Невольные репетиции

Я со свистом втянула в себя воздух, чувствуя себя неожиданно переполненной: эмоции смерчем закружились внутри меня, вытесняя на периферию все остатки разума; доводы рассудка, скованность, последние опасения - все они оказались поверженными, и над ними дирижировало лишь непреклонное животное желание, тысячелетний инстинкт, венчающий великую ступень эволюции. Мир вокруг меня рушился, стены трещали, земля ходила ходуном, а тело бросало то в жар, то в холод. Собственный голос доносился до меня словно из параллельной вселенной, вперемешку со звуками собственного неритмичного пульса и громкого дыхания Чаглара, когда мое тело начало двигаться вдоль двери, к которой я была прижата спиной. Выждав, пока я немного приду в себя от потрясения и привыкну, он повернулся со мной в руках и направился к односпальной кровати. Моя голова неожиданно резко ударилась о простыни, когда Чаглар не церемонясь повалился вместе со мной на мягкую поверхность. Прерывистое горячее дыхание обжигало кожу лица и шеи, слух ласкали дикие вздохи, посылая по телу миллионы мелких импульсов. Его губы опустились к моему подбородку, затем к шее. - Просто расслабься. Я постараюсь, чтобы тебе было хорошо. Обжигающими широкими ладонями он властно провел по наружной стороне моих бедер, с ягодиц до коленных ямок, чтобы приподнять мои ноги и теснее обернуть вокруг своего торса, отчего я лишь выгнулась дугой ему навстречу, стараясь быть ещё ближе, и Чаглар помог мне в этом, в следующее мгновение обхватив рукой мою талию и потянув на себя со всей силы. Я выдохнула его имя. Собственный голос показался мне до отвращения незнакомым и слабым, но в нем прозвучало что-то отчаянное и необузданное, и мне захотелось большего. Неразборчивые, стертые, бессмысленные, и в то же время заключающие в себя смысл всего бытия, слова и фразы вибрирующим шепотом заполонили комнату. Понятные только нам и совершенно непонятные, они, словно фоновая мелодия, аккомпанировали судорожным движениям двух тел. - Давно хотел это сделать, - разобрала в этом хаосе его речь, и у меня в груди словно сорвало клапан. - И я, - призналась я тихо, не понимая, откуда взялись эти слова. Застонав, он запустил руку мне в волосы, а большим пальцем нежно провел по моему лицу. Челка спадала на лицо Чаглара, покрытое холодной испариной. Под пальцами я ощутила росинки пота, выступившие на его спине, а своей грудью - прилипшую к коже футболку, что оказалась зажата между нами. Нетерпеливо я поёрзала, стараясь стащить с себя ненужную ткань. Когда мне все же удалось это сделать, Он выругался и снова опустился, чтобы поцеловать меня – на сей раз глубже и дольше, прикусив зубами мою нижнюю губу, пока его руки занялись исследовать неизведанные части моего тела. Когда его рука сжалась сильнее, причиняя боль, я не сдержалась, и, запустив пальцы ему в волосы, сильно дернула. Чаглар с шипением втянул воздух, все быстрее и быстрее раскачиваясь надо мной. – Черт, Дениз. Но я принялась ещё и царапать его, и каждая царапина вознаграждалась приглушенным проклятием или стоном. Его рот повсюду следовал за руками, и я закрыла глаза, ощущая тепло языка, скользящего по коже. Он целовал в губы, в шею, ключицы... Мы скользили по простыням, и я почувствовала, как что-то впивается в спину, вероятно, мой телефон, но мне было все равно. - Чаглар... - ахнула я и с удивлением обнаружила, что он смотрит на меня сверху вниз, приоткрыв рот, со свесившимися на лоб волосами. В его глазах вспыхнул восторг. - Да? Весь мир исчез, когда я выкрикнула что-то нечленораздельное, чувствуя, как он движется все быстрее. Сжав мои бедра, он сделал еще один толчок, второй и, застонав мне в шею, навалился на меня всем телом... Чувства постепенно возвращались ко мне. Я ощущала расслабленность и тяжесть, и внезапно на меня опустилась такая усталость, что глаза начали закрываться сами собой. Обернув руки вокруг его шеи, я поцеловала Чаглара в висок, ощущая его тяжелое дыхание на своём плече, что щекотало кожу. И в этот момент, когда первая волна бури отступила, когда всепоглощающая нежность настигла всю мою сущность, я вдруг со всей ясностью осознала, что тут дело далеко не только в вожделении... В потревоженном воздухе оседала пыль. Сердце забарахлило - Он попросту целиком и полностью завладел им, роняя в душу слово за словом, каплю за каплей, камень за камнем, искру за искрой... Чуть приподнявшись на локтях, Чаглар осторожно провел пальцем по моей щеке. - Привет, - произнес он, едва улыбаясь. Я шумно выдохнула. Его чеканный подбородок, глубокий взгляд, широкие брови, очерченные скулы, скривившиеся от улыбки губы - все это подняло во мне целый вихрь эмоций, как приятных, так и отрицательных. В полной мере понять и принять свои чувства оказалось совсем не сложно - наоборот, они сами затопили меня, обволокли, потянули в эту глубочайшую пучину, сингулярность, имя которой... ...