Связанные долгом

Что-что, а Радшор со временем лучше не становился. Девин дошагал до края площади и остановился, задумчиво поправляя закинутый на плечо лук. Здесь, у Старого канала, толлбой его в руки почти что и не брал. Видимо, у регента были планы на затопленный квартал. Или у капитанов — сейчас Девину сложно было сказать, кто имеет больше власти в этом вопросе. Курьеры с приказами появлялись все реже и реже, как будто часть решений, связанных с западным Дануоллом, уже была отдана на откуп оставшемуся тут Эшкрафту. Возможно, конечно, регент был занят налаживанием торговли с остальными островами — многие корабли обходили Дануолл стороной из-за чумы, и к концу осени это могло привести к катастрофическим последствиям для города, — или же все силы уходили на поиски юной леди Эмили, но… У Девина складывалось нехорошее впечатление, что регента не слишком интересовало, что творится на бедняцкой половине города. И если Торнтон прав в своих подозрениях, то вскоре все станет еще хуже, чем сейчас. Сержант окинул взглядом площадь, искусственно расширенную благодаря паре разрушенных домов. Трое из его отряда пошли в Радшор — уровень воды из-за сухой погоды опять упал, позволяя зайти в квартал чуть глубже и проверить состояние барьеров, — а оставшиеся двое контролировали рабочих, размещавших у ворот стену света. Девин, вообще-то, тоже должен был, но ему надоело бесцельно стоять на месте, и он решил размять ноги. На ходу стражник, на всякий, слепил отмазку — что почудилось какое-то движение в обломках одного из домов, и он пошел проверить. В Радшоре легкая дымка пропадала только к десяти часам дня, так что это звучало достаточно правдоподобно. Девин переставлял лапы и рассеянно думал: дом в центре надо окончательно сровнять с землей, эти огрызки стены мешают обзору… А вот тут, кажется, можно пройти по переулкам насквозь, огибая опустелую яму канала — странно, что еще не поставили никаких заграждений, да хоть пару прожекторов. Значит, кому-то настолько плевать. Или выгодно иметь короткий расчищенный путь в глубину квартала… Неужели еще не всё вынесли? Неужели добыча стоит всех сложностей: опасности поплавать с миногами, встретить плакальщиков, хрустаков или чего похуже? Неужели кто-то по своей воле захочет сунуться в затопленный, воняющий болотом и гнилью Радшор? Кроме толлбоев в сухие дни, конечно. Девин остановился у оставшейся почти нетронутой стены с осколком балкона, чтобы поправить заедающий боковой щиток — тот, кто ремонтировал защиту последним, явно перетянул гайки, и теперь конструкция местами уходила в клинч, — а когда поднял взгляд от заклинившего узла, едва не выругался в голос, хватаясь за лук (и немного — за сердце). Темная фигура в противогазе китобоя, замершая в полутени у самой стены, быстро вскинула руки в жесте «сдаюсь». Несколько затянувшихся, липких от напряжения мгновений они боролись взглядами — Девин старался даже не моргать, отлично зная, как быстро еретики умеют перемещаться с их магией, — а потом китобой медленно, очень медленно свел ладони. Д-е-в-и-н, показали движения пальцев — и китобой вопросительно наклонил голову. Торнтон прижал ладонь к холодному металлическому забралу шлема, давя тягостный вздох — и неуместное облегчение. Когда он сквозь пальцы глянул на место, где стоял еретик, тот уже сбросил капюшон и возился с креплениями противогаза. — Нет, лучше сгинь, — прошипел Девин, жалея, что не может толком осмотреться из-за тяжелой брони. Их же легко могли заметить! Честера он узнал сразу же, стоило парню снять капюшон: по выбритым вискам и длинным, убранным в пучок черным волосам. Китобой перестал возиться с креплениями на затылке и показал ему грубый жест. Торнтон тоже ответил жестами: собрал указательный, средний и большой в щепоть и указал вниз, на землю. Не здесь. Честер отрицательно помотал головой и стащил с правой руки плотную крагу. Девин отвернулся было, планируя проигнорировать китобоя и продолжить патруль, но наткнулся взглядом на остов того самого центрального здания прямо напротив стены с балконом. Из-за крепкой, выстоявшей взрывы кладки сержант совсем не видел входа в квартал, а значит, и для оставшихся там рабочих и толлбоев находился в слепой зоне. Возможно… Возможно, Честер не был таким уж придурком. Со вздохом Девин повернулся обратно к полуразрушенному балкону. Китобой избавился от противогаза и, откинув голову, явно пытался надышаться. — Ненавижу патрулировать в жару, сдохнуть можно в нем, — признался он. Девин не сказал бы, что сегодня было особенно жарко — но, в конце концов, его шлем даже на респиратор не тянул. Честер, не дожидаясь ответа, поинтересовался: — Твой капитан случайно не собирается в ближайшие дни отправить кого-нибудь в мертвые кварталы? — А тебе какое дело? — не очень дружелюбно отозвался толлбой. Честер скрестил руки на груди. — Хочу кое-что проверить там, и не отказался бы от помощи одного верзилы, — он с ухмылкой наморщил нос. — Ничего страшного… или еретического, если тебе это важно. Девин едва не вспылил. — Обязательно надо было для этого попадаться мне во время дежурства? А если бы выстрелил? Письмо отлично справилось бы с задачей, знаешь ли, — процедил он, чудом сдержавшись. «Засранец, да как у тебя наглости хватает?! — думал он раздраженно, и: — А если бы ты перепутал толлбоев? Показался бы перед кем-то другим? В броне мы не слишком отличаемся один от другого!» Китобой развел руками. — Если бы я мог отлучиться, непременно бы воспользовался возможностью, — не менее ядовито ответил он. — А так уж простите. В общем, я был бы безмерно благодарен, если бы ты оказался в числе тех, кого отправят в эти кварталы. Между ними повисла короткая, наэлектризованная пауза. — Зачем тебе я? — спросил Девин, усилием воли смиряя недовольство. Китобой прошелся по краю балкона туда-сюда — кажется, посыпавшиеся из кладки камешки его ничуть не напугали, — и махнул рукой. — Если бы я мог обойтись без помощи — я бы обошелся, знаешь, — негодующе зашипел он. — Но я не могу даже забраться внутрь! Мне всего лишь надо обшарить пару брошенных квартир и поискать информацию. Ничего сложного! Но там теперь стена, переноса из-за нее не хватает, на последние этажи почти нигде не забраться, а где можно — придется спрыгивать, чтобы дотянуться переносом, и обратно я так не смогу! Я не хочу соваться куда-то без гарантированного пути отхода и с шансом случайно замуровать себя в карантинном квартале. Теперь ты мне поможешь? Девин смерил его скептическим взглядом. Походило на правду, но… Впрочем, какая разница — Честер был склонен умалчивать, но не врать в лицо. — Хорошо, я постараюсь, — сдержанно ответил Торнтон, постукивая пальцами по прохладной рукоятке блочного лука. Просто быть в нужное время в нужном месте, ничего сложного и особенно… незаконного. Честер перестал сверлить его хмурым взглядом, кивнул и ловко натянул противогаз на место. Несколькими секундами спустя на обломках балкона не осталось ничего, что бы выдавало недавнее присутствие китобоя: даже черный дым развеялся мгновенно и без следа. Девин вздохнул, отворачиваясь от стены. Когда-нибудь кто-нибудь из них обязательно вляпается.

***

Люди все-таки действительно поразительно редко смотрели наверх. Ежась от легкой, приятной прохлады, Девин неторопливо закурил. Рядом молчаливо сгрудились остальные толлбои, тоже смоля непременную утреннюю. Торнтон отсутствующе потирал большим шершавую сигаретную бумагу и старательно пялился пустым взглядом в окна казармы. На крыше толлбойского ангара где-то далеко над ними прятался китобой в черном макинтоше. Девин заметил его случайно, когда выходил из столовой. Действительно случайно: темный силуэт появился на мгновение, покрутил головой в приметном противогазе и сразу же исчез. Только вот вряд ли еретик далеко ушел. Поэтому теперь Девин курил и старательно пялился в никуда. С того — толлбой незаметно передернулся — ритуала в Эмпирее прошло уже почти две недели, если не больше, и все это время они с Честером не встречались, исключая тот короткий разговор на границе Радшора. Не… не говорили толком о произошедшем. И не спали друг с другом. Девин до вчерашнего дня не знал, было ли это обдуманное решение или так сложилась ситуация, но, возможно, это было и к лучшему: Торнтон не горел желанием общаться с китобоем. Он хотел одиночества и тишины. Чтобы спокойно подумать. С неприятным осознанием, что еретик сумел обмануть и его, пришлось смириться. Или Девин обманул сам себя? Повелся на грустные рассказы о беспризорниках без выбора, о жестоких и беспринципных Мертвых Угрях — и почему-то решил, что Честер… ни в чем не виноват? Всего лишь жертва обстоятельств, раз за разом оказывающийся не в том месте не в то время — как в их первую встречу — и вынужденный играть от той неудачной руки, которую подкинула жизнь? За всем случившимся за последние месяцы: гибелью императрицы, исчезновением Риннов, борьбой за шкатулку с картами, стоившую ему шрама на бедре, — Девин понемногу перестал обращать внимание на то, с чего все начиналось. Что Честер, хоть и не слишком опытный по его словам, но все же китобой, и сверхъестественные силы, позволяющие ему необъяснимо перемещаться в пространстве, получены от слуги Чужого. Однако Честер мастерски не заострял на этой стороне своей жизни внимание, говорил о себе как о лекаре, а не убийце, и Девин сам по себе свыкся с висящим в глубине лечебницы черными макинтошем и спрятанным на окне типовым противогазом, а татуировку на левой кисти воспринимал как простой рисунок, один из многих. А перенос… что ж, он казался странным и завораживающим только первый десяток раз, а потом стал для Торнтона всего лишь чем-то из арсенала, что стоило иметь в виду — как умещающийся на предплечье миниатюрный арбалет, или метательный нож в голенище сапога. И только после увиденного в борделе Девин столкнулся с простым и прямым осознанием: все имеет свою цену, вот только Честеру плевать. Он еретик не по нужде — не только, не сколько по ней, — но по собственному желанию. И с этим примириться оказалось ой как сложно. Впору мрачно и несмешно шутить, что и в этом без темной магии не обошлось. Девин докурил и тщательно затоптал окурок. Он, наверное, мог бы смириться с тем, что Честер убийца и бывший контрабандист — все мы совершаем ошибки, — но, во имя Бездны, почему он вообще должен с чем-то смиряться? Эшкрафт вышел из казармы с кружкой кофе в руке и планшеткой, прижатой к боку. Отряд при виде