерзая — от непривычно, неожиданно стискивавших его мышц Девин иногда забывал, как дышать. Китобой нашел равновесие и наконец-то задвигался — сначала совсем немного, но с каждым толчком все наращивая скорость. И не стоило надеяться, что Честер окажется тихим любовником: вскоре спальню наполнили не только поскрипывания кровати и влажные звуки трения, но и несдержанные стоны. В мареве подступающего, как-бы-он-ни-старался-но такого быстрого оргазма Девин уловил, как изменился их оттенок, став глубже и сиплей. Кажется, партнер подсорвал голос. Мир сузился до одного только Честера — его жара, резких, теряющих ритм движений, закушенной губы, беззащитно открытой шеи, — и Девин сорвался первым. Стиснув скользкие от пота бедра, он толкнулся так глубоко, как мог, и содрогнулся в ослепительной вспышке оргазма. Бездна, как же ему было хорошо!.. Честер отстал от него ненадолго — краем сознания, плавая в посторгазменной неге, Девин отметил влажные брызги на животе и особенно прочувствованный глухой стон. Обессилев, Честер привалился плечом к стене; пару мгновений спустя он медленно, неохотно перевалился, устраиваясь сбоку от Девина, но не касаясь его, и прикрыл глаза. Толлбоя немного резануло, что Честер продолжал держать дистанцию: теплый бок явно был лучше холодной стены. Впрочем, его дело. — Прости за излишнюю прямоту, но давно меня так не драли, — голос у Честера был хриплый и полный лени. Глубоко дыша, Девин сложил ладони на животе — и вляпался в брызги спермы, но Чужой видит, после случившегося это была такая несущественность, — и расслабленно заметил: — Я бы сказал, что ты отодрал себя сам, — он перевел дыхание. — Может, все же дашь мне шанс? Где-нибудь… через полчаса. Честер рассмеялся, потягиваясь — и случайно задевая бедро Девина. — В таком случае, я жду, — мурлыкнул он. Девин все же заставил себя преодолеть тяжесть в мышцах и встать. Он дошел до ванной, где быстро смыл с себя следы их недавнего секса и, не удержавшись, по-быстрому выкурил сигарету; подумав, он намочил полотенце для китобоя и отнес ему. За время его отсутствия Честер растекся по постели, и видеть красноватые, не до конца сошедшие следы хватки на поясе и белесые потеки на внутренней стороне бедра оказалось тем еще испытанием. Девин хотел было кинуть влажную и едва теплую ткань лекарю на спину — это наверняка бы заставило его подпрыгнуть, — но сжалился и оставил ее на изголовье. Когда он вернулся из кухни со стаканом воды для любовника, Честер удивленно приподнялся на локте. — Это тебя так твоя аристократка выдрессировала? — пошутил он, от воды все же не отказываясь. Девина такая характеристика покоробила, но настроение было слишком ровным, чтобы пререкаться, так что он молча устроился у Честера под боком, вытащив из-под него краешек одеяла, и провалился в зыбкий сон. Его разбудил слабый пинок в голень. За окном было еще темно — час пополуночи или около того, не больше. Приподнявшись на локте, Торнтон несколько мгновений с непониманием наблюдал за спящим рядом китобоем, который… действительно пинался во сне, если лежать вплотную к нему. Проблема состояла в том, что места на кровати было недостаточно, чтобы лежать не вплотную. Вторая «проблема», чуть более приятная, была из-за этого же: Честер под боком, горячий и гибкий, похоже, действовал на Девина однозначно — и гораздо сильнее, чем ожидалось. Получив еще один неприятный пинок, толлбой не выдержал и встряхнул лекаря за плечо. Тот сонливо приоткрыл глаза. — Если это еще один сон, — пробормотал он, разглядывая Девина и медленно опуская взгляд ниже, — то он мне нравится. Особенно… Он пошарил ладонью, найдя бедро толлбоя, и наткнулся на основание полувозбужденного члена. — Точно не сон, — Честер окончательно проснулся, щурясь смешливо. — Кто-то что-то говорил про второй заход? Торнтон мягко рассмеялся. — Будешь болтать за двоих? — он откинул одеяло и перебрался меж приглашающе разведенных бедер. — Я могу, — Честер закинул руки за голову, демонстрируя подтянутое, светлое, будто слабо светящееся в полумраке тело. — А надо? Девин пожал плечами. — Что ты любишь? — он неторопливо начал оглаживать жилистые мышцы, замечая все больше и больше неровностей шрамов. Этот напоминал плохо зашитое рассечение от ножевого, этот, расплывчатый — рубец от чего-то химического… — О-о, грязные разговорчики? — китобой не мешал ему исследовать свое тело, но чуть ежился — не то от щекотки, не то от прикосновений к следам на коже. — Делай, что хочешь. Я довольно гибкий, и у меня высокий болевой порог… Он задумался. — Только насухую