Однажды на Руси...

      Посторонним жизнь моя показалась бы однообразной, но на деле она такой не была. Утром я, по обыкновению, кушала недоимки со вчерашнего дня, буди они у меня. Проверяла границу. Затем шла в лес потолковать с Лешим, а меж делом собирала грибы да ягоды. Возвращалась домой, толковала с избушкой, обедала. Оборачиваясь девицей, я ходила на шабаш али толковала с Кощеем, пока он мне не обрыднет. Ближе к ночи я наведывалась на кладбища, отлавливала нечисть, упокаивала — бранилась как могла. Но нынче день был особый.       Тут я припомнила сон. Коли Видана упырём станет — жди лиха.       Я, учуяв чей-то взор, обернулась и узрела бледно-прозрачного Князя возле избы. Видно, ему и впрямь не хватило силы дойти. Я заприметила на княжьей вые [шее] укус. Вздохнула и молча пустила его внутрь. Покормила, затопила баню. Он покушал, помылся. «Как души могут кушать и мыться?» — спросите вы. Всем нам нужно чем-то питаться, и души — не исключение. Здоровые, дюжие души сами находят дорогу, а слабые заходят ко мне али Кощею на огонёк. Помывшись, они освобождаются от связи с миром живых, а поев, получают достаточно сил, чтобы добраться [до границы с миром мёртвых].       Я расспросила его (я ж любопытная!). Он поведал, что его и впрямь высосала Видана-упырь. Мать моя женщина! Люди недобрые! Что ж это творится-то! Так, спокойно. Упыри — это по части Кощея. Вот пусть он и разбирается.       Я проводила гостя, а он меня даже не поблагодарил… Вот аспид! Я проверила границу. Ничего необычного (кроме Виданы): несколько призраков, которые уже почти упокоились. Они живым вреда не несут, так что можно не беспокоиться.       Так, поглядим-ка, чем там занимается Кощей. Я закипятила воду в котле, положила мелко нарезанные листья недоспевшей малины, прошлогодний снег (только не спрашивайте, как я его достала), листья дуба с верхних ветвей — всё это перемешала и добавила щепоть яичной скорлупы. От густой жидкости стал подниматься пар. Я зашептала:       — Вода, вода, стань зеркалом, яви мне Кощея, сей же час.       На водной глади появилось изображение Кощея. Он был весел (насколько вообще может быть весёлым), очи блестели.       Мой соратник находился, насколько я могла судить, в гостевой горнице. Половину занимал стол, уставленный разными яствами. Там сидели (вернее, лежали) гуляки. Кощей стоял неподалеку, окружённый людьми. Он разговаривал со стариком-князем, очень похожим на покойного Богдана (не спрашивайте, как я узнала его имя). У старика была длинная, седая густая борода, светлые очи. Он был одет в расшитый златом кафтан. Вообще во всех его манерах проявлялась привычка повелевать. (Зачем бояре такую неудобную одежу носят? В ней же не то что бегать, ходить неудобно!). Слышать разговор я не могла, так что приходилось читать по устам. Получалось у меня, к слову, не очень.       Князь молвил:       — Видана… напала на князя.       Кощей отвечал, не выказывая никаких чувств:       — Пожениться… отомстила.       Ещё что-то сказал, я не разобрала. У старика округлились очи:       — Не может быть! Кощей продолжил: — Упырь… опасно.        В горнице повисла гробовая тишина. Гости перекрестились (те, кто ещё был в состоянии).       Только сейчас я глянула на одежу других гостей: все они были одеты так же, как и старик: длинные расшитые кафтаны, бороды. Кощей же надел обруч, побрился (из-за чего все окончательно уверились, что он — слуга нечистого). На нём были чёрные с… как бишь это блестящее железо называют… [серебро]… с дорогой отделкой рубаха и штаны. Перчатки висели на поясе. Меч был на перевязи в ножнах.       Старик выглядел разгневанным: он потряс крестом перед противником, что-то сказал. Кощей же в ответ снисходительно усмехнулся и покинул горницу. Минул несколько коридоров, вошёл в клеть. Там сидел, очевидно, наушник.       