капитана расползся в прямую линию и почти что вытянулся на изготовку — как могли не сталкивавшиеся с настоящей, военной муштрой сержанты городской стражи, конечно. Эшкрафт окинул их пристальным взглядом, глотнул кофе и коротко раздал задачи: — Джефф, Генри — кварталы девяносто два — девяносто шесть, сопровождаете инспекторов и труповозку, соседи сообщили о странных звуках в паре квартир. Оливер, Девин — Радшор. Закари, Джереми — задержитесь, для вас есть особое задание. — Да ну нахер, это с мертвыми кварталами связано? — от Закари и: — Только не Радшор, капитан, пожалуйста! — от Девина прозвучало в один момент. Оливер толкнул напарника в бок, призывая того заткнуться, но поздно: Эшкрафт уже перевел на Торнтона пронизывающий светлый взгляд. — Хорошо, — медленно произнес капитан. — Закари, Джереми, вы в Радшор. Стандартный патруль. Джереми утомленно закатил глаза, а Закари бодро кивнул и почти что побежал в сторону ангара, пока Эшкрафт не передумал. Оливер же уставился на Девина с плохо скрываемым укором: Радшор, при всех своих минусах, был пустынным и отвратительно спокойным, исключая хрустаков. — Дали в пару рыжего, — вполголоса вздохнул напарник, сокрушаясь изо всех данных ему при рождении актерских сил, и Девин без всякого сожаления отвесил второму толлбою хорошего тычка. Тот ответил, Девин блокировал, и только вежливое покашливание капитана остановило потасовку в зародыше. «Заебал», — беззвучно сообщил Девин напоследок. Оливер ответил грубым жестом, показанным так, чтобы видел только Девин. — Вы закончили? — со вселенским спокойствием в голосе спросил Эшкрафт, и толлбои, дернувшись, уставились на него в ожидании дальнейших команд. Капитан глотнул еще кофе и одной рукой вытащил прижатую к боку планшетку. — Да, Закари проницателен как всегда: мне нужно, чтобы вы изучили последние, как их называют, мертвые кварталы. Их уже от греха заблокировали. Ближайший вход… Эшкрафт протянул планшетку им, демонстрируя очертания заблокированного квартала, нарисованные густым синим прямо поверх карты Дануолла. Вход был отмечен парой жирных точек, и Оливер сориентировался раньше. — Странное место для входа они выбрали, — заметил он недовольно. Эшкрафт пожал плечами. — Там было легче всего прокинуть питание для стены света, — он дождался, пока оба толлбоя, ознакомившись, кивнут, и снова зажал планшетку локтем. — Меня интересует, почему кварталы обезлюдели так стремительно и практически в одно время. — Крысы и чума? — предположил Оливер, посмеиваясь, но капитан шутки не поддержал. — Очень смешно. Мне нужны факты, а не очевидные теории, — хмуро сказал он. — Ищите любую закономерность, любую особенность или странность. Возможно, это поможет спасти в дальнейшем чьи-то жизни. Напарник перестал зубоскалить и серьезно кивнул, и капитан дал им команду на выдвижение. Первая двойка толлбоев уже выходила из высоких дверей ангара, и им с напарником пришлось пропустить их, чтобы не мешаться под ходулями. Но до того, как выдвинулась вторая, они успели забежать внутрь и отойти к стоявшим в отдалении от спуска личным шкафчикам. — Ну и зачем ты это затеял? — устало вздохнул Оливер, закрепляя броневые пластины на бедрах. Девин пожал плечами. — Наскучило в Радшоре. Там никогда ничего не происходит. — Иногда я забываю, какая же ты молодая бестолочь, — еще тяжелее вздохнул напарник. Девин, натягивавший перчатку для стрельбы, намекающе сжал ладонь в кулак, но Оливер, не обращая на него внимания, продолжил: — Молодая и удивительно умная для своего возраста. Всегда знаешь, когда надо промолчать, а когда — проявить инициативу. Даже жаль, что выше сержанта нам не подняться. Девин вскинул бровь в удивлении — умной бестолочью его еще никто не называл. И похвалили, и в грязь махнули. — Можно, конечно, в теории… — пробормотал он, решив не заострять, и защелкал тугими застежками. Оливер хмыкнул, вытаскивая их сегодняшнюю порцию эликсира и поднимая забрало шлема. — Если ты не родился, как Эшкрафт, в семье с именем или хотя бы деньгами, то хер тебе, а не капитанское звание, — он протянул вторую склянку Торнтону. Они одинаковым жестом свернули крышки, церемонно чокнулись и выпили странный, сладковато-соленый эликсир. Оливер скривился, вернул склянку на место и двинулся в сторону лестницы на мостки, на ходу бросив: — Захвати и мой колчан? Я пока с ворванью разберусь. Девин от такого выгодного разделения задач отказываться не стал. Надев тяжелый шлем и закинув лук на плечо, он обернулся — и замер. В полумраке ангара у стойки с колчанами ему почудилось мелькнувшее движение. Несколько секунд он пялился в ту сторону, а потом вспомнил про китобоя на крыше. И оказался прав: в одном из оставшихся колчанов заметно торчала сложенная несколько раз бумажка. Девин глянул назад, на занятого делом напарника, и торопливо развернул ее. Честер накарябал на листке адрес и короткое «жди рядом». Девин спрятал записку в карман и пересчитал оставшиеся в колчанах стрелы.

***

Они с Оливером договорились поделить отгороженную территорию примерно пополам и каждый — исследовать свою часть, а потом обменяться информацией. Дорога до стены света, блокировавшей единственную брешь в высокой металлической стене, которая теперь окружала вымершие кварталы, прошла в молчании. Девин не знал, о чем думает напарник, но сам он опять ушел глубоко в мысли об одном китобое. Вот такого «сотрудничества» Честер изначально и хотел, значит. Время от времени оказывать друг другу разные… услуги. Помоги забраться в карантинный район. Укради для меня шкатулку. Зачисти один алтарь от крыс. Найди ничейную ворвань. Поделись копией ключей от своей квартиры. Солги своей наставнице, чтобы отвести от меня угрозу. Изобрази, что мы любовники, чтобы люди не подумали, что мы друзья. Ну чушь же. И тем не менее, когда стена света осталась позади и они с напарником разделились, Девин спланировал обход так, чтобы дважды пройти рядом с тем самым домом, чей адрес сообщил Честер. Торнтон давно не бывал в кварталах такой застройки: это были, наверное, одни из самых старых доходных домов на этом берегу реки. Конечно, это автоматом означало наличие в домах скрипучих древних перекрытий, обветшалых оконных рам и, изредка, проблем с водопроводом, но зато квартиры здесь были больше обычных, иногда даже в полторы-две комнаты, и можно было считать себя невероятным везунчиком, если тебе удалось снять такую. Старые кварталы выделялись гармоничной и сложной симметрией, особенно если иметь под рукой карту: их легко было разделить на блоки, меж которыми пролегали широкие улицы, а блоки — на отдельные прямоугольные дворы. Каждый создавался своей парой близко расположенных зданий, стоявших торец к торцу. Эти «правое и левое крыло» и «основной фасад» настолько заметно отдавали для Девина аристократскими замашками и страстью нобелей к большим и сложными поместьям, похожим на дворцы, что он бы не слишком удивился, если бы оказалось, что изначально эти дома доходными не были, но кто-то вовремя подсуетился. На бумаге казалось, что улочки между зданиями, соединявшие дворы, должны быть совсем узкими, едва рассчитанными на всадника, но на деле Девин без опаски мог использовать их даже с учетом широко расставленных деревянных щитков, прикрывающих механизм. И Бездна забери, как же здесь было тихо. Квартал действительно выглядел… мертвым, тут люди выбрали очень точное слово. Девин уже бывал в таких: пустынных, покинутых людьми — за исключением плакальщиков, безыскусно прятавшихся в домах и дворах. Только вот те кварталы люди действительно покинули, перебравшись в более здоровые, а здесь — не успели. Как выкосило. По ровным пустым улицам толлбою идти было легко, многочисленные стаи крыс внизу и редкие, прячущиеся у мусорных куч бродячие собаки не представляли угрозы. Единственный звук, что сопровождал Девина за исключением шума механизма — шелест листвы. Здесь было гораздо зеленее, чем в других районах. Деревьям хватало места, за ними вряд ли следили, как не следили за травой и кустами, и картина слабо трепетавших от ветерка крон была бы идиллически-спокойной, если бы не вызывала одновременно и тревогу. Слишком тут спокойно. Чувство усилилось, когда тишину взрезал отдаленный птичий гомон, и чем дальше Девин продвигался, тем громче становился шум. Источник нашелся неожиданно быстро. Над одним из дворов птицы словно с ума посходили: несколько стай постоянно кружило в небе, то складываясь в клин, то разлетаясь черными точками. Девин бы не удивился, заметив на соседних деревьях пару-тройку гнезд, но нет — а птицы, если и усаживались на ветки, то быстро взлетали. И они не прекращали галдеть, настойчиво и громко до проблесков головной боли. Толлбой остановился у границы двора и осмотрелся. Было у него странное, неясное ощущение какой-то мерзости рядом. Может, где-то здесь спрятан еретический алтарь? Это легко бы объяснило, почему квартал вымер так стремительно. Плакальщикам у алтарей как будто медом намазано… Торнтон перевел дыхание. Он не хотел думать о маленькой улочке посреди заводов и китобоен, заполненной трупами и крысами. И через двор идти, пожалуй, тоже. Лучше обойти. Хотя ему и пришлось попетлять, до адреса, упомянутого в записке, он добрался быстро. Дом стоял у самой стены, отделившей больной квартал от здорового — высокой, металлической, почти достающей толлбою до пояса. Китобой уже ждал его с другой стороны, заняв позицию на ближайшей крыше. Он, опустившись на одно колено, стоял у края, и при виде Девина ловко вскочил на ноги, приветственно помахав рукой. «И как я смогу ему помочь?» — наконец-то задумался Торнтон, крепче стискивая прижатый к плечу лук. Честер вдруг выдал на жестовом размашистое «стой» — Девин замер, хмурясь, — и знакомо сжал в кулак левую руку. Метка на руке засияла белесым даже сквозь плотную крагу и разделявшее их расстояние, и Честер без опаски шагнул с крыши… Прямо в объятия Девина. На долю секунды толлбой действительно испугался — и стоило острым осколкам, подгоняемым порывом ветра, сложиться в знакомую, имеющую настоящий вес фигуру, он обхватил китобоя свободной рукой, прижимая к себе. Все силы Девин перенес на то, чтобы сохранить контроль над механизмом и приспособиться к новому балансу. Приглушенный, отдающий металлом голос рядом вежливо попросил: — А теперь развернуться и пару шагов в сторону вон той невысокой зеленой крыши. Ты поймешь, о какой я. Честер удобно устроился на металлических полосах ножных креплений — это делало