Потерять и обрести

Я расплатилась с таксистом, поблагодарила его и, проводив машину взглядом рухнула на скамейку около своего подъезда. «Ох, детишки, как же замучили вы меня, — подумала я и тут же улыбнулась встречной мысли, — но я тоже хорошенечко из вас соки выжала. Главное, чтобы всё было не зря и концерт завтра мы с вами отыграли что надо». Прохладный мартовский ветер забрался под воротник кожаной куртки, пробежал по спине и плечам, заставляя ёжится и обхватывать себя руками. Я взглянула на часы. Было почти восемь вечера. В прочем, я практически всегда возвращаюсь домой в это время. Если не задержусь на репетиции со своим вокально-инструментальным ансамблем, имя которому снова приходится менять, потому что администрация музыкальной школы узрела в старом названии что-то дерзкое, вызывающее. И, ясное дело, моим девчонкам и единственному на весь ансамбль парнишке это не понравилось. Я и сама в их возрасте была таким же бунтарём, сто раз доводила до белого каления мать с отцом: то на спор пробовала курить в собственном подъезде, а в этот не подходящий момент возвратился отец с работы; То, опять же, на спор, заявила матери в свой день восемнадцатилетия что я беременна. И хоть спор я выиграла, долго ещё пришлось тушить пожар конфликта. Родители даже к врачу потащили. А вспомнить историю, когда мы с сестрой убежали из дому, только потому что мама выбросила наши плакаты и кассеты, так как наша, как говорили родители «дьявольская музыка» идёт нам только во вред, мы носим из школы двойки, днями где-то шатаемся с местной шпаной и не дай бог ещё начнём алкоголь или наркотики употреблять. «Ох, сестрёнка, — Я тяжело вздохнула, — почти два года тебя нет, а мне всё так же больно». Когда родители от вредных привычек предостерегали, как в воду глядели. Гейрин спустя несколько лет стала зависима. Только вот не знал тогда этого никто. Да и случилось всё это слишком быстро. Вроде мы с ней только закончили музыкальный колледж, сколотили подобие рок-группы со мной во главе, пиликающей на клавишах, Гейрин на барабанах и двоих парней: Джейсона и Рида занимающих посты гитариста и басиста. Почему-то Джейсон сразу мне не понравился, когда Гейрин притащила его к нам в отцовский гараж, где наша студия располагалась. Именно Джейсон сорвал наше первое мероприятие, которого с таким трудом добивался отец. Он просто вырубился, проспал будильник и не явился в назначенное время на выступление. А чуть позже этот же Джейсон подсадил сестру на наркотики, потом бросил её, сказав, что лишь развлекался с ней. Вот тогда-то моя ранимая Рин приняла дозу побольше и отправилась гонять на байке в дождь. Я смахнула набежавшие слёзы, достала из сумочки телефон и зашла в галерею. Но как только открыла снимок Рин, горячая капля снова прочертила дорожку на щеке. Сколько же ещё будет так больно? Может время и не лечит вовсе? Или оно как и лекарства помогает не всем? Да чёрт побери, родные люди порой не так привязаны друг к другу, а мы с Рин были абсолютно чужими. Когда я узнала это, не чуть не изменила своего отношения к своим приёмным родителям и сестре. Может, эта история никогда не всплыла бы, по крайней мере для меня, но бабушка Данни всегда считавшая, что именно я сделала из Рин пацанку в сердцах сказала маме: «Эллин, гены — коварная штука. Кто знает, кем были родители Лиэль. И вообще, я и сейчас считаю, что Джек мог не выбрасывать деньги на ветер, а усыновить ребёнка обычным путём. Вот где он познакомился с этими бандитами? Каким образом они договорись о сделке? А вдруг эту кроху украли, к нам бы пришла полиция и велела отдать Лиэль обратно? Тогда бы у тебя была новая депрессия. И я же вам говорила, что врачи всегда ошибаются. Через год родилась Гейрин: жива и здорова». Плакала я тогда долго, сама не понимая почему. Может от того, что родители скрывали факт моего появления в семье, а может потому что узнала причину отношения бабушки к моей персоне. Но благодаря материнской нежности, благодаря доброму сердцу отца, его уверенной строгости и решительности в моём воспитании, его безграничной любви и благодаря неподдельной сестринской дружбе Гейрин я оттаяла