не дери, — с долей опаски добавил он. — Со всех сторон плохая идея. Девин ожидал немного не такого ответа. Он остановился, глядя на Честера с молчаливым вопросом, и тот торопливо добавил: — Нет, серьезно, это плохая идея, я могу объяснить, почему, но… — Чш, я знаю, что значит «нет», — Девин навис над китобоем. — Ты осознанно даешь мне карт-бланш? Честер расслабленно ухмыльнулся, глядя ему в глаза. — Что бы это ни было… — протянул он. — Карт-бланш — полная свобода действий, — серьезно пояснил стражник. Любовник кивнул, теперь с пониманием. — Мне даже интересно, что ты можешь придумать, — едва заметная испытывающая улыбка коснулась тонких губ. Девин покачал головой и склонился к нему, чтобы поцеловать. «Похоже, ты не слишком внимательно обыскивал комнату Глории, раз говоришь мне такое», — подумал он, чуть сжимая меж зубов и оттягивая все еще отдающую солоноватым металлом нижнюю. Честер хныкнул, когда поцелуи сползли на шею. Девин на пробу оставил несколько засосов, но китобой не запротестовал. Не дернулся он, даже когда Торнтон несильно укусил его за местечко, где шея переходит в плечо. Руки Честер продолжал держать при себе, но коленями тесно обхватил любовника, и Девин буквально животом мог почувствовать, насколько парень одобряет происходящее. Абстрагироваться от своего возбуждения было несложно. Торнтон целовал и гладил худощавое тело, изредка пуская в ход зубы, пока хныканье не переросло в тихие постанывания. Он сдвинулся ниже, и стоило ему коснуться кончиком языка краешка татуировки в низу живота, как китобой издал громкий задушенный стон. На любовника он не смотрел, закрывшись от него локтем, но проглядывавший румянец недвузначно намекал. — Нежное местечко, а? — хмыкнул Девин и очертил контур косатки. Звуки, которые издавал Честер, становились все жалобней, а когда мужчина на пробу провел ладонью по внутренней части бедра и сжал пальцы, лекарь молчаливо содрогнулся. У него стояло накрепко — так, что даже текло на плоский живот, но на всякий случай Торнтон приподнялся. — Все в порядке? — негромко спросил он. Честер смотрел на него мутным, ничего не соображающим взглядом, но на поцелуй ответил — до того пронзительно алчно, что Девина пробрало. Не успел он ничего сказать, как китобой вяло толкнул его в плечо и медленно перевернулся на живот. Пошарив под подушкой, он не глядя протянул Девину знакомый флакон. Тиская холодное стекло в пальцах, Торнтон молча наблюдал за тем, как Честер приподнимается на коленях — так и норовивших разъехаться — и приятно, податливо, но совсем не по-женски прогибается в спине. Два раза Девина просить не пришлось. — Я не наврежу тебе, если начну без растяжки? — уточнил он, возясь с плотной крышкой. Честер поднял правую руку и так, чтобы Девин видел, изобразил «нет» — сомкнул в горсть указательный, средний и большой. Девин смазал себя, тщательно следя за тем, чтобы не увлечься, и, посомневавшись немного, все же вылил немного маслянистой жидкости меж выставленных ягодиц. Честер издал мягкий вздох, который, стоило Девину прижаться головкой к чуть опухшему колечку мышц, перерос в непередаваемый звук: одновременно беспомощный и требовательный. В этот раз вход поддался почти без труда, но Девин все равно не торопился — гладил оставшиеся на бедрах синяки и упругую горячую спину, целовал меж лопатками, чувствуя на губах соленый привкус чужого тела, потирал необычайно чувствительный низ живота, и скользил, скользил, скользил внутрь. Честер раскрывался для него жадно и бесстыдно. Оказавшись внутри по основание, Девин ненадолго прикрыл глаза, дыша ровно, и пробормотал: — Вот так, — странно, успокаивать было некого, только если самого себя, но он чувствовал, что это нужно. Как отвлечение, или… Это все жар в голове… — Ты бы знал, какой ты красивый — с бледной кожей и… всеми этими Бездной взятыми татуировками… Любовник чуть поддал бедрами, и Девин склонился к нему, подхватывая для удобства поперек груди. Неглубокие быстрые толчки выбивали из Честера тихие, почти сдержанные всхлипы в подушку, и Девин продолжил говорить — негромко, на выдохах, почти в самое испещренное пирсингами ухо: — Думал о них… с того самого момента… как в первый раз увидел. Какие они охуенные. Какой ты охуенный, — он сменил ритм и глубину толчков, и Честер вдруг сладко сжался, охрипше простонав в голос. Он высвободил руку и вслепую поймал Девина за загривок, впиваясь в кожу до ногтей. — Это «стой» или «продолжай»? — пробормотал Девин, губами цепляя металл серьги в хряще, и ощутил, как пальцы дважды слабо ударяют по