Связанные долгом

Это было откровенно хреновое начало года. Девин молча следил за темным пятном приближающегося смотрительского кителя, мысленно повторяя Запреты. На шестом он невольно запнулся. — Планы на дежурство меняются, — сразу перешел к делу Эшкрафт. Бледное аристократическое лицо сохраняло непроницаемое выражение, и сложно было понять, доволен капитан ситуацией или наоборот, бушует внутри — а может, просто страдает с похмелья, но изо всех сил сдерживается. — Ваша задача на сегодня — оказать всестороннюю поддержку старшему дознавателю Торли. «Мда, я понежничал. Это не «откровенно хреновое», это пиздец какой-то с самого утра», — сухо признал Девин. Несмотря на недосып, он чувствовал, что на автомате переходит в бодрое, наточено внимательное состояние, и изо всех сил старался подавить приходящую с этим беспокойную жажду действий. — Пройдемте внутрь, — голос смотрителя, на контрасте, звучал миролюбиво. Торли как будто дипломатично пытался сгладить повисшее в отряде напряжение, которое не заметил бы только слепой. Внутри сумрачного, еще не прогретого ангара было почти холодно. Толлбои сгрудились у лестницы на платформу, поглядывая на служителя Аббатства, неторопливо разворачивавшего большой лист на ремонтном столе. Капитан замер с противоположной стороны, скрестив руки на груди и расставив ноги на пару дюймов шире обычного — очень устойчивая, оборонительная позиция. Когда смотритель бережно разгладил тонкую бумагу, стоявший ближе всех к столешнице Торнтон разглядел изображенный на ней план квартала. Очень тщательно изображенный, с похожими на реалистичные пропорциями зданий и с кучей подробностей: указанной этажностью, всеми входами и выходами и даже шириной перекрытых улиц. — Похоже, один из чумных кварталов был запечатан недостаточно надежно. Еретики нашли лазейку и устроили внутри границ квартала свое убежище, — Торли очертил указательным дом в центре плана и постучал по написанному сбоку адресу. — Вашей задачей будет сопроводить отряд зачистки и обеспечить поддержку. Закари явно хотел что-то ляпнуть, но под пристальным взглядом капитана сдержался. Смотритель словно бы и не заметил этого. — С северной стороны к зданию примыкает кладбище. Трое заходят в квартал с севера и разделяются, чтобы подобраться без лишнего привлечения внимания. После начала зачистки они патрулируют кладбище по периметру. Всех, не являющихся смотрителями, устранять, — короткими прочерками Торли обозначил границы зоны. Девин нахмурился: по плакальщикам стрелять — это одно, а по не факт, что больным, еретикам — совсем другое. — Оставшиеся трое заходят с юга вместе с отрядом смотрителей и отслеживают плакальщиков. Их задачей будет контролировать выходы с другой стороны дома. Действовать аналогично. Сержанта неприятно пробило мурашками, когда взгляд золотого недовольного лица скользнул по толпе толлбоев. — Вы трое — идите севером, — Торли поочередно указал на Джереми, Закари и Оливера, — оставшиеся — идут югом и дожидаются меня с отрядом на границе. Проходы в чумной квартал знаете? — Как же не знать, — все же буркнул Закари без всякой почтительности, разворачиваясь в сторону мостков. Смотритель мгновенно потерял к ним интерес, не менее педантично начав сворачивать план. В ангаре воцарилось тягостное молчание — ни тебе грубых подъебов, ни полушутливого нытья. Даже Оливер подпритих. Закрепляя броню, Девин старался не смотреть по сторонам — не хотел знать, кто в восторге от идеи сжечь заживо парочку еретиков. Возможно, еретиков. Не то чтобы Девин не доверял словам высокопоставленного смотрителя, но… Он провел Фугу в компании двух самых настоящих — и чувствовал себя сейчас довольно странно. В другой ситуации Девин бы, наверное, никогда не признал в Честере и Рафе ассасинов со сверхъестественными способностями. Как же смотрители тогда узнали о еретиках и их убежище? Почему дали им закрепиться в чумном квартале? В голову невольно закрадывались крамольные мысли… например, о том, что служители Аббатства далеко не так успешны в своей борьбе с Чужим, как они говорят. На тех же китобоев они, кажется, просто закрывали глаза. Также молча толлбои взобрались на ходули и разделились. Северный проход в сто двадцатый квартал находился дальше от базы, чем южный, и отряд Оливера был вынужден делать большой и довольно бессмысленный крюк. С другой стороны, им не надо было ждать смотрителей и следить за тем, чтобы по пути до точки сбора их не покусали плакальщики. Привычно взяв на себя роль ведущего в тройке — и наблюдая за пугливыми силуэтами сворачивавших с их пути гражданских, — Девин построил в голове маршрут до южного входа и позволил мыслям течь свободно. Бездна, как у него все болело. Приятно, но болело. Лучше бы остался у Честера. «С другой стороны, — отстраненно и даже несколько безразлично подумал он; под лапами ходуль гремели металлические мостки, — если бы я остался, что бы ждало меня по пробуждении?» Взъерошенный и теплый со сна Честер? Совместный завтрак, полный неловкого молчания? Тревожный стук в дверь, болезненное шипение чужого голоса за перегородкой, металлический запах крови — новый день, новые пациенты? Опустевшая постель, тихая квартира и записка на столе, как бывало иногда во времена его ранения? Остаться было бы приятно, но на «остаться» и все, с этим связанное, они не договаривались. Но даже и без этого все прошло более чем неплохо. Смотрители уже ждали их рядом с кордоном. Точнее, совсем наоборот: небольшая площадка перед последним изобретением Соколова, стеной света, казалась на первый взгляд пустынной, только пара дежурных резалась в карты на посту. Но