Любовь. Негативная же часть вдруг оказалась страхом. Всеобъемлющим и безграничным страхом потерять Чаглара. Поэтому, ничего не говоря, я лишь снова прильнула к его шее и обняла, зарываясь носом в его плечо. Его кожа была теплой и еще влажной, и я, закрыв глаза, втянула в себя этот ставший до боли родным запах. Я была в самом правильном месте, в правильное время и с самым правильным человеком на свете. Все было на своих местах. Я была дома. Перекатившись на спину, Чаглар поволок меня за собой, что я теперь лежала у его бочка, все еще прильнув к нему всем телом. Дрожащими пальцами я потянула на себя сбитый в сторонке плед и укрыла нас. - Хей, - шепотом позвал он меня, нежно поворачивая мой подбородок, что мне невольно пришлось поднять на него глаза. Щеки мои горели от стыда и смущения, встретив его потемневшие глаза. - Ты в порядке? Я не сделал тебе больно? Снова спрятав взгляд, когда стало невыносимо выдерживать его прямой взор, я лишь отрицательно покачала головой и легонько поцеловала его в шею. Чаглар сдавленно рассмеялся, поглаживая меня по волосам: - Ты очаровательно краснеешь, знала об этом? Уверен, ты и сейчас порозовела. Прикусив губу, я сильнее прижалась к нему. И вдруг мой взгляд наткнулся на его ноги, где на одной стопе не хватало одного пальца. Поняв, куда я уставилась, Чаглар усмехнулся и пошевелил оставшимися пальцами. Я сморщила лицо. - Жуть, правда? - уже веселился он. Но я завороженно глядела на это дефектное место. - Боже, мне так жаль... - пробормотала я. - Не стоило тебе тогда идти за мной. - Но тогда бы замерзла ты, - поцеловал он меня в макушку. - Тогда бы, - заметила я, - в больнице лежал бы только один из нас. Согласись, одна жертва лучше, чем две. Чаглар лишь сдавленно рассмеялся мне в волосы, а я заерзала в постели, пытаясь обнять его всего и чувствуя нарастающую нежность у себя в груди. - Ты совершенно глупая, - смеялся он одними губами, и, деланно задумавшись, спросил: - Что же мне с тобою делать?.. - и театрально вздохнул. Пальцами он приподнял мой подбородок, поворачивая мое лицо к себе, и я лишь успела судорожно вдохнуть воздух, когда своими губами он накрыл мой рот. Но у меня в голове встала совершенно иная картинка. - Ханде, - прошептала я, разрывая поцелуй. Чаглар застыл, задумался, проглотил комок в горле и кивнул, словно сам себе. - Мне нужно кое-что рассказать тебе. - Это связано с ней? Чаглар снова кивнул: - Только я не хочу портить момент, понимаешь? Я обязательно расскажу обо всем утром. Обещаю. В глазах его отражалась просьба пощадить его, дать время, чтобы он мог сам все объяснить. И я не стала больше давить, а вместо этого лишь улыбнулась, кивнула в ответ и сказала: - Тогда и мне есть, что тебе рассказать. - Кыванч? - спросил он, затаив дыхание, словно только сейчас вспомнил о нем. - Я все разъясню утром, - поспешила я сказать. Да, утром все расскажу. Мне хватит времени собраться с мыслями и в самой правильной форме подать ему всю эту историю. Чаглар на пару секунд замолчал, будто взвешивая все за и против насчет утреннего разговора, но так как он сам решил открыться только утром, то и от меня не посмел требовать другого. Вместо этого наклонился и снова поцеловал меня. И я забылась. Все мои чувства: нежность, пылкость, влюбленность, привязанность и счастье захватили меня в свои сети, прерывая напрочь все связи со здравым смыслом и реальностью. Сейчас для меня ЭТО и БЫЛО здравым смыслом. ЭТО и БЫЛО всей моей реальностью. Я сама не поняла, как проводя пальцами по лицу Чаглара, в порыве откровения, прошептала: - Мне так нравится твоя щетина... ... которая просто сводит меня с ума своей колючестью, - хотела я добавить, но Чаглар вдруг остановился, откинулся на подушки и, закрыв глаза, расхохотался. - Боже, только ты можешь такое сказать в такой момент! - Эй! - нахмурила я брови, наблюдая за тем, как трясется его грудная клетка от смеха. - А что в этом смешного? - Нравится моя щетина, значит? - игриво прищурился