шее. — Продолжать, значит. Тебе нравится? Он повторил то движение бедрами, и китобой снова задохнулся, оставив на загривке царапины — отлично отвлекшие от собственного возбуждения, близкого к критической отметке. — Бездна, — Девин мягко фыркнул, скидывая ладонь, и в отместку оставил на бледном плече засос, крупный и заметный. — От одних твоих стонов кончить можно. Он задвигался, стараясь попадать в то же место, и шептал всякую чушь, а Честер, кажется, зажимал себе рот, чтобы не орать; второй рукой он ласкал себя, грубо и беспорядочно, и вскоре сжался так туго, что Девина продрало до поджавшихся пальцев. Когда любовника перестало потряхивать от наслаждения, и он окончательно обмяк в хватке, Девин осторожно опустил его, совершенно обессилевшего, на постель, и вытащил еще твердый член. В этот раз пришлось поработать рукой. Девин сосредоточился на ощущениях: пылающее тепло под свободной ладонью, влажное скольжение, слабое охриплое дыхание вымотанного в край Честера… отзвук недавних стонов… В три или четыре движения кулака он довел себя до пика. Сложно сказать, что принесло ему больше удовлетворения — оргазм, приятный, но не такой сильный, как в первый раз, или вид запачканных его семенем бледных ягодиц. Честер молчал, прикрыв глаза, и не двигался, и только грудная клетка приподнималась и опускалась в глубоком быстром дыхании. Девин отвел в сторону гриву растрепавшихся волос и нащупал пульс: заполошный, но успокаивающе сильный. Китобой вяло фыркнул. — Сейчас приду, — негромко сообщил ему Девин, поглаживая по влажной от пота спине. Честер вскинул бровь, но было заметно, что даже это дается ему с трудом. Торнтон поднялся с постели, уже предчувствуя, как замечательно утром будут болеть мышцы, отвыкшие от таких… нагрузок. Когда он вернулся — опять со стаканом воды и влажным полотенцем, — любовник не сдвинулся ни на дюйм, только выпрямил одну ногу. — Ты же, кхм, в курсе, — непередаваемо хрипло пробормотал он, насмехаясь, — что я не девушка, и залететь мне не грозит?.. Девин оставил стакан на столе и, тщательно прицелившись, хлопнул влажным полотенцем по неприкрытой заднице. Честер охнул. После этого он держал язык за зубами, пока Девин вытирал с его кожи оставленные следы и помогал перевернуться на спину. И, стоило Торнтону лечь, молчаливо придвинулся ближе. Девин без слов повернулся на бок и обнял его в ответ, наслаждаясь слабым чувством чужого пульса на коже. К сожалению, спать толлбою оставалось всего два или три часа, но о том, как он проебал сон, он впервые не сожалел. Утром Торнтон сумел выбраться из постели, не разбудив лекаря, и собраться без лишнего шума. Это тянуло на достижение: от такой крепатуры, не пропавшей до конца даже после растяжки, он изрядно отвык. Пришлось, правда, пожертвовать бритьем и завтраком, но Девин с несвойственным ему оптимизмом понадеялся, что успеет перехватить что-нибудь из столовой до начала дежурства. Квартиру Честера он покидал довольным, пустым и неожиданно спокойным. Толлбойская база уже не спала: от помещения столовой вился дымок и тянуло чем-то сытным, в пристойке с ходулями громыхало. Они с Оливером столкнулись у раздачи, и напарник понимающе прищурился, наклоняясь ближе к Девину. — Хорошая ночка выдалась? — он слабо ткнул его в загривок — видимо, царапины, оставленные китобоем, оказались глубже, чем казалось. Девин хлопнул его по руке и, не удержавшись, ответил таким же порочным тоном: — Ты и представления не имеешь, насколько, — он постарался, чтобы это не прозвучало слишком ехидно, в мыслях гоняя короткие образы: кирпично-красные перья в косах, примятый мох в оранжерее, собственные пальцы поверх чернильных татуировок… Оливера бы удар хватил, если бы он узнал, что за этим скрывалось. Смех напарника прервал широкий зевок. — Понимаю, — хмыкнул он, потирая шею. — Прекрасно понимаю. Девин честно старался не развеселиться сверх меры. Их отряд собрался у пристройки в ожидании капитана, греясь в приятно-теплых лучах утреннего солнца. Парни, неторопливо смоля, обменивались предположениями о том, с чего начнется год: с зачистки доков или патрулирования чумных кварталов. Лидировал пока вариант «с пропуска первого дежурства», и предложивший его Генри довольно лыбился. О прошедшем празднике Фуги говорить было не принято. Девин напомнил про существование Радшора, и отряд, как один, скривился. — Что угодно, только не Радшор, — бросил Закари, затаптывая окурок. В следующее мгновение он изменился в лице. — Бля, беру все слова назад. Из казарм вслед за капитаном появился смотритель в приметной золотой маске.