стоило толлбоям приблизиться к обманчиво тихим пока катушкам, как на площадке по двое начали появляться траурно-черные силуэты. Девин насчитал не меньше двадцати смотрителей, у двух из которых спереди висели черные, тяжелые на вид коробы. Заметив прибывающих служителей Аббатства, дежурные побросали карты и вылетели из металлической пристройки. Неожиданно легко толлбой вычислил в толпе смотрителей Торли — раньше Торнтон как-то не обращал внимания, что золотых полос у того на обшлагах, воротнике и вдоль края полы гораздо больше, но сейчас на фоне «обычных» смотрителей старший дознаватель выделялся. После короткого обмена фразами один из стражников почтительно кивнул Торли и куда-то убежал. Почти сразу же стена света перестала издавать легкий электрический гул, и отряд зачистки медленной черной лужей втек внутрь чумного квартала. Толлбои замыкали. Стоило им отойти на пару ярдов от проема, как стена за их спинами сухо и неприятно затрещала, испепеляя очередную парочку самоуверенных крыс. Чем дальше отряд уходил от южного входа, тем тише и заброшенней становилось вокруг. Квартал казался подозрительно неспокойным; возможно, дело было в проигрывавшихся через равные промежутки времени сообщениях, прерываемых иногда статических треском. Девин жестом показал, что останется сзади, а Джефф и Генри выдвинулись чуть ближе к ведущему их старшему дознавателю. «Двадцать девятого дня месяца песен Ее Величество императрица Джессамина Колду-кхххх…» — Девин поморщился: звук забивал слух, словно вата. «И все-таки, какого Чужого мы им помогаем? — неожиданно неприязненно подумал он, снова вспомнив короткий безжалостный приказ стрелять на поражение. — Мы не военные, чтобы слушаться идиотских приказов беспрекословно. Технически, капитан мог ему отказать даже с разрешением на вход в чумной район. Но не стал. Решил, что услуга смотрителям сейчас чего-то стоит? Или Торли предоставил убедительные доказательства наличия еретиков в чумном квартале?» Он окинул взглядом идущий впереди отряд — удивительно молчаливый и собранный. Эти смотрители отличались крепким телосложением и ростом выше среднего, а еще все поголовно были вооружены. Когда толлбои сопровождали обычных стражников и инспекторов, Торнтон иногда ловил себя на абсурдной мысли, что он пасет овец — не слишком умных, пугливых, но в чем-то до ужаса упорных. Здесь у него такой ассоциации хоть убей не возникало. Скорее, блядь, наоборот. Не желавший ослабевать ветер оглушительно шелестел листвой редких деревьев и трепал грохочущие крыши. Девин чувствовал давление тугих воздушных потоков — то справа, то со спины. Порывы были недостаточно сильны, чтобы пошатнуть тяжелый механизм ходуль, но достаточно упруги, чтобы холодить меж стыков броневых пластин. И они несли с собой какой-то плесневело-сладковатый, тревожащий запах, который почти полностью гасили фильтры шлема. Почти, но не до конца. Когда они проходили мимо дома с неудобно выдающимся вперед металлическим балконом на высоте второго этажа, Генри вскинул кулак, и Девин тут же остановился. Вслед за этим перестали маршировать и смотрители. Шедший впереди Торли развернулся и начал раздавать приказы, но разобрать, что он говорит, было невозможно: из-за шума ветра до Торнтона долетали лишь отдельные слова. Отряд в черной форме дисциплинированно разделился на две группы и выстроился каждый за одним из ведущих толлбоев. Торли вышел посередине между шеренгами, заложил руки за спину и начал явно читать какую-то речь. Не обращая на него внимания, Генри аккуратно и шумно развернулся на месте и простыми жестами сообщил Девину: «Мы с Джеффом идем дальше. Ты остаешься здесь». Пауза. «С ним», — сержант указал на вещающего старшего дознавателя. Девин скривился, но жестом же ответил, что понял. У него крутилось много слов на языке — или, точнее, в пальцах, — но он отдавал себе отчет, что для остальных это будет выглядеть безумным и бессмысленным дерганием. — Охуенная, блядь, идея, — практически беззвучно произнес Девин, закидывая лук на плечо. — Ебал я вас всех. Чем выше смотритель, тем меньше он хочет марать руки. Очевидно же. Торли, судя по всему, закончил с мотивационными речами — смотрители дружно рявкнули «За Аббатство Обывателей!» и, возглавляемые парой шумных толлбоев, двинулись дальше. Девин проводил удаляющихся товарищей кислым взглядом. Он мог не одобрять идиотский приказ стрелять по незараженным людям, но идея снова остаться с Торли один на один нравилась ему, пожалуй, еще меньше. Стрелять, в конце концов, можно и мимо. Торли, удивительно маленький с высоты ходуль, подошел к нему ближе и задрал голову в матовой золотой маске. Он что-то сказал, но видит Бездна, Девин не расслышал ни слова. Когда смотритель двинулся к дверям того самого дома с балконом, Девин дернулся было вперед — остановить идиота, ведь внутри дома он будет сам по себе, — но заставил себя замереть и выпрямиться, так и не сделав шага. Бездна, если хочет героически убиться о парочку загулявших плакальщиков, то не стоит ему мешать. Должен же понимать, что толлбои как боевая единица хороши только на больших открытых пространствах. Поэтому вместо того, чтобы прислушиваться к происходящему в доме, Девин снова вспомнил о прошедшей Фуге. О душном тепле оранжереи, о ярких фейерверках, разрывавшихся неровными искристыми сферами… о твердых жилистых мышцах под пальцами. Об удивительном контрасте гладкой кожи и грубых рубцов старых шрамов. О хрипящем от удовольствия красивом голосе. Такие мысли удивительно хорошо разбавляли дежурство, надо признать. Делали его почти… сносным. Девин понял, что улыбается, наверняка