его дюйма на три выше, — и обхватывал Торнтона за шею. Хотя он вроде бы держался цепко, Девин не рисковал отпускать его. Лететь до брусчатки тут было, в конце концов, немало. Девин осторожно обернулся — Честеру, чтобы не мешать ему, приходилось двигаться в том же ритме, ерзая в объятиях, — и действительно заметил неподалеку двухэтажную пристройку с темно-зеленой плоской крышей. Он сделал несколько шагов в ее сторону, как просили, и остановился. Честер прислонился к его шлему. — Можешь меня больше не держать, — посмеиваясь, произнес он. Девин смущенно вспыхнул и разжал хватку. «Очень-то и надо», — хотел буркнуть он, но Честер уже отвернулся, перенеся вес на одну ногу — Девина качнуло от сместившегося баланса, — и шагнул в пустоту. Под громкий, холодный шелест переноса груз припавшей ходули пропал, и Девина мотнуло в противоположную сторону. Толлбой раскинул руки в страхе — лук съехал на локоть — и едва успел поймать равновесие. Почувствовав, что снова контролирует ситуацию, Девин пролаял: — Не делай так! Честер, появившийся на крыше, обернулся на голос. — Как «так»? — спросил он с любопытством. Девин глубоко втянул воздух, резким жестом закидывая лук обратно на плечо. Сердце колотилось как проклятое. — Не вставай на одну ходулю, — сухо процедил он, — я чуть не упал из-за тебя. Костей бы, блядь, не собрал с этой кучей металла. Честер кашлянул. — Извини, не подумал что-то, — виновато ответил он. — Я по привычке на шаге перемещаюсь. Девин молча стиснул лук. Было бы у него, чем кинуть в китобоя — честное слово, он бы кинул. Убедить себя, что все в порядке и он не падает, было непросто. — Придурок, — наконец выдохнул он. — Никогда так не делай. Моя помощь еще нужна? — Конечно, — закивал китобой, поправляя пересекавший грудь патронташ. — Обратно я без тебя не выберусь. И я слышал ваш разговор с капитаном. Если найду что-то необычное — узнаешь первым. — Проверь для начала дома на три двора западнее отсюда. Узнаешь по куче птиц, странно там как-то, — криво улыбнулся под шлемом Девин. — И напарнику не попадись на глаза. Я долго ждать не смогу, где-то в половину двенадцатого вернусь сюда, а потом пойду на выход. Задержишься — пеняй на себя. Честер кивнул и легкой трусцой под цокание черепицы побежал к ближайшему окну. Девин проводил его взглядом и медленно, очень аккуратно двинулся дальше. Еще свежо было ощущение почти-падения. Толлбой не торопился: мертвый квартал был совсем небольшим по сравнению с его обычными патрулируемыми зонами. Первое, что бросалось в глаза — дикое количество крыс. Они то и дело пересекали улицы и отчасти напоминали бурные весенние воды, затапливавшие Дануолл после очередного шторма. Только серовато-бурые и издающие писк. В переулках и у черных входов во дворах Девин слишком часто замечал обернутые саванами трупы, сваленные в кучи, вокруг которых крысы так и вились. Количество наводило на мысль: а занимался ли кто-то телами вообще, и все ли в порядке с кладбищем? Девин остановился, чтобы достать карту и найти ближайшее — и, вот совпадение, оно находилось чуть ли не в центре мертвого квартала. Стоило это кладбище осмотреть. Вскоре Торнтону начали попадаться плакальщики. При виде толлбоя они впадали в панику и прятались. Значит, еще не совсем обезумели. Поначалу Девин думал потратить время и зачистить хотя бы некоторые дворы, но не стал — все-таки им поручили только разведку. Да и голос китобоя в мыслях едко повторял: не ты ли, как и я, убиваешь людей за деньги? Кладбище оказалось небольшим, огороженным простым металлическим забором — очень похожим на то, где похоронили Риннов. Могилы теснились вплотную, и Девин обошел всю территорию по периметру, чтобы удостовериться, что свободной земли здесь просто не осталось. Большой бродячий пес, иссиня-черный, лениво трусил меж надгробий, вертя тяжелой мордой — словно бы выбирал, где ему зарыться сегодня. Гладкая шкура плотно обтягивала перекатывающиеся мышцы. Девин остановился у главного входа с широко распахнутыми створками, и пес тоже сел меж могильных камней, внимательно следя за шумной машиной темными глазами. Острые, какие-то обрезанные уши торчали к небу — всегда бдительно поднятые, всегда начеку. «Переполненное кладбище», — добавил к списку странностей Девин, с безопасной высоты соревнуясь с животным в гляделках. Этот пес, конечно, не был одним из натасканных волкодавов смотрителей — те были тоньше, с длинными лапами и острыми волчьими мордами, — но, не будь между ним и животным трех ярдов разницы, создаваемых тяжелыми ходулями, Девин, на самом деле, не рискнул бы вот так пялиться. После, пытаясь дополнить медленно выстраивавшуюся догадку, толлбой отыскал улицу с лавками, но здесь четкой закономерности не увидел: часть была заброшена или забита досками, часть — откровенно разграблена, а часть — совершенно нетронута. По пути ему попалось здание с заметным трезубцем смотрителей над входом. Двери крест-накрест перекрывали доски. Девин задумался: смотрители ушли после того, как стало ясно, что квартал скоро могут поместить в карантин… или до? Жаль, что Честера уже не попросишь осмотреть и это место. Больше на ум ничего путного не шло, и Девин просто начал прочесывать улицу за улицей и двор за двором в надежде, что заметит что-то еще. Он даже в редкие тупики заглядывал с особой тщательностью, каждый раз ожидая увидеть знакомые очертания алтаря, но нет. Квартал был совершенно обычным, средним, не особенно бедным и не слишком богатым — и от мысли, что другие «средние» кварталы могут с легкостью повторить его судьбу, становилось как-то не по себе. Солнце вскоре сдвинулось к полудню, а Девин все еще бродил в компании плакальщиков, безнаказанных крыс и трусливо убегавших от него собак. Он нашел только опустевшую базу какой-то дануоллской банды, к которой его привели броские рисунки и надписи на стенах, но место забросили давно. Поглядывая на небо, Девин сменил курс. Он обещал Честеру встретить его, и время уже подходило. Когда он добрался до места, китобоя нигде не было видно: зеленая крыша пустовала, как и соседние. Стражник успел изрядно понервничать в ожидании. Когда Честер наконец-то появился, он незаметно выдохнул — не хотелось бы оставлять его здесь. С собой Честер нес тяжелый на вид, набитый рюкзак. — Я нашел тот двор, о котором ты говорил, там действительно в мансарде спрятали амулет. Но кроме этого не заметил ничего особого, — почти виновато произнес Честер, поправляя лямки. — Крыс только много. И никто не мародерствовал, все на месте. Обычно проходишь по паре квартир, а там все уже вверх дном. Не успели, думаю. Девин кивнул, жестом поманил его к себе, и они повторили свои недавние действия: Честер перенесся вплотную к толлбою на крепления и был отконвоирован к металлической стене, отделявший квартал. В этот раз китобой не стал ронять его своими необдуманными действиями и перемещался без шага. Механизм скрипнул, избавившись от части веса, и Честер помахал стражнику с высоты крыши — и сразу же переместился дальше, пропадая из вида. Девин потряс головой, начиная осторожно разворачиваться. Хотя зрелище было привычно завораживающим, менее странным оно не стало. Оливер уже ждал его на оговоренном заранее месте — перекрестке на пути к стене света. — Надеюсь, тебе повезло больше, — окликнул он Девина, — потому что с моей стороны все отвратительно нормально. Крыс дохера только. — Аналогично. Много крыс, незакопанных тел и бродячих собак, — пожал плечами Девин. — Собак? Не видел ни одной, но, может, у тебя место было пожирней, — Оливер точно усмехнулся под шлемом. — Если подумать, то им повезло — в относительной безопасности от людей, да еще с кучей пищащего провианта вокруг. В его словах был смысл. — Но жрать крыс — приятного мало, — все же заметил Девин, поворачивая к выходу. Напарник хохотнул, поправляя щиток справа: — Сомневаюсь, что тут есть, кому жаловаться. Пока они ждали отключения стены света, чтобы покинуть район, Девин оглянулся. Большой черный пес с острыми ушами — тот самый, с кладбища — не двигаясь сидел на перекрестке, где они только что останавливались, и как будто провожал толлбоев чернильным взглядом. Стоило механизму Соколова ненадолго затихнуть, пес неторопливо поднялся и затрусил в их сторону. Девин отвернулся и поторопился — проверять, ударит ли его током, если он замешкается, не хотелось.

***

Отчет капитану вышел скромный. Эшкрафт хмуро рассматривал растянутую на столе карту кварталов. Оливер рассказал про безнаказанных крыс, Девин упомянул тела в переулках и заполненное кладбище и предположил, что дело в этом. О странно ведущих себя птицах и еретическом амулете он умолчал — ненужные вопросы ему были не нужны. — И что теперь, следить за кладбищами? Искать людей, чтобы те собирали трупы по улицам? — пробормотал капитан зло. — И куда потом девать тела? Сжигать? А будет ли это гарантировать, что они больше не представляют угрозы? — Крыс, я думаю, точно станет меньше, — заметил Оливер. Он стоял дальше от стола, спрятав руки в карманы брюк. Эшкрафт пробормотал: — Как много людей согласится не захоронять, а сжигать, да еще и без выдачи праха? Вряд ли они будут в восторге, — он потер виски жестом, полным усталости. — Ладно, это уже не ваша проблема. Свободны. Девин подчинился, но Оливер не спешил последовать за ним. Жестом показав, что Торнтон может его не ждать, напарник шагнул ближе к капитанскому столу. Девин поторопился: это явно было уже не его дело. Он не имел ни малейшего представления, о чем напарник говорил с капитаном, но Оливер неожиданно присоединился к нему позже, во время тренировки — облокотился на одно из брусьев рядом, с интересом наблюдая за тем, как Девин подтягивается на перекладине. Он молчал, пока Торнтон не разжал ладони, приземляясь в песок. — Значит, ходишь у капитана в любимчиках, да? — беззлобно поинтересовался Оливер. Девин пожал плечами. — Не знаю, почему ты так решил, — мышцы приятно горели от нагрузки. Оливер тихо рассмеялся. — Думаешь, никто не заметил, что капитан поменял маршруты, стоило тебе попросить? Что в тебе такого особого, а? — он дразнился. — Рыжие волосы? — Хорошо учился в вечерней школе смотрителей, — наполовину серьезно ответил Девин. Оливер хохотнул, подпинывая песок. — Это все объясняет, безусловно, — он улыбался, и Девин неожиданно четко понял, на что клевали все многочисленные пассии Стенберга — на эту дурацкую, поощряющую усмешку. — А серьезно? Это как-то связано с тем, из-за чего тебя