и душой и сердцем и осознала, что они любят меня так же, как и я их. Кажется ветер совсем превратил меня в снежную королеву, да ещё ко всему начал моросить мелкий дождь. Я бросила телефон обратно в сумку, вынула ключи и потопала домой. Как только лифт приветственно распахнул дверь на моём этаже, нос защекотал запах ванили, яблок и чего-то ещё до умопомрачения вкусного «Кажется, мамочка готовит пир на весь мир, а если так, по всей видимости у нас гости». — Кто там скребётся в дверь, а поздороваться с родителями и гостями, точнее, гостем, не желает? Папа вышел в коридор и с грёб меня в медвежьи объятия. — Задушишь, папочка. Мои «падшие боги» завтра без учителя на концерте будут отдуваться одни. — Ишь, деловая какая, — отец взял мою куртку и направился к шкафу, — они, «боги» твои не маленькие уже, справятся. И название выбрали, аж жуть берёт. Я по-детски надула губы, порождая сим жестом улыбку на лице отца. — И ты туда же. Шеф и так сказал, что к завтрашнему концерту в сценарий должно быть внесено новое название, иначе ребят на сцену не выпустят. Ох и начнётся утречко. Я задание им дала, чтобы придумали пять вариантов, будем потом процессом голосования выбирать, чей лучше. Да и сама думаю что-то сообразить на случай, если они из своего выбрать ничего не смогут. — Некогда тебе думать будет, марш в комнату, там… Там… — отец легонько подтолкнул меня, — иди-иди, а я пойду к маме, чёт наша кулинарка притихла за кастрюлями своими да сковородками. Я поставила на трюмо сумку, причесала каштановую копну волос, которая, когда снимешь шапку всегда торчала, будто я и не ведала, что такое расческа, и, посмотрев на себя красивую, правда чуть-чуть уставшую в зеркало, открыла дверь в свою комнату. А там на моём кожаном диване, укрывшись моим пледом и нагло пялясь в мой ноутбук сидел… — Риииииид, — Я плюхнулась рядом с другом, а он, видимо, смотрел на моём партативном компьютере что-то ну очень интересное и мои возгласы произвели на него впечатление вселенского масштаба. Его выразительные глаза цвета вечернего неба стали ещё огромнее, лицо… О, здесь был калейдоскоп эмоций: удивление, испуг, радость… это далеко не весь список всего, что на этой смазливой физиономии было, но то, что хотела видеть я, чтобы подразнить друга не наблюдалось. — Страх потерял, Эванс. Чего это в моём ноутбуке роешься. — Ли, не занудствуй, — ноутбук был уже не в теме и Рид поставил его на журнальный столик. — Какими судьбами в туманном Альбионе, все ведь говорили, что ты обосновался, — я призадумалась, вспоминая название города, — в Магдебурге, женился, стал примерным семьянином. И это за два-то года. А что будет, когда мы лет десять не свидимся? — О, страшно представить, — друг весело мне подмигнул, — жена моя станет матерью героиней, я буду известным журналистом на всю Германию… Да что Германия? У всей Европы будет на устах имя уважаемого журналиста Рида… — Прошу внести поправочку, — ехидно съязвила я в привычной мне манере, в которой я любила отпускать шуточки, когда мы с ридом, Рин и Джейсоном собирались вместе, — имя скандального журналиста. — Ли, ты не меняешься. — Рид крепко меня обнял и чмокнул в щёку. Его коротенькие усики защекотали кожу и я наиграно отвернулась: — Фи, зарос-то как. Раньше секси был. Ни щетинки, никакого изъяна на лице, форму спортивную поддерживал, а сейчас что?! Вставай, я посмотрю на тебя! Я дёрнула его за руку, поднимаясь с дивана. И он встал, будучи выше меня на голову, поднял на руки и усадил обратно на моё место. — Молчи, недоросль. Ты всегда занудой была, а с возрастом твоего занудства только прибавилось. — Что поделать, — театральный вздох, — профессиональные отклонения, ну или побочные действия от моей работы. Называй, как хочешь. — Не уж-то педагогом стала? Бедные дети. Теперь Рид актёрски вздохнул и взялся за голову. Мы долго болтали, шутили друг над другом, рассказывали всё, что случилось с нами с тех времён, как погибла Рин, как пришёл конец нашей группе, так как я её существование без сестры не представляла. Рид может быть и остался бы в Лондоне. Все думали, что мы с ним пара, а наши друзья делали ставки через