идиотски. Краем глаза он заметил раскрывающиеся внутрь двери балкона, и смотрительские сапоги загрохотали по металлу. Дознаватель оперся на узкие перила и беззлобно хмыкнул: — Ворон считаешь, толлбой? Девин скорчил кислую мину под прикрытием шлема, а потом все же понял, к чему это было: в десяти ярдах от них, подволакивая ноги, улицу пересекал одинокий плакальщик. Да, действительно задумался. — Он несет вам прямую угрозу? — спросил Девин, старательно придав голосу интонации вышколенного идиота. Золотая маска отрицательно качнулась после небольшой паузы. — В таком случае, поэкономлю стрелы. Или все же прикажете сжечь? Торли снова качнул головой, отказывая. — Ты случайно не тот рыжий? Девид, Девери, как тебя? — вдруг спросил он. Под прикрытием шлема толлбой закатил глаза, без охоты кивая. — Девин, старший дознаватель, — поправил он, стараясь не цедить слова: для всех он в первую очередь был «тем рыжим». Торли постучал пальцами по локтю. — Девин, точно. То дело с алтарем и двумя погибшими смотрителями, да? Жаль, брат Мерв подавал надежды. Из него мог бы получиться хороший дознаватель, все задатки были… Но увы. А ты? — неожиданно обратился к нему смотритель. — Не хотел бы стать смотрителем? — Не думаю, что я подхожу Ордену. Требования высоки. В стражу взяли — и то хорошо, — ответил Торнтон сдержано, балансируя на упруго идущем механизме, а сам подумал: «Надо быть осторожным. Этот может и заметить, что я издеваюсь». — Хватило бы и усердия, Девин, было бы желание, — улыбнулся, судя по голосу, Торли. Девина под шлемом перекосило: и от неуместно дружелюбной интонации, и от мысли вкалывать послушником-чернорабочим буквально за идею и за еду с кровом. В страже как-то проще было найти общественную ценность. — В Ордене всегда найдется место для честного человека. Но, в любом случае, я здесь не для того чтобы вербовать. Просто стало интересно. Девин сухо кивнул, и между ними снова воцарилось молчание. Ненадолго. — Сейчас мне даже жаль этих еретиков, — протянул Торли, оглядываясь — но вокруг были только кирпичные, блеклые дома. — Я убежден, что все они были добропорядочными людьми — до того, как отдаться в услужение Чужому. Мало кто желает творить зло осознанно, это не в человеческой природе. Слишком неразумно. Могли ли они когда-нибудь помыслить, что всего одна ошибка приведет их сюда? Вынудит делить дом с больными и полумертвыми, разорять могилы ради ритуалов, чтобы защитить себя от последствий их собственных решений? Нет, не думаю. К удивлению Девина, слушать спонтанную проповедь смотрителя оказалось… не так плохо, как он ожидал. Глубокий, приятный тембр его голоса завораживал, и толлбою, в целом, было плевать, о чем он говорит — лишь бы продолжал и не обращал на него внимания. — А теперь они — те же плакальщики. Тоже отравлены и больны, а хуже всего — распространяют свою еретическую заразу вокруг, — в глазницах маски влажно мелькнули белки глаз: смотритель перевел взгляд на Девина. В голосе слышалось осторожное любопытство. — Ты чувствуешь это? Миазмы еретической магии? — Может, просто кто-то сдох этажом выше, сэр? — без уверенности ответил Торнтон, гадая, с чего бы дознавателю спрашивать у него такие странные вещи. Торли кашляюще рассмеялся. — Смердит тут ужасно, ты прав, — он выпрямился, сжимая ладонями, обтянутыми в кожаные перчатки, узкий металл перил. — Надеюсь, больше не придется отправлять братьев в чумные кварталы. Но если не мы, то кто еще? Кто еще сможет вычислить и спасти от заблуждений самых верных последователей Чужого — тех, кто служит ему по собственному желанию? Иногда ведь хватает такой малости, чтобы затуманить человеку голову. В нужный момент сказанное слово, поданная рука, обещание поддержки. Фальшивая надежда. Чужой и его слуги являются во времена упадка с ядовитыми дарами. «Ну да, с наводкой на нелегальную китобойню с остатками ворвани. Тухло пахнет во всех смыслах», — подумал Девин, незаметно поигрывая большим пальцем по тугой струне тетивы. — Но все имеет свою цену. Чужой лжив и алчен — он требует все больше, и больше, и больше. И все заканчивается этим, — Торли махнул рукой в сторону, куда ушли смотрители. С долей тревоги Девин заметил там лепесток дыма — пока еще полупрозрачно-серый, сносимый ветром на запад, но удивительно четкий на фоне безоблачного неба. — Тайными обществами, существующими наравне с крысами, разорением могил, падением до уровня животных, готовых загрызть друг друга за малейшую ошибку. Омерзительными ритуалами в попытке вымолить у Чужого крупицу его яда. А страдают мирные, благочестивые люди, которым пускают кровь ни за что, — дознаватель замолчал и пробормотал едва слышно: — Мерв и Уолтер хотя бы знали, что это может быть опасно. А кому-то просто перерезали горло посреди ночи. Толлбой замер, и соскочившая тетива едва не порезала ему палец. Столб дыма становился все гуще, ширился и наползал на лазурь. Торли глубоко вздохнул. — Иногда ничего больше не остается, кроме как выжечь то, что запятнано Чужим. Осквернено темным прикосновением Бездны. Прах к праху, — он оттолкнулся от поручней, выпрямляясь. — Пойдем. Я думаю, братья уже закончили. Девин подчинился, хотя от последних слов смотрителя у него холодок прошелся по позвоночнику.