повысили? Никто толком не знает… — Неа, никакой связи, — мотнул головой Девин, меняя хват на обратный и снова, подпрыгнув, цепляясь за перекладину. — А насчет повышения… Это старое дело… Которое лучше не поминать. Говорить получалось только в перерывах между подтягиваниями. — Лучше не поминать? С чего бы это? — скептически спросил Оливер. — Как ты верно… заметил утром… я умная бестолочь, — Девин нашел силы хмыкнуть. — С того времени… мало что поменялось. Делай выводы. — «Делай выводы», — передразнил его напарник. — Точно пошел геройствовать, только остальным бы за это прищемили хвост, а то и отрезали что-нибудь важное, а ты вышел сухим, да еще и с новыми погонами. Это Девин комментировать не стал, сосредоточившись на упражнении. Оливер следил за ним, сощурившись, пару молчаливых минут, а потом махнул рукой. — Я просто подумал… с патронажем кого-то вроде Эшкрафта будет гораздо легче получить офицера, — толлбой похлопал себя по карманам и вытащил портсигар. — Просто говорю… любимчик. Он пощелкал зажигалкой, зажав сигарету в уголке губ. Девин посчитал, что на сейчас ему хватит, и разжал ладони. — Может, еще один спарринг, а? — спросил он без особой надежды. — Через полчаса? — А давай, — неожиданно согласился Оливер, с ухмылкой выдыхая дым. — Надо же щенков учить. — Сестер своих поучи, — ничуть не тронутый его словами, Девин снова начал подтягиваться с прямым хватом, и на грубый жест возмущенного Оливера ответить смог только смешком. В этот раз он разозлил напарника сильнее, или везло тому чуть больше, и закончили они с равным результатом. После такого, конечно, Девин чувствовал себя слишком устало, и плотный ужин не исправил ситуацию. Торнтону даже читать не хотелось, глаза буквально закрывались. И хотя обычно, чтобы уснуть, ему требовалось минут десять в лучшие дни и несколько часов — в худшие, сейчас он провалился в сон сразу же, стоило голове коснуться подушки. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Тьма обнимала, словно живая, липла, и только из какой-то щели в стене лился слабый голубоватый свет, оставлявший на полу длинный острый след. Снаружи отчетливо шумел дождь. Девин несколько мгновений думал, почему все кажется ему таким странным, и только потом понял: паркетный узор совсем незнакомый, темный. А еще он слишком близко… …Потому что он стоит на коленях. У Девина только мелькнула мысль о том, чтобы двинуться, подняться на ноги — и что-то неведомое, но вполне реальное с шелестом развернулось за его спиной, и предплечья буйно обхватило твердое, и узкое, и гладкое — слишком хаотично для веревок, слишком быстро для чьих-то рук. Как будто это имело свою волю. — Итак, — вздохнул из-за спины незнакомый женский голос — грудной, почти срывающийся от напряжения. — У меня один вопрос: что произошло с Райли? Девин подвигал кистями, плечами, все же попытался выпрямиться, но то, что его держало, едва ли гнулось, хотя только что ощутимо скользило по предплечьям, оплетая их. И не сдвигалось с места, какое бы усилие Девин ни прикладывал. Он дернулся раз, другой — но неведомая херня, удерживающая его руки, была крепче стали.  — Ты не будешь свободен, пока не ответишь, — произнес тот же голос с могильным холодком, и сковывающие руки полосы стиснулись еще крепче. Толлбой дернулся и зашипел: кожу зажгло, как будто что-то острое впилось ему в предплечья. — Да какого хрена, — ругнулся он, старательно напрягая мышцы и сопротивляясь давлению, но жечь стало только сильнее. — Ты что, не слышишь, что я говорю? — стражник уловил тихий стук каблуков по паркету — кто-то обходил его, соблюдая опасливую дистанцию, — и на автомате повернул голову, пытаясь найти взглядом неведомую женщину. Но тьма была непроглядна и густа, как дануоллский туман. Он смог рассмотреть незнакомку лишь тогда, когда она сама шагнула в свет. Не женщина — девушка, совсем молодая, прижимавшая к груди большой альбом в твердой кожаной обложке, в белом пиджаке с короткими рукавами и с убранными в высокую прическу светлыми волосами. Голубоватый свет искажал цвета, но Девин и без того узнал белесые шрамы, оплетавшие руки незнакомки выше черных перчаток. У той зеленокожей ведьмы были такие же. Похожие на паутину — или на прожилки коры. — Я знаю, что ты был последним, кого она видела, — произнесла девушка, нахмуренно глядя на него сверху вниз. Она сжимала альбом так, как будто тот был единственной ее защитой. — Не пытайся лгать. Я все равно добьюсь ответов. Девину это не слишком понравилось, и он молчаливо вскинул бровь, не скрывая сомнений в чужих возможностях. — Ты умрешь, если будешь и дальше молчать, — коротко добавила ведьма. Девин вскинул и вторую бровь, неискренне изображая изумление. — Твои худшие кошмары станут явью, и рано или поздно это сломает тебя. Ты сойдешь с ума и станешь кормом для созданий Бездны. Такова цена. Она перевела дыхание. — Поэтому лучше тебе начать говорить, — сказала она медленно. — Я хочу знать все, что ты знаешь о Райли. — А мне плевать, чего ты хочешь, — честно признал Девин. — Не представляю, о чем ты говоришь, и никакую Райли я не зна- Он сжал челюсть, сдерживая болезненное шипение — то, что его держало, пришло в движение, заскользило по рукам, отчетливо раздирая кожу, и еще одна лоза скользнула вперед, в дюйме от того, чтобы обхватить его шею. Теперь, осторожно скосив глаза, Торнтон мог разглядеть ее — зеленоватую, широкую, обманчиво замершую без движения. С твердыми на вид шипами, треугольными, как у стеблей роз. И Девин очень и очень не хотел, чтобы дюймы между этими шипами и его шеей пропадали. — Если ты солжешь, лозы это почувствуют, — повторила ведьма, отвернувши от него голову. Кажется, ее хватка на альбоме грозила погнуть твердую обложку. — Говори правду и не пострадаешь. — Только что ты сказала, что я мучительно умру, — напомнил ей Девин, внимательно наблюдая за лозой — но та осталась неподвижной. Он судорожно размышлял: что ему говорить, чтобы лоза не обтесала ему горло? Молчать? Тянуть время? Как ведьма определяет, когда он лжет, а когда нет — или это за нее делает лоза? Или что-то еще? Он правда думает, что из такого есть какой-то выход? Вряд ли. Только если у него не окажется внезапно меча в руке, или старый пол не провалится вниз, открывая какие-нибудь катакомбы. Девин бы не отказался сейчас от катакомб. И от факела. — Если окажется, что ты никак не связан с исчезновением наст… — ведьма запнулась и тут же исправилась: — Райли, то ты будешь жить. Но любого, кто на нее посягнет, я скормлю кровошипам. Последнее прозвучало неожиданно твердо. — А если с ней, — девушка сглотнула и продолжила сдавленней, — что-то случилось, то я заставлю всех, виновных в этом, пожалеть. Говори. И она снова посмотрела него, испуганно, твердо, отчаянно. Мертво. Ей явно было нечего терять. Без всякого на то желания Девин мрачно вспомнил, как китобои прикончили, обобрали и выкинули на улицу ту ведьму. Да, в прошлый раз они взяли верх, но бесчестно: двое на одного, со спины, пока ведьма была увлечена трепом. Но будь ситуация хоть немного иной… Нет, Девин никогда не смог бы вот так подставить Честера. Не в его правилах. Пусть это всего лишь дурацкий сон. — Так и будешь молчать? Это тебя не спасет, — по-своему восприняла его молчание ведьма. Полоса света, в которой она стояла, понемногу бледнела. Девин мысленно пожелал, чтобы он оказался свободен — в прошлых снах это иногда срабатывало… Но не в этом: ничего не поменялось. Вздохнув, он крепко сжал челюсти и отрешился от происходящего. Все кошмары когда-нибудь заканчиваются, а этот конкретный был не столько страшным, сколько… тяжелым. И бредовым. Ведьма, тиская альбом, ходила вокруг, пытаясь выбить из него хоть слово: сыпала угрозами, неловко льстила, оскорбляла, давила на жалость, но не приближалась. Лозы тоже оставались неподвижны, и в какой-то момент Торнтон опустил веки — и вздрогнул от звона будильника. Он распахнул глаза и уставился в едва различимый в утреннем блеклом свете потолок. Рядом зашевелился Оливер, замычал недовольно, пытаясь дотянуться до источника звона, а Девин в подробностях вспоминал странный, пугающий сон и думал — хорошо, что это ему это только приснилось. Что ни за ним, ни за Честером не придет еще одна ведьма. Он растер лицо, пытаясь выбросить из памяти дурное чувство бессилия, и Оливер рядом сонно хмыкнул: — Ты где так расцветился? Что, уличного кота вечером нашел, что ли? Пожалел бы животное. Девин замер и медленно отнял ладони от лица. Все предплечья оказались покрыты свежими, еще красными царапинами, едва-едва закрывшимися. В изумлении Девин надавил один из следов у кисти, и тот отозвался ощутимым всплеском боли. — Да так, — пробормотал Торнтон, — случайность. И сел на постели, торопливо тянясь за рубашкой, чтобы спрятать царапины. Предательское чувство, что он не выбрался из душного ночного кошмара, не прошло даже после того, как он умылся холодной до ломоты в пальцах водой. От рассеянности Девин порезался, пока брился, и едва заставил себя съесть что-нибудь за завтраком. Он никак не мог уложить в голове: как? Как он мог получить ссадины, которых совершенно точно не было, когда он ложился, если постели он не покидал? Или покидал? Или то, что ему снилось — про еще одну ведьму, и ее слова о… Нет, идиотизм какой-то. Не может такого быть. Ладно лозы, двигающиеся по своей воле, что только не приснится. Но чуять ложь! В этот раз капитан назначил всем зачистку в разных кварталах. Кого-то отрядили в доки, кого-то — в недавний мертвый квартал, а Девину и Оливеру достался складской район у реки. Закрепляя броню, Торнтон думал: а может, было все же что-то дурное в том мертвом квартале? Какое-то еретическое проклятие, или, может, наоборот — благословение Чужого, которое нормальным людям ничего хорошего не несет… а ему теперь снятся кошмары, от которых он сам себя в бессознанке расцарапывает, чтобы проснуться? Это выглядело чуть более логично, но все равно хуево. Почему тогда у Оливера все нормально (а нормально ли?), почему Честер во время своих похождений ничего не заметил, не сказал ему? Хотя… вряд ли он бы сказал. Выходя из двора базы и привычно чуть пригибаясь под аркой, Девин остановился, чтобы поправить перчатку — та неприятно давила на какую-то из царапин на ладонях. В переулке напротив мелькнул темный силуэт, похожий на большую собаку, но на свет ничего так и не вышло, и Девин с неудовольствием признал, что с недосыпа он в каждой тени теперь видит Бездна знает что.