он, а в следующее мгновение резко накинулся на меня, оказываясь надо мной. - Щетина ей нравится, вы только послушайте ее... Я дико рассмеялась, когда он внезапно прошелся щекой по моей шее, надавливая на кожу лицом и царапая своей этой щетиной, затем постепенно начал спускаться все ниже и ниже, в итоге совсем откинул с меня плед и сбросил его подальше на пол. Хохот мой прервался, когда я нечаянно испустила тихий стон, ощутив его губы на своем животе. Я выгнулась напряженной дугой навстречу к нему, когда он втянул в рот чувствительную кожу у моего пупка, отпустил и успокаивающе облизал, оставляя в этом месте свою “метку”. - Опять? - удивленно выдохнула я тяжелый воздух, когда Чаглар поцелуями начал подниматься к моему лицу, одновременно по-хозяйски раскрывая мои ноги. - Опять, - подтвердил он охрипшим голосом, обвивая одной рукой мою талию, а пальцами другой руки - шею, и глубоким поцелуем накрыл мой рот. Намного позже, уставшая и сонная, я устроилась под боком Чаглара, обняв его за туловище, и, дождавшись, пока он погрузится в крепкий безмятежный сон, чмокнула его в щеку и, улыбаясь как дурочка, прошептала: - Люблю тебя. ** Первые лучи солнца ударили в глаза, заставляя зажмуриться. Я оглянулась по сторонам и нашла себя лежащей боком на узкой кровати, Чаглар обнимал меня сзади и мерно дышал мне в затылок. Кое-как вынурнув из-под его руки со всей осторожностью, чтобы не разбудить его, я накинула на себя длинную футболку, взяла телефон, что валялся на полу у кровати, и беззвучно покинула комнату. В гостиной на диванах в ритм друг другу сопели Эджем и Альп, заснувшие в неудобных позах. Укрыв их одеялами, я выключила телевизор и прошлепала на кухню. Пока я наливала себе воды из фильтра, решила проверить почту. Я ответила на пару писем, проверила свой профиль в социальных сетях и пролистала последние новости. Стояла совершенная тишина; за открытыми окнами чирикали птицы, призывая своих сородичей присоединиться к “беседе”. Ровно в восемь, потрескивая, заработали поливальные установки на газоне. Приятная утренняя прохлада врывалась через окна мягкими воздушными потоками и холодила кожу. Я сделала последний глоток воды и положила стакан в раковину, когда мой палец замер на дисплее телефона. Глаза автоматически успели прочесть сноску из статьи: “Самое романтичное предложение руки и сердца за 2017 год. Поздравляем влюбленных!” С широко распахнутыми глазами я разглядывала приведенную ниже фотографию, где на фоне сотен разноцветных воздушных шаров долины Гёреме в Каппадокии под лучами палящего солнца, стоя на одном колене, Чаглар протягивал коробочку со сверкающим кольцом шокированной Ханде. В голове со всей ясностью вспыхнули слова Чаглара: “...Мне нужно кое-что рассказать тебе... Я обязательно расскажу обо всем утром...” Я часто заморгала, чувствуя странное головокружение, и удержалась за ручку холодильника. В глазах стало неожиданно темно, сердце стало отбивать чечетку словно внутри моего черепа, дыхание совершенно сперло, будто меня пнули в живот, а к горлу подступила противная тошнота. “Я должен тебе кое-что рассказать.” Задрожав всем телом, я сползла вниз по холодильнику, словно он был смазан маслом. Не знаю, сколько я так просидела, остановив взгляд на одной точке в полу, но в какой-то момент оттолкнулась от холодильника и, совершенно ни о чем не задумываясь, направилась обратно в свою детскую комнату. Чаглар еще спал, обняв подушку. Сердце болезненно сжалось, а в носу вдруг защипало. “Я должен тебе кое-что рассказать.” Ты ЭТО хотел мне рассказать? - Лучше бы ты рассказал об этом вчера, Чаглар, чтобы не совершать этой непоправимой ошибки. - одними губами прошептала я. - Лучше бы ты рассказал вчера... лучше бы ты рассказал вчера... Неужели я искала самый высокий утес лишь для того, чтобы в итоге спрыгнуть с него? Сморгнув напрашивающиеся слезы, я быстро подхватила свою сумку с джинсами и, больше ничего с собой не взяв, бесшумно выпорхнула из комнаты, понеслась по лестнице вниз и направилась прямо во двор через входную дверь. Через силы переставляя ноги, я пересекла газон, даже не обращая внимания на поливальные установки, вода с которых попадала прямо мне на брюки, но меня остановила мама, которая выходила из флигеля и теперь шла прямо на меня. - Ты куда? - удивилась она, поправляя волосы, которые только недавно были уложены и зафиксированы лаком. - Меня срочно вызвали по работе, - не своим голосом отозвалась