***

По возвращении в казарму плотину молчания толлбоев наконец-то прорвало. — Я думал, что меня уже ничего не удивит, но это, — Закари снял шлем и потряс бритой головой. — Это пиздец какой-то. — Поддерживаю, — Оливер передернулся. — С твоей стороны тоже была куча вскрытых могил? Толлбой остановился и уставился на напарника Девина. — Я думал, что мне показалось, — медленно ответил Закари. — Ты уверен? Они действительно грабили могилы? — Я не думаю, что они их грабили, — заметил Джереми, устраивая в креплениях ящика нетронутый колчан, полный разрывных. — Какие ценности могут быть у мертвых, кроме их собственных костей? Не аристократы же. В ангаре повисла секундная тишина. — Глаза Чужого, Джеp, просто нахуй заткнись и не продолжай, — очень спокойным тоном попросил Закари, пока Оливер, перевесившись через перила лестницы, демонстративно изображал, что его тошнит. Джереми фыркнул и показал им обоим грубый жест. Джефф, убиравший броню в шкафчик, кашлянул. — Как по мне, так не походили они на еретиков. Обычные больные люди, которыми почему-то заинтересовались смотрители. Еретики — они, ну, — он пожал плечами, — другие должны быть. Да и зачем сразу же сжигать их убежище? Только чтобы скрыть что-то, нет? Девин видел густой черный дым, поднимавшийся с соседней улицы, и взятых в плен еретиков — тоже, и отчасти понимал, почему Джефф сомневается. Люди действительно выглядели испуганно и изможденно — заляпанные кровью и сажей, скованные тяжелыми кандалами, они казались безнадежно больными. Одного, решившего сбежать, Торли хладнокровно и точно пристрелил в спину. И все же, несмотря на окружавшую их болезнь, никто из пленников не плакал кровью. — Если сожгли — значит, надо было. У меня дед как-то нашел на берегу костяной амулет, — неожиданно неприязненно отозвался Генри. — Через неделю окончательно спятил, все бормотал про какие-то сокровища левиафанов. Ушел в море на легкой лодчонке, и больше его никто не видел. Так что правы смотрители: Чужой — зло, и если… — Ты меня слушал вообще? Я не оправдывал еретиков, я о другом вообще говорил, — закатил глаза Джефф. Спор перешел на новый виток. Настроения не добавил Эшкрафт, приказавший не распространяться о подробностях прошедшей миссии — но его предостережение, конечно, пропустили мимо ушей. В столовой-то все свои, можно и обсудить. В итоге отряд разделился на две половины: одна придерживалась мнения, что еретики просто попались под руку и на них хватило бы обычной стражи, а не двух дюжин здоровых, как кабаны, смотрителей, но старший дознаватель решил таким образом набрать себе очков в своих смотрительских интригах, а другая — что еретики только выглядели беспомощными, и это — как раз-таки заслуга смотрителей, заставших их врасплох. Спор грозил перейти в обмен взаимными оскорблениями, но тут Оливер ввернул совсем не к месту: — Но эта математическая музыка, конечно, звучит отвратно. Как будто кого-то наизнанку выворачивает, — и толлбои переключились на обсуждение странных, скрипящих звуков, которые издавали «шарманки». Покинув шумную столовую, Девин, на ходу вытряхивая из портсигара последнюю сигарету, поморщился. Жаркое летнее солнце исправно нагревало воздух, освежавший ветер утих, и понемногу становилось ужасающе душно. Обнаженные кисти рук даже слегка жгло. Со вздохом толлбой мысленно передвинул свою тренировку на пару часов позже, когда солнечные лучи перестанут быть такими злыми, а еще — тактически сместился в тень, которую создавал балкон. Обгорал Девин, как и любой рыжий, до обидного быстро. Жаль, что в бывшем пабе скоро наверняка станет нечем дышать, с закрытыми-то дверями и окнами. Он бы с удовольствием потренировался сегодня там. Показавшийся из пристройки Оливер свернул к нему и тоже закурил. — Эй, Девин, — негромко окликнул он Торнтона, зажав тлеющую сигарету уголком губ, — ты планируешь сегодня на этих штуках заниматься? И качнул головой в сторону тренажеров, угрожающе торчащих на самом солнцепеке. Девин хмыкнул: — А то. Дежурство какое-то… пустоватое вышло. — А как смотришь на тренировочный поединок? — Оливер затянулся, выдохнул дым и сплюнул в песок. — А не слишком ли ты староват для таких развлечений? — беззлобно подколол его толлбой. — Щенок, — припечатал напарник, вскинув подбородок. Девин осклабился. — Ты же понимаешь, что после этого я обязан вывалять тебя в пыли? — Оливер хмыкнул в ответ, ничуть не тронутый его словами, и Девин иным тоном, менее задиристым, заметил: — Но было бы неплохо. Манекены хороши для отработки ударов, но настоящего боя это не заменит. А с чего ты вообще?.. Оливер дернул плечом. — А тебе не хочется выбить все это из головы? — тихо произнес он, а потом встряхнулся и совсем другим тоном добавил: — И к Реймонду у меня доверия нет. После Фуги — особенно. Девин понимающе сделал вид, что первой фразы не было. Он тоже не хотел думать, что будет с теми еретиками. — А Реймонд — это?.. — имя не задевало ни единой струнки. Оливер покосился на него с легким недоумением. — Хахаль Тессы. Ну, уже полмесяца как ее, — харизматичное лицо неожиданно перекосило смиренным неудовольствием, — муж. Мы же даже пили за это, или тебя тогда с нами не было? Я же вроде приглашал, нет? Девин пожал плечами — пора бы уже привыкнуть, что все новости каким-то чудом проплывают мимо него. — Да, приглашал, — Оливер погрозил в его сторону рукой с зажатой в ней сигаретой. — А ты, мразь такая, в меня рыбой кинул. И на бабу променял. Вроде бы, я не помню, с ней ты ушел или без нее. После этих слов Девина все-таки озарило: Оливер говорил о Глории, и вечером того же дня они с Честером обокрали Мортона, а еще его подстрелила ведьма. Неудивительно, что он забыл. — Но баба была хороша, — подумав, с долей одобрения добавил Оливер. — Так что прощаю. Но за рыбу должен отомстить, без обид. — Посмотрим, — сдержанно усмехнулся Торнтон. Не то чтобы ему совсем не попадались люди, фехтующие лучше его. Попадались, просто реже, чем хотелось бы. Когда жара слегка спала, а тени переползли