***

Таких же странных снов ему больше не снилось. Вместо этого пришли другие. Девин снова оказывался в академии, в худшее свое время там, снова возвращался с плохими вестями домой после того, как его исключили… Видел темную библиотеку и ведьму, без сомнений и жалости приносящую в жертву Риннов. Наблюдал, как Оливер корчится в подворотне, зажимая глубокую рану на горле, а он ничего не может сделать; как Честер, зажатый смотрителями с шарманкой в угол, делает какой-то жест кистью — и сползает по стене без сил, заваливаясь набок; как он сам приходит в себя, а в руке — окровавленный клинок, и… Или тавро, еще горячее, или искусно сделанный кнут, и в помещении еще мечется чужой крик боли, и запах паленого, или свист и треск сломанной ударом кости; в такие моменты Девину казалось, что манжеты его кителя — черные с золотом, и он просыпался с колотящимся сердцем, ужасом и омерзением. Иногда Девина просто что-то преследовало — непонятное, как будто бы невидимое, но что-то, чего, он знал, стоило бояться, — и он бежал по запутанным каменным пещерам, напоминавшим лабиринт, и разлитая везде вода шумно плескала под подошвами. Если погоня оканчивалась для него плохо, и неведомая тварь напрыгивала на него из темноты, он просыпался испуганным и уставшим, а если хорошо… он успешно спрятался однажды, нашел узкий темный лаз, и тварь, потеряв его след, кружила где-то рядом, шумно и хрипло дыша. Девин тогда едва не проспал будильник, и весь день потом у него болела голова. Глупая мысль о проклятии, висевшем над мертвым кварталом, становилась все более и более пугающей. Кошмары Девину снились, мягко говоря, редко — гораздо чаще он просто не мог уснуть, — а сейчас ни ночи не проходило, чтобы толлбой, засыпая, не погружался в очередной непонятный ужас. Оливер на плохие сны не жаловался — и уже начал подмечать, что напарник выглядит выжато. У Девина мелькала мысль поймать Честера и поговорить серьезно, но… Как лекарь мог ему помочь? Только поделиться каким-нибудь снотворным, наверное. Навязываться из-за каких-то глупых кошмаров Торнтон… не считал оправданным. Честер, если они ночевали бок о бок, с утра всегда был заметно невыспан, да и проводить ночи вне казармы, как Оливер иногда, Девин не особо хотел. Вместо этого он все чаще, оставаясь в одиночестве, брал в руки колоду. Тасуя ее, он находил покой в одинаковых, несложных движениях и шелесте карт. Иногда это работало даже лучше, чем сигареты — те помогали расслабиться, но от тяжелых мыслей и сомнений не избавляли. Девин даже сделал однажды шутки ради расклад — Толкования все равно поселились в его книжном шкафу. Нашел что-то, связанное со снами, перетасовал колоду и выложил треугольник. Исток и идея в основании и влияние на настоящую жизнь сверху. Выпало колесо Фортуны, перевернутая девятка жезлов и прямая десятка. Торнтон даже нашел их значения, но это не слишком помогло. Неизбежная судьба? «Слишком много сил затрачено для достижения цели, отчего ты чувствуешь усталость, и пройденный путь кажется бессмысленным»? И, Бездна возьми, «слишком тяжелая ноша как результат всех вложенных усилий»? Больше Девин ничего не раскладывал. Оно, действительно, затраченных усилий не стоило. Зато в одну из последующих ночей он неожиданно смог чистым усилием воли преодолеть сонливые лапы очередного душного сна — и вырвался, просыпаясь. Несколько секунд он смотрел в темный потолок, не моргая. Растер лицо, жмурясь и уже чувствуя, как надвигается та самая непередаваемая усталость от пробуждения в не лучший час — и замер. Рядом хрипло дышало что-то, и это определенно был не храпящий Оливер. Подскочивший пульс тут же отдался в висок. Девин открыл глаза и медленно, очень медленно приподнялся на локте, осматриваясь. Посреди комнаты сидел бродячий пес, еще более черный, чем темнота ночи. Белый свет от далекой электрической лампы, освещавшей внутренний двор, обрисовал животное неприятно четко — гладкую шкуру, тяжелое тело, лобастую голову и широкую, клыкастую пасть — а все, о чем мог думать Девин, это отупелое «как». Чтобы оказаться здесь, надо было как минимум открыть две двери, что для собаки должно было быть серьезной преградой, и если дверь в казарму еще как-то могла быть оставлена открытой, то дверь в их комнату точно никто не трогал, и… На секунду Девину сделалось откровенно дурно: неужели он все еще спит, неужели это еще один кошмар, и он так и не проснулся? Но он же точно… Блядь. Пес не двигался, но следил за ним внимательным взглядом, и аккуратно Торнтон ущипнул себя. Было больно. Он не просыпался. Пес смотрел, и мощные бока двигались в шумном дыхании. Но стоило Девину на какую-то секунду отвести взгляд, как все исчезло. Пропал пес, пропало тяжелое нечеловеческое дыхание, растворилось давящее чувство абсурдности незакончившегося кошмара; в тихой комнате снова был только он и беспечно спавший Оливер. «Пиздец, — подумал Девин, обшаривая комнату диким взглядом. — И что это было?» Сомнительно, что с этим Честер мог бы ему помочь: он лечил травмы, а не поехавшую крышу. Девин всю ночь провалялся без сна, невольно прислушиваясь и панически ожидая вновь услышать хриплые вдохи, но больше это не появлялось. За завтраком он все же тревожно поделился с Оливером: — Думаю, в том мертвом квартале что-то все-таки было не так. — Определенно, — хмыкнул Оливер, — иначе бы он, понимаешь, не вымер. Девин хотел было рассказать о случившемся ночью, но даже в мыслях это звучало бредово и совершенно несвязно, и он промолчал. Их отправили на совершенно обычный патруль по докам, но это было даже хуже. Черный пес появился вновь, вынырнул из очередного замусоренного переулка — и Девин, и так никакой от бессонной ночи, боялся спросить, видит ли Оливер эту вороную тяжелую тень, постоянно оказывающуюся справа от них. Все это было слишком, и когда после напряженного дежурства напарник бросил, что собирается с парой-тройкой сокомандников пойти в паб, Девин сказал, что идет с ними. Оливер окинул его изумленным взглядом, но Торнтону было плевать, какие выводы теперь крутились в напарничьей кудрявой голове — после всего, произошедшего за эту ночь и этот день, ему больше всего хотелось не думать ни о чем тревожащем хотя бы пару минут. И Девин совершенно точно не хотел оставаться в одиночестве. Оливер предсказуемо притащил их в «Орешник», к вечеру заполненный людьми. Они заняли столик (попробовал бы кто-то сказать, что тот был занят до их прихода!), заказали у хабалистой официантки пару бутылок виски и что-то из китового мяса и теста на закуску; «мы же не за едой сюда пришли», справедливо подметил Оливер, стоило Девину с сомнением глянуть на принесенные блюда. Спустя полчаса и некоторое количество посредственного виски компания толлбоев стала вполне интересной, шутки — смешными, а тысячу раз слышанные истории — увлекательными. К ним присоединилась еще пара-тройка стражников, закончивших патрулирование — чьи-то знакомые, Девину было уже похер, чьи, — потом кто-то из толлбоев с ними повздорил, и они чуть не подрались… помирились, обнялись, распевая «пьяного китобоя», снова поссорились — теперь уже из-за порядка куплетов… Девин наблюдал за этим балаганом, подперев тяжелую голову кулаком, и в мыслях у него белым шумом потрескивала абсолютная, пьяная пустота. Наверное, ему стоило быть повнимательней, раз уж он занял место, с которого открывался прекрасный вид на вход. Не стоило так налегать на виски, учитывая, что он уже пару месяцев как не пил ничего крепче вина. А может, когда к ним ни с чего приебалась такая же шумная компания, подозрительно напоминавшая парней с Боттл-стрит — не стоило так неприкрыто ржать с чужой абсолютно неграмотной речи. Когда Девин понял, что сейчас ему прилетит бутылкой по голове, он был очень собой недоволен. Ровно четыре секунды. Потом голова взорвалась болью, и наступила тьма. …Перед глазами застыл паркет со знакомым темным узором, и тишина стояла такая, что оглохнуть можно было. Девин пялился на деревянные полосы несколько ударов сердца, а потом, вспомнив, что последовало за этим в прошлый раз, дернулся в сторону. Но сейчас ничто гибко-быстрое не поймало его в свои путы и не помешало быстро перекатиться в сторону. Поняв, что ему — пока — ничего не угрожает, Девин сел, опасливо осматриваясь. Оружия у него никакого не было — ни ножа, ни кобуры с пистолетом, которые он точно брал с собой, — но и нападать на него не спешили. Тьма, скрывавшая обзор в прошлый раз, заметно рассеялась, превратившись в легкие сумерки, и теперь Девин мог осмотреть большую и совершенно пустынную комнату с закрытой дверью. Ни мебели, ничего — но нарисованные на полу символы, образующие круг, какой-то куст в середине и лежащая неподалеку большая книга в кожаном переплете. Девин присмотрелся. Нет, этот круг, хоть и был отчасти похож, все же значительно отличался от того, в библиотеке: символы, нарисованные, а не вырезанные, вились настоящей вязью, кажется, даже непрерывной, и в круг были вписаны несколько треугольников, образующих шестиконечную звезду. Куст с толстыми, но изгибающимися шипастыми ветвями, видимо, и был той лозой — сейчас неподвижной, с неестественно фосфоресцирующими белыми цветками в основании. Девин на автомате нащупал во внутреннем кармане кителя зажигалку, глядя на лозу в задумчивости. Та выглядела приличным растением, не собирающимся двигаться, и толлбой решил, что месть может подождать. Поглядывая на закрытую дверь — была еще, конечно, щель в стене, из которой лупил яркий голубоватый свет, но Девин рассудил, что любую тень там он заметит быстро — он перебрался ближе к книге. Это был тот самый альбом, который ведьма в прошлый раз не выпускала из рук. Девин снова окинул взглядом пустую комнату с неподвижной лозой. Он нихера не понимал, но, возможно, книга могла пролить свет на происходящее. В книгах всегда можно было что-то да найти. Девин опасливо потянулся к альбому, но лоза не проснулась, даже когда он поднял его с пола. На обложке и корешке ничего отпечатано не было, но на форзаце обнаружилась аккуратная надпись округлым почерком: «Когда-нибудь это будет твоим, Мелани. Твоя наставница». Девин нахмурился, быстро перелистывая страницы. Это напоминало одновременно причудливо оформленный дневник и книгу рецептов: явно рукописная, с вручную сделанными иллюстрациями, с… Толлбой зацепился взглядом за один из заголовков: «Заговор на ссору любовников». Он начал листать медленней. «Курения для провидческого транса». «Отведение взгляда». «Если все валится из рук и дела не идут». «Амулет на удачу из пальца висельника». Это была не книга рецептов, это были тщательно структурированные записи о еретической магии, осознал Девин с отвращением. Последняя треть страниц была пустой — ведьма не успела заполнить альбом полностью. «И хорошо, что не успела», — подумал стражник мрачно, захлопывая его. Он заметил, что уголок одной из страниц в середине альбома был аккуратно загнут. Больше всего на свете Девин сейчас хотел положить книгу обратно и больше никогда не трогать, но… Нарисованные не пойми чем символы явно были частью какого-то ритуала. Ему уже снилось это место — и ведьма, не слишком успешно пытавшаяся допросить его. Говорившая про кошмары, про то, что они станут больше, чем снами — и в каждой тени он теперь видит черную собаку, преследующую его по пятам. Ему нужно было понять, с чем он имеет дело. Есть ли здесь