Благими намерениями

      У дверей Кагами оказывается последним. Ему приходится снова остановиться, задержаться буквально на мгновение, переждать очередной спазм и хотя бы немного вдохнуть. Запах крови у палаты такой густой, что последнее удается с трудом. Он зажмуривается, задерживает дыхание, будто перед прыжком в воду, а скорее в бездну, и протягивает руку к закрывшейся после Аомине двери. Но она распахивается, и выбегающий мужчина чуть не сбивает с ног. Кагами удивленно смотрит ему вслед, пока не слышит, что его зовут. Голос Аомине слышно, как через толстую шапку. Кагами заходит в палату и сгибается пополам, выплевывая желчь себе под ноги. Он едва успевает вытереть губы тыльной стороной ладони, как Аомине хватает его за запястье и подтаскивает к постели больной.       Кагами падает перед ней на колени – просто нет сил стоять. Стаскивает перчатки под пристальным взглядом Кисе, который сидит в такой же позе у головы девушки. Кагами хватается обеими руками за тонкое запястье, сжимает пальцы.       Ничего не происходит.       Кагами сжимает пальцы еще сильнее, чувствует, как под ними проминаются мышцы. Думает, что, может, слишком хорошо запер все в воображаемой коробке, что совет шамана действительно подействовал, что он просто смог контролировать свою силу и теперь не знает, как ее выпустить на волю снова. Еще через минуту Кагами думает, что не может больше себя обманывать. Он разжимает пальцы, убирает руки и только тогда смотрит на девушку. Она выглядит спокойно и умиротворенно, будто просто спит. Рука еще теплая, лицо не похоже на застывшую маску. Они опоздали совсем немного.       – Что… – начинает Аомине.       – Мне очень жаль, – перебивает Кагами, не в силах обернуться и посмотреть ему в лицо.       – Что? – выдыхает Кисе. – Попробуй еще раз, – он хватает Кагами за запястье, возвращает его ладонь на девичье предплечье. – Как же твоя волшебная сила? Вылечи ее, сделай это.       – Я не могу лечить мертвых, – тихо говорит Кагами и поднимает на Кисе взгляд. Смотреть ему в глаза сложно, сложнее, чем дышать местным воздухом. Но он держится. Смотрит ровно и прямо, игнорируя, что глаза начинает щипать. – Мне очень жаль, – повторяет он еще тише.       Крик Кисе заставляет вздрогнуть. В нем столько отчаяния, сколько Кагами никогда ни в чьем голосе не слышал. Он видит, как Кисе скручивает, как он сгибается, практически ложась грудью на колени, как цепляется за руку девушки. Видит, как Аомине садится рядом на корточки, кладет ладонь на вздрагивающие плечи. Кагами очень хочет помочь, но эту боль он залечить не в силах. Он трет ладонями глаза и медленно встает. Снова смотрит на девушку, откидывает одеяло – на груди расползлось огромное бордовое пятно. В повисшей тишине слышны только всхлипы Кисе. Кагами отстраненно думает, что он очень похож на эту девушку. Наверное, сестра. Еще думает, что здесь нашла последний приют не только она. То, что запах слишком густой для одного пострадавшего, он понял еще в коридоре, но окидывает палату взглядом только сейчас. Сердце подскакивает к горлу, желудок снова скручивает спазмом, уже не от запаха, а от вида расстрелянных людей. Кровь на полу, пара валяющихся пистолетов, мужчины в костюмах – кто привалился к стене, кто распластался на полу – все, как в криминальных фильмах, которые Кагами никогда не любил. Он снова трет глаза, снова учится дышать, хотя больше всего ему хочется тоже упасть на колени и рыдать и выть от бессилия. Он сжимает кулаки. Руки Аомине очень не хватает.       – Кто-то жив, – он с шумом дышит и делает шаг вперед, всматриваясь в людей. В воздухе едва можно различить запах только приближающейся смерти. Кагами находит в незнакомых лицах единственное без аккуратной дырки во лбу и делает еще шаг, когда на плечо ложится рука.       – Пойдем, – говорит Аомине и сжимает пальцы.       – Ему надо помочь. – Кагами оборачивается.       – Ему помогут и без нас, Араки преследует того «врача», нам надо поспешить ему на помощь.       – Он умрет, – тихо говорит Кагами, непонимающе хмурясь.       – Это больница, врачи ему помогут.       – Они не смогут.       – Пойдем, – с нажимом говорит Аомине и тянет на себя.       – Почему ты не даешь мне помочь? – спрашивает Кагами, прищурившись и ударом скидывая с себя руку. Но Аомине тут же перехватает обе руки за запястья и сжимает до боли.       – Мы пришли ради нее.       – Они не справились, – раздается другой голос. Кагами выдергивает руки из захвата и наблюдает за Кисе. Тот встает, трет лицо ладонями, идет к ним, пошатываясь.       – Они не справились, – глухо повторяет он, поднимает с пола пистолет и направляет на одного из мужчин.       – Кисе, – тихо, но твердо говорит Аомине, – не надо.       Кисе взводит курок, но не стреляет. Переводит взгляд с Аомине на Кагами и обратно, но будто не видит их.       – Нам надо идти, – ровно говорит Аомине. – Позовем врачей – тут должна быть кнопка вызова – и уйдем. Араки может понадобиться наша помощь.       – Почему? – спрашивает Кагами.       – Что? – Аомине непонимающе смотрит на него.       – Почему ты считаешь, что в праве решать, кому жить, а кому умереть? – он снова окидывает взглядом мужчин.       – А разве ты делаешь не тоже самое, когда спасаешь безнадежных?       – Я спас тебя.       – Да, решил, что мне надо жить, когда я должен был умереть.       Кагами открывает рот, силясь сказать что-то, хотя на самом деле ему хочется не говорить, невыносимо хочется врезать Аомине изо всех сил, избить за такое отношение к людям, выбить желание говорить подобное, и не лечить потом, нет. Нажать кнопку вызова врача и спокойно уйти, прикрыв за собой дверь.       Кагами сжимает и разжимает кулаки, понимая, что никогда не сделает этого.       – Мне жаль, что я так решил, – бросает он и идет к выходу из палаты. – Врачей можешь не звать. Он умер, – говорит он, обернувшись в дверях, и уходит.       Аомине и Кисе нагоняют у самого лифта. Переговариваются о чем-то в полголоса, Кагами не хочет слушать, не вникает в слова. Он смотрит, как на электронном табло меняются номера этажей. Ему хочется как можно быстрее выйти из лифта, из больницы, из города, из этой жизни.       – Поедем с нами, – в тихом голосе Аомине слышна просьба. Кагами прожигает его спину взглядом, пока лифт не останавливается и с мелодичным звуком не открываются двери.       – Пожалуйста, – добавляет он, выходя и оборачиваясь.       Кагами смотрит на него, стараясь вложить во взгляд холодность и равнодушие. Хочет сказать, что ненавидит его, еще раз повторить, что жалеет о своем решении в тот вечер. Но вместо этого только кивает, наблюдая, как на смуглом лице явно появляется облегчение.       – Кисе? Нам нужна машина.       – Я с вами, – говорит Кисе и, обойдя их по дуге, первым идет к выходу из больницы. Двери еще открыты, но едва они ступают за порог, как их окликает медсестра.       – Кисе-сан! Все хорошо? – девушка лучезарно улыбается.       – Да, – Кисе старается говорить ровно и даже пытается улыбнуться, но эта улыбка похожа на спазм. – Зайдите к Рейко попозже. Лучше не вы, а кто-нибудь. И, – он вздыхает и лицо меняется, – нас тут не было, – добавляет жестко и с таким нажимом, что Кагами становится не по себе. – За записями с камер пришлю своего человека. Вы знаете, что делать.       – Конечно, – говорит медсестра и улыбка стекает с ее лица. – Она в порядке?       