От моря до безумия

Ты видишь? Видишь, видишь нас? Нет? Хорошо. Конечно же, это хорошо. Для нас. Вы... Вам это ведь без разницы. Мир изменился, вам теперь плевать. Великая, Великий ― ваша Церковь Исцеления стала историческим комплексом, дочь некогда бессмертной, породившей Вновь Обретённое Дитя, не захотела продлевать тот же договор. А Дитя... Дитя возродилось не здесь, больше не храня ни Дворец, ни Город. О нём попросту не вспомнили, восхваляя древний род в дни государственных праздников, почитая их больше за выходные. Город забыл быстрее. Дворец объявлен опасной зоной. Правда о нём осталась в книгах, а пришедшие за острыми ощущениями не смотрят, насколько однообразны в нём бледные лица девушек на стойке регистрации и согбенные спины уборщиц. Только портреты матери и дочери кажутся живыми, интересующимися обстановкой во дворце. Дочь тоже выглядит вечно юной, хотя изучали её жизнь десятки лет, наматывая кадры плёнки и гигабайты памяти. Ничего особенного, так бывает. Вы любите не мучиться. А чтобы не мучиться ― забываете. Это не радует. Просто... забавляет. Вы ведь не просто не видите, как и зачастую ваша техника. Ваши ощущения притуплены. Слуху недостижима наша речь, приложение с рунами используется лишь для забавы маленьких детей и чудачащих взрослых, верящих, что они когда-то услышат нечто новое. Чутьё привыкло к разным запахам города, приманивая туристов этой диковинкой, сердца не бьются чаще, зная, что в Соборный Округ в полнолуние не пускают патрули из заключённых. Вам давно плевать. Только некоторые ищут в Городе правду. Их легко как отвлечь, так и увлечь, не давая ответа. Он и не нужен. Просто оглянитесь. В пригороде лежит тело умершей, аккурат возле частной клиники для психически нездоровых рожениц. Беременные некогда прославляли это место, их схватки проходили безболезненно, а дитя делало первый вздох в солёной, но такой ласковой воде. Теперь там нет её цельных останков, нет голубых прожилок на жемчужно-белых щупальцах, нет милосердия, накрывавшего с головой. На трассе никто не смотрит вправо, на часовню: там никогда не летают птицы, ночью различимо, как шпиля никогда не касается лунный свет и иногда эфемерно колеблется воздух над куполом. В прежние времена это было более явным, а днём место, вокруг которого никогда не скапливался туман, было больше. Теперь же таких же мест кроме часовни осталось лишь два. Приходящие туда редко бьются в истерике и уж точно не знают про Кошмар. В пункте переливания крови никто не смотрит на бурый оттенок посреди гвоздей, прибивших старый паркет, никто не слышит скрипа колёс и выстрелов из двухстволки, больше никто не кричит «Прочь!». Никто не думает том, как Нечто может не иметь формы, но переливаться по уже одноразовым иглам и капельницам. Остатки или останки? Кто-то или что-то? Им неведома разница. По стокам канализации всё стекает в общий поток, кто-то потом хвастается в соцсетях поимкой самых крупных крыс, их чучела ― любимый туристический сувенир из Города. Где тот самый путь, ведущий к Запретным Лабиринтам ― боятся вспоминать. Городская легенда пестрит лишь слухами о тех, кто решили уйти и не вернулись. Почему же ― знаем именно мы. И те, кто смогут уловить наше присутствие. А причём тут Кровая Луна? Да ни при чём. Они уверены, что им лишь чудится. А чудится ли им плеск и грохот под полом консерватории имени Церковного Хорала? Знают ли они его истинное значение? А назначение того места, чьи пещеры затопило вместе со странным камнем? И почему это место кажется им безразличным, тоскливым, бездушным? Зрячие и слышащие могли бы узнать больше, кабы приходили сюда единой толпой. Хотя... Вы ведь не замечаете даже их. Девушка или женщина стоит на остановке? Черный рюкзачок с заедающей молнией, капюшон, странно обтягивающий голову, пакетик в левой руке, взглядом выцепляет автобус среди бледных пятен фонарей. Висящее на фигуре пальто, резко шмыгающий нос, крепко сцепленные губы ― разве не похоже на обычную людскую чёрствость, усталость? А автобус едет мимо. Никто не замечает, как его касаются пальцы, как на новеньком белом боку с надписью «Лучшие экскурсии к Её Величеству» остаются слишком длинные царапины от далеко не людских ногтей? А в её кармане звенит оповещение. Всё же платные услуги этого приложения не так популярны, хоть и действенны. А ведь это лишь малость. Вы не заметите и женщину с новорожденным, свёрток с которым обнимет щупальце. Дитя будет не кряхтеть, а странно пищать, когда присоска аккуратно поправит сбившийся чепчик, вам будет досаждать коляска, но вы так и не заглянёте под белую ткань, в эти странно выпученые глаза. Вам неинтересны перепонки на бледных руках старушки, убирающей гостиничные номера на побережье. Клекот из её горла вы объясните приезжим как местное ругательство, а мокрые следы на полу ― не тщательной уборкой. Вы легко забудете про тех, кто заказывает себе особое меню в ночном клубе, не углядите ничего особенного в белизне их кожи и выгоревших волосах, не всмотритесь в их расширенные далеко не от наркотиков зрачки. Вы даже не удивитесь, узрев тех, похожих на Некогда Бессмертную при свете дня, хотя вечно тёмные стаканчики в их руках будут далеко не с кофе, а запах спишете не то на раны, не то на модное пристрастие к парфюму с ноткой крови. Молодёжь всегда скупает его чаще дезодоранта. Все эти лица понемногу осознают, насколько вы беспечны. А они скоро будут готовы. К чему? Вы сами давно предпочли не знать. Неведение делает вас более слабыми, более хрупкими, уязвимыми. Вы забыли об охоте за черепами безумных. Вы отмахиваетесь от новостей об очередных странных культах, время от времени запрещаемых властями и выбираете тех, кто пообещает вам будущее, а не защиту от прошлого. Вы не замечаете тех, кто не глухи и не слепы. Но это будет недолго. Я буду умнее своего не имевшего формы отца. Я вспомню дальновидность моей возродившей наследие матери. Я не отчаюсь, как моя сводная сестра. Я заставлю всех услышать, насколько дорого заплатят решившие, что ты забыта. Мир успел измениться. Разросся, заполнонился людьми Город. Развивались нынешние, чуждые Космосу науки, ряды цифр стали важнее звёзд над головами. Одна из людских наук всё же познала одну из тайн, некогда сводившую город с ума. Одна сотая, не больше ― вот сколько способны узреть нас. Большинство способны понять. Две трети ― вознестись. Мир изменится. В Городе теперь живут не десятки тысяч ― миллионы людей. А значит, скоро в нём наконец-то появится тысяча новых, готовых слушать мои наставления Великих. Их будет достаточно, чтобы стать главными в этом мире.