Полет через боль

Эхо от последнего выстрела все еще отдавалось от стен лаборатории, но буквально через несколько секунд все стихло. Гробовая тишина заполнила пространство комнаты. Нет... Я не верю. Эверд... Он лежит на бетонном полу, шумно и тяжело дышит, а его грудная клетка медленно вздымается, слегка подрагивая. Внутри что-то защемило, и я сорвалась с места. Боль от удара коленями о землю показалась мне какой-то незначительной. — Эверд, все будет хорошо, ты слышишь меня? — мой голос сильно дрожал. Я медленно дотронулась дрожащими руками до его побледневшего лица. — Эверд, это... это всего лишь плечо, это не смертельное ранение! Честно сказать, я успокаивала скорее себя, чем его. Попыталась улыбнуться, но из глаз уже капали предательские слезы. Что-то аккуратно коснулось моего плеча, я вздрогнула и обернулась. Сзади стоял всего лишь Питер. Всего лишь... Его лицо было искажено болью и сожалением, но почему? Рана ведь не смертельна, я знаю! — Питер, помоги мне... — речь стала нечеткой, будто смазанной. — Питер, пожалуйста. Но парень не двигался с места, лишь медленно качал головой. — Но почему? — я начала подниматься на ноги. Во мне просыпались ярость и отчаяние. — Тебе что, так сложно? Я всего лишь попросила помочь! Я бросилась на Питера, но он схватил меня за запястья, и я не могла вырваться. — Арвис, успокойся, ему нельзя помочь! — кричал парень, но не со злостью в голосе, а скорее, с болью. — Мой отец никогда не был достаточно метким – на пуле был яд. Кровь застыла в жилах. Я всматривалась в лицо Питера заплаканными глазами, выискивая в нем подвох, шутку, насмешку... Да что угодно, кроме правды! Крик внутренней боли зыстыл где-то в горле, и я, вырвавшись из стальной хватки, вернулась к Эверду. Положив его голову на колени, я начала медленно поглаживать его по черным кудрям. И плакать. Глупая привычка быстро привязываться к людям. Его синие глаза так пристально смотрели на меня, будто Эверд пытался запомнить каждый изгиб, каждый изъян. — Арвис, — он все еще молчал до этого момента. Легкая улыбка царила на его бледном лице. — Нет, Эверд, пожалуйста, не говори ничего, — мне было больно, больно слышать, как с каждым сказанным словом силы покидают его. Я улыбнулась и вытерла скатившуюся по щеке слезу. — Пожалуйста. — Нет, это важно, — не без усилий прошептал парень, откашлявшись кровью. — позаботься о Лизи. И не говори ей, что я... Скажи, что угодно: бросил, уехал... Но только не это. Я, тихо всхлипывая, кивнула и начала вытирать кровь с лица парня. Бордовая жидкость сильно выделялась на его белой коже... — И еще... Прости меня, — парень смотрел в мои глаза: в них было столько боли и сожаления, что я невольно всхлипывала еще сильнее. — Нет, Эверд, ты не должен извиняться. Это не твоя вина. — Я подстроил гибель твоих родителей... Тебя предал. Прости... — Нет, не надо, я больше не злюсь. — Спасибо. Слов больше не было. Он взял меня за руку и закрыл глаза, размеренно вдыхая тяжелый воздух. Так мы просидели минут пятнадцать, но это время мне показалось вечностью. Его дыхание становилось все тише и тише, пока вовсе не затихло. Я положила голову на безвозвратно замершую грудь. Глупо, наверное, убиваться по человеку, которого видела всего несколько раз, но... мне было просто с ним. Он помог мне, а я не смогла. Он ведь так и не познакомил меня со своей сестренкой, но мы это обязательно исправим... Обязательно. — Милая, – неуверенный и осторожный голос мамы, — мне очень жаль. Она подошла и обняла меня сзади. Немного подождав, бережно потянула вверх, чтобы поднять мое обмякшее тело. Упираться было бессмысленно, и я встала вместе с мамой. — Папа в себя приходит понемногу. Я ничего не ответила, но мысленно, конечно же, была рада, что с ним все хорошо. Кажется, все закончилось.