на площадку у тренажеров, вытоптанную до песка, они с напарником вышли во двор. В пабе среди мебели, укрытой парусиной, нашлась парочка тренировочных тупых палашей с гардой, закрывавшей кисть, оставшаяся там с зимы. — Непривычно, — пожаловался Оливер, делая пробные взмахи. Палаши были длиннее их ножей на добрую ладонь и немного тяжелей. Девин окинул напарника взглядом — в полурасстегнутой рубашке, обманчиво расхлябанный, он не казался сложным противником (но хотя бы знал, за какой конец палаша держаться), — и уточнил: — Честно сражаемся или эффективно? — Без крови и песка в глаза, — ответил Оливер и неожиданно атаковал. Спустя пару минут спарринга Девин признал, что напарник смог его удивить. Ему иногда отчетливо не доставало терпения, и это неминуемо вело к ошибкам, но в остальном он был более чем хорош. Несколько раз Оливер даже красиво подловил его, нанеся «смертельные» удары — после которых они, не сговариваясь, поднимались на ноги, расходились в разные стороны, потирали ушибы и начинали заново, — но Девин все же делал это чаще. Последнее сражение вышло особенно грязным и жарким: они оба устали, оба чувствовали, что это финал, но один не намеревался сдавать позиции, а второй хотел хотя бы закончить на победной ноте. Оливер несколько раз удачно толкал Девина в грудь, ставил подножки, пытался даже рубить по коленям, и тот отвечал не менее подлыми приемами. Один из ударов по голени попал в цель, Оливер потерял равновесие и рухнул на спину, упуская оружие, и Девин не стал играть в поддавки и ловко упер тупое острие напарнику в грудь. Оба тяжело дышали, не разрывая зрительного контакта. Серовато-синие глаза Оливера потемнели, по виску тек пот, но нахально-самоуверенное, упорное выражение с красивого лица не сходило, хотя они оба знали, кто победил. Торнтон выдержал паузу и легко перекинул палаш в левую руку, вместо меча протягивая напарнику ладонь. Тот помощь принял, крепко обхватив пальцами кисть, и Девин рывком поднял его на ноги. Сбоку заулюлюкали, и Девин с изумлением обернулся. Стоявшие в тени балкона толлбои — Закари, Джефф и трое из вечерней смены, — аплодировали и пронзительно свистели, выражая одобрение увиденному. Похоже, они наблюдали за спаррингом уже довольно долго, и Джеффу даже кинули двадцатку. Проспоривший толлбой-блондин разочарованным не выглядел. — Ты что, и левой так можешь? — поинтересовался Оливер, отряхивая с рубашки песок. Девин перевел взгляд обратно на напарника и невинно ухмыльнулся. — Может быть. Но я хотел выиграть. — Кто бы сомневался, — сплюнув, рассмеялся тот. Да, поваляли они друг друга от души — у Девина тоже песок на зубах скрипел. После такой тренировки тело приятно горело, словно бы пело, и хотелось двух вещей: вымыться, чередуя прохладную и горячую воду, чтобы окончательно выбить из мышц последние отголоски боли, и похвалиться победой перед Честером. Первое желание Девин исполнил сразу же, а второе выглядело каким-то… детским, но толлбой так давно ничего искренне не хотел, что решил, что ничего не потеряет, если один раз сделает что-то глупое. Поэтому, стоило солнцу окончательно склониться к горизонту, он накинул кожанку (к вечеру снова поднялся ветер, настойчивый и холодный) и направился в лечебницу. На улице быстро стемнело: если выходил Торнтон, когда небо еще отдавало королевским синим, то к концу прогулки он едва мог разглядеть, что у него под ногами. В парадной Девин разминулся с незнакомым Угрем, растрепанным, с вытатуированным на плече знаком банды и с наливавшимся на скуле свежим синяком. На Девина бандит зыркнул сумрачно и, придерживая левую под локоть, поскорее выбежал на улицу, так что наверх толлбой подымался с неоформившимися, но нехорошими опасениями. По привычке он постучал перед тем, как войти, и стоявший к нему спиной Честер, не отвлекаясь от разложенных на операционном столе инструментов, сдержанно рявкнул: — Пошел. Нахуй! Девин хмыкнул. — И тебе хорошего вечера, — не удержался он от поддразнивающего тона, плотно прикрывая дверь. Честер вскинулся и изумленно обернулся. — А, это ты, — пробормотал он, на глазах покрываясь легким румянцем. — Извини, это не тебе было предназначено. — Дай догадаюсь: тому Мертвому Угрю, с которым я столкнулся по пути сюда? Парень бежал как от чумы, — сержант кинул куртку на крючки и привалился плечом к стоявшему недалеко от них шкафу. Честер преувеличенно внимательно осмотрел и так чистое лезвие скальпеля. — Или я не прав? — Ничего не случилось, — ровно ответил китобой, со звоном скидывая инструменты в металлическую посудину. Девин молча наблюдал. Честер повторил: — Ничего особого. Идиот выбил сустав и проходил так пару часов. «А по лицу ты ему съездил в профилактических целях?» — почти спросил толлбой, но прикусил язык. Честер отнес инструменты на кухню и зашумел водой: наверно, собирался прокипятить. Девин внимательно осмотрел квартиру, но с утра ничего особо не изменилось — ну, или не бросалось в глаза. Честер вернулся через пару минут, с закатанными рукавами рубашки, обнажившими соблазнительные татуировки. Застыл перед стражником, скрестив руки на груди и едва заметно хмурясь. Его недовольство было очевидно, но Девин к этому отношения не имел. Его ведь все еще не выгнали взашей, как того Угря, да? К сожалению, китобой снял все серьги, снова став собранным лекарем, а не зачаровывающе-самоуверенным бандитом, но Девин все равно огладил взглядом едва заметные следы проколов. И полустершийся вишневый след чуть выше воротника. — И чего ты пришел? — наконец, живо поинтересовался Честер, разглядывавший его в ответную со схожей пристальностью. — Если