Кисе молча разворачивается и идет к машине, Кагами следует за ним, стараясь не смотреть на Аомине, на непонимающую ничего девушку. Старается не думать, как она переживет то, что увидит, если ослушается и сама зайдет в палату.       Машина так и стоит с открытой дверцей посреди двора. Кисе садится за руль и тут же заводит мотор. Кагами усаживается на заднее сидение, видит, что Аомине идет к его двери, и с силой ее захлопывает. Аомине мнется буквально секунду, а потом садится вперед.       – Куда? – спрашивает Кисе, выруливая за ворота.       – Сейчас, – говорит Аомине, доставая из кармана телефон.       Кагами смотрит в окно, за которым проносится еще спящий город.       – Извини, что разбудил. Надо отследить телефон Араки. Или машину. И то и другое на всякий случай. Сейчас, – говорит Аомине.       – Куроко-ччи? – раздается голос Кисе.       – Да.       Кагами отворачивается от окна и смотрит вперед, как раз тогда, когда Аомине оборачивается на него, высовываясь из-за спинки сидения.       – Ты как?       – Потрясающе, – с издевкой тянет Кагами. Настроения разговаривать нет. Он слишком много сказал и услышал сегодня, прежде чем говорить еще хоть что-то надо надышаться, подождать, пока запах крови, впитавшийся в слизистую сменится на запахи какого-то парфюма и кожи, которые наполняют салон. Кагами глубоко дышит и закрывает глаза.       – Будем на месте через полчаса, – тихо говорит Кисе, сверяясь с навигатором, в который вбиты присланные Куроко координаты. – Подъезжать прямо к месту? – уточняет он.       – Да, – так же тихо говорит Аомине, кидая взгляд на спящего Кагами.       – Он точно, ну, умеет лечить? Все-таки это так невероятно звучит, да и с…       – Мы просто не успели, – Аомине вкладывает в голос все возможное сочувствие. – Мне очень жаль.       Кисе только передергивает плечами. Аомине думает, что никогда не умел утешать. А еще, что Кисе должно быть невероятно тяжело: он потерял отца не так давно, а теперь и сестру. Он вернулся на родину, и она отобрала у него все, что могло быть ему дорого. Аомине не удивится, если после этой вылазки Кисе сразу же поедет в аэропорт, улетит и никогда не вернется обратно. Аомине его даже не осудит. Он вообще не понимает, какие силы, какая воля позволяют ему держать спину ровно, вести уверенно и смотреть только вперед. Аомине пытается представить себя на его месте и, если честно, он не уверен, что смог бы так же.       Кисе прибавляет газу, и Аомине вжимает в сидение. На трассе за городом никого, ни одной машины не видно за ними, никого – впереди. Кисе газует снова, и Аомине не может удержаться от того, чтобы не кинуть взгляд на спидометр – если на скорости в сто сорок километров в час они попадут в аварию, вряд ли им кто-то поможет. Но он не волнуется: Кисе всегда водил так, будто родился с рулем в руках. И всегда любил скорость.       – Я хочу его найти. Этого ублюдка. И убить своими руками, – голос звучит ровно, только пальцы сжимаются на руле до побелевших костяшек.       – Я сделаю это за тебя, – Аомине успокаивающе гладит по плечу, и Кисе немного сбрасывает скорость. – Ты знаешь, где была Рейко?       Кисе качает головой.       – Может, она что-то говорила?       Кисе снова качает головой и поджимает губы.       – Мы сегодня и не разговаривали толком, – говорит он долгую минуту спустя. – Она все хотела узнать, почему Йоширо чувствует себя так уверенно. Еще до смерти отца. Хотела выяснить его слабое место. И как так получилось, что семья Абэ умудрилась приложить руку почти ко всем активам нашей семьи.       – В смысле?       – Если покопаться, их люди везде: в нашей больнице, в нашем отеле – там они еще и владеют частью.       – Ты не знал?       – Нет, не интересовался, а отец не спешил рассказывать. Я не знаю, какие дела он вел и почему именно с ними. Мне кажется, нет ничего, что принадлежало бы только нам и где не было бы людей Абэ. Разве что дом. Хотя, насчет людей я и тут не уверен.       – Что будешь делать?       – Убью суку и уеду, – Кисе говорит ровно, только снова вжимает педаль газа в пол.       Аомине его останавливать не хочет. Напротив, очень хочет помочь. Он смотрит на Кагами через лобовое зеркало, но тот все еще спит. Стрелка на навигаторе быстро передвигается по карте.       – Она сегодня даже не звонила, – неожиданно заговаривает Кисе. – И не писала. Не то, чтобы она часто это делала, но раз узнала что-то важное, могла бы и поделиться. Наверное, не сказала, потому что я всегда отмахивался. Всегда говорил, что мне это все неинтересно.       – Она просто хотела во всем убедиться, а потом втягивать тебя. Или ей просто не хватило времени…       – Это нам не хватило времени, – перебивает Кисе.       – …Чтобы связаться с тобой. Кто сказал, что… – Аомине сглатывает.       – Один из тех, что там, – Кисе неопределенно дергает головой. – Но и у него я не спросил подробности. Только сказал везти в нашу больницу и бросил трубку. Подумал, что лучше скорее приехать, чем говорить по телефону. А потом позвонил тебе. На это время нашел, – он горько усмехается и гонит так, что Аомине кажется, еще немного и он педалью газа продавит пол.       – Ты ни в чем не виноват.       Кисе не реагирует.       – Остановись, – тихо просит Аомине, всматриваясь в темноту впереди. Кисе плавно жмет на тормоз.       – Ваша? – спрашивает он, рассматривая съехавшую на обочину машину впереди. Водительская дверь открыта, включенные фары освещают пустую дорогу.       Аомине только кивает и вытаскивает пистолет из-за пояса.       – Сиди в машине, – говорит он Кисе. Смотрит в зеркало заднего вида и ловит внимательный взгляд Кагами. Тот выглядит бодрым и сосредоточенным, будто и не спал вовсе.       – И ты тоже не выходи, – говорит Аомине. – Думаешь, он еще тут? – Кисе всматривается вперед, но ночь темна, кроме того, что выхватывает свет фар, ничего не видно.       – Вряд ли, – Аомине натягивает маску и кепку. – Но лучше не глуши мотор.       Холодный воздух облизывает лицо, забирается под футболку, стоит только выйти из машины. Аомине прикрывает за собой дверь, не закрывая совсем. Думает, что, если бы кто-то тут был, их бы уже заметили. Если бы кто-то тут был, он бы мог заметить тоже: вокруг ни зданий, ни деревьев, ни кустов. Аомине прислушивается к ровному гудению двигателя, привыкает к нему, готовится различить любые другие звуки на его фоне. Осматривается. Стоило попросить Кисе выключить фары: их свет сбивает, мешает глазам привыкнуть к темноте. Кисе словно слышит его мысли: свет гаснет. Так намного лучше. Аомине медленно идет к машине, практически бесшумно.       В машине никого. Он осматривает салон: следов борьбы или крови не видно, бардачок открыт, пистолета, который там обычно лежит, нет. Еще один, который крепился под приборной панелью со стороны водителя, тоже исчез.       – Тут кого-то ранили, – раздается голос. Аомине бесславно вздрагивает и чуть не ударяется головой о потолок машины.       – Я же сказал не выходить, – он выпрямляется и прожигает подошедшего Кагами взглядом.       – Я пытался его удержать.       – И ты тут, – Аомине вздыхает. Теперь придется переживать не только за Араки, но и за этих двоих. Но сил и времени на споры, кажется, не осталось. Кагами вообще не ждет, вертится, всматриваясь в темноту, будто выбирая направление.       – Не думаю, что кто-то ждет нас в засаде, – Кисе складывает руки на груди и приваливается боком к машине. Ни дать, ни взять, студент на отдыхе. Аомине не понимает: то ли он действительно ничего не боится, то ли стресс так сказался, то ли ищет смерти и специально рискует.       – Кажется, туда, – Кагами машет рукой в темноту и сходит с дороги в траву.       – Что там?       – Я же сказал, ранили кого-то.       – Откуда ты знаешь? – голос звучит с недоверием, но остановить Аомине не пытается, наоборот, держит пистолет наготове и мягко ступает следом. В спину дышит Кисе. Аомине, вообще-то, собирался их защищать, а в итоге оказался посередине, прикрытый безоружными людьми. Не нравится такая расстановка. Он догоняет Кагами и пристраивается сбоку.       – Пальцы, – Кагами кидает на Аомине взгляд и добавляет: – Зудят, – он останавливается и снова крутит головой: – Не понимаю, где, слишком открытая местность и ветер сбивает.       Аомине окидывает пейзаж взглядом, прислушивается, и, не заметив ничего подозрительного, достает из кармана телефон, забивает в карту вторые координаты, присланные Куроко. Координаты телефона Араки. Не срабатывает: показывает примерно там, где они и есть. Точнее определить телефон не способен.       – Вряд ли я смогу найти его, – Кагами идет то в одну сторону, то на пару шагов отступает в другую.       – Он сильно ранен? – тихо спрашивает Аомине, сжимая телефон в пальцах.       – Ага, – просто кивает Кагами. – Чую запах приближающейся смерти. Она знаешь, по-особенному пахнет. Разложением и, почему-то, цветами.       – Найди его, – голос Аомине звучит еще тише.       – Расстроишься, если не успеем? – Кагами усмехается.       – Да, – Аомине смотрит ему в лицо. Бледная кожа будто светится, а глаза наоборот теряются во тьме.       – Почему он заслужил жить? А другие нет? – спрашивает Кагами улыбаясь. – Не вижу тут преступника, чувствую, только одного человека. Он не справился, – он смеется, трет рукой глаза и шумно сглатывает.       – Ты должен мне желание, – говорит Аомине. – Спаси Араки, пожалуйста, если это в твоих силах, спаси его.       – А если бы та девушка была сейчас тоже при смерти, за кого бы ты просил? – Кагами улыбается так, что Аомине становится не по себе. Он не хочет думать о таком выборе, он не смог бы выбрать. В глубине души он рад, что ему и не придется. В этом он никогда никому не признается.       – Не надо, Кагами, пожалуйста, – снова тихо просит Аомине. Он готов на все, лишь бы тот помог хотя бы найти Араки, может, он ранен не так уж сильно, может, вообще не ранен, может, Кагами врет, ему просто нравится издеваться над Аомине, нравится смотреть, как он мучается, задавать такие вопросы при Кисе – нравится. В другой ситуации с другим бы человеком Аомине бы вел себя иначе: пригрозил, запугал, ударил раз или разбил бы лицо в кровь. В другой ситуации с другим человеком ему не пришлось бы просить, не пришлось бы цепляться за возможность помощи. С другим человеком он бы бегал по полю сам, бесполезно прочесывая местность, названивая на телефон Араки, надеясь, что тот покажет местоположение звонком. Но с Кагами все иначе: Аомине просто стоит и просит, пока Араки умирает, если верить Кагами. Аомине верит. Верит, что даже если найдет сам, спасти не сможет. Это бесит.       – Спаси его, если действительно можешь, – подает голос Кисе. Кагами смотрит на него, Аомине тоже, но эмоций на лице не разглядеть. Стоит в привычной расслабленной позе, скрестив руки на груди. – Мне надоело тут торчать.       