я. - Очень срочно. - Ты бы хоть позавтракала... Но я быстро прервала ее: - Слушай, наши еще спят - не буди их. А я опаздываю, поэтому поем в аэропорту. Я хотела пройти мимо нее, но мама снова остановила меня: - Что-то случилось? - Боже, мам, нет, - не сдержалась я и простонала, нуждаясь в том, чтобы от меня отстали и оставили в покое. - Все отлично. Позвоню, как долечу. Чмокнув ее в щеку, я вышла за ворота, удачно поймала такси и наконец позволила себе снять маску “со-мной-все-в-порядке”, громко разрыдавшись прямо на заднем сидении автомобиля, что непременно увеличивал расстояние между моим сердцем и человеком, что сейчас спал в моей комнате, ни о чем не догадываясь. ** Сойдя с другого такси уже в Стамбуле, я окинула беглым взглядом особняк Эгеменов, что возвышался на фоне бледнеющего заката. На улице толпилась съемочная группа, а вокруг сцены действия - фанаты. Проходя сквозь народ, я невольно ловила на себе взгляды всех этих людей, которые явно обсуждали мой внешний вид, что я так и не сменила. Да и мне было, откровенно говоря, на это плевать. Еле как я нашла Гекчена, который обсуждал детали съемки с Назан. - Дениз? - округлил он глаза, когда я его окликнула. - Ты что тут делаешь? Он окинул быстрым взором мой странный выбор одежды, но ничего не сказал. - Господин Режиссер, отойдем на пару минут? Надо кое-что обсудить. - Да, конечно. Мы прошли к заднему дворику особняка. Я скрестила руки на груди, стараясь не смотреть на Гекчена прямым взглядом, чтобы он не увидел моих раскрасневшихся и отекших глаз. - Знаю, такое просить уже нагло, - прочистив горло, заговорила я, решив сразу переходить к делу. - Но мне нужен отпуск. Гекчен тяжело вздохнул, и я практически видела, как винтики и колесики приходят в движение в его голове. - При всем желании - никак, - ответил он, пожимая плечами. - Мы только недавно приступили к съемкам нового сезона. Это ответственный период, а ты и так пропустила много дней. Нет-нет, - спохватился он, - я все понимаю, всякое может в жизни случиться, но мы реально отстаем от графика. Ты, - он указал на меня ладонью, - ТЫ отстаешь. - Послушайте, мне нужны всего лишь две недели, - начала я уговаривать его. -Реабилитация после морозильный камеры прошла не совсем по правилам, и мне нужно восстановить свою психику. Мне НУЖЕН отпуск, - приподняла я брови, стараясь донести до него всю серьезность своих намерений. - Ты меня вообще слышишь? - покачал Гекчен головой. - Я тебе говорю: это невозможно. Я понимаю, что тебе пришлось сложно в последнее время... - Не понимаете, - фыркнула я, уже нервничая. - ... но и я связан по рукам и ногам, - закончил он предложение. - Прости, Дениз, сейчас я не твой друг, я твой режиссер. Мы и так запарываем все дедлайны. - Дедлайна всегда можно отодвинуть, - заметила я. - Не в нашем случае. - Послушайте, поснимайте побольше сцен а-ля Селин-Шюкрие... Вдруг помощник второго оператора забежал во двор, еле переводя дыхание. Щеки его были ало-румяными, когда он спешным шагом направлялся прямо на нас. - Господин Гекчен, - взволнованным голосом позвал он, а когда режиссер обернулся, еще более дрожащим голосом произнес, протягивая тому планшет: - Вы не поверите, что стряслось! Я хмыкнула, вполне ясно осознавая, ЧТО произошло, и закатила глаза. Вся эта ситуация выглядела как второсортный анекдот. И снова мой подбородок начало мелко подергивать, когда перед глазами соткалась из воздуха та самая фотография из Каппадокии. Когда они успели слетать туда?... - Вот же твою мать! Не веря своим ушам, я уставилась на Гекчена, который, казалось, грязно выругался первый раз в своей жизни. - Вот и я о том же, - кивнул уже бледнеющий помощник оператора. - Простите за мой французский, но теперь мы в полной заднице. Гекчен как-то странно глянул на меня, оторвав взгляд от экрана планшета. - Что? - нахмурилась я. Но он не отвечал, стоял и смотрел на меня, словно решал в голове уравнение с тремя неизвестными. Затем вдруг встрепенулся, ожил и начал качать головой: - Не верю, что бы ты могла это сделать... - пробормотал он. Теперь я еще больше запуталась, и быстро схватила гаджет из рук Гекчена. - Что? Что я не могла сделать? Первая мысль, которая посетила меня, когда я взглянула на экран, было: “Твою же мать!” почти дословно повторяя слова Гекчена. - Твою мать, - выдохнула я, не веря, что в принципе все может быть еще хуже, чем помолвка Чаглара с Ханде. Затем зло уставилась на Гекчена: - Это вы сделали? Гекчен отшатнулся назад, словно от пощечины, а глаза его чуть ли не выпрыгнули из орбит: - Думай, что говоришь, девочка. - Это точно вы слили видео в интернет! - заревела я, уже не помня себя от злости. - Теперь вся Турция думает, что Чаглар Эртугрул изменяет своей невесте вместе с коллегой по работе, браво! Гекчен схватил меня за плечо и дернул на себя: - Образумься! Зачем мне это делать? - Ну, может, потому что в тот день вы оставались в Плазе и были единственным, кто мог иметь доступ к камерам. Гекчен провел пальцами по своим глазам. - Значит, это не ты, - произнес он. Это был не вопрос, но я все же ответила: - Разумеется. - Это не я, - словно прочитав мои мысли, вставил он. - Когда вы ушли, я действительно посмотрел видео, хотел на завтра спросить у тебя, что это значит, но когда ты копалась в камере, я был уверен, что ты удаляешь его. - Что? - пропищала я. - Я ничего не удаляла. Там нечего было удалять - ничего и не было. Гекчен словно впал в транс, анализируя сложившуюся ситуацию. И вдруг до нас обоих дошло, когда мы почти в один голос прошептали: - Мехмет... - Это ведь он контролировал эту камеру №1, - заговорил Гекчен. - Но месяц назад его уволили за распитие алкоголя на работе, и я, кажется, слышал, что он устроился оператором в другую компанию... - Неужели он в отместку за увольнение решил подставить нас? Мне совершенно не верилось, ведь Мехмет участвовал в сериале с самой первой пилотной серии. - Господин Режиссер, - прервал наш разговор забежавший во двор ассистент. - Звонят “сверху”. Гекчен тяжело выдохнул, поправил съехавшую в сторону рубашку и нервно поправил свои волосы. Человек готовился пойти навстречу шторму. - Думаю, будем выходить на хиатус [прим. автора: спец. перерыв в показе регулярной телевизионной программы (*сериала* и т. п.)]. Главное, чтобы нас не сбросили со счетов. И да, - бросил он на меня взгляд, уже шагая в сторону улицы, - ты же хотела в отпуск? Так вот, испарись на неделю и по возможности не попадайся на камеры папарацци. А теперь иди, Дениз. И через черный ход. ** Я стояла у знакомой двери и вела спор с самой собой. А не импульсивно ли я поступаю, сбегая? Но ответа на вопрос не было: голова совершенно не работала. Я чувствовала лишь то, как меня засасывает духовный вакуум. Пустота. Возможно, это защитная реакция организма, чтобы не травмировать психику? Вполне может быть. Я отрывисто постучала, не до конца уверенная, что дверь откроет тот самый человек. Но через минуту на пороге вырос Кыванч. - Так ты не переехал, - усмехнулась я через силу. Он в нескрываемом удивлении уставился на меня, словно ожидал увидеть кого-то другого. - Так ты помнишь мой адрес, - улыбнулся он в ответ. - Проходи. Но я покачала головой. - Я ненадолго. Меня такси ждет внизу. Кыванч приподнял брови, выходя в коридор. И я поспешила объяснить: - Я пропаду на неделю, телефон будет отключен, поэтому приехала сказать, чтобы ты за меня не переживал. - А повод уезжать? - Думаю, это очевидно в связи с последними событиями, избороздившими интернет... - ухмыльнулась я, смотря куда-то в сторону и стараясь особо не вникать в свои воспоминания. Для собственной безопасности. - В связи с последними событиями? - переспросил он. - Ты не в курсе? - нахмурилась я. - Целый день Твиттер бушует на всю мощь. - Но увидев, что Кыванч не врубается в суть дела, решила открыть все карты: - Новость первая, - согнула я палец, - Чаглар и Ханде женятся. Новость второя - я снова оказалась в самом эпицентре скандала. Бинго! - Серьезно? - вздрогнул Кыванч. - Как так случилось? Какой скандал? Я почесала затылок, морща лицо. Я-то думала, что он уже в курсе, потому что говорить, что меня вся Турция обвиняет в разрушении чужих отношений, совершенно не хотелось. - Слушай, через час у меня кончится регистрация на рейс, и я должна с минуту на минуту выехать в сторону аэропорта. Давай ты посмотришь в интернете все новости, когда я уже сяду в такси, окей? Мне неловко говорить об этом, да и, сразу скажу: всё, что там написано, это отчасти правда, поэтому не осуждай меня, пожалуйста. - Дениз, ты меня пугаешь... - Я в порядке, честно. Полечу снова в Бодрум, проветрю мозги. Да и Эджем будет со мной, поэтому я в полной безопасности. Что ж, я пойду тогда. - Я тебя провожу. - На мой протестующий взгляд Кыванч вздохнул и кивнул: - Хотя бы до такси. Мы спустились на улицу. День кончался, но Солнце еще светило на небосклоне. День