сказать, что то, что случилось на Фугу, там и остается, мог бы так далеко не идти. Вместо ответа Девин протянул ладонь и легко высвободил татуированную знаком Чужого кисть. Не разрывая зрительного контакта, склонился чуть ниже, намереваясь коснуться черных линий губами — и зажмурился, получив не слишком неприятный, но все же удар вырванной ладонью. Больше походило на случайность: ударили не по скуле (как огреб Угорь), а по челюсти снизу, самым краем пальцев. — Я тебе не девчонка какая-то! — прошипел красный как маков цвет Честер, отступая на шаг. Девин медленно выпрямился, снова возвращая несчастные дюймы разницы в росте, и демонстративно потер место удара. — При всем уважении, у меня было достаточно времени, чтобы заметить, — он постарался вложить в тон не слишком много яда. Чуть прищурился. — Неужели еще одно нежное местечко? Честер мотнул головой, поджимая тонкие губы — но пряча левую руку за спину. Румянец с его скул — и ярко горевших кончиков ушей — никак не сходил. Возможно, Девин угадал; стоило как-нибудь еще раз попробовать. — Зачем пришел, Торнтон? — вопрос прозвучал почти грубо. Девин чуть пожал плечами. На контрасте с искрящимся раздражением китобоем он чувствовал себя противоестественно безмятежно и терпеливо. — Явно не для того, чтобы сделать вид, что ничего не произошло, — он успокаивающе понизил голос. — Уж скорее чтобы сказать, что мне понравилось. Спросить, понравилась ли тебе… прошлая ночь. Учесть критику, если таковая имеется. Честер непонимающе сощурился. — Зачем? — только и спросил он — в этот раз уже без давления. — Зачем учитывать критику или зачем спрашивать тебя? — как мог серьезно уточнил Торнтон, хотя так и тянуло рассмеяться. Они еще несколько мгновений пялились друг на друга, и понемногу изумленное недоверие стерлось с худого скуластого лица. Честер стянул с волос ленту, устало тряхнул ими и негромко произнес: — Значит, хочешь знать, в чем была проблема с тем Угрем? — Девин кивнул, внимательно следя за чужим выражением лица. Лекарь все еще неосознанно хмурился. — Придурок приперся ко мне без денег. Видимо, наслушался разговоров, что я когда-то был одним из них, и решил, что я… как бы это сказать… приму натурой. Китобой потер кистью лоб, глядя куда-то влево, на содержимое шкафа, не на Девина. — Среди Угрей это не то чтобы редкость, и раньше я не видел в этом ничего особого, но когда он со свежевправленным плечом попытался опуститься передо мной на колени… — Честер выдавил суховатый смешок. — Меня выбесило, что он подумал, что я такой же, как они. Нет уж, пусть несет деньги, иначе я сдам его Лиззи. И Бездна, мне еще никогда не было так легко отказаться от секса. Просто потому, что я… не знаю, как у тебя это получилось, но я поймал себя на мысли, что просто не хочу. Непривычно. Девин шагнул ближе, и китобой не протестовал, когда ладонь легла ему на плечо, скользнула на заднюю сторону шеи, чуть сжалась, разминая мышцы. Он только прикрыл глаза, довольно выдохнул носом и едва заметно прошелся языком по тонким губам. Они так и стояли бы в уютном близком молчании, пока толлбой неторопливо растирал горячую кожу, но где-то недалеко зло заворчал гром. Вот почему потемнело так быстро. — Я смотрю, ты принес с собой грозу, — Честер усмехнулся беззлобно, расслабленно, и после его слов грянуло снова. — Переждешь? — Да она, наверное, если хлынет сейчас, то на всю ночь… — с сожалением заметил Девин, прислушиваясь к завываниям в вентиляции. В окне мелькнул белый отсвет далекой пока молнии. — И что с того? — тон Честера приобрел лукавые нотки. — Я как раз планировал закрывать день… Заниматься ужином… Девин тоже не удержался от легкой улыбки, глядя в прищуренные зеленые глаза. — Звучит соблазнительно, — признал он и хотел было убрать руку, но китобой вдруг шагнул ближе, кончиками пальцев ловя Торнтона за рубашку на груди. — Один вопрос, — легкомысленно выдохнул Честер, чуть тяня ткань на себя. — Что бы ты сделал, если бы, зайдя в квартиру, застал того Угря отсасывающим мне? Девин чудом удержал лицо. Картинка в мыслях сложилась яркая и четкая. Раздражающая. Натуралистичная. Из-за сосредоточенно наслаждающегося процессом Честера — даже красивая, но в остальном… Толлбой медленно выдохнул. — Я бы не стал мешать и подождал бы пару минут за дверью. Об ином… уговора не было, — лекарь изумленно вскинул брови, и Девин ровным тоном закончил: — Но если надумаешь спать с кем-то еще — просто предупреди меня заранее, чтобы такой ситуации не случилось. Честер отпустил его. — Хах, это… Я ожидал иного, — он завел прядь черных волос за ухо. — Похоже, пора бы уже привыкнуть, что ты не так-то прост. Останешься на ночь? Девин кивнул, мысленно поздравляя себя с правильным решением. Верного ответа на этот вопрос все равно не существовало. В этот раз Честер, похоже, решил похвастаться своими умениями и приготовить что-то хитрое: там была и копченая рыба, и рис, и даже сваренные вкрутую яйца. И просто тонна одуряюще пахнущих пряностей. Девину, конечно, доверили только мелко нарезать рыбу да почистить от скорлупы еще горячие яйца, и с этим справился он быстро, после чего его неуклонно оттеснили к столу. Пришлось послушаться — и наблюдать теперь за увлеченным делом китобоем с расстояния. За окнами надрывался ветер и молотил по стеклу дождь. — Я все не могу до конца понять… — голос Честера, задумчивый и словно бы осторожный, оторвал Девина от мыслей о миссии и от гибкого силуэта. — Честность за честность, окей? Ты так серьезно спрашивал меня, согласен ли я на твой карт-бланш, что я невольно начал ожидать чего-то извращенного и жесткого, а в итоге