Свидетели будущего

      Юзу тихонько приоткрыла дверь в комнату брата. Он спал. Для всех было большим удивлением, когда тот показался в дверном проёме, потому что только-только должен был окончиться второй учебный день. Но вот что ещё необычное бросалось в глаза, помимо того, что этот человек должен быть в другом городе — его лицо. Оно у Ичиго — бледное, словно мел, болезненное, как у чумного с бубонами. Юзу, посмотрев на брата, закрыла скрипучую дверку.       Прошло немного времени с того момента, и Куросаки открыл глаза.       — Агх, — простонал он, прикладывая руки к голове, — воспоминания…       Ему тут же вспомнился разговор с Айзеном, он вскочил с кровати, но чуть не упал. Его сильно шатало и тошнило.       — Что за черт, — хрипло сказал он, — не помню, чтобы в первый раз так мутило, — попереваливав язык из стороны в сторону, продолжил: — Если Айзен прав, то это воспоминания о прошлой жизни. Карин… Юзу… Отец…       Он побежал вниз, несмотря на тяжесть в ногах. Быстро спустившись по лестнице, вырулил в гостиную.       — Вы… — начал он едва истерично.       — Братик! — но Юзу заметила его первой.       — Балбес, — как всегда в своем репертуаре Ишшин, — нельзя доводить себя до такого состояния!       — Вы… — не знал Ичиго, как продолжить разговор.       — Да-да, мы, кто ж ещё? — съязвила Карин.       — Я рад, что мы вместе, — рыжий вымученно улыбнулся. — Мы те, кто мы есть, даже в других мирах.       Сестры обняли его, но Ишшин, стоя в стороне, не понимал: «Других мирах? О чем это он?» После Юзу пригласила всех за стол, накрытый несколькими минутами ранее. Ужин был вкусный: аромотное мясо, набэмоно, приготовленное в специальной керамической кастрюле (набэ) и пышущий теплом белый рис. Красота.       На утро следующего дня, за два часа до начала учебы, Ичиго сидел в задней части автобуса. Он ехал, откинув голову на спинку сидения, и наслаждался лёгкой тряской, передаваемой импульсом от колес. Он провалился в сон, который должен будет закончиться на последней остановке… Скоро транспорт доехал до точки, и инерция от резкой смены скорости разбудила Куросаки.       Он вышел, держа вещи в виде своей куртки под локоть. В голове пчелиным роем кружились мысли: какого черта Айзен — его друг, и кто же прав: тот, кто говорит, что он из другого мира, или те, кто кричат о якобы воспоминаниях из «будущего»? В первом варианте не было несостыковок, в то время как во втором — их море. Во-первых, почему будущее и настоящее так различаются. Во-вторых, как Ичиго мог забыть всю жизнь? И, в-третьих, если правда не на стороне Айзена, то почему он относится к Куросаки как к другу? Ему это банально невыгодно.       Так Куросаки дошел до школы, еле опомнившись перед дверью. Птички поют, ветерок гуляет по открытому пространству от елей до елей, высаженных за оградкой по бокам дороги, а ему напекает голову. Все довольны. Всё на своих местах.       Вместо столовой на большой перемене Ичиго идёт в общежитие, в свою комнату, где сейчас не должно быть соседей-волейболистов. Открывает дверь. Видит Айзена. Закрывает дверь.       — Какого черта он здесь забыл?! — тихо кричит, согнувшись в три погибели. Открывает дверь, промаргивается, понимает, что он всё ещё тут, заходит, — Что делаешь у меня в комнате? — нахмурившись, спрашивает.       — Я тебя жду, мой друг, — улыбается человек в очках, похлопывая рукой по матрасу.       — Ясно-понятно-ага-щаз! — выпаливает Ичиго одним словом, идеально описывая свое состояние маханием рук из стороны в сторону.       — Прости, если помешал, — картинно расстроился шатен, — я не хотел, — опустил голову.       Куросаки же на такое купился, быстро переведя разговор: — Ты зачем пришел-то?       Айзен с воодушевлением начал рассказывать: — Я очень скучал по тебе, не мог дождаться конца учебного дня и пришел в надежде, что ты появишься здесь. Как видишь, мои молитвы были услышаны, — чуть не подпрыгнув, он вел себя, как ребенок, получивший конфетку. — Я очень рад.       — Ага.       — Садись рядом, мне так хочется, чтобы мы наконец подружились!       Айзен в манере пятилетнего ребенка рассказывал Ичиго разные захватывающие истории, не забывая протягивать тому онигири, доселе стоявшие на прикроватной тумбе.       Вечером, смотря на оранжевое, уходящем в багряное, солнце, один рыжий человек лежал на кровати, вспоминая о том, как сидел на ней с бывшим врагом. Нынешний «капитан» ему нравился неимоверно. Например, тем, что обещал ещё заходить, принося с собой всякие вкусности. Так он и уснул: в одежде, с рядом стоящей неразобранной студенческой сумкой. Хотя на деле — это свободный рюкзак.