Кагами молча разворачивается и идет в сторону от дороги, еще дальше в поле. Аомине замечает, что чем дальше, тем больше смятой травы. Кагами останавливается, сгибается, опираясь руками о бедра, и тяжело сглатывает, зажмурившись. Аомине открывает рот, но Кисе опережает. Подходит, гладит по плечам, спрашивает:       – Ты в порядке?       – Да, – Кагами сплевывает на землю, вытирает губы тыльной стороной ладони, выпрямляясь, и улыбается Кисе. Аомине думает, что ему он никогда больше не улыбнется.       Араки лежит в высокой траве лицом в землю, широко раскинув руки. Не шевелясь. Аомине опускается на колени прямо на землю и переворачивает его: лицо – бледная маска, на шее темнеют пятна крови, куда пришелся выстрел – или не один – не разобрать, черный костюм скрывает следы. Аомине прикладывает пальцы к шее, стараясь нащупать пульс, но даже если он есть, то очень слабый. Кагами скидывает его руку и накрывает шею своей ладонью.       Араки открывает глаза.       – Он будет дезориентирован некоторое время, – обыденно говорит Кагами и поднимается. – Буду ждать в машине.       – Так это правда, – тихо говорит Кисе, пока Кагами помогает Араки подняться. – Мы могли успеть.       Аомине молчит.       – И не переживай, – снова заговаривает Кисе уже у машины. Кагами сидит сзади, откинувшись на подголовник и закрыв глаза, Аомине усаживает Араки рядом. – Я бы выбрал Рейко, ты бы – Араки. Он твоя семья, она – моя. Это нормально.       – Мне правда жаль, что мы не успели, – Аомине закрывает дверь и смотрит в лицо Кисе. – Но если бы стоял выбор между тобой и кем-то еще, я бы выбрал тебя.       – Даже между мной и Кагами? – Кисе тихо смеется и, не дожидаясь ответа, садится за руль.       До дома Аомине он гонит так, будто за ним гонится свора адских псов. Даже Аомине становится страшно: он держится за ручку и порой хочет зажмуриться, но притормозить не просит: Кисе скорость всегда успокаивает.       – Ты должен был вызвать подмогу! – гремит отец. Дайки не помнит, чтобы когда-нибудь видел его в такой ярости. Он просто рассказал без утайки почти все, что произошло: смерть Рейко, убитые люди семьи Кисе, погоня за предполагаемым преступником. Умолчал только о том, что Араки был серьезно ранен и что машина стоит теперь где-то на трассе. За ней поехал Куроко – единственный, чье отсутствие в доме довольно сложно заметить.       – Тогда мы могли не успеть.       – Что не успеть? Вы все равно его упустили! – Аомине-сан хлопает ладонями по столу, а Дайки стоит напротив, как провинившийся школьник, опустив голову, всей позой выражая смирение и принятие. – Еще и вляпались в неприятности!       – Никаких неприятностей.       – Ты зачем, – Аомине-старший выходит из-за стола и подходит к Дайки вплотную. Он намного ниже, а все равно будто смотрит сверху вниз. – Зачем полез в разборки других семей? – он хватает за грудки и встряхивает Дайки. Тот не сопротивляется.       – Кисе мой друг, – ровно говорит он.       – Надо уметь выбирать друзей, – Аомине-сан смотрит, зло прищурившись.       – Я умею.       – Ни черта ты не умеешь. И ничего не понимаешь. Нельзя, пойми, нельзя лезть в свору, пока она не распадется на победителей и проигравших. Высказал бы сочувствие Кисе позже. Ты, черт подери, мог пострадать! Ты подумал о своей семье?!       – Кисе тоже моя семья, – Дайки говорит ровно, но чувствует, что еще немного и сорвется. Поправляет пиджак, когда отец его отпускает и начинает мерить шагами кабинет.       – Ты должен правильно расставлять приоритеты, – Аомине-сан снова садится за стол и опирается подбородком на сцепленные в замок руки.       – Кисе мой лучший друг, – упорно повторяет Дайки. – Я не могу...       – Зато лезть в неприятности можешь. Пойми, надо сохранять нейтралитет так долго, как получится. Пусть шакалы потреплют друг друга, тогда будет проще справиться и сохранить преимущество.       – Над кем? Семьей Кисе? Ее, считайте, уже нет.       – Да, и надо сперва посмотреть, что дальше будет делать Абэ, а не компрометировать себя. Кто-то видел тебя с Кисе?       – Как это может меня скомпрометировать?       – Кто-то видел тебя в больнице?       – Как Кисе может меня скомпрометировать?       – Ответь! – Аомине-сан снова бьет ладонями по столу.       – Нет, – врет Дайки. – И записи с камер Кисе заберет.       – Хоть у него есть мозги.       Дайки очень хочет сдержаться. Он никогда серьезно не ссорился с отцом, никогда не скандалил. Слушался, выполнял все, старался быть лучшим сыном. Но что делать с волной ярости, которая поднимается сейчас изнутри, он искренне не знает. Не понимает, как ее сдержать.       – Может, – он сглатывает и сжимает руки в кулаки, – вы поспешили с назначением меня преемником?       – Может, – легко соглашается отец и улыбается криво. – Узнаешь что –то полезное – дай мне знать. Просить тебя не лезть все равно бесполезно. Свободен.       Дайки приходится приложить неимоверное усилие, чтобы закрыть за собой седзе тихо и аккуратно. Он сбегает из дома, дав наказ Араки никого не подпускать к его комнате. Кисе – единственный, кому он сейчас нужен.       Дом – такой же традиционный, как и у Аомине, – погружен в тишину. Никого не видно ни когда он выходит из такси, ни когда подходит к открытой двери. Аомине стучится для приличия, а потом заходит внутрь.       Кисе он находит в комнате, в кровати, если быть точнее. Тот не спит, но вставать явно не собирается. Кажется, будто весь свет, который он излучал раньше – взглядом, улыбкой, движениями – ушел, потух и больше никогда не вернется. Аомине подтаскивает к нему ближе стул, а Кисе наблюдает равнодушно, обнимая подушку.       – Где все? – спрашивает Аомине.       – Не знаю, – глухо отзывается Кисе.       Аомине смотрит на него и не знает, что делать. Он привык к другому Кисе, а тот человек, что сейчас перед ним, похож лишь на тень лучшего друга. Аомине становится еще хуже. Глупо было надеяться, что Кисе сможет как-то развеять его злость и напряжение прошлых дней, даже эгоистично было об этом вообще думать. Еще глупее была уверенность в том, что Аомине сможет чем-то помочь. Он никогда не был силен в успокоении и поддержке, это Кисе всегда заряжал своим оптимизмом и позитивной энергией. Аомине хочет вернуть это все в него, но понимает: не сможет.       – Что ты будешь делать дальше?       – Уеду, – ожидаемо отзывается Кисе. Открывает рот, будто хочет добавить еще что-то, но молчит.       – Ты ел? – спрашивает Аомине. Кисе едва заметно улыбается, – просто лицо светлеет на мгновение, – а потом качает головой.       Аомине вспоминает, как было в детстве, когда он переживал потерю матери. Тогда рядом был только Кисе. И когда Аомине лежал в больнице, восстанавливаясь после жуткой аварии, и потом, дома, когда не знал, куда себя деть, только бродил по комнатам, натыкался на незнакомых людей, которых у них всегда было много, искал по привычке маму, только спустя время понимая, что не найдет. Кисе, кажется, всегда был рядом. Аомине не вспомнит моментов из того отрезка времени, когда его не было. «Ты спал? Ты ел? Пойдем гулять? Давай сыграем? Почитаем? Тебе надо двигаться. Смотри, какие распустились цветы. Смотри, какие птицы, смотри, какой мир. Смотри, жизнь идет. Ты жив, живи». Тогда, в детстве, это сработало. Сейчас Аомине думает, что дело было не в словах. Дело было в Кисе. Сам Аомине так не сможет.       – Если тебе что-то нужно – скажи, я все сделаю.       – Найди этого ублюдка и убей его.       – Обязательно. Даже не сомневайся в этом, – Аомине криво усмехается, а потом пихает Кисе, заставляя откатиться на другую сторону кровати. – Хочу полежать, – отвечает он на вопросительный взгляд и забирается в постель. Он щелкает пультом, находит какой-то баскетбольный матч, но не воспринимает игру. Заказывает еду, заставляет Кисе поесть, хотя самому кусок не лезет в горло. Кисе сворачивается клубком и засыпает, уткнувшись лбом Аомине в плечо. Тот лежит, не шевелясь, чтобы не разбудить, и вспоминает, что тогда, в детстве, он мог спать без кошмаров только уткнувшись в Кисе.       Кисе более-менее приходит в себя через несколько дней. В доме так никого и нет, кроме него и приезжающего каждый день Аомине. Он так и не может поговорить нормально с отцом, только смотрит, как тот уезжает каждый день рано утром, и возвращается ближе к ночи. Араки не берет и то хорошо. В обязанности последнего все еще входит охранять комнату Аомине от вторжения – вряд ли он этому рад, но ничего против не говорит. А сам Аомине предпочитает проводить все время с Кисе: чувствует, что нужен ему.       Полиция возбуждает уголовное дело, но никто на самом деле и не надеется, что они найдут убийцу. Видео с камер наблюдения у Момои и Куроко, но работал явно профессионал: ничего, кроме размытой человеческой фигуры разобрать не получается. Кисе вызывают на допросы, каждый раз извиняясь за беспокойство и будто удивляясь, что он вообще приходит. Заниматься этим делом ни у кого нет ни малейшего желания. Устоявшийся нейтралитет всех устраивал, но разборки вышли из тени, на это закрыть глаза сложно. Хотя они постараются.       Кисе не устраивает церемонию прощания, а на кремации только они с Аомине – больше никто Рейко не провожает. Они молча смотрят, как простой черный гроб исчезает в пламени, молча курят на улице, пока их не зовут обратно, молча собирают остатки костей и прах в урну. Аомине краем глаза наблюдает за Кисе, старается оценить его состояние, но выходит паршиво. Лицо – безжизненная маска, движения – нервные, дерганные. Кажется, он даже не дышит больше. Кажется, он больше не чувствует никаких эмоций.       Кисе закрывает урну и сжимает ее в руках до побелевших костяшек.       – Спасибо, – говорит он и кланяется, не глядя Аомине в глаза. Аомине вместо традиционного поклона подходит и обнимает его изо всех сил. Кисе не вырывается. Он замирает на мгновение, а потом, осторожно поставив урну на край ленты, обнимает в ответ.       Объятия длятся очень долго. Аомине думает, что мог бы так простоять вечность, лишь бы Кисе стало легче.       Кисе улетает на следующий же день, всего с одним небольшим чемоданом. Аомине очень не хочется отпускать его таким, но помочь он не может. Может там – в другой стране, другом городе, – ему станет легче и все забудется, как страшный сон. Аомине хочется в это верить.       – Передавай привет Момои с Куроко, жаль, что не смог с ними встретиться на прощание.        «Не захотел», – думает Аомине. Он предлагал много раз, но Кисе всегда отказывался.       – Передам.       – Кагами тоже привет. И извинись перед ним.       – Ты же ничего не сделал.       – Не за меня, идиот, а за себя. Ты не должен был с ним так себя вести.       Аомине поджимает губы, но все-таки согласно кивает.       – Всего хорошего, – Кисе протягивает руку для пожатия.       – Ты еще приедешь? – Аомине обхватывает пальцами узкую ладонь.       – Лучше ты ко мне, – Кисе все-таки улыбается, только улыбка выходит кривой и болезненной.       – Удачи, – говорит Аомине. – Напиши, как долетишь.       Вечером Аомине сидит у собственной постели, в которой Кагами спит уже вторую неделю, и просто надеется, что тот придет в себя. Он должен проснуться.