Lust

Коннор шел на обед впервые будучи совершенно не голодным, смотря под ноги и находясь в своих тяжелых мыслях. Неприятно ныл бок, которым священник ударился, упав со стула, но он этого даже не замечал. Кроме этого несчастного человека, спасителя, в исповедальню никто не заглянул, поэтому отвлечь свои мысли на что-либо другое у Коннора просто не получалось. Над ухом послышались тихие шаги, и на плечо легла знакомая горячая рука. - Эй, соня, ты как? - Коннор поднял взгляд на отца Джойса, и тот, заметив покрасневший нос и влажные глаза, резонно спросил. - Ты плакал? Коннор попытался отмахнуться, слабо поведя головой из стороны в сторону, и уже хотел что-то сказать, но слова не рождались из его горла. Вид его был настолько обескураженный и убитый, что Джойс, вопреки тому, что так обычно не поступают на людях, притянул его к себе, в каком-то глупом порыве гладя по волосам. Коннор попытался оттолкнуть, но слабо, а потом и вовсе уперся лбом в плечо, а в горле опять предательски защипало. - Ты стал таким эмоциональным, неожиданно, - тихо проговорил Джойс, когда они с Коннором медленно шли к трапезной. Коннор то и дело тер глаза и шумно вдыхал носом. - Что произошло? Коннор не мог толком ответить и объяснить, почему его так сильно расстроил короткий и рваный разговор с неким Андерсоном, что сидел в исповедальне сегодня днем. Потерять ребенка... наверно, это самое страшное, что можно потерять в жизни. Быть может, его мать тоже ходит в церковь и плачет по ночам, думая, что Коннор погиб. Разве это не страшно? За столом молодой священник не проронил и слова, через силу глотая постный суп со свежим хлебом. Отец Мартин, сидевший напротив, выглядел не лучше Коннора. Он даже не притронулся к еде, потерянно водя ложкой по тарелке. Но никто, кажется, этого не замечал. Коннор несколько раз пытался встретиться с ним глазами, но это никак не удавалось сделать. Как только обед закончился, отец Мартин вскочил со скамьи быстрее всех и моментально скрылся из виду. Коннор лишь проводил взглядом его спину и тоже поспешил встать. - Давай издалека. Это связано с тобой или с прихожанином? - выждав довольно долгую паузу, продолжил свой разговор Джойс. - Прихожанин... Он... просил передать слова своему умершему сыну, - тихо проговорил Коннор. - И это тебя впечатлило? - уточнил Джойс, однако в его голосе не было ни усмешки, ни издевки. - Коннор, послушай... Они оба зашли в исповедальню, так, чтобы их никто не услышал, да и Коннор мог работать дальше. В маленькой комнате стало сразу душно. - Тебя, конечно, могут растрогать чужие проблемы, но отдаваться им настолько... Пойми, что этот человек нуждается в твоей помощи, но не более того. Смотри на это с другой стороны, и не растрачивайся на других, эмоций у нас не бесконечно... Дверь в другую часть исповедальни открылась, и Коннор жестом показал Джойсу помолчать. Тот кивнул, упираясь спиной в стену. - Святой отец, мне нужен Ваш совет, - тихо проговорил из-за сетки знакомый голос. Коннор с Джойсом переглянулись, не веря своим ушам. Хоть голос был тих, они знали: за сеткой сидит отец Мартин. Джойс хитро прищурился, пододвигаясь ближе, будто радуясь, что Мартин пришел исповедаться и раскрыть все его грехи. Но Коннор не хотел отвлекаться, подумав, что это может быть очередной проверкой, и тогда объяснялось, почему Джойс не уходил. Поэтому легко отчитал молитву, которую за последнюю неделю он повторил столько раз, что губы сами двигались без его ведома. - Святой отец, - обратился после молитвы к Коннору Мартин, - почему, если любовь - это высшее чувство, святым отцам запрещено любить? Коннор несколько раз подумал о том что скажет, перед тем, как что-то ответить. Он не хотел подставить ни Мартина, ни свою семинарию, поэтому заговорил спокойно, с должной выдержкой и эмпатией. - Любовь в этом мире живет почему-то только рядом с похотью. А сами понимаете, что похоть, lust, это один из смертных грехов. Святые отцы - такие же люди, как и другие, они тоже подвластны ее влиянию. Им никто не запрещает любить, им запрещают испытывать похоть. Отец Мартин за перегородкой глубоко вздохнул, и Коннор уже привычно завершил исповедь. Как только дверь за Мартином негромко щелкнула, Коннор перевел заинтересованный взгляд на отца Джойса и несколько секунд сурово глядел на него. - Что ты от меня хочешь услышать? Загулял он в прошлом году, согрешил, главный узнал и перевел его дружка в другую церковь. Мартин тут поистерил, да и забыл. Пока то, да сё, не до любовных интриг, тем более работой его завалили до чертовой бабушки. А сейчас среди хористов угадай кто приехал, - Коннор ожидал, что Джойс это произнесет с иронией и издевкой, но тот сохранял спокойствие, будто бы говорил о погоде. - Это очень тяжело, - вздохнул молодой священник. - Его вчера на ковер вызвали, сказали, что это испытание его веры. И если он хоть как-то даст намек, то его и его... кхм... Отлучат от церкви. А ты сам знаешь, нам почти под 40, образования кроме семинарии нет, всю дешевую работу делают андроиды. Куда ему деваться. Вот и цепляется кое-как, но тяжело ему, тяжко. Коннор на несколько секунд задумался, вспоминая печальное и напряженное лицо отца Мартина. Однако один вопрос не давал ему покоя. - А откуда об этом узнал Алоиз? Он же даже не к кельям не поднимается. Получается, кто-то донес держателю, так? Джойс неожиданно помрачнел и опустил глаза в пол, будто нашкодивший ребенок, и Коннор моментально прочел в нем стыд и печаль. И все понял. На этом их разговор кончился, и Джойс поспешил убраться из комнатки, чтобы не мешать Коннору работать, хотя по сути никто больше не пришел в этот день. Душевное состояние молодого святого отца было явно в плохом состоянии, он нуждался в отдыхе и сне, однако, имея к этому силы, неожиданно решился прогуляться по саду. На улице уже было темно и в саду не было никого, кроме ходящих от дерева к дереву андроидов, аккуратно размещавших на первых цветках маленьких серебристо-синих пчел. Пряный теплый воздух гудел от жужжания маленьких прозрачных крыльев. Чувство неземной благодати наполнило Коннора через край. Он откинул голову назад, устремляя свой взгляд в небо, где из-за света техногенного города не видно было и звезды. Вечернее спокойствие обняло его и укрыло своей негой, будто бы горячим одеялом. Коннор брел по саду, на секунду останавливаясь у веток, разглядывая первые зеленые листки и еще не раскрывшиеся маслянистые почки. В одной из беседок Коннор уловил тихое сбитое дыхание, будто бы кто-то плакал, но пытался это скрыть, но, услышав шаги, замолчал. В саду было достаточно темно, но свет от фонарей позволил ему увидеть фигуру в темных одеяниях с воротничком настолько белым, что казалось, что он светится в темноте. Молодой священник без слов зашел внутрь, садясь рядом, позволяя отцу Мартину, задыхающегося от тихих слез, положить голову на колени, и легко гладил его по голове, хотя даже не представлял, что тот испытывает.