кончался для меня, и я очень хотела поскорее стереть его и предыдущий из своей памяти начисто. Конечно, я понимала, что это невозможно, что случившееся оставило отпечаток в извилинах моего мозга на время, длительностью в бесконечность, но я все же надеялась... - Значит, до тебя не дозвониться? - спросил Кыванч. - Звони Эджем, если что. Она будет моей секретаршей на эту неделю, - усмехнулась я, при это не чувствуя ни единой капли веселья или радости. Лишь беспросветная чернь вместо органа, которое зовется сердцем. - Что бы там ни было, помни, что есть люди, которые тебя любят, - произнес Кыванч. - Мы всегда будем рядом, поэтому ты не должна чувствовать себя одинокой и вынужденной сбегать. Я всегда рядом и готов разделить все плохое и помочь. Слезы снова скопились в глазах, мешая нормально видеть, и в порыве чувств я обняла Кыванча. - Спасибо. Но помочь себе смогу лишь я сама. Увы, лечить сердце должны мы сами. Ни один доктор не в силах исцелить умершие чувства, похороненную веру и сгнившие эмоции. Тут никакие бальзамы и таблетки не помогут. Никакие друзья и родные не помогут. Лишь я сама. Кыванч обнял меня крепко в ответ. - Думаю, тебе не стоит в ближайшее время следить за новостями, - сказал он. - Лучше вообще изолироваться. - Этим я и займусь, - кивнула я. - Изолируюсь от своей жизни и отвлекусь на более приятные вещи. - Твоя жизнь тоже наладится, - усмехнулся Кыванч, отпуская меня из объятий. - Выше нос! - и щелкнул пальцем по его кончику. - Дай-то Бог, - вздохнула я, открывая дверцу машины. - До скорой встречи, Кыванч. - Удачной дороги и мягкой посадки, - закрыл он дверь за мной, а я опустила стекло. - И да, до скорой встречи, Дениз. Когда автомобиль двинулся, Кыванч убрал руки с ее дверцы. Высунув голову из салона, я помахала ему на прощание. Он помахал мне в ответ, а его теплая улыбка вскоре пропала из поля видимости, когда такси завернуло на другую улицу, устремляясь в сторону аэропорта в гонке со временем. ** Эджем ждала меня у входа в магазин беспошлинной торговли, а рядом с ней был огромный чемодан, в которую могла поместиться она сама. В другой ситуации я бы присвистнула, но сейчас у меня совершенно не было для этого ни настроения, ни энергии. Когда после особняка я заехала к себе домой, то Эльчин я там не нашла. Я сразу же позвонила ей, но у нее был настолько забитый график, что отлучиться на неделю она совершенно не могла. Тогда я позвонила Эджем и с ее слов узнала, что да, действительно, кинокомпания решила объявить хиатус на две недели для нашего сериала, поэтому Эджем уж точно имела время слетать со мной. Поэтому я наскоро собрала самые нужные вещи и поехала прощаться с Кыванчем. - Только без лишних людей, - предупредила я позже Эджем, когда мы собирались пройти регистрацию. - Без Афры и других. Только ты и я. Эджем кивнула: - Я никого и не собиралась звать. И все же, я не могу понять, как он мог так с тобой поступить... Просто уму не постижимо. Я даже не могу представить, каково сейчас Ханде. - Давай не будем об этом, - попросила я, чувствуя, как тошнота от воспоминаний подступает к горлу. Я всеми силами старалась блокировать мысли о прошлой ночи, но все же отдельные моменты проскакивали в мой разум, отчего глаза сразу же наполнялись влагой. Он женится на ней... женится! Всхлипнув, я отогнала незваные мысли прочь, протерла глаза, стараясь совладать с собой. Я снова вспомнила, как нежно он прикасался ко мне, вспомнились его поцелуи, и я просто закрыла глаза, понимая, что мой подбородок начал дрожать, а в легких воздух словно затрясся. - Я с тобой, - сказала Эджем, обнимая меня. - Просто нужно это как-то пережить, душа моя... Я отрывисто закивала, понимая, что слезы все же брызнули из глаз. По мере возможности отерев свое лицо, я остранилась от Эджем, чтобы она не видела моих слёз, и сказала: - Нам пора. Эджем все поняла, кивнула, взяла чемодан и покатила в сторону стойки регистрации, чтобы сдать багаж. Удачно пройдя операцию и получив универсальную информацию о полете, она вскоре исчезла из поля видимости в секции для прохождения проверки безопасности. Я водрузила свой среднего размера саквояж на конвейерную ленту и взяла свой посадочный талон. Зал был полон людей, но я все же услышала этот зовущий меня голос. Я даже определила кому этот голос принадлежит и от волнения мигом стушевалась. Медленно обернувшись, я увидела его. Чаглар бежал в мою сторону, но, увидев, что я заметила