сколько месяцев мы узаконим отношения, но любовь Рида была безответной. Я обожала его как друга и демонстрировала со своей стороны понятие о дружбе между мужчиной и женщиной. Он выждал то время, пока мне действительно было плохо, когда я не знала, не представляла как жить дальше и что делать, а потом, сто раз извиняясь, сказал, что поедет в Германию, куда давно уже перебралась его родня. Отец бросил семейство Эванс, когда Рид был ещё студентом и мать с двумя младшими сёстрами оставила сыну квартиру и уехала в германию к своему брату. — Прости, ли, — говорил друг, когда мы сидели с ним вот так же как и сейчас в моей комнате. Только вот атмосфера в доме тогда была тяжёлая, гнетущая. Мама никак не могла смириться с потерей младшей дочери и нам с отцом пришлось отправить её в санаторий, где доктора боролись с затяжной и слишком сложной депрессией, — Я поеду в Магдебург. Ты в праве на меня обижаться, но сама посуди. Группы нашей нет. Искать место в другом коллективе я не хочу, а связывать себя со специальностью что я получил лучше дома, под крылышком родни. Тем более что дядя Вальтер на телевидении работает, думаю, куда-то пристроит. И хоть в глубине души я обижалась на друга, который в нашем коллективе был единственным музыкантом самоучкой, я всецело соглашалась с ним, с его решением. Просто было очень больно, что и он бросает меня. Хотя тогда, скажи я ему, что в моём сердце начал теплится огонёк любовных чувств, Рид, не задумываясь, остался бы. Но увы: и я, и он знали, что этого не будет, а по сему я отпустила друга, взяв с него обещание не пропадать. Вот и не пропадал он. Молчал все эти два года, и если бы не наши общие знакомые, я и не узнала бы, что он женился, что вместе с Лизой — своей супругой честно трудятся на каком-то из немецких каналов. — Зачем к нам пожаловал, семьянин? Я вальяжно растянулась на своём, между прочем, диване и пнула друга ногой, так как он занимал место, куда так хотелось положить свои уставшие нижние конечности. — Приехали навестить родственников Лис, а я решил и своих друзей проведать. — Значит, — я поняла, что выпихивать друга бесполезно, мой диван уже был облюбован нами обоими, и водрузила свои ноги на его колени, делая из них удобный подлокотник для отдыха уставших, — Лиза гостит у родни, а Рид налево побежал? — Вставай, Грейсон, я есть хочу. Между прочем, я тут заседаю уже довольно долго. Мои бедные ножки бесцеремонно скинули, плед, которым я только что укрылась, забрали и вообще, вели себя нагло, и это ещё мягко сказано. — Чревоугодничать на ночь глядя _ свинское дело. — Ты что, решила после тридцати за фигуркой последить, лишние килограммы одолели? Сколько бы ещё длилась наша перепалка, сопровождаемая жалкими попытками выгнать друг друга с дивана я не знаю, но дверь открылась и на пороге показалась улыбающаяся мама: — Вашу возню на кухне слыхать, дети. Ужин стынет. И не говори мне моя милая Лиэль, что тебе уже нельзя и маковой росинки в рот положить. Мы все тебя ждали, вон, Рида голодом морили, так что изволь сегодня снизойти до нас жиром заплывающих и сама уступи своим жёстким правилам. Встали мы из-за стола уже за полночь. Я, раздираемая постоянными зевками, отправилась в душ, Рид, в который раз отправивший сообщение Лизе засобирался уходить. Он правда получил от меня ещё одну порцию подначек и издевательств на тему, что его ждёт и какими изощрёнными способами темпераментная немка будет наказывать благоверного. — Лиэль, всё ещё не спишь, — тихо позвала меня мама, когда я уже высушила волосы и юркнула под всё тот же тигровый плед. — Всё ещё не сплю, — засмеялась я, удобно укладываясь. — Что ты думаешь по поводу предложения Рида? Согласись, ну не твоё это быть учителем эстрадного. Ведь все мы знаем, что ты всегда мечтала о другом, о сцене, изнурительных гастролях. А что если и впрямь всё сложится и ребята возьмут тебя в свой коллектив? — Мам, давай обо всём завтра, я действительно очень устала. Мама опустилась на край дивана, нежно погладила меня по волосам. — Да, отдыхай, радость моя. И что бы ты не решила, я и папа будем на твоей стороне. Пусть даже ты улетишь в Германию.