связь… И, если есть — можно ли ее оборвать. Хмурясь, Девин открыл альбом на заложенной странице. В глаза сразу бросился большой, во всю страницу, тщательно нарисованный тушью круг со вписанной шестиугольной звездой. Девин скептически посмотрел на рисунок на полу — точную копию большего размера. Блядь. — Окей, и что ты хотела сделать? — пробормотал он, брезгливо переворачивая страницу и вчитываясь в пространные записи ведьмы. Спустя пару страниц Девин пришел к неутешительным выводам. Во-первых, он увяз в дерьме гораздо более глубоко, чем хотелось бы. Ученица в желании найти свою наставницу действительно прибегла к ритуалу, и довольно опасному: его описание начиналось с большого, в полстраницы абзаца, предупреждающего, что проводить его надо с участием нескольких человек, умелых в обращении с магией. Дальше упоминались важность точного копирования символов и самого круга, использование только свежих материалов, уверенность в себе и в цели… А во-вторых, ведьма все-таки соврала ему. Она не собиралась оставлять его в живых. Девин отложил альбом на пол рядом и, не сдержавшись, вытер ладони о штаны. Глянул на нарисованные символы совсем иначе — теперь, зная, из чего сделана «краска», ему хотелось сблевать. А девчонка искала это, измельчала, смешивала, рисовала… Подношение делала. Блядь. Теперь то, что сделал Честер ради руны, казалось какой-то детской игрой. Как будто сам руки по локоть запустил в чужую могилу. Сосредоточившись, Девин припомнил, что ведьма спросила его в самом начале. «Что произошло с Райли». Значит, на этот вопрос ему отвечать ни в коем случае нельзя, иначе источник кошмаров — то, что он приходило к нему, принимая облик большой черной собаки, — получит возможность… Как там ведьма сказала? «Станешь кормом»? Что ж, весьма точное описание. Но хуже всего было то, что пути назад не было. Поэтому в начале Райли написала так много: это был смертный приговор, отменить который ведьма теперь не могла. Никто не мог. Так или иначе, призванная тварь получит свое: или он ответит на вопрос, или тварь, насыщаясь его страхами, доведет его до края. На мгновение Девин взглянул на ситуацию кристально осознанно: это все казалось безумной, нелогичной чушью. Однако он уже видел достаточно того, что хотелось назвать безумным. Перемещающиеся в мгновение ока китобои. Остановленное время. Ведьма, чья кожа на глазах превращается в мшистую кору. Появляющаяся из крови и краски руна из старой кости, от шепота которой ломит в висках. Стражник снова вытащил зажигалку и рассеянно потер узор на боку. Это все еще могло быть бредом, однако теперь он был достаточно напуган, чтобы воспринять происходящее серьезно. Если ведьма попытается допросить его по-серьезному, соврать он особенно не сможет — Девин здраво оценивал, сколько он продержится, если шипастая лоза опять начнет распускать его на ленточки. Если раньше тварь держалась от него на расстоянии, то теперь не боится показываться и при свидетелях. Кошмары толлбоя дали ей достаточно пищи, и в дальнейшем дадут только больше. Девин меланхолично подумал, крутя зажигалку в пальцах: у ученицы получилось провести ритуал однажды, значит, она может точно так же найти и Честера, и Рафу. Защитит ли их метка мастера — или сам Клинок Дануолла? А что защитит Девина? Аббатство Обывателей и их математическая музыка? Теоретически, это было возможно. Практически — Девин хмыкнул — его, скорее всего, надолго запрут в подземельях Цитадели, а потом проведут через что-нибудь мучительное, чтобы очистить от ереси через боль. На опыте смотрителей это наверняка работало лучше, чем бесконечные молитвы и посты. Стражник окинул взглядом сереющую, темную комнату, неподвижную лозу, вокруг которой вился еретический круг. Если ты понимаешь, что в бою следующий удар может стать для тебя смертельным, ты не опускаешь оружие, ты не подставляешься под клинок намеренно, ты не пытаешься парировать то, что спарировать точно не сможешь. Иногда ты отступаешь. Иногда изворачиваешься. Иногда ищешь, как использовать сильные стороны противника против него самого. Медленно Девин протянул руку к альбому. Теперь он открыл его с первой страницы и читал записи ведьмы вдумчиво, стараясь абстрагироваться от содержания — даже те рецепты, которые казались бесполезными, и те, что вызывали отвращение по одному названию. Посреди проклятий то и дело внезапно всплывало что-то совершенно мирное и отчасти знакомое: напоминание, что если воскресенье приходится на полнолуние, то шить нельзя — неудачу приманишь, или заговор на то, чтобы молоко не убежало при варке, или зелье для лечения угрей и шрамов — и даже без особенно противных ингредиентов в составе. Рядом с призывом некой гончей, для которого требовался вываренный собачий череп, выглядело издевательски. С изумлением толлбой наткнулся на описание ритуала, позволяющего найти человека по его части. «Кровь — один из самых стабильных реагентов, — писала Райли, — но может сгодиться и прядь волос, и вещь, которую человек ценил или часто носил при себе». Сам рецепт Девин пропустил — искать ему точно никого не надо было, — а вот описание результата заинтересовало. «Войдя в транс, ты увидишь проекцию искомого человека и ровно то, что его окружает в момент окончания заговора. Ни в коем случае не пытайся дотрагиваться до проекции — это прервет ритуал. Осмотри полученный слепок, запомни, попытайся определить место. Проекция не меняется, пока ты не прочтешь заговор заново. Советую обратить внимание на искомого: его внешний вид может тоже содержать какие-то подсказки. Чаще всего требуется несколько попыток, проведенных с промежутком в несколько часов». «Вот почему ведьма так испугалась, когда я тогда… — Девин не сдержал смешка. — Знать бы, что действительно пошло не так». Он листал альбом дальше, и дальше, и дальше, размышляя о том, что не зря Райли делала такой акцент на точности круга призыва — может, испортив рисунок, он нарушит что-нибудь? Только делать это надо было явно не в этом странном сне, а в реальности — но увы, даже примерно понять, где находится комната, по одному узору паркета и старым стенам было невозможно. Одна из записей ближе к концу все же заставила его остановиться. Это был… Райли называла это защитным амулетом против того самого ритуала поиска. «Серьезно усложняет обнаружение магическими методами», прочел Девин. Может ли исключительно магическая тварь, потеряв «из виду» свою цель и единственный источник энергии, убраться обратно в Бездну? Яркий голубоватый луч, в свете которого стражник читал, начал стремительно меркнуть, и Девин понял, что времени у него мало. Это было рисково и неправильно, но других вариантов толлбой не видел. Он хотел было вырвать страницу с рецептом, но испортить книгу, даже такую паршивую, Девин не смог. Вместо этого он по привычке потянулся к подсумку и вытащил записную книжку с вложенным карандашом, и на мгновение замер в удивлении — оружия, значит, у него сейчас нет, а записная книжка с собой, поразительно. В последних лучах блеклого света он торопливо переписал рецепт — несколько незнакомых трав, змеиный камень и дурацкий, ломающий язык заговор; поместить все в плотный холщовый мешочек, заговорить, туго завязать и больше не развязывать. Девин сверил напоследок непривычные названия трав, захлопнул альбом и толкнул его ближе к нарисованному на полу кругу, и вовремя — стены комнаты отдалились и поплыли, как при обмороке. Звенящий шум ворвался неожиданно и неприятно. У макушки, высоко над ухом, пульсировало и горело. Он лежал на чем-то твердом и плоском, и ощутимо несло какой-то кислятиной, и… Девин поморщился, с трудом приоткрывая глаза — яркий свет на мгновение резанул, но кто-то своей тенью милосердно загородил его от лампы. Девин неохотно проморгался. Бледный, напряженный, недовольный до выперших желваков Честер, возвышавшийся над ним, прошипел: — Думаешь, один раз меня спас — и можешь влипать в проблемы, сколько захочешь? Ты, блядь, понимаешь, что никогда теперь со мной не расплатишься, рыжий? Девин не сдержал слабого, наверняка идиотского смешка, снова прикрывая глаза. Стол тряхнуло, и он тут же скривился от нахлынувшего приступа боли. Торнтон лежал так немного, пока боль не стала терпимой, а мир вокруг перестал медленно и плавно кружиться, а потом осторожно осмотрелся по сторонам, стараясь не двигать чугунной головой. Со стола, на который его уложили, открывался неплохой вид на зал «Орешника», по которому как будто прошелся ураган. Вероятно, так и было: Девин, похоже, полностью пропустил хорошую такую драку. Он был далеко не единственным пострадавшим, и смурной Честер ходил между бандитами и стражниками, едва успевая осматривать, бинтовать и раздавать указания. С невысоким лекарем, то и дело срывающимся на брань, никто не рисковал спорить, и вскоре Честер вернулся обратно к Девину. — Как с такой везучестью ты еще жив? — риторически спросил китобой, наклоняясь ближе к нему и заглядывая в глаза. Он что-то высматривал, все еще мрачный и едкий — того и гляди, обожжешься капающим ядом. — Ты получил одну из самых серьезных травм здесь, но, судя по всему, толком не участвовал в драке. Как, блядь? Девин медленно пожал плечами. — Я промыл рану. Головная боль, звон в ушах, головокружение, тошнота, чувствительность к свету, спутанность сознания — если что-то из этого появится, — Честер походя, совершенно незаметно толкнул ему что-то в карман штанов, — найди меня. Хотя бы посмеюсь с того, что у тебя в голове есть, что сотрясать. Он протянул ему руку, и Девин, схватившись за крепкое татуированное предплечье, медленно сел. — Пиздец, — вздохнул Честер, ловко складывая из бинта квадрат, приложил его чуть сбоку от Девиновой макушки и аккуратными, быстрыми движениями наложил повязку. Стражник потянулся ощупать закрытую бинтами рану — и получил по рукам. Честер осмотрел его еще раз, пристально и тяжело, и махнул рукой. — А, в Бездну. Вали, пока еще чего не натворил. И товарищей своих забирай, а то им не только бока намнут. — Это кто еще кому… — пробормотал стоявший неподалеку Оливер, но Честер, не впечатленный, лишь закатил глаза и молча ушел к бармену, облокотившемуся на стойку. Совета, выданного таким беспрекословным тоном, стоило послушаться. Девин покосился на толлбоев — похоже, все ждали только его. Когда дверь в паб, закрывшись за их спинами, окончательно отрезала их от оставшихся внутри бандитов, Оливер насмешливо спросил: — Значит, говоришь, не подбивали к тебе клиньев. Ага, верю, — он явно собирался хлопнуть Торнтона по плечу, но в последний момент сдержался и опустил поднятую ладонь. Девин молча направился в казарму, спрятав руки в карманы — и нащупал в одном знакомый гладкий крест еретического амулета. Он глубоко вздохнул, боясь с желанием выкинуть дрянь подальше. Похоже, прилетело ему и правда неплохо. Пару ярдов спустя большой черный пес, шумно, неправильно дыша, выскользнул из ближайшего переулка и присоединился к ним, следуя справа от Торнтона. Толлбои никак не реагировали на появление собаки, в холке вполне сравнимой с хорошим волкодавом, продолжая вполголоса обсуждать произошедшее — похоже, они дружно записали драку в победные несмотря на ремарку Честера, — и Девин, подловив момент, незаметно показал «псу» грубый жест. Создание Бездны, конечно, осталось совершенно равнодушным к его выходкам, смотря на него пустыми черными глазами.