его, немного сбавил шаг. Он выглядел таким запыхавшимся, раскрасневшимся и лохматым. Наспех застегнутая рубашка совсем измялась, а его глаза в страхе впились в мое лицо. Пока он приближался, я успела перейти из состояния шока в состояние раздражения: ох уж эта Эджем! - Мне Гекчен все рассказал, - выдохнул он, оказавшись рядом со мной, словно отвечая на мои мысли. Он был в этот момент таким потерянным и несчастным, что мое сердце подскочило к горлу, и все чувства снова сорвались с цепей. Мне даже не верилось, что прошло меньше суток с того самого момента, когда мы слились в одно целое, и меня крайне потрясла эта разница спектра эмоций, то, что с высоты самого птичьего полета, когда ты буквально чувствуешь крылья у себя за спиной, можно свалиться прямиком в тартарары и лишиться всякой надежды на какой-либо выход из этого места. Места, куда я сама себя завлекла. И теперь вовсе не влечение доминировало над всем букетом моих чувств, а, скорее, глубокая, болючая, кровоточащая обида. И никакими пластырями эту обиду уже не заклеишь, никакие слова уже не спасут, никакие извинения не пойдут на пользу. Я сама, своими собственными ногами, растоптала свою гордость, сожгла ее, а прах развеяла по ветру, что даже следа от нее не осталось. Сломленная гордость - это было обиднее всего. Даже обманутое сердце так не болело, как уязвленная душа. Во мне действительно словно что-то начало ломаться на кусочки, крошиться и разваливаться. И краем ума я осознавала - это крушится мой мир. - Да, - выдавила я из себя. - Как видишь, он не соврал: я и вправду улетаю. - Надолго? - спешно спросил Чаглар со всей горячностью. Я повела плечом, отчетливо слыша, как балки обрушиваются, крепления трескаются, штукатурка сыплется - и все это внутри меня. - На неделю, может, две. Чаглар задумчиво кивнул, но по нему было видно, насколько он напряжен. Желваки заходили у него на щеках. - Слушай, мне жаль, что, - вдруг заговорил он после непродолжительной паузы, - видео просочилось в интернет. Это целиком и полностью моя вина, признаю, это я допустил оплошность, бездействуя тогда, когда ты старалась все исправить. Я даже умудрялся ставить палки тебе в колеса, и... Он не договорил, так как я прервала его: - Я не парюсь, - и попыталась улыбнуться. - Мы же актеры - всякое случается, скандалов порой не избежать. Я улетаю не из-за депрессии, если ты так подумал, а потому что Гекчен сказал мне не попадаться на люди некоторое время. Вот и всё, - небрежно пожала я плечами, и черепицы крыши затрещали у меня над головой, когда я добавила: - Поэтому мы с Кыванчем решили отправиться в Бодрум и... - С Кыванчем? - переспросил он резким голосом, не веря услышанному. - Угу. Кстати говоря, я хотела рассказать тебе вчера о нем, - тяжело сглотнула я, готовясь нырнуть в реку с крокодилами, задержала дыхание и односложно выговорила, со всей силы глядя ему прямо в зрачки: - Он пригласил меня переехать к нему, поэтому после отдыха, я съеду от Эльчин. Воцарившаяся тишина давила на барабанные перепонки, а время словно замедлило свой бег и застыло, словно стрелки часов Вселенной начали отказывать и забарахлили, растягивая секунды до полной остановки внутреннего механизма, словно за четыре миллиарда лет его шестеренки изрядно заржавели. - Вот как, - выдохнул он почти беззвучно. - Ты это хотела мне рассказать? - А ты хотел рассказать про Ханде, - напомнила я с натянутой улыбкой. - Да, - замялся Чаглар, переступая с ноги на ногу. - Хотел. Я продолжила, как ни в чем не бывало: - Жаль, я узнала не от тебя про помолвку. Кстати, мне понравилась фотография на фоне Каппадокии. Похожа на профессиональную съемку. Не Джем Талу снимал? - Не он, - отозвался он словно глухим эхом, а взгляд его глаз постепенно начал стекленеть. - Ну, - протянула я. - В любом случае, здорово получилось! Поздравляю с помолвкой. Чаглар смотрел так, словно вот-вот потеряет связь с настоящим и подвергнется галлюцинациям. А во мне зияла пустота, которая не позволяла даже сочувствовать ему, словно все нервные окончания в зоне хороших эмоций в моем мозге просто притупились, атрофировались. - Угу, - пробормотал он. - Спасибо. А тебя... - он прочистил горло, - с переездом... к нему. Вроде бы разговор был окончен, точка была поставлена достаточно жирная, но взгляды никак не хотели прерывать зрительный контакт, словно каждый старался прочитать все скрытые мысли другого, словно каждый из нас искал соломинку, чтобы