Он молвил:       — Возлюбленного… солдаты.       Убили солдаты или отправили в солдаты?       —…ненавидит бояр… отомстить.       Она ненавидит бояр и жаждет отомстить?       Затем наушник наклонился к заказчику и, прикрыв уста рукой, что-то зашептал. Кощей кивал, затем сунул тому что-то в шуйцу и вышел. Я обратила внимание на дорогой персидский ковёр в коридоре. Это сколько ж злата на него надобно?       Вдруг Кощей оборачивается — и никого не зрит. Я хихикаю. Он самодовольно усмехается.       — Сгинь… отвади, — шепчет он.       И водная гладь становится девственно прозрачной. Вот брыдлый!       За моей спиной кто-то кхекает. Я вздрагиваю: чур меня! Потом оборачиваюсь: передо мной стоит дюжий седовласый мужчина с выражением смирения и покорности на лице. Это, вестимо, домовой. Он молвил:       — Простите, госпожа. Видана, похоже, решила истребить весь наш род. Нынче, как забрезжила заря, она напала на Святозара Муромского.       — Он жив? Она его укусила? — забеспокоилась я.       — Жив покуда, она не успела: рассвело, — он сцепил длани.       Я меряла шагами горницу. Буди она решила убить их всех, остановить надобно. Как? Упыри действуют только по ночам.Она поглотила силу Богдана. Я задумалась. Надо её упокоить. Но как? Как заставить принять свою смерть? Как заставить отпустить свои обиды?       — Расскажи мне про князя и Видану.       `— Ярополк решил потешиться с ней. Она спалила его и сама в том пламени сгорела. Богдан решил отомстить за брата. Он был уверен, что в этом господа виноваты. Он погиб в битве. Ведьма высосала его силу до капли. Она стала упырём. Ночью она проголодалась и напала на князя Святозара. Его спас ключник. Его [ключника] укусили. Он погиб. — Речь его была отрывистой, будто рублёной.       — Ведунья беседовала с князем?       — Нет. Она решила его убить. Я думаю, у неё есть подельники.       Я поднимаю брови:       — Правда?       — Не думаю, что она смогла бы добраться до князя одна. К тому же, крамола явно была спланирована.       — Расскажи мне.       — Князь обычно встаёт до рассвета, совершает прогулку по парку. Кличет ключника и толкует о делах, — говорил он медленно, тоном человека, привыкшего подчиняться. — Вот гуляет он, гуляет и тут на него нападает ведьма. Но я предупредил ключника, и он был рядом — его укусили. Князь собственноручно убил его [ключника].       — Какое было время суток?       — Только-только занималась заря.       Мать моя женщина! Ведунья мало того, что стала упырём, так ещё и перебить весь род обидчиков решила! Дела становятся всё чудесатее и чудесатее. Мне стало не по себе… По-настоящему не по себе. Одно дело — упокаивать неупокойников, другое — браниться с упырём. Буди она рассердится — жди лиха. Нет, упыри — это по части Кощея, не по моей. Вот пусть он и разбирается. Домовой кашлянул:       — Так вы разберётесь?        — Да. Ступай.       И домовой растворился в воздухе… Погодите, а как он мог оказаться так далеко от дома? Домовые дюже привязаны к своему дому (на то они и домовые) и не могут отойти от него: силёнок не хватает. Но это явно был домовой, я чую! Значит, его кто-то снабдил силой. Но кто? Совесть не позволяла мне переложить всё на Кощея: мы ж всё-таки напарники. Как могла Видана сделаться упырём, не имея плоти? Да, она поглотила силу князя, но ведь этого явно недостаточно. Напрашивается два вывода: либо она <i>очень<\i> сильная ведьма, либо <i>кто-то<\i> ей помог. Оба ответа мне не нравились.       Вдруг на столе появилась грамота. Как? Вокруг избушки стоит защита. Грамота гласила:       «Яга, я созвал гостей — будут жертвы, коли повезёт, появится Видана. Подготовь всё необходимое для слежки и приходи. Представлю тебя как ведунью Ялову. Будь готова. Да смени облик: образ старухи тебе не подходит! Кощей».       Записка сгорела, только я её прочесть успела.