***

На следующее утро Девин осмотрел место удара, но либо ему повезло, либо амулет делал свое дело, и нащупал он только пару болезненных, но уже покрытых корочкой рассечений. Кроме этого, никаких последствий удара он не ощущал — и похмелья, о чудо, тоже. День выдался тихим и дождливым, и даже черная тень не спешила появляться и мочить шкуру под не прекращающимся с самого рассвета дождем. После дежурства Девин сменил китель на куртку и двинулся в сторону перекрестка Смидли-стрит и Ларкхолл-лейн. Время поджимало, ему нужны были некоторые травы, и он знал как раз нужного человека. Маленькую лавку с темными стеклами он едва не пропустил, настолько неприметной она была. Девин даже засомневался, но вывеска ясно гласила: «Составы Холт», — и толлбой толкнул тяжелую деревянную дверь. Под легкий перезвон серконосских колокольчиков — такие вроде бы должны были отпугивать пришедших с плохими намерениями — он вошел в лавку. Длинное помещение разделял на две части прилавок, и у дальней стены Девин разглядел ряд полок, уставленных одинаковыми жестяными коробками, и шкафы со стеклянными дверцами, и развешенные под потолком различные пучки трав, источавшие резковатый чесночный запах. Эйлин, кутаясь в бирюзовый расшитый платок, выглянула из боковой двери: — Чем я могу вам… — она изумленно распахнула глаза и расплылась в неловкой, но искренней улыбке. — Девин? Рада видеть тебя. Как там Честер? — Вчера был в порядке. А разве он не собирался найти тебя, чтобы сделать заказ? — поинтересовался Девин. Эйлин рассмеялась, прикрываясь уголком платка. — О, он сделал, — она улыбалась тепло и чуточку дразняще. — С ним приятно иметь дело. Честеру нужно что-то еще? — Нет, я… — Девин еще раз окинул взглядом просто оформленную лавку, судорожно размышляя, как не слишком откровенно соврать. — Я вчера в драке подставился совсем по-идиотски. Честер, когда обработал и перестал ругаться, сказал заглянуть к тебе и кое-что взять. Холт глянула на него обеспокоенно. — Если Честер ругался, то это должно быть что-то серьезное. Ты в порядке? Нормально спал? Выглядишь бледновато, — она облокотилась на прилавок, глядя на Девина прозрачными, нежными глазами. Толлбой пожал плечами. — Мне кажется, что ничего страшного не случилось, но если лекарь советует что-то, предпочту сделать, как он сказал, — и Эйлин неожиданно расплылась в улыбке. — Редкая точка зрения в наше время, — она опустила взгляд и начала поправлять и так ровно стоявшие на прилавке баночки. — Какие именно травы тебе нужны? Торнтон на автомате потянулся к подсумку, в котором лежала записная книжка, и вдруг засомневался: рецепт он переписывал во сне. Или в отключке, или что это было. Вряд ли… — Даже если ты не помнишь, что именно посоветовал тебе Честер, я всегда могу подобрать что-то на замену. Что он говорил? — Эйлин сбросила платок с плеч, откладывая его на один из ящиков у стены, и Девин натянуто улыбнулся ей: — Я вроде записывал. Просто все вчера как в тумане, — он все же достал книжку и листал, не слишком веря в успех — но на одной из пустых страниц в середине его рукой были записаны и травы, и змеиный камень, и заговор. Девин, хмурясь, зачитал названия Эйлин — что за трава вообще такая, костяника? — и Холт, уже потянувшаяся к одной из жестяных банок на полках, задумчиво остановилась. — Все это, у меня, конечно, есть, но… — она посмотрела на Девина, — странный набор. Хотя Честер, наверное, лучше разбирается, как их применять. Я-то больше по тому, когда собирать и как хранить. И она, едва заметно пожав плечами, подвинула ближе небольшие медные весы и одернула тугие на кистях рукава. — И как много из всего этого собирала ты? — полюбопытствовал Девин. Эйлин, расправляя маленький тканевый мешочек, тихо рассмеялась. — Это прозвучало так, как будто я все делаю сама, да? — она отщелкнула тугое крепление крышки и небольшим совочком стала отмерять насыпанные в банку измельченные листья. — Нет, по большей части мы закупаем товар, а собирала я что-то… даже не знаю, лет шесть назад. Трех унций тебе хватит? — Более чем, — отозвался Девин, рассеянно наблюдая за аккуратной, затянутой в корсет фигуркой. Эйлин работала споро и четко, и, отмеряя, ни разу не просыпала ничего на весы, на которых лежал мешочек. — Обычно добраться до мест, где растет определенное растение, бывает дороже, чем это растение можно продать, — аптекарша затянула мешочек и взялась за следующий. — Но теоретически я могу отличить лекарственное растение от сорняка, извлечь нужную часть и правильно обработать. Как-то раз мы поехали в Саггунто за одними цветками… Само растение колючее, и цветет не очень обильно, а главное — только несколько часов перед рассветом, и серконосцы традиционно считают, что «цветы ночной царицы», — ее тон чуть изменился — она явно кого-то передразнивала, — помогают с потенцией, что, конечно, очевидная глупость. Но это не мешает сборщикам продавать их втридорога. Она вернулась к прилавку и выложила три маленьких мешочка. — Твой заказ. Надеюсь, голова пройдет быстро, — Эйлин озорно улыбнулась, принимая у него монеты, и Девин только удивленно посмотрел на нее — он точно не говорил ничего конкретного о полученной травме. — Две из трех от мигреней, одна помогает при высоком давлении. Я угадала? Девин тронул ссадины на голове, морщась от боли, но тоже чуть приподнял уголки губ в улыбке. — Ты удивительно проницательна, — признал он, и довольная Холт аж зарделась, сразу же потянувшись за платком, чтобы скрыть румянец. Под мелодичный звон колокольчиков Девин покинул лавку — и с порога наткнулся на черного пса, ожидавшего его снаружи. Толлбой едва не выматерился в голос, но прикусил язык, поглядывая назад, на потемневшую от старости дверь. Ни слова не говоря, он осторожно обошел шумно дышащего зверя и двинулся в сторону Ренхевен — и впервые, наверное, пес не последовал, а просто проводил его угольным взглядом. Тоже знал, что бегать за тем, что рано или поздно будет твоим, не обязательно. До самого заката Девин бродил по берегу реки — он знал отмель, где вода выносила много гальки. Однако с камнем ему так же, как и с травами, не повезло, и в казарму он вернулся мрачным. На следующий день сразу после дежурства он пошел на ту же отмель. И на следующий после. Кошмары и черный пес, следящий за ним из теней, не давали забыть, что времени у него немного. На четвертый день он выбрался в другое место, дальше от казарм, но ближе к морю, и тут удача ему неожиданно улыбнулась: через несколько часов поисков ему наконец-то попалась темная галька со сквозной дыркой посередине. Девин, покрутив в пальцах гладкий и холодный камень, спрятал его в карман. Люди верили, что камень точила не вода, а целый змеиный клубок своим ядом, поэтому и камень назывался змеиным… Но Девин знал, что это — всего лишь суеверие.

***

Вечером, пересыпая травы из мешочка в мешочек и оставляя в одном из них найденный камень, Девин чувствовал себя идиотом. Бормотание вполголоса нелепых слов, напоминающих скороговорку, легче не сделало. Оливер в любой момент мог вернуться и застать его за непонятными манипуляциями, и Девин не хотел думать, какова будет реакция напарника. Он не стал затягивать горловину сразу же — опять засомневался, что то, что он делает, здраво. Незавязанный мешочек он спрятал у подушки, но перед сном, в темноте, повторно нашел его. Растирая шершавую ткань и тонкие плетеные шнурки, он думал: глупо все это. В сон он провалился незаметно. Темный паркет слишком близко, как будто он стоит на коленях. Узор едва различим из-за темноты вокруг. Опять. Девин едва не застонал в разочаровании, чувствуя, как лоза оплетает предплечья. Вот и сделал какой-то дурацкий амулет! Он все еще сжимал его в ладони, но живая лоза не обратила на это никакого внимания. — А ты более стойкий, чем я думала, — голос ведьмы из-за спины звучал словно бы удивленно — и досадливо. Девин удержался от язвительной благодарности. Но совсем смолчать не смог. — А ты — глупее, чем думал я, — процедил он. — Где я? Как ты это делаешь? Ведьма рассмеялась. — Ты не в том положении, чтобы спрашивать что-то, — отчасти глумливо ответила она. — Ты не в том положении, Мелани, чтобы не отвечать, — поморщился Девин. Звонкий и быстрый стук каблуков по паркету обогнул его справа. — Откуда ты знаешь мое имя? — прошипела ведьма, снова прижимавшая к груди альбом в кожаной обложке. Пальцы тревожно сжимались и разжимались. Девин для вида задумался — ему удалось незаметно зацепить указательными и средним шнурки так, что их в любой момент можно было бы затянуть, — и медленно, осторожно ответил: — Райли была очень болтлива, — с каждым словом он ожидал ответной вспышки боли от шипов, впившихся в кожу. Это был не ответ на ее вопрос, но все еще правда — и лоза не дернулась. Девин победно, довольно усмехнулся. — Что значит «была»? — изменившимся, упавшим голосом спросила ведьма. — Что ты сделал с ней? — Я? — толлбой не сдержал тихого смеха и покачал головой. — Я ничего с ней не делал. И это действительно было так. — И все-таки ты в этом замешан! Что с ней случилось? Где она?! — ведьма шагнула к самому краю еретического рисунка на полу, но не пересекла его. Возможно, не могла. Из-под перчаток уже ползла вверх ядовитая зелень коры. Над этим ответом Девин задумался особо тщательно. — Надеюсь, — произнес он медленно, вспоминая виды мертвого квартала, заваленного трупами, — что ее сожрали крысы. И насмешливо посмотрел на беснующуюся от тревоги ведьму. — У тебя еще есть силы насмешничать? Еще не понял, чем грозит тебе молчание?! — та повысила дрожащий от напряжения голос, впиваясь обложку острыми древесными когтями. — Еще не поняла, что я не хочу отвечать? — Девин снова попробовал порвать лозу, но та не поддавалась. — Райли уже никак не помочь. Он тут же прикусил язык, но яркий луч голубого света уже начал знакомо меркнуть. Ведьма смотрела на него, сквозь него — ошеломленно, пусто, — и произнесла едва слышно: — Что бы ты ни сделал, из-за этого ты умрешь. Девин решил, что больше тянуть не стоит — и, затягивая шнурки мешочка, хладнокровно ответил: — Это мы еще посмотрим. И проснулся. Торопливо сев, он завязал шнурки морским узлом. Поднял взгляд — и столкнулся с пустыми глазами черного пса, сидевшего у изножья. «Твою мать, — подумал Девин напряженно, — лучше бы этой хуйне сработать». Тварь, отрезавшая ему путь к дверям, все еще вызывала холодный ужас одним своим видом — странно было бы чувствовать себя в безопасности рядом с охеренно большой собакой, прижавшей к голове обкорнанные уши и скалящей острые крепкие клыки. Пес глухо, утробно зарычал, не сводя с толлбоя темного взгляда — это дало Торнтону хорошую дозу адреналина, стоило признать — но рык оборвался. Пес вскочил на лапы и закружил у постели, шумно принюхиваясь. Под едва слышное цокание когтей и хриплое, чуждое дыханье Девин незаметно прижал ладонь к груди и беззвучно выдохнул — и постарался смириться с тем, что этой ночью он не будет спать, для разнообразия, не из-за кошмаров, а из-за наполовину настоящей, шароебящейся под боком псины. Время тянулось отвратительно медленно. И Девин даже не мог ничем себя занять — чтобы добраться до книжного шкафа, нужно было пройти мимо пса, который все еще рыскал иногда где-то там, у изножья. Бесцельно бодрствовать оказалось невероятно скучно — настолько, что вскоре стражнику надоело даже бояться. «Ну да, дал я этой ведьме понять, что стало с ее наставницей, — думал он устало, пялясь в потолок. — Наверное, это можно считать ответом на ее вопрос. И что?» Он медленно сел, скрещивая ноги. Пес перебегал по комнате — принюхивался к его форме, перекинутой через подлокотник кресла, к углу шкафа и книгам на полках, крутился у ножек стола, на котором лежала распотрошенная пачка сигарет, но стук когтей по паркету был едва слышным. Девин крепче сжал амулет, до вдавившегося в ладонь твердого, обтесанного морем змеиного камня — и показал черной тени грубый жест. Тут же он покосился на напарника, но тот крепко спал, похрапывая, и этой глупости свидетелем не был. Пес, не реагируя, продолжал обнюхивать его вещи. — Иди в Бездну, и ведьму с собой забери, — беззвучно пожелал ему Девин, укладываясь обратно и накрываясь одеялом с головой. Весь остаток ночи он провел, прислушиваясь к тишине казармы и сжимая дурацкий мешочек в ладони. Ближе к рассвету его все же вырубило ненадолго — сон был абсолютно пустой, — но проснулся Девин не от