получил… знаешь… Охуенный, конечно, но вполне обычный секс. Это не жалоба, я просто не понимаю: ты настолько правильный и дотошный или я тебя не убедил? — И что такого извращенного и жесткого я мог бы попросить? — Девин подпер подбородок кулаком. Честер застыл. — Боюсь представить, — хмыкнул он с едва заметной хрипотцой в голосе, возвращаясь к помешиванию вкусно пахнувшего чего-бы-это-ни-было в глубокой сковороде. — Ты, хоть и мой информатор, но все-таки стражник, а я — не слишком добропорядочный человек. С высоким болевым порогом. И еретической живучестью. Девин негромко рассмеялся. — Честер, я переспал с тобой не как информатор с китобоем и не как стражник с преступником, — он не сдержал еще одного смешка, — а как мужчина с мужчиной. Иногда можно просто… не усложнять. Говорить такие вещи было непросто, но толлбой изо всех сил делал вид, что ему привычно. Что он не смущен, что совсем не перебирает в мыслях то, что вполне подходило под характеристику Честера. Бездна возьми, в некоторые моменты Девин был одновременно зол на Глорию и — глубоко внутри — доволен их знакомством. — Не усложнять — это хорошо, — пробормотал Честер едва слышно. Словно бы успокоенно. А потом добавил совершенно обыденно, как будто они не говорили только что о сексе: — Кажется, готово. Не достанешь пару тарелок? Иногда Девин завидовал его непосредственности. Блюдо — Честер сказал, что это «кеджери откуда-то с Серконоса», — оказалось, как и ожидал Торнтон, безумно вкусным: насыщенным, солоновато-рыбным, острым, с едва заметными, неуловимыми нотками сладости. Не отрываясь от еды, Девин прочувствованным жестом сообщил об этом лекарю, и тот уткнулся в кулак, чтобы не рассмеяться с полным ртом. Между ними воцарилась уютная тишина, нарушаемая только беснующейся снаружи грозой и стуком приборов о посуду. Закончив с едой, Девин откинулся на спинку стула и глянул в сторону окна. Как он и думал, непогода утихать в ближайшие полчаса не собиралась. Честер отодвинул пустую, как вылизанную миску в сторону и улегся прямо на столешницу, устроив голову на выпрямленном локте. — Нет, серьезно, оставайся, — он зевнул. — Правда, я все еще пинаюсь, так что, наверное, уйду на раскладушку, но… — Мне не слишком помешало прошлой ночью, — Девин боролся с глупым желанием поймать и потрогать татуированную кисть, оказавшуюся в непродуманной близости от него, и рассеянно спросил: — Что-то еще интересное за сегодня было? Честер забавно наморщил нос. — Рафа грязно шутила про мою сегодняшнюю походку, хотя причин для этого не было. И про Фугу в целом — тоже. И сказала, что аптеку Эйлин можно найти на пересечении Смидли-стрит и Ларкхолл-лейн. Надо будет сходить к ней на неделе, мне действительно нужно розмариновое масло. Да и экстракт болиголова заканчивается… — он опять раззевался. — А ты? Куда сегодня вляпался? Девин не сдержал смешка. — Я думал, что ты уже все обо мне знаешь… как это обычно бывает, — насмешливо протянул он. Честер скорчил недовольную гримасу, но промолчал. — Видимо, не в этот раз. Сопровождали смотрителей в чумной район. Выиграл у напарника в тренировочном спарринге. У меня скучная жизнь. — Это я знаю, — пробормотал китобой с незаметной, бесячей ухмылкой, вставая из-за стола. Все-таки следил иногда, паршивец. — А как ты на самом деле познакомился с Рафой? — полюбопытствовал Девин ему в спину. — Эйлин ты сказал об общем друге, но… — Да я и не врал особо, — Честер явно нацелился в сторону ванной и на ходу стягивал за воротник рубашку, даже и не тратя времени на пуговицы. — Рафа учила меня пользоваться переносом, когда оказалось, что я способен к магии. — А как ты… понял, что способен? — Девин невольно вспомнил о речах смотрителя: в час нужды, с ядовитыми дарами… Честер остановился на пороге в ванную, оборачиваясь поверх плеча. — Мастер поставил мне метку, — он помахал левой ладонью, демонстрируя знак Чужого, — вот и все. Был бы не способен, метка бы не появилась. Все проще, чем ты думаешь. Девин нахмурился. — Звучит, как будто он поставил тебе клеймо, — заметил он осторожно. Честер легкомысленно пожал плечами, отворачиваясь. — Не первое, не последнее. Предпочту лишнюю татуировку тюрьме или смерти, — и дверь за ним закрылась. Девин убрал со стола, вымыл посуду, а в мыслях все прокручивал слова лекаря. Поколебавшись, он разделся и устроился в постели, раскинувшись на спине, как вчера поначалу, и все думал: не первое клеймо? Скрипнула, открываясь, дверь в ванную. Раздались шаги, щелчок выключателя — и квартира погрузилась в темноту. Снова шаги. Шелковый шелест. Из окна подуло зябким мокрым ветром, как окатившим стражника с головы до ног, и матрас рядом прогнулся от веса китобоя. Он устроился лицом к стене, спиной к Девину, и толлбой решил, что это достаточно ясное послание — и тоже отвернулся. — Я сказал что-то не то? — негромко спросил он. Места на постели на двоих едва хватало, и им приходилось тесно прижиматься друг к другу. Девин отчетливо мог ощущать, как движется в дыхании чужая грудная клетка, и чужое тепло, и кучу маленьких, неотделимых ощущений, складывающихся в Честера, лежавшего с ним в одной постели. Китобой явно по привычке согнул ноги в коленях — и вздрогнул, наткнувшись на Девина. — Да нет. Это просто пиздец странно, — неожиданно произнес Честер. Голос у него был тихий — и ничуть не сонный. — И неловко. Что мы… лежим. Рядом. Ночью. Кровать такая маленькая. — А вчера все было иначе? — не удержался от смешка Торнтон. — Вчера мы потрахались, и все было просто, — фыркнул Честер в ответ. — Не делай вид, что не видишь разницы. Во мне, как минимум, сейчас нет семи-восьми дюймов