ухватиться, но отчаянно не находил. И мы оба вдруг осознали: тут не только соломинка не поможет, тут даже спасательный круг окажется бессильным - нет ни единого способа вытащить нас из трясины, в которую мы сами себя повалили со всем энтузиазмом и задором. Я судорожно втянула воздух через нос, отчаянно пытаясь не разреветься прямо тут, посреди сотни людей. Поэтому и заговорила: - Что ж, через недельку-две увидимся на съемочной площадке. Чаглар тоже обрел дар речи: - Да, странно, что я вообще пришел сюда. Ты ведь не навсегда уезжаешь. - Верно, - выдавила я из себя что-то наподобие улыбки. - Не навсегда уезжаю, поэтому не прощаемся. - Да. Кого мы обманывали? Даже неодушевленный воздух между нами не смог бы поверить в эти слова. Мы прощались - это БЫЛО прощанием. И уходила я навсегда: не из Стамбула, а из его жизни. Нашей жизни, которую я имела смелость представить бывшей ночью. Я действительно уходила. Мы прощались. - Эм, - вырвал он меня из размышлений, когда мы снова уставились в глаза друг другу. - Думаю, тебе пора. Кыванч ждет тебя. Земля раскололась надвое между нами, отбрасывая по разные стороны вдруг образовавшихся материков, и словно миллиарды лет прошло прежде чем я сумела кивнуть и выдавить из себя: - Да. Ты тоже иди. И передавай Ханде от меня привет. - Передам, - пообещал он. Я улыбнулась, кивнула напоследок еще раз. Диктор пропела нежным голосом: “Началась посадка на рейс номер двести пятнадцать Стамбул-Бодрум. Просим пассажиров пройти к выходу пять.” - Иди, - шепнул Чаглар, словно не имел сил сказать это в голос. - Иду, - выдохнула я ему в тон, все еще не отрывая взгляда от этих васильковых глаз. То был бессознательный инстинкт любви. Я оторвала взгляд, развернулась, но едва мои ноги сделали пару шагов, как все тело словно сковало, парализуя все движения. Воля к любви, мелькнула мысль, и я презрительно усмехнулась. Что ж, воли у меня предостаточно, ее хватит, чтобы сделать еще несколько шагов и одним усилием разрушить все чувства. Пройдя дальше, я остановилась у поворота, глядя перед собой невидящим взором, чувствуя себя под водой. Инстинкт призывал оттолкнуться от дна, выйти на поверхность, глотнуть воздуха - обернуться к Нему. И скрепя сердце я обернулась. Посмотрела туда, где оставила Чаглара у стойки регистрации, но знакомой фигуры я там не уже обнаружила - его удаляющаяся спина промелькнула меж сновавших по залу людей. Я усмехнулась - что ж, это была последняя надежда, и она теперь исчерпана. Я вдохнула в легкие побольше воздуха - этого хватит, чтобы уйти далеко вниз - и нырнула под воду. Напрягая все свои силы, всю волю, я пошла головой вперед. Вниз, вниз, вниз. Далеко под воду. Вот и Эджем машет мне рукой у пятого выхода. Очень глубоко, что барабанные перепонки еле выдерживают. Но я не сдаюсь, иду дальше. Становится невыносимо, невтерпеж, и все-таки я заставляю себя нырять глубже. Вот мы поднимаемся на борт самолета. Вниз, вниз, вниз. Воля сломалась, я выдохнула разом весь воздух из легких, откуда пузырьки летучими шариками устремились вверх, щекоча мое лицо. Потом пришла боль, меня душило. Я вдохнула воду так, как вдыхают наркоз. Мы нашли свои места, уселись и пристегнули ремни безопасности. Это всего лишь страдание, не смерть. Всего лишь удушье, муки жизни. Упрямые руки в конвульсиях забились под водой. Но я уже слишком глубоко, чтобы выбраться. Меня больше не вынести на поверхность. Казалось, меня неспешно несет по морю сновидений. Я улыбнулась, когда пилот объявил о том, что через десять минут взлетаем. В голову пришли обрывки из легенды про птицу Феникс. Сжигая себя, она возрождалась вновь. Быть может, подумала я, у нас все же есть что-то общее с ней? Завершая один цикл в жизни, мы неимоверно вступаем в следующий. Природа не любит пустоты: закончилось одно - начнется другое. Это рубеж, который нужно научиться пройти, преодолеть, осилить. Я по прежнему была на самом бескрайнем дне, под высоким давлением слоев воды, которые намеревались раздавить меня, стереть в молекулы и атомы. Но крохотная надежда мелькнула в моем сознании, в моей израненной душе. Не та надежда, когда я в последний раз обернулась. Другая. Та, что движет человечеством из поколения в поколение. Та, что заставляет смотреть вперед и искать уже в будущем, не в прошлом, свое счастье. Та, что призывает просто верить. Верить, что потерять одного человека это еще не конец. Верить, что от всего возможно исцелиться.