звона будильника, а от напуганного вопля Оливера. Торнтон тут же сел на постели, но черных собак нигде видно не было, и напарник был в порядке. Оливер оглядывался паническим, рассредоточенным со сна взглядом — и, придя в себя спустя пару секунд, спрятал лицо в ладонях. — Ф-фух, я думал, у меня сердце остановится, — пробормотал он едва слышно. — Извини, я обычно… не кричу так, но это было… слишком. Он потряс головой, глянул на Девина — особенно бледный в блекловатом утреннем свете, с красными белками глаз, словно тоже бодрствовал ночь напролет. — Хреново выглядишь, — сказал ему Оливер, нервно посмеиваясь. Торнтон устало зевнул. — Как и ты. Мне вообще не спалось, — он потянулся к будильнику — и, завидев время, сразу отключил его. Шесть минут погоды не сделают. Оливер неискренне ухмыльнулся. — Отчасти даже завидую, — он рухнул обратно на подушку с едва слышным стоном. — Бездна, я слишком стар для таких потрясений. Когда они завтракали в столовой, Девин обратил внимание, что отряд выглядит даже мрачнее обычного. Во время утреннего перекура выяснилось, что не только Оливера мучали кошмары, а… примерно всех. — Чужой вышел поразвлечься. А может, положение луны такое, — философски пожал плечами Джереми, стряхивая пепел. — Новолуние или полнолуние, не знаю. Или что там говорят натурфилософы в таких случаях. Остальные дружно задрали головы, пытаясь найти на небе едва заметный силуэт луны. — Да не похоже, — буркнул особенно доебистый из-за плохой ночи Генри. — Растущая, вроде. Разговор прервал вышедший из казарм с непременной кружкой в руке Эшкрафт — тоже помятый, почти что серый. — Что, капитан, и вам плохо спалось? — пошутил Оливер, затоптав окурок. Эшкрафт нехотя кивнул. — Сегодня обычное патрулирование, — он рассеянно покачал кофе в кружке. — Не лезьте на рожон. Кто-нибудь один — Радшор, остальные — доки с сорокового по пятьдесят девятый. Сами разберетесь, кто куда. И ушел, оставив отряд недоверчиво переглядываться. — И даже без обычного «вольно», надо же, — пробормотал Оливер, позевывая в кулак. После дежурства, совершенно ничем не примечательного (Девин сомневался, что с его уровнем концентрации, подъеденным тревожной и бессонной ночью, он заметил бы плакальщика, даже если бы тот вышел проблеваться на середину улицы), толлбой отправился на Рынок. Там, среди шумных мелких прилавков, где можно было наткнуться на что угодно от еды до контрабанды, он за полчаса нашел торговца, продававшего сомнительные, но не запрещенные Аббатством вещи, и всего за семьдесят монет стал обладателем еще двух змеиных камней. Это было глупо, но он предпочел перестраховаться. В настежь открытых окнах квартиры-лечебницы китобоя успокаивающе горел свет, и по лестнице Девин поднимался со смутным чувством облегчения — крикливый Рынок с его непонятно куда торопящимися, мутными людьми он все-таки не любил. Дверь на последнем этаже оказалась распахнута, и свет из проема рассеивал полумрак площадки. Девин бросил встревоженный взгляд на замок — но нет, тот был цел. Перед тем, как войти, стражник постучал по косяку, обозначая свое присутствие. Честер, на коленях оттиравший мокрой тряпкой паркет у стола в центре, поднял голову. — Что-то случилось? — поинтересовался Девин, глядя на взмыленного парня сверху вниз. Китобой поморщился и вернулся к оттиранию. — Ничего из ряда вон выходящего, — произнес он вполголоса, — но и ничего приятного. В квартире резко и неприятно пахло чем-то химическим. — Сегодня я ночую где-нибудь в другом месте, — Честер окинул усталым взглядом мокрый пол. — Надеюсь, этого будет достаточно. Он поднялся на ноги и, подбрасывая тряпку в руке, ушел на кухню. Сквозь грохот включенной воды Девин едва расслышал его вопрос: — Больше ты ни во что насколько грандиозное не ввязался, я надеюсь? — толлбой подошел ближе к занавеске, и Честер, закончивший мыть руки, обернулся к нему, вслепую тянясь к висевшему рядом с ним полотенцу. — Если что, мне хватило одного раза, и скажи спасибо, что Трэв тебя запомнил и послал за мной сразу же. И верни амулет, если голова больше не беспокоит. Девин с трудом вспомнил, что все это время таскал еретическую штуку в одном из подсумков, не особенно пряча. Бездна, вся эта ситуация с черным псом и ведьмой напрочь отбила у него всякий инстинкт самосохранения. Получив костяной крест обратно, Честер кивнул. — Ты пришел просто вернуть его или… за чем-то еще? — китобой наконец-то закрыл входную дверь и прошел в свою спаленку, отодвинув на ходу ширму. Девин издалека наблюдал за тем, как еретик безуспешно пытается приладить амулет к креплению на одном из патронташей, лежавших на столе, и рассеянно ответил: — Не только вернуть. У меня для тебя… можно назвать это подарком, я думаю. Честер бросил бороться с тугими застежками и обернулся с усмешкой. — Оу, правда? — темные глаза смеялись. — И что ты… приготовил? От мурлычащего тона китобоя, неприкрыто флиртующего, Девин практически смутился. — Ты не так меня понял, — пробормотал он, защищаясь. Честер подошел ближе — он широко улыбался, в ожидании скрестив руки на груди. Глубоко вздохнув, Девин полез в подсумок. — Дай руку, пожалуйста. Честер, практически посмеиваясь, выполнил его просьбу, и Девин вложил ему в ладонь небольшой легкий мешочек. Он не хотел знать, каким взглядом сейчас китобой смотрит на него, поэтому смотрел исключительно на свои руки. Не давая забрать мешочек, Девин раскрыл и заново затянул горловину, мысленно повторяя дурацкие слова (говорить это вслух было бы слишком!), накрепко завязал шнурки узлом — и только тогда отстранился. Честер смотрел на него молча, едва сдерживая смех и, одновременно, с каким-то нескрываемым укором. Китобой глубоко вздохнул и сжал мешочек в ладони. — И как это понимать? — спросил он тоном, которым общался с некоторыми не слишком умными пациентами. Длинные пальцы уже теребили узел, и Девин торопливо сказал: — Не развязывай! — и Честер все же прыснул, перебрасывая мешочек из ладони в ладонь. — Знаю я, как это выглядит! Это все… длинная история. Правда. Парень свободной рукой поймал Торнтона под подбородок и заставил покрутить головой, глядя глаза в глаза. Потом уверенно, но легко потрогал чуть выше виска, безошибочно находя кончиками пальцев место рассечения — сейчас, правда, там даже шрама не осталось. Не получив ожидаемых результатов, Честер покачал головой, поднял амулет на высоту глаз, рассматривая невзрачный мешочек, и пробормотал: — Готов поспорить, так и есть. Бездна, я хочу знать, что могло заставить тебя, — он хохотнул, — сделать… это. Вопреки всему, Девин ощутил раздражение. — Та зеленокожая ведьма, которая приходила за шкатулкой, оказалась не единственной, — стараясь выдерживать ровный тон, произнес он. — Меня нашла ее ученица, и ее очень интересовало, что же случилось с наставницей. Честер мгновенно перестал веселиться. — Когда нашла? Как? — Две недели назад, — пожал плечами Девин, не скрывая недовольства в голосе. Честер пораженно уставился на него. — А как — не представляю. — И ты говоришь об этом только сейчас?! — китобой в возмущении практически шипел. — Что тебе мешало сделать это раньше?! Да хоть… Твою ж… Потирая лоб, он прошелся от стены до ширмы и обратно. Девин наблюдал за ним тяжелым взглядом. Стекло в настежь открытой раме слабо позванивало от порывов ветра. — Ладно, ты все еще жив, значит, с этим можно работать, — Честер зримо заставил себя остановиться и перестать метаться. — Как это произошло? — Мне приснился еще один странный сон, в котором ведьма сказала, что прокляла меня, — сдержанно поделился Девин. Честер беззвучно, глубоко вздохнул, прикрывая на мгновение глаза. — После него я каждую ночь видел кошмары. И за мной везде следовала огромная черная собака. Лекарь помолчал, задумчиво потирая левую мочку, и серьезным тоном уточнил: — И на нее никто не реагировал, кроме тебя? — Девин коротко кивнул. — Галлюцинации, замечательно. Началось после драки или до? — До, — толлбой все же не сдержал осуждения. — Мне нужно было уточнить! — сухо бросил Честер. — Итак, если я верно понял, то тебя уже две недели мучает ведьма. И поэтому ты… — Это дурацкое суеверие, — Девин указал на амулет, который еретик все еще сжимал в ладони, — каким-то образом помогло. Вчера я… случайно сделал так, чтобы проклятье ведьмы сработало, и должен был умереть после этого, — Честер вытаращился на него, как на идиота, — но, как видишь, ничего не произошло. И собака… галлюцинация пропала. Зато напарника ночью мучили кошмары, и остальных в казарме — тоже. А меня — нет. Честер покрутил простенький амулет в руках, рассматривая его внимательнее, и вдруг нахмурился. — А ведь мне тоже сегодня каждый второй жаловался на плохую ночь, — пробормотал он, — а кое-кто — и на галлюцинации, Чужой бы его побрал. Хотя в его случае дело все-таки было в неумелом обращении с опиатами, я уверен, но… Огромная черная собака… Это действительно странное совпадение, если подумать. — Ты мне веришь? — спросил Девин тихо. Честер, пожевав нижнюю губу, чуть усмехнулся — и поднял выше левую, демонстрируя метку. — Ты думаешь, после этого я считаю, что что-то невозможно? — он покачал головой. — Благодаря Мастеру я могу делать то, что никто не может. Я видел ту ведьму. Почему бы второй не проклясть тебя? Почему бы чему-то такому, — он поднял мешочек, — не сработать? Даже в руках человека, который о темной магии знает только из проповедей смотрителей. Девин выдохнул. — Твоя наставница тоже была с нами, когда Райли нас нашла, — он вытащил последний мешочек и завязал его точно так же, как остальные. — Я, блядь, не знаю, как и почему это работает, но лучше бы тебе уговорить Рафу таскать это с собой, чтобы ведьма не нашла и ее. Он перебросил его Честеру, и тот с удивлением на лице поймал. — Ты и о Рафе подумал? — пробормотал китобой. — Неожиданно. Девин не стал напоминать, что, согласно ведьмовской книжке, проклятье было смертельным. Вместо этого он скупо сказал: — Собака была вот такой, — он провел у бедра, — в холке и часто появлялась по ночам. Прямо в казарме, посреди комнаты. Выражение Честера ясно дало понять, что тот опасность оценил. — Я надеюсь, что больше об этой ведьме мы ничего не услышим, — китобой отошел к столу и оставил оба мешочка с травами там, рядом с патронташами. Быстро вернулся обратно. Осторожно положил руки Девину на плечи… смотрел несколько секунд глаза в глаза, неожиданно серьезно. Скользнул ладонями выше, смыкая пальцы на загривке, и негромко заговорил: — Все закончилось. Ты в порядке. Если заметишь… почувствуешь еще что-то странное — всегда можешь прийти ко мне. Как к лекарю… и не только. Девин вздохнул, прикрывая глаза, и легко обнял китобоя за пояс. — Как бы ты мне помог? — спросил он тихо. Честер чуть двинулся в его объятии — пожал плечами. — Как-нибудь. Не знаю. Нашел бы ведьму, например. Девин слабо усмехнулся. — Молодая девушка, блондинка, волосы длинные. Ниже тебя на дюйм, носит белый пиджак. Зовут, возможно, Мелани. Выглядит как типичная гристолька, без примесей крови с других островов, — перечислил он неспешно. — Раньше работала в пабе посудомойкой. Паб принадлежал ее семье. Вперед, ищи. Честер едва слышно хмыкнул. — Ты такой хороший стражник или придумал половину из этого прямо сейчас? — он погладил его большим пальцем ровно под челюстью, цепляя вечернюю щетину. Девин в ответ медленно провел ладонями по спине. — К твоему, возможно, сожалению, но первое. Это все, что я о ней знаю, — сквозь тонкую ткань рубашки он чувствовал чужое тепло. — И я сомневаюсь, что даже китобоям под силу найти кого-то по такому скупому описанию. Честер красноречиво промолчал. В лечебнице все еще неприятно, бодряще пахло чем-то химическим, но под гипнотическим скольжением пальцев по коже, поглаживающих его ровно и легко, Девин наконец-то ощутил в полной мере, насколько он устал за эти недели. — Это было страшно, — тихо признался он. — Мне снилось… всякое. Как знакомые умирали у меня на глазах, и я не мог им помочь. А если я просыпался, то здесь меня ждала эта тварь. Мне некуда было деться от этого проклятья. — Но сейчас все закончилось, — повторил Честер мягко. — Закончилось, — качнул головой Девин. Неохотно добавил: — Жаль, что сегодня тут… не поспишь. Он замер, когда его губ легко коснулись чужие. Честер улыбался. — За ночь выветрится, я проверял, — пробормотал китобой в промежутке между неглубокими, недолгими поцелуями. — Приходи завтра. И Девин кивнул.