тебя. — Ты мне льстишь, — негромко рассмеялся Девин, стараясь не ухмыляться. — Моя задница говорит мне обратное, — развеселился китобой, ерзая по подушке. Кончики волос слегка щекотали Девину низ шеи. Заткнув сомнения, стражник осторожно, стараясь не задеть Честера, перевернулся на спину, а потом на противоположный бок, прижимаясь теперь к чужой спине грудью. Со стороны китобоя раздался слабый, какой-то изумленный выдох. — Так будет больше места, — пробормотал Девин, неуверенно опуская руку на чужой пояс — и медленно скользя пальцами по плоскому напрягшемуся животу и самому началу незаметной полоски волос, опускавшейся к паху. Где-то по пути он точно задел татуировку косатки; Честер замер, и Девин на автомате успокаивающе потер горячую кожу подушечкой большого. Китобой неуверенно перевел дыхание. За счет разницы в росте он идеально лег в объятие, исключая, может, только непослушные волосы, которые ужасно щекотали лицо и шею, но Девин держался. — Ты чего-то хочешь? — тон китобоя балансировал между сомневающимся и вкрадчивым, почти искусительным. Стражник подложил вторую руку под подушку для удобства. — Сейчас — только спать, — и он зевнул. От Честера пахло чем-то травяным и странно уютным, и от тепла его тела, контрастирующего со свежей прохладцей от окна, только сильнее тянуло в сон. Китобой поджал ноги еще выше. — Понятно, — ответил он совсем сбитым с толку шепотом, и Девин, уже засыпая, не удержал короткой улыбки. …Он чувствовал себя ужасно юным — только в подростковом возрасте ему так мешались длинные ноги и неловкие локти. Наверняка середина летнего дня — слишком жарко и светло для Дануолла. Не успел Девин толком оглянуться, как неизвестный возник перед ним, бесстрашно схватил за руку и потащил за собой. Парень был худым и мелким, но от чистой неожиданности Девин подчинился. Когда они свернули в какой-то двор, он все же справился с изумлением — он меня тащит? такой тщедушный? я за ним следую? — и поинтересовался: — Куда ты идешь? Чернявый обернулся и приложил палец к губам. Он улыбался, забавно щурясь. Жестами добавил: «Скоро придем. Тебе понравится. Береги голову». Девин хотел было переспросить, к чему было сказано последнее, но парень уже отвернулся, а говорить что-то после просьбы о молчании было… невежливым. Должны же у него быть причины об этом предупреждать? Они миновали узкий тенистый колодец дворика и сейчас бежали вдоль старого забора, оплетенного плющом. Кирпичные столбы держались, а металлические секции покосились от времени кто куда; некоторые со внутренней стороны подпирали вкопанные в землю балки. И везде, везде зеленела растительность: трава на земле, цепкий плющ на ржавом металле, кусты у некоторых столбов, пробивавшиеся непокорно и криво… Девин только попытался определить, чей герб вделан меж металлических пик, как они резко свернули в противоположную сторону, в незаметный промежуток между плотными колючими кустами. Уходящую вниз тропинку было едва видно — сверху ее скрывали низко опустившиеся ветки деревьев. Они почти съехали по небольшому склону, но парень не дал им и секунды на то, чтобы отряхнуться — и опять потянул Девина по неожиданно прямой каменистой дорожке. Солнце перестало жечь лицо и руки: деревья, низко пригибаясь над землей, создавали зеленый, полный прохлады коридор. Девин быстро понял, почему ему посоветовали беречь голову. Там, где парень проскальзывал, даже не опуская головы, ему приходилось сгибаться в три погибели, и все равно длинные узкие листья гладили его по макушке. Когда Девину надоело нырять под ветки одна другой ниже, он открыл рот, чтобы вслух поинтересоваться, как долго им еще идти, и в этот момент они выскочили из-под деревьев. Парень выпустил его руку и замер рядом, цепко осматриваясь, а Девин забыл, о чем хотел спросить. Они стояли на полосе узкой набережной, сложенной из больших, плоских каменных блоков. Ренхевен здесь плавно сворачивала к западу, образовав небольшую заводь. По правую и левую руку среди буйно растущих деревьев проглядывали крыши старых аристократских поместий, но весь вид на реку портили торчащие из воды тростник и трава: из-за них река застаивалась и зацветала болотной желтизной. Тяжелый запах теплой и подтухшей воды сметал ровный, прохладный, отдающий окалиной ветер. Парень присел в тень прямо на ближайший камень, скрестив ноги и опираясь руками на тонкие лодыжки, торчавшие из-под слишком коротких штанов. Глянул на Девина снизу вверх и похлопал рядом. Мутная вода волновалась и плескала в считанных дюймах, грозя облить парня, но того, похоже, это не тревожило. Девин осторожно опустился подальше от края: сначала присел на одно колено, а потом, мысленно махнув рукой, сел нормально, подогнув под себя одну ногу и оперевшись на колено второй. Камень приятно нагрелся за день, ветер освежал, и несмотря на унылый, запущенный вид, было в этом местечке что-то… такое. Парень, внимательно следивший за ним, просиял и довольно выпрямился, жмурясь и подставляя солнцу светлокожее лицо. Здесь было удивительно тихо для Дануолла. Кроме плеска воды и шелеста листьев Девин не мог разобрать ничего. Более того, они здесь были одни: поместья казались заброшенными, а противоположный берег скрывался в таком же лесном запустении. Его неизвестный проводник зримо расслабился. Он снова стрельнул в сторону Девина быстрым взглядом и улегся на спину, устроив голову на чужом бедре. Сложил руки на груди. «Ты красивый», — медленно станцевали пальцы. «Хотел бы я знать тебя лучше». — Зачем? — не сдержал смешка Девин. Парень с непривычно взрослым взглядом ответил: «Чтобы знать, откуда ждать удара».